Лунный свет

Лес медленно погружался в сумерки. На небе цвета разбавленных чернил появлялись звезды. Взошедшая над верхушками деревьев луна была тревожно красного оттенка. С одной стороны — обычное природное явление. Но Джейкоб видел в кровавом цвете ночного светила мрачное предзнаменование. У него было много времени, чтобы все обдумать. Однако Джейк понимал, что приближающийся разговор будет, пожалуй, еще сложнее, чем тот, который был накануне. Одно дело узнать правду и совсем другое — рассказать ее остальным. Будто бы если не произнесешь страшные слова, они не будут иметь силы. Ожидание убивало, подобно яду — медленно и беспощадно. Джейкоб желал поскорее избавиться от давящей его ноши и в то же время хотел оттянуть этот момент. Наибольшей пыткой было осознавать, что рядом будет Камилла. Говорить при ней то, что он узнал от Генри Джонса, видеть, как ее глаза наполняются болью и ненавистью. И бояться, что она ненавидит и его тоже. Когда пришло время, Джейкоб стал готовиться. Хотя это была попытка создать видимость, что все под контролем. Он разложил по своим местам вещи, поправил подушки на диване, выставил в стопку книги и хотя понимал, что со стороны выглядит нелепо, не мог остановиться. Джейк отчаянно нуждался в каком-то деле, чтобы терзавшие его мысли хотя бы на некоторые время отпустили. Когда собравшиеся расположились на диване, Джейкоб присел в кресло напротив. Положив ногу на ногу, он сцепил пальцы в замок и обвел каждого взглядом, словно психолог на групповой терапии. Нужно было как-то начать, пока тишина не начала давить на ушные перепонки. Джейкоб прочистил голос и, изобразив подобие улыбки, откинулся на спинку кресла. — Чай, кофе или, может, что-нибудь покрепче? — произнес Джейк, изображая радушного хозяина. — Хотелось бы перейти к сути этого замечательного собрания, — небрежно проронил Оуэн, сканируя оборотня взглядом. — Думаю, никто не против. — Зря отказываетесь. После того, как вы все узнаете, вам захочется забыться в литрах алкоголя, — горько усмехнулся Джейкоб. Поднявшись, он налил себе виски и, держа бокал в руке, повернулся к наблюдавшей за ним компании. — Джейкоб, давай без драматических вступлений, — одернул его Джошуа, хотя в его глазах затаилась тревога. Неладное Джош ощутил еще раньше, когда друг позвонил с номера Зака. Джейкоб был аккуратен, забыть личную вещь было для него так же невозможно, как солнцу прекратить вращаться вокруг земли. Что-то произошло, и чувство беспокойства проникало под кожу, впитывалось в клетки, вместе с кровью распространялось по телу. — Вчера я говорил с Генри Джонсом. Он причастен к взрыву в стае Люмен, — сообщил Джейкоб, ставя на стол так и не тронутую порцию виски. В комнате воцарилась такая звенящая тишина, что можно было услышать звук осыпающегося стекла, словно кто-то ударил по зеркалу. Стены комнаты будто начали сужаться, а легкие на мгновение утратили способность потреблять кислород. От таившейся в глубине души наивной надежды, что ему станет легче, не осталось и следа. Сказав правду, Джейкоб не ощутил облегчения. Он был гонцом, принесшим дурную весть. Оборотень видел, как подалась вперед Николь, а Келли сжала ее ладонь, как Оуэн напрягся и стал похож на изваяние, вытесанное из камня. Коул потемневшими глазами глядел на вожака, ожидая продолжения. А Камилла лишь шумно выдохнула, неестественно выпрямилась и, сжав ладони в кулаки, прожигающим взглядом посмотрела на оборотня. Джейкоб, утрачивая опору, сел в кресло. — Ты уверен? — тихо спросил Джошуа, словно боялся повысить голос. От взгляда Джейкоба у него похолодело все внутри. Столько боли не могло уместиться в одном человеке, и казалось, она во-вот разорвет Джейка. — Генри намекнул, что дал приказ на уничтожение оборотней с геном. Кто исполнитель, я не знаю, — сказал Джейкоб, предугадывая следующий вопрос. — Значит, им мало, что мы живем в палатках, перебиваясь случайными подработками, и не имеем возможности жить цивилизованно, — произнесла Николь ледяным голосом. Внутри разрасталась клокочущая ярость. Перед глазами возникли обезображенные трупы, разодранные тела тех, кто был ее второй семьей. Угрожающе рыкнув, Николь поднялась с места. — Как он узнал про нас? — чеканя каждое слово, поинтересовалась волчица. — Ты ведь не думаешь, что я все подстроил? — вопросом на вопрос ответил Джейкоб, чувствуя, что ступает по очень тонкому льду. Оборотень прекрасно понимал, что затаившейся в глазах Николь искре будет достаточно малейшего неверного слова, чтобы вспыхнул пожар. — Из посторонних