Год десять и одиннадцать
18 февраля 2018 г. в 18:52
Примечания:
Глава меньше, чем обычно
Мною было принято волевое решение все-таки сократить количество писанины. С режимом одна глава — один год я не справляюсь, а читателям приходится ожидать обновления месяцами, что не есть верно.
Так что мы на финишной прямой, еще две-три главы максимум :)
Ух, понеслась дарковинка, ух, понеслась!
Я говорил, что все начало налаживаться? Забудьте, что я это вообще упоминал. Что случилось? Ну как бы это так объяснить...
Все началось в середине моего десятого года обучения у Гробовщика. Я потерял почти три дня из своей жизни — я не помнил, что происходило, не помнил, где я был и что я делал. Гробовщик нашел меня в лесу, там, где раньше была зарыта четвертая книга из всех, что я стащил из архива. Я не понимал, что случилось, сидел прямо на земле, рядом валялись очки — переломанные вдрызг, с разбитыми стеклами. Книги, разумеется, больше не было, а от меня страшно несло демоном.
Гробовщик-таки залез мне в голову: только просто убедиться, что в здравом уме я б подобного не натворил бы. Судя по его растерянному выражению лица — ничего вразумительного он там не увидел.
Как-то мы это дело замяли, хотя мне пришлось долго объясняться с Уильямом — именно он первый забил тревогу. Именно ему нельзя было показываться еще как минимум несколько недель, уж с его-то чутким на демонов нюхом. Я на три недели переехал к Легендарному в лавку и избегал Спирса как мог. Это и стало первой моей ошибкой.
Мы с Гробовщиком разобрались с этим — образно говоря, конечно. Гробовщик высказал предположение, что от перенапряжения и общей усталости я на бессознанке сообразил, что душа — быстрый и безопасный способ пополнить сил. И, за неимением лучшего ответа, эту идею мы приняли за основную.
Объясняться с Уильямом было сложно. Он — не Эрик. Ему не объяснишь, ни про души, ни про демонов. А врать ему в лицо я уже разучился. Ему не хватило дежурного "да забей, задание Легендарного."
— Тебя не было месяц, — холодно сообщил мне Уильям.
— Ну, ты же знаешь, как у меня это бывает, — попытался отмахнуться я.
— Нет, не знаю, — тут же возразил Спирс, поворачиваясь ко мне спиной.
Это был первый день, когда я решился ночевать у себя, а не в подсобке у наставника.
— В прошлом году меня не было гораздо дольше, и тебя это не волновало, — огрызнулся я от досады.
— В прошлом году я знал, где ты находишься, — рыкнул Уильям, моментально среагировав агрессией на агрессию.
Он тогда ушел из моей комнаты, а я не догнал его. И не подумал даже. Это — было моей второй ошибкой. Конечно, в тот момент я вообще не подозревал об этом — просто был ошеломлен этой вспышкой. Все-таки Уильям удивительно уравновешенный человек и просто так орать не будет.
Еще через неделю в лавку явилась Кассандра. Одно это меня уже смутило. Когда в следующую секунду мне пришлось уворачиваться от ее отросших когтей я уверился в своих подозрениях.
— Как ты смеешь стоять здесь как ни в чем не бывало?! — зашипела она, приготовившись к новому прыжку. Ее лицо исказила гримаса ярости и в глазах горел неподдельный гнев.
Убить демонесса меня не успела — Гробовщик услышал что что-то происходит и остановил нас. Но первое что он спросил было не ожидаемое мной "что здесь происходит". Он спросил:
— Что с Азазелем?
— Какого черта?! — гораздо громче вскрикнул я.
Кассандра только рыкнула в мою сторону.
— Скорее всего выживет, — лаконично ответил демонесса Гробовщику. — Но твой красный знатно его потрепал.
— Простите, что?
Я помню, что меня буквально парализовало в тот момент. Картина в голове медленно начала сходиться. Я абсолютно не помнил три дня, но книга и запах крови на руках, едва уловимый, но такой знакомый, тяжелый. Что же произошло за эти три дня?
