Лунный свет

Жизнь потекла размеренно. За два месяца Камилла научилась многому, такой стремительный прогресс отмечали все в стае. По тем навыкам, которые она приобрела за столь короткое время, Камилла обогнала даже Николь. Хотя вожак быстро смогла обуздать свою сущность. Камилла научилась справляться с эмоциями, но все же было куда стремиться. Тренировки проходили в отдалении от палаток. Это было пустое, расчищенное место, закрытое от посторонних глаз деревьями, кустарниками и прочей растительностью. И хотя зелень сменилась голыми ветками, разглядеть происходившее на поляне было сложно. Места для тренировки было мало, но никто не смел жаловаться. Здесь стояло несколько бревен для тренировки координации, на одном из деревьев висел боксерский мешок, на соседнем — дартс. В отдалении, утопая в пожухлой траве, размещался стол, кое-как сколоченный, отчего был хлипким и грозился развалиться только от одного взгляда. На столе стояли свечи, лежали острые ножи и ремни. Когда Камилла впервые увидела эти предметы, ей стало не по себе. Николь, заметив ее побледневшее лицо, сказала, чтобы Камилла стала пока наблюдателем. Девушка думала, что не сможет решиться на то, чем занимались остальные. Но когда Джессика появилась в стае «Люмен», Камилла ощутила непоколебимую решимость к действию. Свой первый день она помнила до мельчайших подробностей. Когда присутствующие образовали круг, Николь раздала каждому по свече. Поднеся ладонь к трепыхающемуся огоньку, Камилла почувствовала тепло. Но чем ближе она подносила руку, тем более обжигающим становился маленький огонек. Она терпела из последних сил, но боль была невыносимой. Камилла закричала и, отшвырнув свечу, превратилась в волчицу. Николь помогла ей принять прежний облик и отвела в палатку. Но с тех пор Камилла тренировалась, словно в нее вселился демон. Она презирала свою слабость, ненавидела себя за то, что не может вынести даже небольшое испытание. И поэтому истязала себя с маниакальной, необузданной жаждой. Камилла хотела подчинить сидевшую в ней волчицу, та делала ее ранимой, безвольной. Волчица являла собой сущность, контролирующей и решающей, когда появится. Но девушка хотела сделать наоборот, она была хозяйкой, а звериное подобие должно было служить ей. Келли и Николь стали беспокоиться за нее. Николь помнила, как методично терзала себя, чтобы научиться контролю. Если бы не Келли, она сошла бы с ума. Поэтому вожак не хотела, чтобы Камилла прошла состояние, которое опасно для жизни и рассудка. Но разговор по душам не повлиял на Камиллу. Девушка упорно шла к цели, ломала себя, боролось со своими слабостями. В ней бушевала злость, и она черпала в ней силу. Каждый день Камилла начинала с пробежки, тренировки с боксерской грушей и испытания болью: через огонь, ходьбу по раскаленному углю, нанесение ран ножом. Камилла превращалась в маньяка, который не видит преград, только цель. Но, заметив первые плоды своего безумного обучения, Камилла стала успокаиваться. Благодаря тому, что в стае имелся генератор, оборотни могли зарядить свои телефоны. Поэтому иногда девушка просматривала новости на смартфоне, чтобы не выпадать из жизни. С Джессикой она решила все же не разрывать связь, но разговаривала с ней редко, а вот с Коулом проводила все свободное время. Иногда они выезжали в город за покупками или просто прогуляться. Коул стал для нее хорошим другом, и с ним она чувствовала себя обычной, не обремененной сверхъестественными заботами. Коул искренне интересовался жизнью Ками, вместе с Николь и Келли волновался за ее шаткое психическое состояние. И так же ощутил непередаваемое облегчение, когда у Камиллы спал накал самоистязания. Девушка видела, что парню интересно проводить с ней время. И хотя Николь делала двусмысленные предположения насчет их отношений, Камилла видела в Коуле милого парня и прекрасного друга. Она не ощущала по отношению к нему романтических чувств. Каждые выходные в стае организовались вечера кино. С помощью проектора оборотни смотрели старые черно-белые фильмы, наполненные особой атмосферой. Камилле нравилось находиться в стае, напоминавшей не сообщество людей с геном волка, а большую компанию, собравшуюся на природе. Единственный минус жизни на природе — это наступившая зима. В палатке было довольно холодно спать, поэтому Ками часто принимала облик волчицы, так было теплее. Утром же она была в постоянном движении, и низкая температура ее не беспокоила. Приближались новогодние праздники, и Камилла стала задумываться о поездке домой. Отметить Рождество было прекрасным поводом встретиться с родителями, тем более она давно хотела узнать, почему они скрыли от нее правду. Но много дней раздумывая над этой идеей, девушка решила оставить все как есть. Отец с матерью, конечно, огорчились, Камилла и так не баловала их звонками, но после всех сомнений поняла, что остаться в стае было лучшим вариантом. О том, что в университете больше не учится, Ками не сказала. Вообще ей приходилось много врать и скрывать подробности о себе. Поэтому Камилла не знала, сможет ли держать оборону, если встретится с родителями. Все это очень волновало девушку, но она никак не могла изменить свое положение и потому решила сосредоточиться на более насущных делах. Необходимо было запастись теплыми пледами, грелками и всем необходимым, чтобы пережить наступавшие холода. У многих была комфортная одежда, но, когда живешь в диких условиях, вещи быстро изнашиваются. Поэтому Келли, вооружившись списком, выехала в город за покупками. К слову, благодаря поддержке тех оборотней, которые обосновались в городе, с деньгами проблем не было. Ко всему прочему, Николь не отказалась от своей мечты стать дизайнером и, закупая ткани, шила одежду, которую Келли отправляла на продажу. Некоторые оборотни подрабатывали тем, что сдавали мусор на переработку, получая хоть и малое вознаграждение, но все же не оставались в стороне. Быт оборотней был налажен, как исправный и точный механизм. Каждому находилось занятие. Никто не сидел без дела и оказывал посильную помощь. Камилле нравилось, как Николь руководит в стае. Как было давно подмечено, она действовала, скорее, не как вожак, а как добрый наставник. И когда Келли уехала, Камилла, Николь и еще несколько оборотней отправились в лес на охоту. Иногда удавалась поймать какого-нибудь мелкого грызуна, зайца или подстрелить птицу. Но чаще всего оборотни обходились грибами и ягодами. Также их рацион составляли консервы, супы быстрого приготовления, крупы и прочие не скоропортящиеся продукты. Охота же была как одним из развлечений, к тому же инстинкт волка никто не отменял. Тревор и Колин пошли в другую сторону, внимательно прислушиваясь к тишине леса и надеясь поймать какую-нибудь живность. Камилла, Николь и Марни принялись собирать ягоды, которых было очень мало. Небо постепенно темнело, пространство вокруг завоевывали сумерки, укрывая лес темным навесом. Неожиданно раздался громкий шум, будто раскат грома, хотя небо было ясным. Под ногами Камиллы задрожала земля, она подумала, что началось землетрясение, и инстинктивно пригнулась. Гул нарастал, а перед глазами все плясало. Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Девушка огляделась, желая удостовериться, что с подругами все в порядке, но взгляд ее прикипел к горизонту. Там, между деревьями, небо неестественно алело, будто охваченное языками пламени. Внутри что-то оборвалось. Мельком взглянув на Николь и поймав такой же обеспокоенный взгляд подруги, Ками обратилась в волчицу и, едва не врезаясь в попадавшиеся на пути деревья, понеслась вперед. В той стороне, где темнеющее небо окрасилось в кровавые тона, находилась их стая. Камилла видела, как ее обогнала другая волчица, с шерстью цвета жженого сахара. Они первыми добрались до места, оставив не такую быструю Марни далеко позади. Открывшаяся взглядам волчиц картина заставила их оцепенеть. На месте лагеря оборотней теперь находилось жуткое месиво из тел, древесных обломков, обрывков ткани. В воздухе стоял тошнотворный запах пороха, дыма и крови. Кое-где горели сухие ветки и чья-то плоть. Все это создавало удушающую смесь, от которой нутро требовало вывернуться наизнанку. Камилла прижала к губам ладонь, сдерживая отчаянный крик. Всего пару часов назад вокруг стояли палатки, здесь бурлила жизнь, а теперь все погребено под руинами. Николь стояла рядом, безучастным взглядом окидывая то, что когда-то было ее стаей. Лицо волчицы было бледным, и на фоне серой дымки фигура Николь выглядела зловеще. — Что произошло? — послышался голос Тревора. Он резко остановился, не в силах поверить глазам. Врезавшийся в него Колин хотел было возмутиться, но слова застряли в горле, и он только судорожно выдохнул. Догнавшая компанию Марни тихо вскрикнула и уткнулась в плечо Колина, не в силах смотреть на жуткие разрушения. — Все мертвы, — глухо произнесла Николь. От ее голоса у Камиллы пробежали мурашки, он был безжизненный, лишенный эмоций, будто говорил мертвец. — Все мертвы, — снова сказала Николь. — Все, что было создано — разрушено. Все, к чему я стремилась. Что мне делать? Я… впервые в жизни не знаю, что мне делать. — Николь, мне жаль. Знаю, мои слова не могут утешить. Но ты не одна, мы… переживем это, мы обязаны, — Камилла не знала, что сказать, осознавала всю нелепость произнесенной реплики, и все же нужно было как-то реагировать. Иначе сгусток чего-то темного, обволакивающего все внутри, разорвет на части. Тоска холодными щупальцами сжимала сердце, отчего хотелось завыть. Так, как воют волки в непроглядном, густом лесу. — Нужно осмотреться, — Николь никак не отреагировала на слова Камиллы. В голосе вожака появились решительные нотки. — Возможно, есть выжившие. — Николь, это бесполезно, — с осторожностью, с какой говорят с душевнобольным, проговорила Камилла. — Никому не выжить при таком взрыве. — А если кого-то отнесло ударной волной? — произнесла Николь с нажимом. В ее глазах появилась осознанность. Она приходила в себя и была готова действовать. — Хорошо, — Камилла не хотела спорить, но знала, что их поиски будут напрасными. Как бы ей ни хотелось найти тех, кому удалось спастись при взрыве, она знала — это нереально. — Я сообщу Коулу. Нам необходимо выбраться отсюда. А потом мы осмотрим территорию, — Камилла ощутила временное облегчение при мысли, что, взяв с собой средство связи, сможет вызвать помощь. Только когда девушка вытащила телефон из кармана куртки, заметила, как дрожат ее руки. Набрав номер, она вдруг почувствовала, как по щекам скатываются слезы. Шоковое состояние отпускало, обнажая эмоции. Но Камилла не хотела проявлять слабость. Для истерик было неподходящее время и место. Когда Коул наконец ответил, Камилла глубоко вздохнула и, смахнув слезы, заговорила, стараясь придать твердости в тоне. — Коул, нужна твоя помощь, — сдавленно произнесла девушка, когда послышалось оживленное приветствие, означавшее, что ее звонку рады. — Что-то случилось? — в голосе Коула послышались встревоженные нотки. — Произошел взрыв, — тихо ответила Камилла и замолчала. Что она могла добавить? Описать душераздирающую картину? — Взрыв? — охваченный паникой, переспросил Коул. — Но никто не пострадал, правда? Скажи, что все живы, — умоляюще потребовал парень. — Погибли… нас только… — Ками хотела добавить, что их осталось всего пятеро, но больше не смогла произнести ни слова. Она слышала, как Коул отчаянно зовет ее, просит ответить, но девушка выронила телефон, будто тот был ядовитой змеей. Камилла прикрыла лицо руками и беззвучно зарыдала. Бороться со своими эмоциями больше не могла. Подошедшая к ней Николь, притянув ее к себе, обняла. К ним присоединились Тревор и Колин с Марни. Компания долго стояла, застыв на одном месте, охваченная горечью. Слышались тихие всхлипы, даже Тревор и Колин не могли сдержать слез. Но кто бы мог их в этом упрекнуть? Собственный, созданный столькими силами мир был разрушен, они оказались в самом начале, когда ощущали себя одинокими и отвергнутыми. Постепенно разъединив объятия, компания стала обследовать территорию. На каждом шагу они натыкались на обезображенные тела. Некоторых действительно отбросило ударной волной, но в живых никого не было. Однако Николь с каким-то маниакальным упрямством продолжала оглядывать поляну, пробираясь все дальше. Сгустившаяся тьма лишила возможности хорошо осмотреться, поэтому компании пришлось выбрать отдаленное место, чтобы дождаться помощи. Заснуть, зная, что в каких-то двадцати метрах находятся растерзанные тела друзей, было невозможно. Сил не было, чтобы выйти из леса. Поэтому приходилось, прижавшись к друг другу, слушать густую, зловещую тишину. Когда Камилла услышала шум шин, она поняла, что ей все-таки удалось провалиться в сон. Тревор, Колин и Марни направились к источнику звука, а Камилла поспешила к Николь. Ее темнеющая в предрассветных сумерках фигура мелькала среди обвалившихся от взрыва деревьев. Древесина вперемешку с сухими ветками создавала хаос, в котором было сложно что-то разобрать. Камилла знала: все попытки Николь найти хотя бы одного спасшегося в этой трагедии оборотня тщетны. К тому же на том расстоянии, где бродила вожак стаи, ничего не было, кроме вырванных с корнем стволов деревьев. — Николь! — Камилла, в спешке перелезая через упавшее дерево, едва не упала, рискуя свернуть себе шею. — Николь! Но та ее либо не слышала, либо делала вид. В отдалении вспыхнул слабый свет, должно быть, автомобиль остановился, освещая удручающую панораму фарами. Камилла на миг отвлеклась и когда повернулась, ища глазами Николь, нашла девушку сидящей на земле. Она не пошевелилась даже