* * *
Еще тысячи лет назад Дат’Ремар-Основатель заповедал своему народу - стремление к знаниям, бесстрашие в поиске и жажду смелых экспериментов следует пробуждать и укреплять с детства (о том, что внушать преданность королевству с ранних лет тоже можно, и даже стоит, его потомки догадались уже сами). Неудивительно, что некий Маг-кель’дорай - острого ума, государственной складки, с хорошей памятью о собственных детских годах и поразительной личной скромностью (имя его не сохранилось) – придумал, едва был воздвигнут первый детский городок, как совместить обе державные потребности без допущения юных эльфов до настоящих (и довольно уязвимых к детскому любопытству и передовым новшествам) святынь Кель’Таласа. Магия – основа и суть жизни Высших; она же - нить, связующая все стороны бытия. Как грубо, но по существу верно говорят, погрязая в бессильной зависти, варварские и нецивилизованные Младшие народы - "эльф без магии и есть не сядет"[33]. Волшебству в Кель’Таласе учат юных едва ли не с колыбели: Сила зачастую проявляет себя рано и брать ее под родительский контроль (а немного спустя и наставлять в нем же своего ребенка) гораздо проще, чем впоследствии радоваться множеству мелких бытовых неожиданностей и сюрпризам разной степени сомнительности. Только годам к десяти (исключения допускаются, но в редких случаях несомненного раннего таланта) маленьких син’дорай начинают побуждать к самостоятельным поискам в этой области; одновременно внушая на практике мысль, что команда исследователей-Магов добьется куда большего, чем экспериментатор-одиночка. И хотя каждому ребенку наперечет известны все имена великих Высших (подчас именно одаренных одиночек), идея совместной работы становится близка почти каждому маланорэ – увы, даже у кель’дорай гении рождаются не всегда. Именно в детском городке переросшие младенчество юные эльфы впервые пробуют (сперва, разумеется, под присмотром наставников) самостоятельно искать, открывать и изучать заклятья, прежде им неведомые; всех[34] сторон и направлений – и полезные в своем Классе, и пригодные в будущих ремеслах, и – будем честными – нелишние в относительно безобидных проказах и взаимных шутках и подначках. Все найденное, придуманное и открытое детьми одного отряда торжественно и с гордостью заносится в нарочитую Книгу, пополняемую год от года. Взрослые – в большинстве своем – искренне верят в детское неведение; в неспособность понимать простые вещи, догадаться об очевидном или проникнуть в нестарательно прикрытые родительские замыслы. Исключение, пожалуй, составляют те взрослые, кто прожили не одну и не две сотни лет – оставаться столь наивными (или продолжать успешно обманывать самих себя) лет пятьсот или более взрослым уже сложнее, как они ни старайся. Хотя, как утверждают задорные детские рассказки, не иссякающие уже немало поколений, некоторым полнолетним это все же удается. И потому юные Высшие, конечно, прекрасно понимали, для чего и почему им предложен свой, детский символ магического могущества; зачастую, они о этом узнавали еще до первого заезда - чаще от друзей, куда реже – от старших братьев и сестер[35]. И ни для кого не секрет, что многому из записанного в их Книге (да что там, почти всему!) их могли быстро и легко научить наставники и Учителя, всего лишь просто рассказав - или вручив нужный учебник. Но что с того? Ведь все узнавать самим и мечтать открыть нечто, что, быть может, упустили взрослые, так интересно! Да и всякое случалось – за две с половиной тысячи лет накопилось немало детских имен, неожиданных магических открытий и поразительных деяний, память о которых хранили не только ребячьи предания, но даже труды взрослых Магов. Потому неудивительно, что маланорэ относились к своей Книге едва ли с меньшим почтением, чем взрослые-армейские к своим штандартам, а все жители Кель’Таласа - к Солнечному Колодцу. Книгами гордились, ими соперничали; стать Хранителем Книги было непросто - это требовалось заслужить. Тронуть Книгу другого отряда, а уж тем более умыкнуть или спрятать ради насмешки или ответной расплаты за каверзу, полагалось немыслимым - детские легенды о таком не помнили. Взрослые всегда поощряли и укрепляли подобное отношение у своих детей. Одни, романтики – помня свое детство; другие, сознательные – заботясь о будущем Королевства и его магической науки. А третьи – просто понимая, что без этой учебной традиции и почитания отрядной Книги, сокрушительно-тлетворных и безнадзорных магических шалостей (навроде того же случая с прыголапами) будет гораздо больше.* * *