знал только ты, — жестко отрезала Николь, хищно прищурившись. — Обидно, что Джошуа ты автоматически скинула со счетов, — скривившись в усмешке, парировал Джейкоб. — Я не враг вам, Николь. — Тогда откуда он узнал? — процедила Николь, приближаясь к Джейку. Келли хотела ее остановить, схватив за руку, но Николь резко вырвалась, словно прикосновение Келли было ей неприятно. — Генри обмолвился, что видел кого-то из моей стаи рядом с оборотнем из твоей стаи, — Джейкоб резко поднялся и первым пересек комнату навстречу Николь. Было видно, что девушка на грани и в любой момент может сорваться. Воздух вокруг них наэлектризовался и, казалось, вибрировал от напряжения. Джейк открыто смотрел в глаза волчицы, показывая, что скрывать ему нечего. — Думаю, кто-то из доносчиков видел Коула и Камиллу, — приглушенно добавил Джейк. — Так, получается, это я могла навести их на стаю Люмен? — надломленным голосом проговорила Камилла. — Даже не думай обвинять себя в этом, — твердо сказал Коул, присаживаясь рядом с девушкой и беря ее за руку. — Я знал, что они лицемерны, но такое зверство шокировало даже меня, — подал голос Оуэн, стараясь сохранять самообладание. Он считал, что Старейшины руководствуются двойными стандартами, соблюдают правила только тогда, когда им выгодно. Но такого удара не ожидал. Причастность Старейшин к смерти невинных людей казалась чем-то нереальным, и этот факт не укладывался в голове. Оуэн встал и, подойдя к окну, уперся руками в подоконник. Стоило собраться и трезво оценить ситуацию. Ослабив галстук, оборотень взглянул на Джейкоба. — Расскажи обо всем подробно, — потребовал Оуэн. — Генри Джонс вызвал меня на разговор. Наша встреча была хорошей возможностью обговорить с ним произошедшее в стае Люмен. Но когда я пришел, Генри стал намекать, что решил проблему. Он не сказал, кто выполняет заказ, но четко дал понять, что есть организация, которая… — Джейкоб запнулся, взглянув на Камиллу. Смотреть девушке в глаза было ошибкой, поскольку в тот момент, когда их взгляды пересеклись, Джейкобу показалось, что он тонет. Внутри все сжалось от той жгучей боли, которая блестела в ее глазах не пролитыми слезами. Джейкоб внезапно вспомнил тот хмурый день, когда Ками стояла напротив Старейшин: потерянная, напуганная, одинокая. Он бросил ее, не помог, оттолкнул, руководствуясь правилами, которые, как оказалось, не имели никакой ценности. «Хороший лидер — это тот, кто поступает честно», — зазвучали в голове слова Оуэна. Перед глазами все поплыло, Джейкоб прикрыл веки, массируя пальцами переносицу. «Зак был прав, я не достоин быть вожаком», — мелькнула следующая мысль. — Значит, кто-то выполняет заказы, убивая оборотней с геном? — уточнил Коул, мельком взглянув на Николь. Он внутренне содрогнулся от осознания, что она могла погибнуть вместе со всеми. Едва оправившись от смерти брата, Коул не знал, смог бы пережить новую потерю. — Да, получается, Старейшины не просто изгоняют неугодных им оборотней, но и истребляют, — надломленным голосом ответил Джейкоб. Он ощущал себя древним старцем, пережившим множество испытаний судьбы. Казалось, этот разговор длился вечность. Оборотень был опустошен, словно пересохший колодец. — И что ты намерен делать? — сухо поинтересовалась Камилла, сверля его взглядом. — Руководствоваться правилами, — неожиданно для самого себя бодрым тоном ответил Джейкоб, взмахнув рукой в сторону Джоша, который намеревался его перебить. — Есть закон, прописанный мелким шрифтом. О нем никто либо не вспоминает, либо не помнит вовсе. Если Старейшина выходит за рамки своих полномочий, вожак имеет право его изгнать из стаи. — Простого изгнания будет недостаточно, не находишь? — желчно процедила Николь. — Верно, — кивнул, соглашаясь, Джейкоб. С каждой минутой в нем крепла мысль о том, что ему необходимо сделать. Бороться за стаю и ее безопасность — это первая обязанность вожака. Но он решил выйти за пределы своих полномочий ради справедливости. — Добровольно Старейшины не уйдут. Да нам этого и не нужно. Генри Джонс попал в ловушку, нарушив одно из правил — не убивать, не разобравшись в ситуации. Не нападать, если в этом нет необходимости. — К чему ты клонишь, Джейк? — напряженно поинтересовался Джошуа. — Камилла, — произнес Джейкоб, игнорируя вопрос друга, — помнишь, ты сказала, что перевернешь жизнь моей стаи? Позволь сделать это с тобой. — Ты хочешь организовать восстание против Старейшин? — выдыхая, уточнила Камилла. От кого угодно, только не от Джейкоба она ожидала подобного предложения. В его глазах