тогда, когда Камилла подошла к ней и положила руку на плечо. — Николь, за нами приехали, — проговорила Ками, пытаясь привлечь к себе внимание. Никакой реакции, только слабый вздох. Камилла потянула Николь за руку, и девушка послушно приподнялась, позволяя себя увести. Через несколько метров вожак остановилась и взглянула на Камиллу, в ее глазах стояли не пролитые слезы. — Я едва дождалась утра, — проговорила Николь срывающимся голосом. — Мне казалось, что есть шанс найти хоть кого-нибудь живого. Я искала, хотя и понимала, что все напрасно. Они все погибли, и это чертовски несправедливо. Так не должно быть… — Несправедливо, — повторила Камилла, вытерев со щек Николь слезы. После обняла девушку, гладя ее по волосам. Когда Николь справилась с эмоциями, она пошла к машине уже без всякой поддержки. Впервые, если не считать тренировок в самом начале, Николь позволила чувствам захватить себя, дала им полную свободу. Но не привыкшая жалеть себя и поддаваться отчаянью, Николь решила, что дальше необходимо все тщательно обдумать. Безусловно, случившееся — трагедия для нее и для остальных. Однако следует заботиться о тех, кто жив. Те оборотни, которые спаслись, и те, кто был в городе, нуждались в защите. Вожак, который впал в депрессию — жалкое зрелище. — Николь, — Коул подбежал к девушкам и крепко обнял Николь. — Ты жива, — еле слышно выдохнул он. — Все в порядке, — Николь вымученно улыбнулась. Коул выглядел, словно напуганный ребенок, растерянный, не понимающий, что делать. Она ощутила, как дрожит тело парня, и нежно стала поглаживать его по спине, успокаивая. — Как это произошло? — глухо спросил Коул, отстраняясь. — Давай все вопросы потом, — обессиленно попросила Николь. — Мои родители ждут нас. Я позвонил Келли, она подъедет, — Коул взял Николь за руку, чтобы отвести к машине, и вдруг его будто что-то ударило. Он повернулся, увидев бледное лицо Камиллы. Николь, поняв его замешательство, кивнула и сама прошла к машине. Коул остался стоять на месте, чувствуя, как застревает в горле комок, мешающий сделать хотя бы небольшой вздох. — Коул, — еле слышно проговорила Камилла. — Спасибо, что приехал, — пробормотала она невпопад. — Ками, — Коул порывисто обнял девушку, ощущая, как на глаза набегают слезы. Сильное потрясение давало о себе знать. Было сложно справиться с чувствами и все же не хотелось проявлять слабость. Николь нужна помощь. И Камилла должна знать, что может положиться на него. — Зачем он здесь? — Камилла увидела неподалеку Джейкоба, который пристально смотрел на них. Камилла нахмурилась и отвела взгляд. Что-то странное было в глазах Джейка, и ей стало неуютно. — Хотел помочь, — рассеянно ответил оборотень. Коул был на взводе, когда, разыскав Джейкоба, сообщил ему о звонке Камиллы. В тот момент вожак разговаривал о чем-то с Джошем, и тот предложил воспользоваться его машиной. Действовать необходимо было быстро, и раздумывать о том, что Камилле не будет приятно присутствие Джейкоба, не пришло в голову. Более того, подобная мысль была бы абсурдной и нелепой. — Что теперь будет? — не желая акцентировать внимание на Джейке, спросила Камилла. — Сначала мы отвезем выживших к остальным оборотням. Только Николь с Келли поживут у нас, а тебя отвезем к Джошуа. Так предложил Джейкоб. Ты не против? — Коул участливо взглянул на Камиллу. — Нет, не против, — выдавила из себя Ками. Коул кивнул, направляясь к машине. Камилла последовала за ним, медленно ступая по земле. Трава кое-где была окрашена в бурый цвет. Если присмотреться, можно было увидеть такие пятна повсюду. Но Камилла старалась не замечать эти отпечатки безмерной трагедии. Около автомобиля Ками неловко приобняла Джоша и, скользнув глазами по Джейкобу, села на заднее сиденье. Она окинула взглядом печальную картину, которая осветилась светом нового дня. На одном дереве, зацепившись за голые ветки, трепыхался клочок зеленой ткани. Камилла впилась в него глазами, пока его очертания не стали размываться. Когда они тронулись с места, девушка ощутила смутное облегчение. Камилла была рада уехать с поляны, которая стала вывернутой наизнанку могилой для всех, кого она знала. В полном молчании проехали основательный отрезок пути. На одной из нью-йоркских улиц Коул проводил Марни к дому одного из оборотней. Грэм Роджерс один из первых научился контролю. До обращения в оборотня работал хирургом. Он винил себя за то, что, проводя операцию, допустил смерть пациента. Случай был тяжелым, а шанс на положительный исход операции был ничтожным. Коллеги убеждали Грэма, что в гибели пациента нет его вины, однако, будучи высококвалифицированным специалистом, Роджерс думал иначе. Совладав со своей сверхъестественной сущностью, Грэм вернулся к своей работе хирурга. Грэм и раньше был дотошным и скрупулезным, а после несчастья с пациентом стал таким осторожным, будто ходил по минному полю. Роджерс жил с младшей сестрой и был рад принять Марни к себе, так как теперь Брайди могла не сидеть вечерами в одиночестве. Тревор и Колин поселились у Нормана. Парень был замкнутым и отстраненным. У него была своя трагедия. Оборотнем он стал после того, как убил своего брата — Брайта. Тот болел раком в последней стадии и мучился от нестерпимых болей. Брайт долго уговаривал Нормана помочь ему уйти из этого мира. И после его попытки суицида Норман сдался. Он увеличил дозу морфия, и брат через несколько часов умер. Вскрытия не производилось, поскольку при четвертой стадии рака врачи не видели в этом смысла. После похорон Норман уехал в неизвестном направлении. Он вернулся в город спустя полтора года. Его сущность оборотня была подчинена, жизнь в какой-то мере была налажена. Но с тех пор парень старался реже выходить на люди. Работал на дому в интернет-магазине. Жизнь Нормана ограничивалась четырьмя стенами и редкими вылазками в магазин. Узнав про взрыв, Норман без возражений принял ребят. Живя вместе со всеми, троица неплохо ладила. Поэтому Норман не испытал дискомфорта, впуская Тревора и Колина в свою квартиру. Дом Джошуа Камилле пришелся по душе. Было что-то спокойное и умиротворяющее в тихом, ухоженном дворе. Попрощавшись с Коулом, Камилла направилась за Джошем к входным дверям. Она чувствовала на себе взгляд Джейкоба, но за всю дорогу даже не взглянула на него. Камилла вообще ничего не видела вокруг и находилась в каком-то вакууме. Почувствовав на своих плечах ладонь, девушка обернулась и вымученно улыбнулась Джошуа. Когда они прошли в квартиру, им навстречу вышла Джессика. — Ками, — она порывисто обняла девушку, когда отстранилась, взяла в ладони ее лицо и заглянула в глаза. Джессика представить не могла, что бы с ней было, если бы Камилла погибла. Эти часы Джесс не находила себе места от беспокойства. Джошуа стоило больших трудов уговорить ее остаться дома. И с той минуты, как