Мои старания не остались незамеченными. Азазель, который три недели плавал на грани жизни и смерти, послал Кассандру к Гробовщику с одной лишь просьбой — помочь защитить столицу. Ослабленные временной потерей лидера демоны знатно сдали и подчиненные Лилит почти что взяли главную базу.
Наставник незамедлительно спустился в ад. А я... меня не пустили. Даже больше — я потерял доверие Легендарного. Он оставил меня в лавке, но не принимать посетителей. Я оказался заперт в подвале. Я не знаю, печать он поставил, или, может стены были сделаны из необычного металла — я не мог оттуда телепортироваться.
Тусклая свеча норовила вот-вот потухнуть, и я как никогда ощущал себя преступником, хотя и не помнил, что и как я совершил. Гробовщик вернулся на следующий день — по моим прикидкам, окон здесь не было. Но я успел поспать и качественно накрутить себя.
К моей радости Легендарный все-таки выпустил меня. Даже принес подобие извинения вкупе с приветом от Азазеля.
— Он не сердится на тебя, — как бы невзначай сказал Гробовщик, но мы оба знали, что эти слова для меня много значат.
Азазель говорил, что было понятно, что его ранил не я. Точнее — не совсем я. Моя коса, мое тело, но демон утверждал — это был не я. Запах демона был более, чем сильный. Разве одна съеденная душа сможет это сделать?
Судя по всему смогла. Азазель был серьезно ранен в плечо и живот и тот факт, что я не задел сердце едва ли успокаивал.
Мне приснилось это на следующий день. Небывалая сила в руках и всепоглощающая ярость, злость и жажда крови.
— Не ожидал, красавчик? — голос тоже был мой, но интонация такая чужая, такая неправильная. — Она велела передать, что доберется до тебя в любом случае. Даже если у меня сейчас не получится. А я, знаешь ли, не промахиваюсь. Такого милашку даже жалко убивать, но я справлюсь.
Я не знаю, как он увернулся в первый раз — дробящий удар ревущей косой задел только пиджак, пройдясь в миллиметрах от плеча. Поразительное безрассудство и отсутствие чувства самосохранения заставляли меня бросаться на него снова и снова. Азазель был аккуратен. Он не задел меня ни разу, пока пытался отбиться.
Я не знаю что, но что-то заставило меня прекратить атаку. Все заветрелось и я проснулся. А в тот момент, видимо, телепортировался туда, где меня нашел Гробовщик.
Я был напуган. Напуган так, что не сразу же заметил Уильяма в дверях.
— Ты кричал, — немного настороженно, но все равно обеспокоенно сказал он.
Он услышал меня даже несмотря на то, что живет на другом этаже. Он пришел — даже несмотря на то, что мы перессорились несколько дней назад. Он пришел, чтобы успокоить. Я почувствовал как предательски задрожала нижняя губа. Я всхлипнул сам того не ожидая.
— Ты пришел, — это вышло так нетипично-капризно, что даже Уильям, было бросившийся ко мне замер.
— Мне уйти? — на всякий случай поинтересовался он.
— Нет, — быстро возразил я. — Нет!
Он успокаивал меня почти полчаса, теплый и родной, рядом. Я плакал, это было какое-то так давно забытое чувство, такое ошеломительное и неправильное. Я рассказал Уиллу все.
Это была моя третья ошибка.
Но на время все успокоилось. Вернулось на круги своя. Я продолжил обучение, и все так же завтракал и ужинал с Уильямом, часто проводил выходные с Эриком, пару раз навещал господина Фукурокудзю. Я даже повидался с Азазелем и он еще раз сказал, что не винит меня в случившемся.
В аду более-менее устаканилось. С тех пор, как Гробовщик помог оборонять город, рядовые солдаты Лилит по-новому оценили силы противника. Это помогло не только наверстать потерянное, но и укрепить позиции и отхватить и еще чуть-чуть.