полыхал недобрый огонь. Оборотень был зол и переполнен уверенностью в своем решении. — Ты уверен? Не слишком ли ты импульсивен? — Оуэн смерил оборотня внимательным взглядом. Он не был сторонником поспешных действий, поэтому решение Джейкоба показалось ему преждевременным. — Возможно, но по-другому я никак не смогу повлиять на ситуацию. Старейшины должны быть наказаны, но для этого нужно заручиться союзниками. И чтобы их обрести, потребуется некоторое время. Поэтому, естественно, я не пойду к ним сегодня с факелом и вилами, — взвешивая каждое слово, ответил Джейкоб, однако сдержаться от саркастической реплики не смог. — Это не импульсивность, я согласен с Джейкобом. Данное решение единственно правильное. Старейшины должны ответить за свои преступления. Наверняка такое происходит не только в нашей стае, — подал голос Коул, переглянувшись с отцом, посмотрел на вожака и коротко кивнул, давая понять, что на его стороне. — У нас нет достаточных ресурсов, — обмолвилась Келли, наблюдая за Николь. Она не решалась подойти, ощущая ее эмоции на расстоянии. Николь напоминала кобру перед прыжком, одно неверное движение — и укуса не избежать. — Вы ведь понимаете, во что это нам обойдется? Одно дело сражаться против вражеской стаи и совсем другое — поднять бунт против Старейшин, — произнес Оуэн, обведя пристальным взглядом присутствующих. — Хочешь отговорить меня? — приподняв бровь, Джейкоб красноречиво посмотрел на Оуэна. — Я сейчас готов пойти вразрез своим убеждениям, поскольку чувствую, что прав. За эти сутки мне стало предельно ясно, что старые законы изжили себя. Они не работают. В моей стае, с моими людьми не будет тех, кто потерял честь и совесть. Я восстану против Старейшин, чего бы мне это ни стоило. — В тебе сейчас говорят эмоции. Я все понимаю, ведь чувствую то же, что и каждый из вас. Возможно, немного острее, — Оуэн взглянул на Николь, после на носки своих до блеска вычищенных ботинок и, глубоко выдохнув, потер пальцами переносицу. — Но нужно четко осознавать риски, свои возможности. Если начнется битва, это будут потери. Вы готовы умереть? — жестко спросил Оуэн. Он был готов броситься в бой в любой момент, если бы так требовала ситуация. Боялся Оуэн за свою семью. От этого внутри все сжалось, но по взглядам Николь и Коула мужчина понял, что они уже все решили. Впрочем, как и остальные. — Нет другого выхода, — безапелляционно заявила Николь, в ее глазах отразилось сочувствие, когда она посмотрела на брата. Оуэн хоть и старался держаться, но его выдавали глаза, в которых застыли тревога и боль. — Давайте соберемся черед несколько дней, чтобы все детально обговорить. Стоит все взвесить и обдумать, — возвращая себе деловой тон, ответил Оуэн. — Когда соберем армию, нужно будет место для тренировок. Для этого подойдет мой коттедж, но его необходимо подготовить. После встретимся там. — Надеюсь, затягивать с переговорами не будем, — с нажимом произнес Джейкоб. — Максимум пять дней, как раз эмоции улягутся и власть займет холодный рассудок, — усмехнулся Оуэн, обняв Николь за плечи. Собравшиеся как по команде поднялись со своих мест и направились к выходу. Остался лишь Джошуа, договорившись с Оуэном, что тот отвезет Камиллу к его дому. Джош всегда скептически относился к правлению Старейшин. Занимая высокие должности и пользуясь своими полномочиями, они создавали свои личные правила. Когда нужно, прикрывались ими, когда было выгодно им — делали исключение. Конечно, новость о причастности Старейшин к массовому убийству оборотней, пусть и не чистокровных, в первые минуты шокировала. Однако Джошуа постепенно стал осознавать, что не слишком удивлен этим известием. Власть искажает восприятие, делает из человека подобие Бога, который решает, кого помиловать, а кого возвести на эшафот. В глубине души Джошуа будто был готов к чему-то такому, мерзкому и выходящему за рамки морали, а вот Джейкобу, потерявшему веру в свои убеждения, было тяжело. Именно поэтому Джошуа хотел побыть с другом, чтобы поддержать и дать возможность выговориться, если в этом будет необходимость. Закрыв за гостями дверь, оборотень вернулся в гостиную. — Не обязательно было оставаться, — равнодушно произнес Джейкоб, почувствовав присутствие Джошуа. — Подумал, что компания не помешает. Тебе наверняка сейчас непросто, — спрятав руки в карманах, Джошуа придирчиво рассматривал Джейка, выискивая в его взгляде и позе что-то скрытое. Тот, выпив порцию виски, задумчиво крутил в руках опустевший бокал. — Я взрослый мальчик, справлюсь, — пробормотал