Джош уехал, и до того момента, как увидела подругу целой и невредимой, находилась в непередаваемой панике. — Почему ты здесь? — вяло поинтересовалась Камилла. Где-то внутри смутно закопошилось чувство облегчения от того, что Джессика рядом. Но мозг был настолько затянут шоковым состоянием, что реагировать на что-либо было невозможно. Камилла была словно под водой, где очертания окружающего мира подернуты рябью. Или словно в замедленной съемке. — Я переехала к Джошуа. Ты бы знала, если бы разговаривала со мной, — слегка упрекнула ее Джесс. Переглянувшись с Джошуа, девушка помогла снять с Камиллы куртку. — Все расспросы отложим. Тебе нужно отдохнуть, — уверенным и чуть властным тоном произнесла Джессика и, обняв за талию Камиллу, отвела ее в свободную комнату. Уложив Ками на постель, Джессика накрыла девушку одеялом. Она пыталась скрыть отчаянное состояние от вида своей подруги. На Камиллу было больно смотреть: тени под глазами, бледное лицо и такой отсутствующий взгляд, что пробирала дрожь. — Останься, — тихо пробормотала Камилла, ее взгляд постепенно приобретал осознанность. Джесс прилегла рядом. Камилла отогнула край одеяла и накрыла плечи Джессики. Они долго смотрели друг на друга, пока Камилла не взяла ладонь девушки и не прижала к своей груди. — Знаешь, я бы не хотела умереть вот так. Не попрощавшись с тобой… более того, умирать и осознавать, что наша последняя встреча закончилась ссорой, — Камилла погладила Джессику по волосам. — Не думай об этом, — Джесс коснулась щеки Ками, вытирая слезы. — Я считала, так будет лучше, — продолжала звенящим от сдерживаемого плача голосом Камилла. — Думала, уберегу тебя от опасности. Я эгоистка, но больше не хочу отдалять тебя от себя. — Ты не эгоистка, вовсе нет, — всхлипнув, Джессика прижалась лбом ко лбу Ками. — Я люблю тебя, Джесс, — Ками подвинулась ближе и обняла девушку за шею, утыкаясь в каскад ее рыжих волос. Их терпко-сладкий аромат возродил такой далекий день. Локоны Джесс излучали едва уловимый запах граната. — Я люблю тебя, Ками, — Джессика крепко прижала к себе девушку. Через некоторое время отстранившись, Джесс заправила за ухо Камиллы прядь и улыбнулась. — Постарайся уснуть. Я буду рядом. Камилла прикрыла глаза, вслушиваясь в тихое, спокойное дыхание Джессики. Она чувствовала, как та гладит ее волосы, и это размеренное движение убаюкивало. Спустя время открыв глаза, Камилла увидела, что Джесс уснула. Ресницы девушки вздрагивали, лицо было обеспокоенным, на лбу образовалась линия, означавшую тревогу. Камилла сжала ладонь подруги и, поправив одело, долго лежала, не шевелясь. Измученной терзающими мыслями, ей все же удалось провалиться в вязкий, тяжелый сон. * * * Оуэн Прачетт ходил из угла в угол, в который раз измеряя шагами комнату. От массивного камина до стены, на которой висела большая картина с изображением олимпийских богов. Он любил, сидя в кресле, всматриваться в изученные силуэты Зевса, Артемиды, Гермеса и Аполлона. Их полуобнаженные тела покрывала прозрачная дымка, а около них цвели сады. Но теперь Оуэн не замечал ничего вокруг, лишь нервно всматривался в часы, затянутые в кожаный ремешок на его руке. Оуэн был мужчиной сорока пяти лет, высоким, с чуть посеребренными темными волосами. Все в нем было безупречно: от короткой стрижки до отутюженных брюк. Создавалось впечатление, что мужчина вот-вот соберется на деловую встречу либо только вернулся с нее. Он был в темно-синем костюме, черный галстук украшала серебряная булавка, а в коричневых, начищенных до блеска туфлях можно было разглядеть собственное отражение. Оуэн был из той породы мужчин, которые действовали, не раздумывая, были уверены в себе и имели такую сдержанность, что позавидовал бы английский лорд. Но сейчас Оуэн испытывал чувство обреченности и полное бессилие. Вот уже двадцать пять лет его основной заботой была сестра. Оуэн оберегал ее, переживал и старался помочь всем, чем только мог. — Оуэн, — мягко позвала вошедшая в гостиную женщина. Поставив поднос с чашкой чая на журнальный столик, она свела брови и взглянула на мужчину. — Милый, не стоит так волноваться, — женщина коснулась его предплечья, останавливая его попытку вновь пройтись по комнате. — Как ты можешь быть такой спокойной? — с упреком проговорил мужчина, отшатываясь от жены. Бросив на нее недовольный взгляд, Оуэн сел на диван, но тут же поднялся. Он не знал, что ему делать, чем заняться, чтобы хоть немного успокоиться. — Коул сказал, что с ней все в порядке. Я тоже волнуюсь, но паника не поможет, нам остается только ждать. Выпей чай, он успокаивающий, — при других обстоятельствах Шарлотта осадила бы за тон, каким Оуэн ей ответил. Но она понимала степень тревоги, которая ощущалась им, и решила смолчать. Шарлотта улыбнулась уголками губ и погладила мужа по щеке. — Все будет хорошо. — Они должны были уже приехать, — Оуэн вновь посмотрел на часы. Поздний звонок сына сделал ночь невыносимой. Теперь же день близился к концу, прошли сутки, а Коул и Николь все еще не появились. Шарлотта обняла Оуэна, а когда они разжали объятия, мужчина все же решил выпить чай, чтобы немного успокоиться. Напиток уже остыл, но все еще источал аромат трав: мята, мелисса и шалфей. Его жена умела заваривать чай на любой случай жизни. Оуэн сделал глоток и глубоко выдохнул, кажется, чай сразу стал успокаивать его тревожность, а может, он просто устал от того напряжения, в каком пребывал все это время. Шарлотта села рядом и мягко сжала ладонь мужа. Она принадлежала к числу тех женщин, которые с возрастом становятся лучше, как редкое вино. Ее женственность и сексуальность притягивали взгляды представителей сильного пола, а Оуэна переполняли гордостью. В свои сорок лет Шарлотта могла затмить двадцатилетних, что вызывало легкую зависть у женщин. Шарлотта была низкого роста, с густыми каштановыми волосами, серые глаза всегда были ясными, как горное озеро, а на припухлых губах играла тень улыбки. Но веселый нрав Шарлотты был обманчивым, она легко могла перейти от нежной феи к воину, не общающегося с террористами. Хотя со дня смерти Криса Шарлотта стала замкнутой, да и весь дом превратился в место печали и скорби. В первые недели Оуэн всерьез опасался за здоровье Шарлотты. Она не ела трое суток, ни с кем не говорила и не меняла позы, отвернувшись набок, устремив взгляд на стену. Прошло всего три месяца, они только-только стали возвращаться к жизни, если можно назвать жизнью то, что остается после смерти ребенка. Но по крайней мере дом стал понемногу звучать, как и прежде, и хотя в нем слышались только тихие голоса, без смеха и веселья, как бывало раньше, он оживал. Когда послышался шорох в холле, Оуэн вздрогнул и, едва не разлив чай на брюки, резко поднялся с места. Широким шагом он пересек комнату и оказался около входной двери. В