Подобравшись к заветному входу (то есть, достигнув цели стратегической), Вирр озадачилась вопросами тактики: оставить Рилля на страже или взять с собой в домик? И то, и другое решение имело свои недостатки и достоинства; а которое неудачнее - понять наверняка можно будет лишь задним числом (если успеешь). Пока Вир наскоро решала, что хуже – засада пауков-декораторов в какой-нибудь комнате, или героическая оборона любимого домика от них же, но вернувшихся в городок не ко времени, Рилль принял решение за нее – отодвинул мордой полусорванную дверную створку и протиснул все остальное, оставив снаружи лишь подергивающийся хвост: что-то внутри показалось тигру крайне интересным. Вирр, не дожидаясь, когда хвост и все прочее, к нему прилегающее, освободят ей дорогу, быстро отворила вторую створку и заглянула внутрь, в гостиную отряда, которую она вместе с прочими покинула в тот страшный день, надеясь, что в самом худшем случае вернется уже следующим летом. Понимая, что в заброшенном городке неизбежно либо нежить порезвилась, либо жертвы Голода первых дней перевернули все в жажде магии, девочка была, как ей казалось, готова к любым зрелищам разрухи и запустения (да и пропавшую защиту от стихий не стоит забывать). Но, видимо, все-таки, недостаточно. Рилль же, далекий от Вирркиной тоски и лишенный ее воспоминаний, напротив, обозревал перевернутую и поломанную обстановку с совершенно котеночьим восторгом и явным одобрением – устроить хоть раз в их с Вирр городском доме подобный раздрай, тарарам и Первозданный Хаос он мечтал, возвышенно и безнадежно, с самого первого дня. И потому запасался впечатлениями впрок; лишь иногда бросал взгляд на Вирр, не понимая причин ее настроения и волнуясь за свою Спутницу. Напомнив себе, что она уже почти взрослая и на боевом задании (уже без всяких там "почти"), Вирр перешагнула треснувший сундучок с настольной игрой, обогнув чьи-то позабытые недособранные, частью распотрошенные пожитки, подошла к пандусу, плавно огибавшему большую общую комнату и ведущему наверх – к спальням. Рилль, с сожалением оторвавшись от греющего душу любого кота зрелища, двинулся за Охотницей – пандус был широкий и крепкий, рассчитанный даже не на вполне себе взрослых тигров с почти взрослыми девочками, а на целую кучу мальчиков и девочек, имевших обыкновение подниматься и спускаться, когда в одиночку, а когда и оравой, но исключительно бегом и, по большей части, прыжками. Поднимаясь, Вирр старалась на гостиную лишний раз не смотреть - лишь краем глаз ловя возможное в проеме движение; но оказавшись перед аркой, ведущей на второй этаж, невольно бросила взгляд вниз – и неожиданно для себя улыбнулась, вспомнив былые проделки потерянных друзей. Юные будущие Маги, постигшие науку левитации хотя бы в первом приближении (то есть, "еще не летать, но падать уже медленно"), старались демонстрировать свое высокородное презрение к низменному тяготению где только возможно (точнее, где хватало еще невеликих сил), ну а уж спрыгнуть с верхней части пандуса прямо на головы сидящих на уютных диванчиках в гостиной – это уж сам Основатель велел! Наверху царил все тот же беспорядок и разорение – брошенные впопыхах вещи и опустошенные безумцами некогда магические предметы, игрушки и несданные пособия. За сохранность Книги Вирр, в общем-то, не боялась: магии на почитаемом томике было наложено лишь чуть – несерьезной и бытовой, для пущей прочности, сохранности и радующей