Джейк, криво усмехаясь. — Не сомневаюсь в этом. Но мы ведь друзья, и я всегда готов поддержать тебя, — Джошуа по-дружески сжал плечо Джейкоба. — Знаю, Джош, — с благодарностью ответил оборотень. — Но сейчас я хочу побыть один. — Почему ты сразу мне все не рассказал? — Джошуа присел на диван, рядом с Джейкобом, давая понять, что уходить не торопится. — Я был не в себе, — помедлив, сказал Джейкоб. — Долго бродил по городу, потом напился в каком-то баре, подрался. — Так вот как ты потерял телефон, — покачав головой, пробормотал Джейкоб. Но дальше комментировать не стал, прекрасно понимая, в каком состоянии был друг, услышав поразившую его новость. — Когда меня выволокли из заведения, я потерял сознание в каком-то проулке. Как оказалось, меня занесло к дому Лонгмена, — поморщившись, дополнил Джейкоб. Вспоминать свое поведение накануне было невыносимо. Он был противен сам себе. — Я был у него. Мы проговорили с ним всю ночь, — оборотень коротко взглянул на Джошуа. — Вы просто говорили? — напряженно поинтересовался Джош, с тревогой оглядывая Джейкоба. — Да, это шокирует, — хмыкнул оборотень. — Надрал бы задницу каждому, кто сказал бы, что я смогу спокойно поговорить с Лонгменом. Но факт остается фактом. Мы обсудили ситуацию со Старейшинами, — Джейкоб вспомнил руку сержанта на своем плече, его глаза, в которых отражалось понимание и сочувствие. Как выяснилось, этот хмурый, казалось бы, непробиваемый полицейский не был лишен чуткости. — А еще он извинился. Это ничего не меняет, Зака не вернуть. Но Лонгмен сказал, что сожалеет. И я почему-то ему верю. Кстати, Джонатан предложил помощь. — Джонатан? — переспросил Джошуа, изогнув брови. — Так вы перешли на новый уровень? Мне стоит ревновать? — притворяясь обеспокоенным, поинтересовался оборотень. — Заткнись, — беззлобно ответил Джейкоб, шутливо ударив Джоша в предплечье. — Ты согласился? — спрятав ухмылку, уже серьезно спросил Джошуа. — Я не дал прямого ответа. Нужно все обговорить с Камиллой. Если она будет против, я не подпущу его к делу, — бескомпромиссно заявил Джейкоб. Портить и без того шаткие отношения с Камиллой ему не хотелось. — Я не ослышался? Ты собираешься посоветоваться с Камиллой? — теперь Джошуа был на самом деле удивлен. Обычно оборотень и по совместительству вожак не интересовался чьим бы то ни было мнением. Особенно если это был не член стаи. — Не смотри на меня так, — тяжело выдохнул Джейк, словно пытался втолковать прописные истинны неразумному ребенку. — Участие Джонатана касается ее непосредственно. Поэтому я должен обсудить с Камиллой данный вопрос. — Невероятно. Камилла так меняет тебя, — с едва уловимым восхищением заметил Джошуа. Только сейчас он поймал себя на мысли, что Джейк стал вести себя по-другому с того дня, когда исчезла Камилла. Изменения были незначительными, но теперь они вдруг ясно вырисовались, преобразовавшись в четкую картинку. Джейкоб волновался за девушку, ему не было безразлично, что с ней, и самым большим его чувством являлась вина перед ней. — Она не доверяет мне. Я знаю, что это оправданно, но мне трудно смириться с данным фактом, — с грустью выпалил Джейкоб. — Дай ей время. Возможно, революция вас сблизит, — усмехнулся Джошуа, вновь потрепав Джейкоба по плечу. — Просто не отталкивай того, что чувствуешь, — тихо проронил он, не желая, чтобы с его стороны это прозвучало как напористость. — Я боюсь этого чувства, — в тон ему ответил оборотень. — Потому что знаю, сколько боли оно может принести. И в то же время ничего не могу поделать, — чем дальше он говорил, тем больше в его голосе звучало горечи и печали. — Когда я вижу ее, внутри все застывает, становится сложно дышать, словно ударили под дых. Мне хочется на коленях умолять о прощении или прижать к себе и не отпускать. Когда я вижу, как Коул поддерживает ее, меня разрывает от осознания, что я упустил свой шанс. Я мог все это время быть рядом. Но Камиллу окружали другие люди, они помогали ей, утешали, — с глубоким надрывом договорил Джейкоб. В груди нестерпимо обжигало, будто кто-то влез внутрь раскаленными щипцами. — У тебя есть шанс все исправить, — попытался утешить его Джошуа. — Когда я рассказывал все эти ужасные вещи и смотрел на Камиллу, мне казалось, что я лечу в пропасть. Думаю, она ненавидит меня, — проговорил Джейкоб, не слыша слов Джошуа. — Это не так, Джейкоб, — сведя брови на переносице, произнес Джош. Ему было больно смотреть на страдания друга. Он знал, что Джейкоб занимается самоистязанием, и не мог никак помочь. — Камилла скорбит, она