холле стояли Коул и Николь. Девушка была до того бледной, что у Оуэна все оборвалось внутри. Его сестра была будто призрак, казалось, протяни он руку и ладонь скользнет сквозь тело Николь, настолько бесплотной она казалась. Девушка вскинула голову и посмотрела на Оуэна. Николь старалась быть сильной, но перед Оуэном стояла маленькая, напуганная девочка. Она никогда бы не созналась в этом, но в данный момент Николь была хрупкой и незащищенной своей обычной броней невозмутимости. — Николь, — Оуэн крепко обнял сестру, ощущая, как стянувший его узел тревоги расслабляется и на смену беспокойству приходит облегчение. — Ты знаешь, что произошло? — спросил Оуэн у сына. Коул отрицательно покачал головой. — Если бы ты была в стае, ничего бы не произошло, — тихо проговорил Оуэн и, обняв сестру за плечи, прошел в гостиную. Увидев Николь, Шарлотта обняла девушку и усадила на диван. — Я пробуду несколько дней у вас, а потом нужно будет вернуться к делам, — подала голос Николь после долгого молчания. Она грела руки об чашку чая, которую заботливо принесла ей Шарлотта. Напиток согревал ладони, и тепло распространялось по всему телу. Жаль только, что чаем нельзя было растопить сковавший ее внутри холод. — И речи быть не может, — безапелляционно произнес Оуэн, нахмурив густые брови. — Ты останешься здесь. — Что значит твой тон? — Николь поставила чашку на столик и взглянула на брата. — У меня есть обязанности перед другими. Им нужен дом и наставник. — Николь, я не могу позволить тебе рисковать своей жизнью, — с нажимом ответил Оуэн. Он почувствовал, что его приказной тон вызовет у Николь волну протеста. Глаза девушки горели негодованием. — Прикажешь мне отсиживаться в теплом гнездышке, пока остальные пытаются выжить? Считаешь, я могу позволить себе спрятаться под твоим крылом? А как же те, кому была обещана защита? — Николь вскочила с места и, приблизившись к Оуэну, смерила его недовольным, осуждающим взглядом. — Мы что-нибудь придумаем. Но ты должна жить с нами, хватит вести себя так, будто у тебя нет дома, — Оуэн мягко сжал предплечье девушки, надеясь, что сможет достучаться до нее. Он так устал бояться за ее жизнь, а после взрыва не сможет спокойно заниматься своими делами. На правах старшего брата Оуэн обязан был ее защитить. — Ты не понимаешь! Они моя семья! — выпалила Николь и только тогда поняла, что произнесла. Она прикрыла рот рукой, как будто хотела затолкать вылетевшие слова обратно. Глаза Оуэна сузились, он посмотрел на нее так, будто Николь его ударила или вонзила нож в спину. Впрочем, в фигуральном смысле так оно и было. — Оуэн, я не имела в виду… — Отлично. Думаю, на этом разговор исчерпан, больше мне нечего сказать, — ослабив галстук, словно задыхался, Оуэн вышел из комнаты. Через минуту послышался хлопок двери. — Николь, Оуэн пережил очень тревожную ночь, мы были обеспокоены. Он остынет, и вы сможете поговорить, — проговорила Шарлотта, пытаясь сгладить возникшее напряжение. — Да, мы все на нервах, — Николь улыбнулась и мягко сжала руки Шарлотты. — Есть кто-нибудь? — послышался голос, а затем торопливые шаги, и в гостиную влетела Келли. — О, дорогая, — Николь заключила девушку в крепкие объятия. — Как хорошо, что ты здесь. — Я едва с ума не сошла, когда услышала о взрыве, — Келли коснулась лбом лба Николь. В ее глазах стояли слезы, но она нашла в себе силы усмехнуться. — С тобой одни сюрпризы, Николь Прачетт. — Келли, — она так нуждалась в ней. Особенно сейчас, когда ее мир был разрушен. Николь нежно поцеловала любимую. Она ощущала, как ей становится легче от знакомого аромата кедра: Келли всегда использовала парфюм, связанный с лесом. Руки девушки нежно поглаживали Николь по спине, заставляя тело откликаться мелкими мурашками. Николь осторожно отстранилась, сжав ладонь Келли в своей. — Так ты та самая Келли, — проговорила Шарлотта, подойдя к девушкам. — Николь много рассказывала о тебе. — Я давно хотела познакомиться с семьей Николь. Жаль, что при таких обстоятельствах, — ответила Келли улыбкой на улыбку Шарлотты. Обе ощущали скованность, так как приходилось следовать манерам, на которые не было ни физических, ни моральных сил. Отчего улыбки получились натянутыми и неестественными. — Я подготовила для вас спальню Криса, — проговорила Шарлотта, она крепко обняла Николь, погладив ее по волосам. — Как же я рада, что ты жива, — выдохнула Шарлотта. Ей нравилась сестра Оуэна, хотя отношения между ними не были настолько близкими, чтобы стать родными людьми. Они общались на нейтральные темы, и никто не заходил в своих разговорах дальше обсуждений обыденных вещей. Но теперь Шарлотта почувствовала, что с этого момента между ними многое измениться. Только не знала, радоваться этому или опасаться. — Коул, — Николь вдруг вспомнила о племяннике, который стоял в стороне неподвижной фигурой, с отрешенным взглядом и бледным, измученным лицом. Волосы спутались, под глазами легли тени, и он едва удерживался на ногах. — Ты ведь не вернешься в стаю? Тебе следует отдохнуть. — Сегодня я останусь здесь, — произнес Коул, лишь молча наблюдая до этого развернувшуюся сцену. Он был так эмоционально обессилен, что не мог принять участие в дискуссии отца и Николь. Ему хотелось лишь одного — тишины и, если удастся, хотя бы недолгого сна. Коул медленно пересек комнату, поцеловал мать и Николь и нетвердой походкой вышел из гостиной. — Надеюсь, вам удастся отдохнуть. После обдумаем, что делать дальше, — произнесла Шарлотта, покидая комнату вслед за сыном. Николь погасила в гостиной свет, и вместе с Келли они прошли в спальню Криса. Она была просторной, обклеенной желтыми обоями с вкраплениями золотых мазков, будто кто-то просыпал на стены пыльцу. На широкой кровати был застелен плед с изображением героя из Звездных войн — Дартом Вейдером. Николь погладила мягкую ткань покрывала и усмехнулась. Крис был фанатом Звездных войн, никто в семье не хотел смотреть с ним фильмы, которые он просматривал десятки раз. И лишь она шла на жертвы и смотрела с Крисом кино, которое было непонятно ей, более того — неинтересно. Но это был шанс провести время с племянником, который даже не знал, что их связывают родственные узы. На столе стояли фигурки все из тех же Звездных войн, в дальнем углу лежал световой меч, а над столом висел большой постер, также посвященный любимой истории. В комнате ничего не изменилось: все тот же шкаф, книжные полки, футбольный мяч в углу. Казалось, Крис вот-вот зайдет и сядет играть в приставку или предложит посмотреть космическую сагу. Сев на кровать, Николь взяла с тумбочки рамку с фотографией: Крис, она и Коул, все трое улыбаются в камеру. Николь стоит посредине, с гордостью обнимая своих самых лучших мальчиков. — Расскажи мне о нем, — тихо попросила Келли, присаживаясь рядом. — Крис был спокойным, рассудительным, несмотря