Подмастерье Смерти

      В деревне больше никаких эксцессов не случалось. Я полгода честно отходил к Фукурокудзю с проверками, (он подучил меня кое-чему, — по большей части небольшим хитростям с лечением) и сдал свой пост другому жнецу. Все согласовали, обговорили и, в итоге, я, наконец, перестал каждый месяц мотаться туда. Не то чтобы у меня теперь появилось куча свободного времени — чего нет, того нет. Зато, теперь я не отвечал головой перед грозным Ками.       Гробовщик не зверствовал. Решал какие-то очень важные дела внизу, постоянно переговаривался с Азазелем и Андромедой и на меня особого внимания не обращал.       — Неудачное время для ученичества! — говорил он, скрываясь в самой страшной комнате из всего коридора.       Что в комнате я так и не узнал: Гробовщик ни разу меня внутрь не пустил. И самому наказал не залезать под страхом смерти, долгой и мучительной.       Зато, когда ему надоело разрываться между войной и мной, он сделал весьма изящный, (от чего не менее мерзкий и подлый) ход. Он отправил меня на стажировку. В Германию. В научный криминалистический отдел. Или, если проще, в отдел судмедэксперизы. Спасибо еще, что разрешил попрощаться со всеми!       Эрик посмеялся и посетовал, когда я поведал ему все эти проблемы но, в общем, согласился с Легендарным. "Чтобы больше в Ад не совался" — сказал Эрик. Гробовщик тоже так говорил, но он еще и аргументировал — мол "состояние у тебя, ученик, весьма нестабильное и не очень понятное, вдруг чего произойдет. Посему сиди наверху под присмотром".       Уильям расстроился. Я заметил как напряглись плечи, как окаменело лицо. Нет, конечно он все понимал — Спирс знал о моем ученичестве у Гробовщика и лучше многих других представлял что это такое. Но он все-таки уломал меня остаться у него на ночь — на последнюю ночь перед годовой командировкой. Мы оба долго не могли заснуть — Уильям обнимал меня так крепко, что лежать было неудобно.       Поэтому я не выспался. Поэтому я едва не забыл отдать Эрику ключ от комнаты — Хирсин и креветки без еды год мне спасибо не сказали бы. Поэтому Гробовщик получил бесценный шанс постебаться надо мной еще немного.       — В авантюры не влезать, не высосвываться, не привлекать излишнего внимания, — наставил он меня, — Четвертый телепорт в департаменте уже настроен на тебя, ноги в руки — и вперед.       Он замолчал, покачал головой, еще один раз осмотрел меня целиком, неодобрительно косясь на свободную рубашку и брюки в облипку.       — Тебя там уже ждут, — добавил он.       И щелкнул пальцами, невесомо касаясь моего плеча. Я и пикнуть не успел как оказался перед этим самым телепортом. Далеко телепортироваться шинигами не могут. Ну, то есть — чаще всего не могут. Путешевствие из страны в страну редко кому удается. Я даже пробовать не стал. Я, конечно, молодец, и в аду полетал весьма знатного, но тогда у меня было железное оправдание — я понятия не имел как именно это все работает.       — Сатклифф? — с некоторым пренебрежением спросил привратник.       Я узнал его — Джозеф, один из моих одноклассников. Мы особо не общались, но меня он за что-то страшно не любил. По баллам он не прошел практически никуда ни в умственную деятельность ни в сбор, зато дури, — простите, жнецовской силы, — имел на троих. И из небогатого выбора все посметрие быть на побегушках в цеху кос или стоять отправлять других по разным точкам мира он очевидно выбрал второе. Интереснее да и спокойнее.       — Он самый, милашка, — я расплылся в улыбке, неуловимо меняя позу на более раскованную.       — Избавь меня от подобного, — гаркнул Джозеф сощурившись, и спросил у мироздания, — Это ж за какие достижения такого, как ты вообще могли отправить в Германию.       Я пожал плечами, поправив жилетку и растрепав волосы. Пока привратник что-то химичил с телепортом, — вот в чем, а в телепортах я не понимаю абсолютно ничего, — я рассматривал все вокруг. Телепорт стоял на улице, в здании их держать запрещено. Взрывоопасная штуковина, между прочим. Телепорты даже вынесли за пределы территории департамента, потому что если жахнет — мало не покажется никому. Но Джозеф явно дело свое знал очень хорошо. Я видел, что то, что он делает не доставляет ему никаких трудностей.       — Готово, — повернулся обратно ко мне.       — Спасибочки, дорогуша, — я продефелировал к телепорту, послав по дороге воздушный поцелуй привратнику. — Никогда этого не забуду.       Я спешно, не дожидаясь реакции Джозефа на мое поведение, ступил в вихрь телепорта. Меня тут же скрутило. Затошнило и куда-то явственно потащило. В ушах засвистело и мерзко запищало, а глаза я предпочел закрыть, чтобы не поймать очередной виток тошноты — какафония цветов и звуков вызывала вполне очевидную реакцию. Закончилась эта вакханалия, вероятно, через пару секунд, но я мог утверждать, что провел в этой адовой штуке как минимум час. И выплюнуло оно меня основательно помятым и пожеванным.       — Это что, всегда так? — спросил я у немецкого привратника, отковыривая себя от пола.       — Ага! — задорно улыбнулась жница. — Герр Сатклифф?       — Ага, — потеряно покивал я.       Девушка развернулась, отправляя Джозефу сигнал что я долетел. Я пока осмотрелся — удивительно небольшое помещение, — сам по себе факт того, что телепорт стоит в помещении меня уже удивил, — светло, но окон нет. За дверью, судя по звукам, коридор. А значит, здесь телепорт стоит прямо в рабочем здании.       — Здесь вас ждал руководитель, — поведала мне привратник, — Но он снова куда-то ушел.       С языком проблем не возникло. Это была давняя традиция — один язык на всех. Раньше, — очень, очень давно, — это была латынь. Сейчас все сошлись на английском. Очень надеюсь, что ближайшие годы это не поменяется — учить новый язык желания у меня нет. С языками у меня всегда была проблема.       — Герр Сатклифф, подождите, пожалуйста еще пару минут, — жница выглянула в коридор и повернулась ко мне, виновато втянув голову в плечи, — Он должен вот-вот появиться.       — Подожду, — односложно успокоил ее я, опускаясь по стеночке на пол.       Я честно приходил в себя пять минут, после чего начал расспрашивать привратника обо всем. Она охотно отвечала — явно долгое время скучала в одиночестве. Я расспрашивал о порядках, что тут принято, а что нет, расспрашивал о правилах поведения. В общем — ничего особенного. Все почти так же, как и у нас. Разве что немецкие жнецы намного раскованнее и свободнее себя ведут. Все, кроме вышестоящих чинов. Начальники, как я понял, здесь будут еще педантичнее и зануднее Уильяма. Очень все двояко: с одной стороны они общаются друг с другом легко и непринужденно, но с другой — если оппонент выше по званию, то все. Деловое и скованное металлическими рамками общение, только нужные слова, никаких отступлений. И все это — только в рамках работы. Смена закончилась — чины больше не важны.       — Руководитель, — профессор Штакельберг, — очень... своеобразный, — поведала мне жница, — с ним бывает чертовски сложно. Но он хороший! Ему пришлось вернуться в лабораторию, там... один из стажеров, хм, начудил.       Английский она знала отлично, но иногда немного запиналась, подбирая правильное слово. Пару раз случайно переходила на немецкий. Она явно была здешней — и до смерти и после.       — Отелло! — взревело в коридоре.       — А вот и провинившийся стажер, — со смешком откомментировала привратник.       Дверь распахнулась и мне за спину что-то юркнуло, обняв обеими руками попёрек живота и сильно прижалось. Я опешил.       Первое, что я почувствовал — это невероятно сильный, даже оглушающий скорее, горьковатый запах лакрицы. Я попытался обернуться, но чей-то нос уткнулся мне между лопаток и я так и замер.       — Меня здесь нет, — пискнул, предположительно, Отелло.       — А-ага, — сумел я кивнуть.       Теоритически, за моим плащем стажера увидеть нельзя. Но только теоритически — он так сильно сжимал руки на моем животе, что становилось очевидно, что за мной кто-то стоит.       Прошло всего несколько минут, как в комнату вошел высокий черноволосый человек. Он очень громко ругался на родном языке — немецком, и это звучало по-настоящему страшно. Я, в общем-то, даже отдельных слов не разобрал — мужчина будто плевался чем-то шипяще-острым, похуже, чем змея.       И стажера он, конечно же, заметил.       — Добро пожаловать в немецкий отдел шинигами, Герр Сатклифф, — чинно поклонившись, поздоровался он.       А потом — ловко извернулся и вытащил Отелло прямо у меня из-за спины буквально за шкирку. И продолжил гневную тираду на родном языке.       — Спасибо, — неуверенно ответил я на его приветствие.       