потрясена и зла на Старейшин, но не на тебя. — Прости, тебе лучше уйти, — отрицательно мотнув головой, попросил Джейк. — Я действительно хочу побыть в одиночестве. — Ты ведь не натворишь глупостей? — тревожась за Джейкоба, оборотень не хотел оставлять его одного. Джейк закрывался от него, и Джошуа это расстраивало. — Нет, мне просто нужно подумать, — отрешенно сказал Джейк, подойдя к окну, застыл на одном месте, показывая, что разговор окончен и Джошу необходимо оставить его в покое. Прошло много времени, прежде чем Джейкоб перестал созерцать выхваченные светом прожекторов деревья. Сухие ветки размеренно покачивались, будто немые призраки. Оборотень налил себе виски и, выключив свет, сел в кресло. Хотелось тишины и мрака, чтобы вызвать ощущение всепоглощающего одиночества. Кровавую луну затянуло тучами, лишь свет от ламп во дворе выхватывал часть интерьера — диван и то место, где сидела Камилла. Джейкоб прищурился, как бы желая рассмотреть детали обивки в неясном освещении. На мгновение он представил, что Ками все еще сидит напротив него, но тут же тряхнул головой, избавляясь от болезненного видения. Выпив порцию виски, оборотень прикрыл глаза, погружаясь в мысли. Они, словно сорвавшиеся с цепи псы, стали рвать его сознание. Вот Камилла столкнулась с ним в столовой, ссора с братом, разговор с Камиллой на крыше, смерть Зака, обращение Камиллы в оборотня, их ссора, взрыв в стае Люмен, предательство Генри Джонса. Все в сумасшедшем вихре пронеслось в памяти Джейка, и в каждом эпизоде он видел свою вину. Если бы встреча в столовой прошла не так, если бы Джейк попытался понять Зака, если бы рассказал Лонгмену правду, если бы поддержал Камиллу. Сотня «если бы», сотня упущенных шансов, сотня ошибок, которые невозможно исправить. Джейкоб сполз с кресла и принял подобие волка. Сил выйти во двор не было, а ему хотелось хотя бы немного освободиться от боли, которую ни с чем нельзя было сравнить. Подняв морду, оборотень завыл, протяжно и долго. Казалось, от его печального призыва стекла покроются трещинами. И будь кто-то рядом, у него застыла бы в жилах кровь. Джейкоб выл пару часов, пока не стал хрипнуть, а после взобрался на диван и, свернувшись калачиком, затих. Из его волчьего глаза стекла одинокая слеза, прячась в густой шерсти. * * * После ухода Джейкоба Лонгмен не вернулся в постель, хотя было еще рано. Приняв душ и выпив кофе, Джонатан решил поработать, но толком сосредоточиться не получилось. Ему не хотелось приезжать к Морин с утра, поэтому он постоянно смотрел на время, выжидая удобный момент. Когда стрелка показала восемь часов, сержант сгреб бумаги и, сложив их в стопку, поспешно покинул дом. Пожалуй, впервые в жизни Джонатан так быстро оторвался от очередного дела, словно это было самым мучительным занятием. Обычно он настолько погружался в досье преступника, показания очевидцев и потерпевшего, что забывал обо всем на свете. Чувствуя какой-то дискомфорт от не подвластных ему изменений, сержант вышел во двор. Посмотрев в зеркало машины, Лонгмен пригладил свои короткие волосы и, заведя мотор, тронулся с места. По дороге он свернул около небольшого цветочного магазина и, выбрав букет, снова сел в автомобиль. Уже возле бара Джонатан задумался. Решительности в нем немного поубавилось, и сержант внимательно рассматривал облезлый фасад здания. Нет, он был все так же уверен, что стоило поговорить с Морин. Вот только не знал, как начать диалог. Когда возле двери мелькнула тень и рука девушки перевернув вывеску с надписью «Закрыто», словно в этом было приглашение лично ему, Джонатан решительно направился к входу. Отворив дверь, Лонгмен остановился, тут же встретившись со взглядом Морин. Готовность приступить к работе сменилось удивлением и едва уловимой досадой. — Джонатан? — Морин постаралась придать своему голосу непринужденности. Стоя за барной стойкой, она протирала бокалы, что позволяло, к ее облегчению, держать между ними дистанцию. — Нам нужно поговорить, — твердо сказал Лонгмен, закрывая дверь на замок. Присаживаясь на стул, он положил букет на барную стойку. — Это тебе. — Кажется, мы уже все обсудили, — нахмурившись, ответила Морин, лишь коротко посмотрев на цветы. Внутри что-то сжалось и заныло, Лонгмен уже дарил ей ирисы. И они навевали не очень приятные воспоминания. — Нет, не обсудили, — резко ответил Лонгмен, но тут же поспешил смягчить тон. — Мне понятна причина твоей обиды. Я поддался эмоциям и повел себя некрасиво. — Я не обиделась. Просто поняла, что ничего не получится, — чтобы не