на возраст. Был фанатом Звездных войн, как ты могла заметить, любил футбол. Не было ни одного человека, кто не попал под его обаяние. Крис влюблял в себя каждого, с кем сталкивался, — по мере того, как Николь продолжала, улыбка на ее лице гасла. — В тот день, когда Крис погиб, меня не было рядом. Если бы мне можно было участвовать в битве против Тони Стюарта… я сделала бы все возможное, чтобы Крис не погиб. Оуэн рассказывал, насколько ему было страшно, но Крис все равно пошел на это… ему было всего пятнадцать. — Неправильно, что в битвах разрешено участвовать с четырнадцати лет, — вздохнула Келли, обнимая Николь за плечи. — Законы истинных оборотней жестоки. — Ты жалеешь, что ушла из стаи? — неожиданно спросила Николь. — Есть ли смысл жалеть об уходе оттуда, где нет тебя? — вопросом на вопрос ответила Келли. Она пылко поцеловала Николь и, посмотрев ей в глаза, мягко улыбнулась. — Мы связаны с той самой ночи. — Я всегда говорила, что не хочу, чтобы ты считала себя обязанной мне, — твердо произнесла Николь. — А я всегда говорила, что люблю тебя, — Келли медленно разделась и, аккуратно отогнув покрывало, легла на кровать. — Иди ко мне, — тихо попросила она. Николь, наблюдавшая, как Келли медленно снимает с себя одежду, обнажая идеальное тело, встала с другого края кровати и, избавившись от вещей, присоединилась к Келли. Но легла спиной к девушке. Келли обняла ее сзади и, уткнувшись ей в ключицу, затихла. Слушая спокойное дыхание Келли, Николь прокручивала в голове фрагменты из своей жизни. Встреча с Оуэном, планы на будущее, обретение волчьей сущности, возведение своего маленького королевства. Николь потеряла все, что создавала. Теперь она не знала, чего ожидать от будущего. Несмотря на сложности, у нее была уверенность в завтрашнем дне. А теперь ничего не осталось. Было ощущение, что она стоит на краю обрыва и смотрит вниз. И, кроме темноты, ничего не видит. Незаметно для себя Николь погрузилась в сон. Проснулась она, когда над городом простерлась ночь. Осторожно, чтобы не разбудить Келли, девушка встала и, накинув халат, вышла из комнаты. Дом был погружен в тишину, и Николь подумала, что, кроме нее и Келли, никого нет, но на балконе вырисовывался неясный силуэт. Приоткрыв дверь, Николь некоторое время смотрела на прямую спину брата. В руке он держал бокал коньяка, но, кажется, совершенно забыл о нем. Николь могла бы решить, что Оуэн не заметил, что она вошла, но так как он демонстративно сменил позу, поняла — мужчине известно, что за спиной стоят. — Можно присесть? Оуэн не обернулся, лишь указал рукой на свободное кресло. Николь присела, взглянув на раскинувшийся впереди город. По Бруклинскому мосту сплошным потоком ездили машины, иногда были слышны нетерпеливые сигналы. Река Гудзон блестела от ночных огней. Нью-Йорк в эту пору преображался. В нем всегда кипела жизнь. Город мятежности, суеты и страсти. Атмосфера мегаполиса либо принимала тебя, либо отталкивала, и ты оставался изгоем. Большие города не любят слабых. Здесь нужно стремиться к вершинам, быть в постоянном поиске и не позволять себе упустить шанс. Иначе просто растворишься в этом гулком потоке неусыпной энергии. — Так и будешь молчать? — Николь взглянула на профиль брата. Его рука лежала на подлокотнике кресла, такая крепкая, с красивыми тонкими пальцами. Николь невольно вспомнила день, когда впервые встретилась с ним. Его руки крепко, но бережно обняли Николь. Она тогда сразу поняла, что перед ней родной человек, и больше не будет одиночества в холодном, неприветливом приюте. Сейчас это был уже не парень, а солидный мужчина. Они уже мало проводили времени вместе, и Николь не хватало тех дней, когда могла подолгу говорить с Оуэном. Все изменилось, те теплые моменты остались в прошлом и начинали таять, словно дымка, не выдерживая груза свалившихся на них испытаний. — Сдержанность была моим достоинством, — медленно, взвешивая каждое слово, произнес Оуэн. — Всегда относил себя к тем, кто не дает эмоциям взять верх, какая бы ситуация ни произошла. Но ты лишаешь меня самообладания. Когда Коул сообщил о взрыве, я долго не мог осознать, реальность это или кошмарный сон. Мне стало страшно, пожалуй, впервые в жизни, — Оуэн горько усмехнулся и, поставив бокал на стол, повернулся к сестре. — Николь, я не для того нашел тебя двадцать пять лет назад, чтобы потерять. Ты должна остаться с нами, под моей защитой. — Оуэн, я не хочу ссориться, — она улыбнулась и коснулась его прохладной руки. — Ты прекрасно знаешь, что ты и Коул — важные для меня люди. Но я не могу оставить свои обязанности, я все еще вожак стаи Люмен, хоть нас и осталось мало. Мне нужна передышка, после чего необходимо найти новое место. Три года я создавала дом для тех, кому нужна помощь, а теперь придется все начинать заново. Моя обязанность защищать и заботиться о тех, кто доверил мне свою жизнь. Поэтому я не могу спрятаться за твоей спиной, хоть это и заманчиво, — Николь коснулась щеки Оуэна и заглянула ему в глаза. Он изменился за эти месяцы, смерть Криса подкосила его, хоть Оуэн старался не показывать, как ему тяжело. Но то, что ему больно, было заметно: исчез блеск в глазах, улыбка едва касалась его губ, приподнимая лишь уголки, да и седых волос стало больше. Сердце Николь сжалось, и, чтобы брат не заметил ее эмоций, она коснулась лбом его предплечья, сглатывая подступивший комок. — Коттедж на Манхэттене свободен. Ты и твои подопечные могут расположиться там, — с непоколебимой твердостью предложил Оуэн. — Коттедж оборудован все необходимым. Вам там будет удобно, а на задней дворе можете тренироваться. К тому же он скрыт от посторонних глаз, и вы не будете привлекать внимание. — Широкий жест, — предложение Оуэна застигло девушку врасплох. Она растерянно посмотрела на мужчину и, отстранившись, тронула мочку уха. Николь с детства прибегала к этому жесту, когда начинала нервничать. Будучи взрослой, ей удалось искоренить привычку, но та иногда давала о себе знать. — Я очень ценю твою поддержку, правда, — поспешно добавила Николь, увидев, как брови Оуэна изогнулись в недовольстве, — но твое предложение принять не могу. — Почему ты не хочешь принять мою помощь? — Оуэн нахмурился и резким движением смахнул с брюк невидимую пылинку. Он был раздосадован тем, что Николь отказалась жить в его доме, теперь отмахнулась от идеи переехать в просторный коттедж, где ей и оборотням из ее стаи будет удобно. Мужчина не понимал такого холодного и отчужденного отношения к себе. — Дело не в этом. В моей стае знают только двух истинных оборотней — Коула и Келли. Они были с самого начала становления стаи, помогали новичкам приспосабливаться. Поэтому вопросов касательно них нет. Но ты истинный оборотень, и они не знают тебя. Получается, нужно лишь иметь связи, чтобы выжить. У них