Стоило, конечно, добавить что-то еще, но это, кажется, было совсем не к месту. Несчастный стажер раскачивался над полом, сжавшись, словно котенок, даже руки сложил на груди, как лапы. А мужчина что-то очень эмоционально втолковывал ему, грозясь пальцем и постоянно этим пальцем попадая стажеру по носу.       А потом — просто отпустил руку, и Отелло шлепнулся на пол, быстро подскочил и, с какой-то феноменальной ловкостью, обогнув мужчину, юркнул за дверь.       — Прошу прощения, — со вздохом сказал Штакельберг. — Непредвиденное обстоятельство.       — Да не страшно, — я усмехнулся, всеми фибрами души желая никогда на месте Отелло не оказываться.       — Отелло хороший ученик, но его дисциплина оставляет желать лучшего, — мужчина махнул рукой, призывая меня следовать за ним. У него был ярко выраженный акцент — пару раз я не сразу понимал, что именно он говорит.       Я кивнул на прощание привратнику, — и получил ослепительную улыбку в ответ, — и вышел в коридор. Здесь было намного темнее, но никакой нагнетающей обстановки, как у нас. Приимущественно кремовые и мягкие цвета, никакого черно-белого ада.       — Вы у нас на год, — не спросил, скорее утвердил мужчина. — Тина, привратница, меня, вероятно уже представила. Тем не менее: Германн Штакельберг, директор научного отдела, куратор и просто руководитель этого бедлама.       — Грелль Сатклифф, — я пожал протянутую руку.       Он был неуловимо похож на Уильяма — только волосы чернее, а черты лица острее и ярче. Он был выше меня почти на голову и, скорее всего, старше втрое. Было что-то в его взгляде такое, что-то яркое и тяжелое, что давало понять — за свою жизнь этот человек повидал не только пробирки да склянки. Перед ним не хотелось выеживаться, с ним не хотелось ссориться. По-правде говоря, он показался мне чертовски интересным, но слишком настороженным.       — Ваш наставник давал вам задания? — спросил мужчина, — Указания?       — Нет, ничего, — ответил я, немного беспокойно теребя рукав рубашки, — Думаю, он надеется на ваш опыт.       Германн неопределенно хмыкнул. Мы повернули налево и через пару шагов вошли в кабинет. Абосоютно белый, как в нашем Департаменте, просторный и очень хорошо освещенный. Похоже, это была лаборатория, — у стен рядами стояли металлические шкафы с прозрачными дверцами, на длинном столе посередине стояло несколько микроскопов, накрытых чехлами.       — Учебный класс, — объяснил мне Германн, — Здесь надо быть каждое утро, кроме воскресенья и субботы, к восьми. В четверг и пятницу практические занятия. У вас есть халат?        Я пару раз моргнул.       — Нет, халата у меня нет, — ответил я наконец.       — Выделим, — себе что-то пометив в голове, усмехнулся Штакельберг. — Не потерять и не испачкать. Хранить как зеницу ока и не надевать.       Я округлил глаза.       — Шучу. — Штакельберг улыбнулся.        А чем-то — он был похож и на Гробовщика — та же выправка, те же манеры общения. Возможно, он неплохо знал его. А еще возможно — они учились или долгое время работали вместе. В таком случае становилось очевидно, почему выбор наставника пал на Германию.       Штакельберг вывел меня из кабинета и что-то уже собирался сказать, когда браслет, похожий на часы, на его руке завибрировал и запищал. Я удивлением понял, что это что-то вроде коммуникатора, когда на небольшом экране высветилось сообщение.       — Я планировал довести вас до жилого блока но, кажется, это придется сделать кому-то за меня.       Он никак в лице не изменился, но по одному взгляду стало понятно, что он сожалеет.       — Работа есть работа, — пожал я плечами.       — Верно, — он вздохнул, и что есть силы крикнул в коридор: — Отелло!       Из-за одной из дверей по коридору мгновенно появилась знакомая лохматая немного кудрявая голова. Стажер быстро нашел нас взглядом, на пару секунд пропал из виду в кабинете, а после — мимолетно вышел и засеменил к Штакельбергу.       — Да? — брови выразительно приподнялись, сам стажер сжался.       Шаткельберг сказал ему пару фраз на немецком — с каждой паузой Отелло все больше расслаблялся, — и указал на меня. Закончив слушать небольшую речь, стажер быстро покивал, неожиданно схватил меня под руку и потащил за собой. Я только успел крикнуть "спасибо" на прощание — и мы исчезли за коридором.       — Ох, я думал он меня сейчас убьет на месте, — немного дрожащим голосом поведал мне Отелло. — Кошмар, а не наставник.       — Мне он показался милым, — неуверенно возразил я.       — Милым? — Отелло захихикал, прижав ко рту кулак. — Поверь мне, ты поменяешь свое мнение через пару дней. Я уж тебя скорее милым назову, чем его.       Он довел меня до спального блока, показал комнату — одиночную, слава богу, — и быстро разъяснил те правила, что не успел рассказать мне Штакельберг. Все оказалось по стандарту, как и у нас — драки вне зала поединков не устраивать, стараться не бегать, не мешать другим работать.       Отелло оказался практически моим ровесником. Немного помладше, правда, но всего на пару лет. В отдел судмедэкспертизы он отправился почти что по своей воле. Почти что — это потому, что устроил форменный скандал, когда ему поведали о том, чем он должен теперь заниматься. Отелло уперся рогом, но ультимативно заявил, что людей он убивать не будет, а уж про демонов он и вовсе молчит. И никто и ничто не смогло его переубедить. А поскольку он обладал очень приличными мозгами — увели его после лондонской Академии сюда, в судмедэкспертизу. Однако, единственное отделение, обучающее по этому направлению в Европе — это в Германии, то его соответственно, сюда и сплавили.       — Не скучаешь по дому? — спросил я, осматривая неширокую одноместную кровать.       — А что я могу сделать? — вопросом на вопрос ответил мне Отелло. — Все, я побежал, иначе прибьют. Бывай, милый.       Отелло показался мне неплохим товарищем. Немного дерганным, очень беспокойным — он мельтешил перед глазами, подчас хотелось его поймать и придержать, чтобы не шатался из стороны и сторону, — но при этом достаточно интересным. По нему сразу же было видно — он личность увлекающаяся. Он наказал мне прибыть в столовую к двум часам, чтобы он мог показать и рассказать мне больше.       Одно было не очень хорошо. Он забыл мне объяснить, как вообще туда добраться.       Я скинул с плеч сумку и быстро разложил все по полкам шкафа. Комнату явно давно не использовали — если все очевидные поверхности перед моим приходом протерли, — даже постельное белье перестетили на свежее, — то полуприкрытый шкаф явил миру огромный слой пыли на каждой полке. Ну я, конечно, ленивый, но грязь убрал — в конце концов, мои белые рубашки встречи с этим культурным слоем попросту не пережили бы.       Когда я закончил наводить в своем временном жилище какой-то порядок, как раз было без десяти два. А мне еще нужно было искать эту самую столовую.       Я шел на запах. В прямом смысле — сначала я, конечно, двинулся наобум, но спустя какое-то время учуял жареное мясо. Больше меня остановить было невозможно.       Отелло сидел с группкой других стажеров. Они галдели — даже громче, чем у нас. Ну, или это я отвык от общетвенных столовых.       Честно говоря, я малодушно ожидал на обед немецких колбасок. Но мне в тарелку шлепнулся кусок свинины, сверху щедро политый каким-то ароматный соусом. Рис на гарнир меня озадачил еще сильнее.       — У вас тут неплохо, — поделился я с Отелло, присаживаясь напротив.       — О, Грелль! — стажер широко улыбнулся.       И следующие десять минут я знакомился со всеми за столом. К моменту, когда я уже знал всех по именам, еда остыла безбожно. Но она все равно была вкусной.       Как оказалось, на сегодня от занятий я был освобожден. Это не отменяло того, что мне еще предстаяла беседа с Штакельбергом. Ему было необходимо узнать, каким уровнем знаний я обладаю и в какую группу меня пристроить. Честно говоря, я просто надеялся, что с зелеными стажерами я сидеть не буду, хотя то, что до группы Отелло мне далеко — было очевидно. Он-то тут уже черт знает сколько времени торчит.       Мы ушли из столовой всей группой — девять человек, включая меня и Отелло. Абсолютно разношерстный народ — из чистокровных немцев была только одна-единственная Мария. Японцы, англичане, завалялся один русский и абсолютно очаровательный француз. И, насколько я понял, в остальных группах дело обстояло примерно так же. Отелло зазывали меня с ними на занятие — все равно ведет его Штакельберг, а именно с ним мне предстояло говорить.       В общем и целом — мне понравилось. Предметом Штакельберга оказалась химия с каким-то заковыристым длинным названием. Профессор вел интересно, в меру сурово и очень живо. С легкостью заинтересовывая студентов, рассказывал что-то ну совсем мне не понятное. Мне тоже было любопытно, но из всех слов я едва ли понимал половину.       