было заметно, как дрожат пальцы, Морин стала усердней протирать бокал. — Джонатан, между нами изначально была пропасть. Нельзя отрицать, что наши отношения были ошибкой. — Морин, я не собираюсь отказываться от ребенка, — заявил Лонгмен, пытаясь поймать взгляд девушки. — И не только по причине того, что он мой и я хочу принимать участие в его жизни. Вчера приходил Джейкоб. — Джейкоб? — Морин опустила руку с бокалом и с тревогой посмотрела на сержанта. — К тебе? Но зачем? — Долгая история. Он был в отчаянии. Поделился информацией, — Лонгмен сцепил пальцы в замок и, опустив глаза, стал наблюдать, как по тусклому линолеуму ползет жук. Когда он заполз под стойку, мужчина выпрямился, собираясь с мыслями. — Старейшины убивают перевертышей. В стае оборотней с геном произошел взрыв. В живых осталось только пятеро, включая Камиллу. Джейкоб узнал, что все подстроено Старейшинами. Кто-то выполнил их заказ. И я боюсь за вас. — Я сумею защитить себя и своего ребенка, — спокойно, словно известие ее не потрясло, произнесла Морин. Однако рука Морин непроизвольно метнулась к еще плоскому животу. Стало на мгновение страшно, но девушка успокоила себя тем, что о ней мало кто знает, так как она живет обычной жизнью. — Морин, это и мой ребенок, — с нажимом напомнил ей Лонгмен. — Джонатан, я не хочу тебя принуждать. Я не из таких женщин, которые пытаются привязать к себе мужчину любыми способами, — мотнув головой, ответила Морин. Погладив живот и убедившись, что нарастающая паника угасает, девушка вернулась к своему занятию. — Я знаю, но отказаться от своего ребенка не могу. Не лишай меня того, чтобы видеть, как он растет. Как делает первые шаги, говорит первое слово, — горячо проговорил Джонатан. Оторвав Морин от дела, сержант сжал ее ладонь. — Морин, я просто испугался. Не того, что, повзрослев, он может стать оборотнем, а своей уязвимости. Снова заботиться, бояться, нести ответственность за кого-то. Как бы пафосно ни звучало, но мне был дан шанс вновь создать семью. А меня охватил страх, — с горечью добавил Джонатан. — Когда Элизабет родила Кэтти, я был безмерно счастлив. Видел, как она растет, как у нее формируется характер и собственные вкусы. Как после садика Кэтти с серьезным видом рассказывает новости. Наблюдал, как Кэтти общается с друзьями. Я не мог надышаться дочерью. Когда все исчезло, смирился, что в моей жизни больше не будет счастья. Не мог представить, что это возможно, — тихо закончил мужчина, опустив голову. Воспоминания о дочери все еще отзывалось острой болью. К этому чувству примешался и стыд, что он так плохо поступил с Морин. — Я понимаю, правда, — отложив салфетку, которой касались их переплетенные пальцы, Морин накрыла руку Лонгмена своей. — Но не могу согласиться на ту роль, которую ты мне определил. Начиная с семьи, я всегда оказывалась на последнем месте. Нелюбимая дочь, нелюбимая сестра. Меня предпочитали брату. Я уехала в город, отдалилась от родных. И они прекрасно живут без меня, я им была, по сути, не нужна. Несколько раз пыталась создать свою семью, но меня бросали. Либо оставляли, как запасной вариант. Просто потому, что в тот момент не находилось лучше, — в глазах Морин появилась уверенность, вздернув подбородок, девушка сложила руки на груди, с едва уловимым вызовом посмотрела на Джонатана. — А теперь у меня будет ребенок. И я не имею права довольствоваться второстепенной ролью. Либо я для кого-то важна и не являюсь предметом интерьера, либо остаюсь одна. — Ты не была для меня предметом интерьера, — запротестовал Лонгмен, сведя брови на переносице. Хотя ее слова и задели его, он отчетливо осознавал, что сделал все для того, чтобы Морин почувствовала себя ненужной. — А кем я была? — изогнув бровь, с иронией поинтересовалась Морин. — Да, мы спали вместе, но в большей степени вели себя, как два любезных соседа по комнате. Я не смею тебя упрекать. Но, Джонатан, для тебя работа значит намного больше, чем отношения. И неважно, романтические они или дружеские. Кстати, у тебя есть друзья? — с грустной насмешливостью спросила девушка. — Когда-то были, но я их оттолкнул, — словно провинившийся ученик, пробормотал Лонгмен. До трагедии у него было много приятелей, с коллегами по работе он хорошо ладил. Но после смерти двух любимых людей он превратился в трудоголика, который ничего, кроме досье и отчетов, не видел. Характер испортился настолько, что даже его лучший друг отдалился. А когда переехал в другой штат, общение и вовсе прекратилось. В результате Джонатан Лонгмен стал одиночкой. Но