В начале моего одиннадцатого года умер Хирсин.
Я нашел его на диване, неподвижного и холодного — он лежал на своем любимом месте у самого подлокотника. Если бы я ночевал у себя — может быть я смог достойно с ним попрощаться. Говорить слова сожаления груде тусклого рыжего меха я не видел смысла.
Я сухо поделился с Эриком — кот любил его до невозможности, и внешне колючий и неприступный Слингби, тоже был привязан к Хирсину, даже сильнее, чем осознавал сам.
Мы закопали его в среднем мире, совсем рядом с лавкой наставника. Гробовщик похихикивая предлагал сколотить коту на скорую руку гроб, но тяжелый взгляд Эрика кажется остудил его.
В который раз за все это время Уильяму снова пришлось успокаивать. С каждым днем я будто бы терял частичку своей холодности и обособленности. Это было страшно. Я стал ловить себя на том, что непроизвольно флиртую с прочими работниками департамента. И если раньше я делал это из надобности и желания, чтобы от меня отстали, то сейчас я начал получать реальное удовольствие от происходящего. Особенно — когда кто-нибудь отвечал на мои слова не очередной гримасой и ругательством, а ласковым и порой похабным обращением.
На волне со всем этим помутнением рассудка я впервые отдался Уильяму.
Это стало последней ошибкой.
Он был более чем аккуратен и нежен, хотя все казалось таким странным и неправильным. Он и его чувства не воспринимались мною как что-то, что можно перенести в постель, хотя он хотел этого — еще очень давно.
Произошедшее, пусть и позволило мне увидеть в нем что-то новое, сломало и меня и его.
Непроизвольная агрессия, безосновная ревность, — после его нежных слов я приходил в себя, чувствовал себя целиком и полностью собою, но моя апатичность отталкивала Уильяма. Когда я снова оживал, когда снова мог чувствовать в полной мере после очередного "приступа" — возвращалось это бесконтрольное поведение. И если вначале Уильям, знающий мою основную линию поведения с коллегами закрывал на откровенные подлизывания глаза, то вскоре уже просто не смог терпеть это.
Мы разошлись тихо, но эта тишина не была принятием. То была ярость и холод — я впервые видел подобное в глазах Уильяма.
Это был конец одиннадцатого года. И после произошедшего я потерял из жизни еще месяц.
Я нашел себя где-то в поле. Это была не Англия — даже не Европа.
Я был опустошен и обезвожен. Не ел, кажется, уже недели две, не пил тоже черт знает сколько. Руки в порезах, кофта разодрана, через всю скулу — длинная рана. Мои увечья меня не пугали — больше настораживало то, в каких условиях я мог их получить.
Это была Америка. Ко мне спустился жнец из местного Департамента, настроенный дружелюбно, но готовый атаковать в любой момент. С этим типичным американским акцентом поприветствовал и, не подходя, впрочем, ближе, поинтересовался что же я здесь делаю.
И хотя мой вид к доверию не располагал — он помог мне, доставил в Департамент, пообещал как можно быстрее обеспечить телепортом.
Оттуда я смог связаться с Гробовщиком.
Телепорт не понадобился. Только узнав мое местоположение, наставник примчался сам. Он выдернул меня аккурат из-под носа обескураженных американцев, рыкнул что-то вроде про внутренние дела Лондонского Департамента, схватил за шкирку и телепортировал в лавку.
Я чувствовал себя нашкодившим котенком. Я не сделал ничего, но немногословность наставника наталкивала меня на недобрые мысли.
— Нашелся! — крикнул он, когда мы оказались в лавке.
Я, как только меня отпустили, шлепнулся на гроб. Делать я ничего не хотел.
— Да неужели? — шипящий, но пронизанный облегчением голос Эрика заставил меня вздрогнуть.
Слингби обнимал меня крепко и долго, а мне... мне было пусто. Абсолютно. Я не чувствовал ничего кроме неопределенного беспокойства — что же я умудрился натворить снова? Убил кого-то или на этот раз обошлось?