этого нет. Я хочу сама всего добиться. Николь ощутила поднимающееся в воздух напряжение. Оуэн был рассержен, хоть и пытался скрыть свои чувства. Меньше всего она хотела обидеть брата, но по-другому не могла. — Ты невыносимо упряма, — жестко отрезал Оуэн, поднимаясь с кресла. — Я твой брат. О каких связях может идти речь в данном случае? — А если станет известно, что ты помогаешь стае грязнокровок? Оуэн, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Если бы дело касалось только меня, я пришла бы за помощью именно к тебе, — Николь посмотрела на мужчину с нескрываемым сожалением. Как же сложно было все вокруг. Разделение на «простолюдинов» и «аристократов» делало отношения между близкими шаткими. — Никто не узнает, — Оуэн поморщился от слова «грязнокровки», будто оно причинило ему физическую боль. Потерев переносицу, он вздохнул. Он не должен позволить каким-то классовым предрассудкам отдалить его от сестры. — Николь, мы ведь были близки, могли доверить друг другу все, — мужчина склонился перед девушкой на колени, не боясь запачкать брюки. Взяв ее ладони в свои, Оуэн взглянул на Николь. — Когда все начало меняться? — Ничего не меняется. Просто у каждого сложные времена, — тихо произнесла Николь, поглаживая волосы брата. Сейчас казалось, это он был младше, и она пыталась его успокоить. — Нет, не отделяй себя от нас. У меня погиб сын, а у тебя племянник. И взрыв, убивший твоих оборотней, касается и меня, — в глазах Оуэна мелькнула решимость. Поднявшись, он подошел к ограждению балкона и некоторое время сжимал руками холодные поручни. — Я принял решение. Еще несколько часов назад. — Вызывает беспокойство, — Николь сделала попытку пошутить, но вышло совершенно не смешно. Что-то и правда вызывало волнение. То, каким взглядом Оуэн посмотрел на нее, когда наконец обернулся, вызвал внутри девушки неприятное ощущение. Так отчаянные люди смотрят в лицо опасности, надевают маску непроницаемости и с нерушимой готовностью встречают свою судьбу. — Данное решение не обсуждается, — тоном, не терпящим возражений, предупредил Оуэн. — Стая Сириус должна узнать о тебе. — Что?! — Николь вскочила, чувствуя, как ее обдает жаром. Руки непроизвольно сжались в кулаки, и только боль в ладонях от длинных ногтей говорила, что услышанное не сон. — Ты с ума сошел? — выдохнула Николь, пораженно смотря на Оуэна. — Понимаю, это неожиданно. Но я решил, что больше не хочу скрывать. Ты часть стаи, там твое место, — произнес Оуэн будничным голосом. — Ни Старейшины, ни Джейкоб, ни остальные оборотни не примут меня, — стараясь не срываться на крик, ответила Николь. — А ты подвергаешь себя опасности. Тебя могут изгнать, если не хуже… просто скажи, сколько ты выпил, прежде чем додуматься до такого? — Так не может больше продолжаться. Абсурдно то, что я, будучи твоим братом, не могу тебе помочь. Я устал прятаться. Крис о тебе так и не узнал, не узнал, кто ты была ему. Считаешь, это справедливо? — Оуэн сжал плечи Николь, выразительно заглядывая в глаза. Да, риск был, но как же ему надоело опасаться, что его тайну раскроют. Он не хотел, чтобы его сестра пряталась, как какой-то преступник. Она имела право заявить о себе с гордо поднятой головой. — Двадцать пять лет мы скрывали мою печальную историю, — с иронией обронила Николь, — и хочется оставить все как есть. Ты представляешь, какой скандал разразится? Но ты можешь лишиться не только репутации и защиты стаи, но и жизни. Твоя безумная идея не стоит этого. — Николь, ты не отговоришь меня. В Сириус твоя семья, и ты должна быть вместе со всеми, — с жаром настаивал Оуэн. — Ты ведь всегда хотела быть частью стаи. — Хотела, но знала, что это невозможно! Оуэн, Старейшины не позволят мне влиться в стаю! Оставим все как есть, не стоит рисковать из-за меня! — Николь испытывала отчаяние, глядя на брата. Он был упрям, как никогда, девушке казалось, что она пытается переубедить бетонную стену. — Я не хочу, чтобы было все как есть! Нужно что-то менять! — Оуэн обхватил ладонями лицо Николь, пытаясь найти те слова, которые смогут показать девушке, что он прав в своем решении. — Три месяца назад я потерял сына. Я с ума сойду, если с тобой что-то случится. Ты, Коул и Шарлотта — все, что осталось у меня. — У тебя есть еще мать, — каким-то резким тоном, которого она никак не хотела, ответила Николь. Отстранившись от брата, Николь обхватила плечи руками. Девушка была в неописуемом ужасе и панике, но всеми силами пыталась себя контролировать. Решение Оуэна было на грани помешательства. Но он был несгибаемым, твердым, как айсберг, вставший на пути Титаника. И девушка ощущала, что, как и печально известный корабль, тонет под натиском Оуэна. — Ты знаешь, как уколоть, — разочарованно пробормотал Оуэн, окинув сестру осуждающим взглядом. — Тебе прекрасно известно, что наши отношения далеки от теплых и доверительных. Да, у меня есть мать, которая решила, что имеет право распоряжаться чужой жизнью. Но речь сейчас не о ней. Я все обдумаю и поговорю с Джейкобом. — Джейкоб помешан на правилах, ты не представляешь того масштаба конфликта, который разгорится. Оуэн, будь благоразумен, — Николь схватила его за руку и с мольбой посмотрела на него. — Я благоразумен как никогда, — усмехнулся Оуэн, поцеловав сестру в лоб. Он уже и забыл о ее колкой фразе. Николь волновалась за него, но мужчина был уверен, что поступает верно. — Мне тебя не переубедить? — Внутри все дрожало от тревоги за брата. Как же он рисковал! Но помешать ему воплотить задуманное Николь не могла. И от этого было еще невыносимей ее состояние. — Не в этом вопросе, — тихо ответил Оуэн. Сжав ее ладони, мужчина резко развернулся и быстрым шагом покинул балкон. Николь на ватных ногах подошла к креслу и, присев, закрыла глаза. Она каждой клеточкой тела ощущала приближающуюся катастрофу. Определенно стоило ждать чего-то ужасного. Но, подобно урагану, угрозу было не остановить. * * * За два месяца Морин поняла, что жизнь с Джонатаном Лонгменом включает в себя запах кофе и сигарет в квартире, пробуждение среди ночи от шороха в закрытом кабинете и ожидание по вечерам с остывшим ужином. Конечно, Морин понимала, что обязанность полицейского, в особенности сержанта полиции, несет за собой тяжелую работу, ненормированный график и каждодневную опасность. В случае с Джонатаном данные факторы нужно было умножить на три. Морин волновалась за Лонгмена, его трудоголизм грозил ему либо сердечным приступом, либо нервным срывом. Однако, несмотря на загруженность, Лонгмен был не таким, как многие холостяки. От него можно было ожидать лишь многочисленных чашек из-под кофе и переполненной окурками пепельницы. Не было ни разбросанных носков, ни смятой одежды, ни беспорядка в ванной после душа. Морин не раз хотела поговорить с Джонатаном о его чрезмерной загруженности, но