винить в этом он мог только себя. — Что и требовалось доказать, — опечаленно проговорила Морин. — Мы очень разные, Джонатан. — Знаю, но я хотел быть с тобой, — в тон ей ответил Лонгмен. — Просил у тебя шанс и облажался. Но позволь участвовать в жизни ребенка. И защищать, если в этом будет необходимость. — Я не знаю, Джонатан… — Морин закрыла руками лицо и глубоко выдохнула. — Меня так тянет к тебе, но находиться рядом с тобой больно. Потому что я знаю, что у нас ничего не получится, как бы мы ни старались. «Как бы я ни старалась», — мелькнула у нее горькая мысль. — Я дам тебе время. Просто звони, если что-то будет нужно. Если вдруг станет страшно или почувствуешь себя плохо, — Джонатан встал, собираясь уйти. Их взгляды вновь встретились, и Джонатан сдержался, чтобы не обойти барную стойку и крепко не обнять Морин. Ее глаза блестели от непролитых слез. В них была такая тоска, что сержант ощутил себя самым мерзким подонком на свете. — Джонатан… — Морин запнулась, не зная, что ответить. — Хорошо, — только и смогла выдавить она. — Что насчет Джейкоба? Он будет реагировать? Что-то предпринимать? — Думаю, он собирается пойти против Старейшин. Я предложил ему помощь, но Джейкоб не дал ясного ответа. Хочет посоветоваться с Камиллой, — коротко ответил Лонгмен, не в силах отвести глаз от девушки. Как бы ему хотелось повернуть время вспять и все исправить. — Что ж, довольно рискованно, но, думаю, Джейкоб знает, что делает, — проговорила Морин, выставляя в ряд бокалы. Ей необходимо было чем-то заняться, даже совершенно нелепым, лишь бы не растерять пошатнувшееся самообладание. — Мне очень жаль, Морин, — Лонгмен провел рукой по ее щеке, нежно заправив за ухо прядь. — Прости, что причинил тебе боль. — Как бы нелепо это ни звучало, но это самая сладкая боль, которую я испытывала, — прошептала Морин, чувствуя, что еще немного, и сдержаться уже не сможет. — Ты удивительная, — усмехнулся Лонгмен, смахнув скатывающуюся слезу со щеки девушки. — Хотел бы я полюбить тебя так, как ты этого заслуживаешь. — Спасибо, что пытался, — выдавила из себя подобие улыбки Морин. — Звони, если будет нужно, — попросил Лонгмен и, резко развернувшись, направился к выходу. — Хорошо, — повторила Морин ему в спину. Джонатан вышел из заведения и, оглянувшись, посмотрел на Морин. Девушка все так же стояла за стойкой, руки лежали на животе, а из-за склоненной головы нельзя было увидеть выражение лица. Однако Лонгмен был уверен, что сейчас ей очень больно. Морин выпрямилась и, промокнув полотенцем глаза, стала снимать со столов стулья. Чтобы она его не заметила, сержант поспешил сесть в салон. Заведя мотор, Джонатан выехал на дорогу. В участок не хотелось, поэтому он отпросился, сказав, что поработает из дома. До вечера Лонгмен катался по улицам Нью-Йорка, вспоминая прошлое и возвращаясь к настоящему. Выкурив полпачки сигарет, Лонгмен решил вернуться в свою квартиру и изучить досье. Но, встретив тишину комнат, сержант понял, что сегодня заняться делом не выйдет. В голове вдруг пронеслась мысль послать все к черту и отдохнуть. Само это слово вызывало дискомфорт, потому что он совершенно разучился расслабляться. Приготовив сэндвичи и взяв две бутылки «Bud Light», Джонатан включил на ноутбуке «2001 год: Космическая одиссея». Положив ноги на журнальный столик, сержант откинулся на подушки и, отпив глоток пива, удовлетворенно хмыкнул. Когда на экране замелькали кадры любимого фильма, Джонатан Лонгмен полностью погрузился в сюжет, наконец сумев отбросить все свои проблемы и просто насладиться покоем. * * * За окном медленно падал снег. В камине уютно потрескивал огонь. Пластинка играла композицию Tomaso Albinoni — Adagio. Ракель водила пальцем по ножке бокала, слегка покачиваясь под пронизывающую мелодию. Ее меланхоличное настроение тут же сменилось, как только открылась дверь в номер. Едва слышные шаги остановились позади нее, и женщина, отпив из бокала вино, взглянула на силуэт в оконном отражении. Ракель умела в считанные секунды менять маски, вот и сейчас она изменила задумчивый образ на деловой. В этом было одно из преимуществ — быстро подстраиваться под ситуацию. — Как обстоят дела? — Ракель видела лишь очертания в окне, полумрак не позволял разглядеть детали, но она знала, что ее посетитель неотрывно смотрит на нее. Женщина самодовольно усмехнулась. — Я сделал все, что нужно, — ответил Диего, сделав шаг вперед, оказался очень близко от Ракель. Его руки были спрятаны в карманы куртки, хотя ему хотелось совсем иного. Но было еще рано, чтобы