После занятия Отелло убежал с остальными, я же остался, чтобы поговорить с профессором. Он немного недовольно убирал остатки оборудования — этим должны были заниматься сами студенты. Чтобы сэкономить время я помог ему, переставлять и мыть пробирки было не так сложно, этому я еще у наставника научился. Так что начали мы разговор еще за уборкой.       — Насколько было сложно? — спросил он у меня.       — Почти половины не понял, — честно признался я.       Чуть позже он всунул мне работу с вопросами, попросил отвечать честно и не подсматривать. Что я не знал, мне стоило пропускать. Стоит ли говорить, что результатами своего теста я был не доволен. Долгое время я на полном серьезе был уверен, что уже давным-давно знаю кучу всего и вообще-то вроде как гений. Гробовщик в этом в свое время меня неплохо разуверил, но и сейчас мой результат неплохо ударил по моей самооценке.       — Ну что я могу сказать. — Штакельберг внимательно изучил все мною написанное. — Ну, с третьим курсом я тебя, пожалуй, посажу. Но на анатомии тебе явно будет не интересно.       Я поморщился. Это было очевидно — с трупами я работал вот уже почти восемь лет.       — Или, — неожиданно добавил профессор. — Я могу составить тебе отдельное расписание. Ты у нас на год, а те изыски, которые проходят последние курсы тебе точно не нужны.       — Если вам будет не очень сложно, я предпочел бы второй вариант, — ответил на это я.       Он улыбнулся, вешая пробирки на штыри в стене. (Как мне рассказали потом, это была сушилка.)       — Ты — ученик моего друга, а он попросил подтянуть тебя.       — Занять на время? — со смешком уточнил я.       — Можно и так сказать, — хмыкнул Штакельберг, выключая свет в лаборатории. — А пока — ты свободен. Расписание принесу либо сегодня вечером, либо завтра утром.        Учиться было... здорово? Нет, не то слово. Занимательно. Из-за разрозненного расписания я познакомился со многими, но не подружился почти ни с кем. Мне это не особенно сильно нужно было, по хорошему, но все равно было немного обидно.        Но с Отелло я продолжил общаться, он даже пару раз подтягивал меня в некоторых предметах, в основном физической направленности.        Пару раз мне удавалось вырваться домой, к Уильяму. И ему и мне катастрофически не хватало одного дня в три месяца, но тут уж ничего не поделаешь, постоянно настраивать телепорт на меня на "туда-обратно" никто не будет, а сам я до Лондона не рискнул бы долетать.        Но, даже не смотря на мое умение находить неприятности в в них основательно влипать, герр Штакельберг каким-то шестым чувством находил меня до того, как произошло бы что-то непоправимое. Таким образом несчастный профессор предотвратил с несколько десятков взрывов в химической лаборатории, трижды не позволил мне влезть в операционную, — кто придумал их ставить посреди учебного блока?! Как это "не учебный блок"? — один раз даже за шкирку вытащил с какого-то важного собрания. В общем, развлекался я как мог.        — Ну, что чувствуешь? — как-то спросил меня Отелло, пока мы шли к столовой.        — По поводу чего? — не понял я.        — В смысле? — тут уже и Отелло нахмурился, — Эй, так май же, конец года.        — О, — только я сказал я. — Забыл.       Я долго гадал — припрягут мня экзамены сдавать, или нет? В конце концов, я не перевожусь на следующий год. Вышло еще веселее: Штакельберг, натерпевшийся от меня всего хорошего за весь год, посадил меня вместе в ним проверять экзамены первых курсов. Отомстил так отомстил — к концу четвертого дня все, чего я хотел — это спать, беспробудно, и, желательно, еще несколько недель кряду.        На шестой день экзекуции профессор с Отелло за ручку меня отвели к телепорту и сдали в руки все той же улыбчивой жнице. Я даже не попрощался не сумел толком.        Я похихикал Джозефу в лицо, снова с каким-то садистским удовольствием понаблюдав за его кривящимся лицом, а после телепортировался прямо оттуда, едва занеся ногу для шага.        — Что, опять? — нахмурившись, простонал Уильям, на которого я и телепортировался.       Благо ночь, и Спирс уже в кровати. Так что я только кивнул и поудобнее устроил голову на его плече. И моментально провалился в сон.