мужчина был или занят, или настолько уставшим, что сил на ее лекции о том, что работу нужно совмещать с отдыхом, не было. Однако у них выдавались дни, когда весь день они проводили вдвоем. Морин старалась быть понимающей и заботливой, хотя не раз задавалась вопросом — зачем она переехала к Лонгмену? Они съехались быстро. Сначала Морин лишь ночевала у Лонгмена, потом ради удобства стала оставлять некоторые вещи в его квартире. Со стороны могло показаться, что она намеренно метит территорию и невзначай забытая зубная щетка или резинка для волос оставлена не случайно, а лишь для того, чтобы хозяин дома постепенно привыкал к ее присутствию. На самом деле переезд был неожиданным для нее. Просто в один из вечеров Лонгмен предложил собрать вещи и перебраться к нему. Поначалу Морин казалось, что если Джонатан будет жить с ней, тогда не будет так неистово погружен в работу, но здесь она просчиталась. Впрочем, ошиблась Морин и в том, что этот закоренелый трудоголик прислушается к ее просьбам. Так пара и прожила два месяца. Джонатан утопал в уголовных делах, а Морин создавала уют в доме. Почему Морин терпела такую отчужденность? Просто знала, что не она является причиной такой холодности и отстраненности. Лонгмен не умел по-другому. А ей хотелось заботиться о нем. Впервые в жизни ее сердце отзывалось на присутствие кого-то. Она любила Джонатана, ей было хорошо с ним, пусть и редко выдавались такие моменты, когда у него все же был перерыв от дел и каждодневной бумажной рутины. Когда Морин ощутила недомогание, посчитала, что не стоит беспокоить Джонатана. И, сдав нужные анализы в частной клинике, стала ожидать их результатов. Но и у нее самой сложились некоторые предположения. Данное открытие было столь неожиданным, что она несколько минут после него не могла прийти в себя. В глубине души Морин уже знала, что врач подтвердит обнаруженное ею самой. В тот день все шло по сценарию: подъем, завтрак и главное — проследить, дабы страж порядка не забыл ланчбокс и не голодал в течение дня. Хотя каждый вечер ланчбокс оставался нетронутым, и Морин понимала, что Джонатан снова забыл поесть. Зато от ужина он уже отвертеться не мог и с аппетитом съедал все, что она приготовила. Когда за Лонгменом закрылась дверь, Морин заперлась в ванной и, проделав некоторые процедуры, приготовилась ждать. Вот уже пару недель ее слегка тошнило, а на некоторые продукты она совершенно не могла смотреть, и появилось ощущение, как внутри что-то меняется. Морин записалась на прием к врачу и после обследования с нетерпением ждала окончательного вердикта. Когда все подтвердилось, в Морин возникло ощущение беспокойства. Как новость воспримет Джонатан? Что скажет на обрушившееся на него известие? Целый день Морин была как на иголках. Едва дождавшись прихода Джонатана, она решила не откладывать непростой разговор. Наблюдая, как Лонгмен расслабляет галстук, бросая его на кровать, не спеша расстегивает рубашку, Морин наконец собралась с духом и выпалила: — Я беременна. Когда она встретила взгляд Джонатана, ей показалось, что пол под ногами качается. Мужчина смотрел на нее шокировано и непонимающе, словно то, что она сказала, невозможно из-за законов природы. — Ты уверена? — рука Лонгмена застыла на пуговице, рубашка оголила его торс и он почувствовал кожей прохладу. Но его вдруг обдало жаром. — Это невозможно, — высказал свои мысли Джонатан. — Я пользовалась тестом. Но чтобы быть уверенной, сдала необходимые анализы. Сегодня звонил врач и все подтвердил, — Морин непроизвольно сделала пару шагов назад. Ее неожиданно пронзило жгучее желание уйти. Что-то темное заполняло пространство, отбирая ту радость, которую она испытывала на протяжении всей недели. — Мы ведь предохранялись, — Джонатан нервно сорвал с себя рубашку и, быстро надев футболку, вновь посмотрел на Морин в надежде, что либо что-то не так понял, либо это глупая шутка. — Контрацепция не стопроцентная гарантия, — Морин ощутила раздражение, оно слабыми толчками поднималось в ней, готовое разрастись в злость. Конечно же, он не рад! Как она могла допустить мысль, что Лонгмен, полицейский и по совместительству охотник на оборотней, возрадуется беременности волчицы. — Морин, я не смогу принять его, — Джонатан слабо махнул рукой в сторону девушки, указывая на живот. Беременность Морин не входила в его планы. Ребенок от волчицы? От того существа, за которыми он охотился пять лет? Он не мог представить даже в странной фантазии, что сможет растить ребенка от оборотня. — Он ведь родится таким же, как и ты. Я не готов взвалить на себя эту ответственность. — Он? — с горечью произнесла Морин. — Ты хотел сказать — ребенок? Твой ребенок родится с геном. И с большой вероятностью проживет обычную жизнь. Я не буду тебя уговаривать. Хочешь, чтобы я сделала аборт, и мы снова зажили, будто ничего не случилось? Подумаешь, досадная оплошность! — Морин сорвалась на крик, смахивая подступившие слезы. — Два месяца я жила с тобой, словно часть интерьера! Твоя работа лишила тебя чувств, эмоций и сердца! Не беспокойся, я не потревожу тебя! — Морин, давай спокойно все обсудим, — Джонатан подошел к ней с желанием успокоить, но девушка отшатнулась и, выставив руки вперед, покачала головой. — Не хочу, — уже спокойным голосом ответила Морин. — Проблема в том, что мне было с тобой хорошо. Гораздо больше, чем тебе со мной. Ты не замечал ничего вокруг. Видел новые шторы в гостиной? Они висят там уже месяц. А цветы на подоконниках? Нет, Джонатан, ты видел только свою работу. Вещи заберу завтра утром, ключи оставлю у соседей. Морин вновь покачала головой, когда Джонатан попытался подойти. Она быстро вышла, схватив куртку и сумку, выскочила из квартиры. Во дворе ее едва не сбил с ног пронизывающий ветер. Морин надела на себя куртку и, окоченевшими пальцами застегнув ее, направилась прочь. Вместе с ветром на землю сыпался снег, обжигая щеки девушки. Морин долго бродила по улицам, натыкаясь на редких прохожих, которые окидывали ее настороженным взглядом. К утру она оказалась в своей старой квартире и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Было глупо надеяться, что у них с Лонгменом что-то получится. Их миры слишком разные, да и как охотник может полюбить ее, являющуюся сверхъестественным существом, которых он истреблял долгие годы? Через время девушка медленно разделась, приняла освежающий душ и занялась уборкой. Вещей, оставленных у Лонгмена, было немного, поэтому Морин попросила мужчину отправить их курьером. Странно, что не было ни слез, ни злости, только щемящая грусть. Когда Нью-Йорк окутали сумерки, Морин направилась в бар «Lagunа». Жизнь продолжалась, она обязана была быть сильной уже не столько ради себя, сколько ради ребенка. Работа всегда помогала ей, поэтому Морин знала, что справится и на этот раз.