позволить себе что-то большее. — Тебя никто не видел? — Ракель оперлась об подоконник, мерно постукивая длинными ногтями по его поверхности. Она затаилась, словно кошка перед добычей. — Я умею быть незаметным, — ответил Диего, снимая куртку и вешая ее на спинку кресла. После чего, стянув с себя толстовку, мужчина остался лишь в одной майке. В позе Ракель появилась расслабленность, что было призывом к действию. — В тебе очень много скрытых талантов, — женщина развернулась к нему, склонив голову, прикусила нижнюю губу. Диего был накачанным, с упругим торсом, с рельефом мышц и выглядел, словно сошедшая со страниц модного журнала модель. Он мог затмить собой всех конкурентов. — Но знаешь, какой главный? Ты умеешь доставлять удовольствие одними словами. А что ты делаешь в постели… — последнюю реплику Ракель шепнула ему на ухо, наслаждаясь его смущенной улыбкой. — На что ты готов ради меня? — На все, что угодно, — Диего мягко развернул ее спиной к себе и, отогнув край халата, коснулся поцелуем острого плеча, после провел пальцами по лопатке, поднялся к шее и поцеловал за ухом. — Что будет дальше? — Дальше, — выдохнула Ракель, заведя руку назад, касаясь его затылка. Прикрыв глаза, она пыталась сохранить ясность мыслей, которые уже начинали путаться, — я повышу тебя в должности, станешь вожаком. — И буду в подчинении у Томаса? — нахмурился Диего, останавливая свои ласки. Он слегка сжал плечи Ракель, заглядывая в затуманенные желанием глаза. — Это ненадолго, — словно убеждая маленького ребенка, сказала Ракель, обнимая лицо Диего ладонями. — Со временем станешь Старейшиной. — Меня устраивает то, где я нахожусь сейчас. Поэтому я отказываюсь, — отрезал Диего, мысленно обругав себя за неподобающий тон. Он ни разу не позволял себе так отвечать Ракель, кому угодно, но только не ей. — Ты возражаешь мне? — Ракель, приподняв брови, пристально посмотрела на Диего. — Никогда такого не было, ты меня удивил. — Я хочу быть с вами, всегда. Но пусть вас не вводит в заблуждение моя преданность и безоговорочное послушание, — Диего коснулся ее шеи, нащупывая бьющуюся под пальцами жилку. Он жаждал эту женщину, ему хотелось как можно скорее прекратить этот разговор, взять ее на шкуре волка, расстеленной около камина, и любоваться отблеском свечей в глазах. — Я всегда относилась к тебе не так, как к остальным. Ты это прекрасно знаешь, — прищурилась Ракель. — Но я не могу позволить другие отношения, чем те, что есть сейчас. — Знаю. Я ничего не требую от вас. Но мне не нужна высокая должность. Позвольте единственный раз поступить наперекор вашему приказу, — рука Диего скользнула под шелк халата, сжимая бедро. Он притянул Ракель к себе, одной рукой сорвал пояс халата, обхватывая талию, а другой приподняв ее подбородок. Ракель была в его власти, только ему она позволяла брать верх над собой. И Диего ощущал себя особенным. Поэтому никогда не ревновал к другим. Знал, что Ракель принадлежит только ему. — Я подумаю, — она обвила руками его шею. — Сейчас главное — довести все до конца. Оборотни должны доверять нам, поэтому необходимо произвести впечатление. А сейчас давай забудем о работе. — Слушаюсь, моя госпожа, — с жаром прошептал Диего. Сняв с себя майку, он подхватил Ракель на руки и бережно уложил на мягкую шкуру. — Мой верный раб, как так вышло, что ты взял меня в плен, — касаясь его волос, прошептала Ракель. Диего не ответил, лишь жадно приник губами к ее губам. Его руки сжали округлую грудь, медленно скользнули вниз. Диего прокладывал себе дорогу поцелуями, нарочно останавливаясь, чтобы помучить изнывающую от возбуждения Ракель. Когда мужская ладонь коснулась кружева, Ракель нетерпеливо выдохнула, притягивая Диего к себе. Она схватила пояс, намереваясь его расстегнуть, но Диего перехватил инициативу. Удерживая запястья, он завел руки над ее головой. — Ракель, — нежно, срывающимся от страсти голосом проговорил Диего, касаясь губами шеи. — Неправильно, — сдерживая крик от накатывающей внутри волны, выдохнула она. — Эль, — прошептал на ухо Диего и резким движением вошел в нее. Ракель впилась ногтями в спину Диего, обхватив ногами его талию. Диего был напористым, страстным и в то же время нежным. В нем удивительным образом сочетались властность и податливость. Диего доводил до экстаза, она тонула в его в ласках и поцелуях. За окном все так же падали хлопья снега, а в номере отеля словно разверзся вулкан. И под стать накаленным страстям композиция Arcangelo Corelli «La Folia» сменилась Antonio Vivaldi «Тemporale estivo».