Как скоро оно случится вновь?
— Ну ты и сволочь! — рыкнул Эрик наконец-то отпуская меня.
— Ну как, помнишь хотя бы что-нибудь? — непривычно серьезно спросил меня наставник.
Я только отрицательно помотал головой. Говорить не хотелось тоже.
— Опять? — понятливо уточнил Гробовщик.
Я вперил взгляд в пол. Кулаки на секунду сжались, но это всего на секунду. Дальше руки легли вдоль тела и я еще ниже опустил голову.
— Я так и думал, что с этим надо все-таки разобраться, но спустил все на тормозах. Ну, ничего, уж теперь-то я смо...
— Убей меня.
Гробовщик моментально смолк. Эрик крупно вздрогнул и отшатнулся.
— Не понял? С чего такой пессимизм? — осторожно поинтересовался Легендарный. — Что-то раньше я за тобой такого не наблюдал.
Я сглотнул.
— Убей меня, — повторил я. Эти два слова давались легко. Они будто бы ложились на язык. Проще, чем что-либо другое.
— Грелль, ты бредишь, — Эрик легко положил руку мне на плечо.
И пружина, так плотно скрученная, что я ее даже не ощущал, рванула.
— Не брежу! — рыкнул я, подскакивая со своего места. — Я. Не. Брежу!
Гробовщик предупредительно приподнял руки, а Эрик отошел на пару шагов.
— Я разумно расцениваю ситуацию, — зашипел я, — Расскажите мне, сколько человек я убил? Кого и как жестоко? Я добрался до Азазеля или он снова спасся?! Сколько раз ему еще повезет прежде, чем я все-таки нанесу последний удар?
— Азазель и не был твоей целью, — вставил Гробовщик в этот поток. — Он жив, цел и невредим.
— И что же я делал весь этот месяц, черт его подери?! — я сорвался совсем на крик.
— Честно говоря, мы не особенно в курсе, — тихо и спокойно ответил мне Легендарный.
Тоном и голосом он, похоже, пытался меня успокоить, но это не сработало ни на секунду. Тогда его спокойствие показалось мне безразличием и жалостью — такой же, которая возникает, когда видишь на улице погибающего щенка. Сделать ничего не можешь, да и не хочешь, но жалость все-таки ворочается где-то в глубине души, но какая-то отчужденная, неживая.
— Это мог быть кто угодно, — тяжело припечатал я. — Я мог убить или покалечить кого угодно. Тебя, Эрика, Уильяма. Любого жнеца или человека, любое живое существо.
— Допустим до меня ты еще маловат добираться, — хмыкнул Гробовщик. Попытка свести все в шутку так же провалилась.
— До тебя — может быть.
Я раздумывал всего секунду. А после — моментально телепортировался, прорываясь сквозь поле вокруг Гробовщика. Я оказался аккурат там, где планировал. Ученический серп знакомой тяжестью лег в ладонь.
— А до него — с легкостью.
Я сжимал одной рукой плечо Эрика, грубо, не давая вырваться, но аккуратно, чтобы не оставить синяков. Вторая рука была на уровне шеи. Серп острым лезвием почти что касался кожи.
— Убей меня.
Я повторил просьбу настойчивее, чем сам того ожидал.
— Эй, прекрати этот цирк! — захрипел в моих руках Слингби.
— Я перережу ему глотку сейчас, — не обращая внимания на Эрика, пригрозил я, — или ты убьешь меня.
Гробовщик замер — я впервые видел подобное выражение на его лице. Настоящая скорбь, боль и досада оставили свой след и он вмиг постарел. В этот момент я осознал, что наставнику уже больше пятисот лет. Что он мудрее меня и моей паники. Гробовщик приподнял голову и кивнул кому-то.
Легкое и воздушное перо мягко коснулось лба, и сознание моментально провалилось во тьму.
Я не заметил Андромеду позади.