глаз торжественности. Вряд ли Презренные стали бы ее рвать и потрошить – у них были совсем иные заботы; выпили те крохи, что есть, и бросили, где взяли. Так что все должно быть просто – вот нужное крыло, вот спальня Хранительницы и ее соседок (странно: дверь оцарапана, но аккуратно прикрыта), а вот и шкафчик над кроватью… Книги не было. Вирр, старательно избегая паники (так и должно быть, раз хоть капля волшебства в ней была, ты к этому готова и этого ждала, ничего страшного… пока), попросила Рилля переместить лапы, хвост и все прочее в коридор (вы когда-нибудь пробовали что-то искать в относительно небольшой, перевернутой вверх дном комнате, когда вам усердно помогает обожающий вас талассианский тигр? Нет? Ну и слава Белоре) и быстро, но аккуратно и последовательно (зря, что ли, читала пьесы о дознавателях-шала’зарам, тех, что всегда-начеку?) стала разгребать лежащие повсюду вещи, осматривать шкафчики и полки, стараясь не отвлекаться на всякое памятное и знакомое… Вроде этого гребешка; его хозяйка за неделю до Катастрофы поделилась с подружками (и с Вирр) потрясающей новостью: у "нашей Айиэнь" и мальчика из "Золотистой Дымки" случилась невероятно романтическая ("совсем-совсем как в стихах Илгона-Сочинителя!") та самая детская любовь, полная страсти и огня - "точно вулканы Унгоро"; причем многие ступени в Науке Весенних Радостей счастливой парой уже пройдены, и "она даже позволяет ему расчесывать свои волосы!". Вирр мимолетно улыбнулась, вспомнив свое тогдашнее смущение и заалевшие от подобной новости уши; и спрятала гребешок за отворот курточки – на память. И продолжила поиски. Книги не было. Вирр перестала метаться по комнате и сосредоточилась. Их Хранительницей была Сервэль из Утренних Лучей, а Опорой Хранителя – Ширри. Но Вэлли странным образом пропала где-то за день-два до Вторжения (по словам Учителей и наставников - небывалый уже полторы тысячи лет случай) и найти ее, или даже узнать, что с ней случилось просто не успели. Однако, утром того дня Книга была на месте. А Ширри, пока не оказался на том берегу, о ней и не вспомнил (да, не позволила себе соврать Вирр, как и все прочие и некоторые из присутствующих). Взять же ее кто-то из своих никак не мог – Вирр бы знала обязательно, такое не скроешь. Взрослым, перед их последним боем, было явно не до того. Значит, Книга в любом случае должна быть в городке… Презренные? Хорошо, она – сошедшее с ума, терзаемое Голодом, думающее только о магии и фанатично вычуивающее любой источник Силы существо (даже после общения с Отшельником, даже в мыслях, Вирр было трудно назвать тех бедняг эльфами или Высшими). Вот она забрела в детский городок – забрела не первая, иначе бы бросилась к вещам и устройствам куда более… питательным. Вот она - по совсем слабой ауре, но обостренным от вынужденного воздержания чутьем – нашла ничтожный, малый, но все же источник. Пищу, как сказал бы таинственный Маг, третьей формы. Что она сделает? Опять же – где найдет, там и поглотит, причем сразу. А выпив - бросит и пойдет искать дальше. А отчего не бросила? Вирр припомнила рассказы Отшельника и поняла - вероятный ответ один; существу помешали ему подобные - жаждущих магии в первые месяцы тут хватало с избытком, не то что сейчас. Вот она схватилась с другим Презренным; бросит она книгу или к себе прижмет? Для колдовства, вроде бы, и одной руки достаточно, но то от направления Школы зависит и от личных возможностей. Тут не поймешь – настолько вжиться в безумца пытаться не ей, а кому-нибудь из опытных магистров Аркана с уклоном в ментальную магию. А если по уму, но без безумия? Где схватка закончилась, там Книга и лежит – и вряд ли за пределами домика. Где-то совсем рядом. Прихватив пристроенный на давно пустовавшую стойку лук, Вирр вышла из комнаты, к радости истомившегося в скучном коридоре Рилля, огляделась, прикидывая возможный сюжет яростной схватки. И снова посмотрела на дверь за спиной. Дверь ни в какой сюжет не влезала. Царапины можно было объяснить по-разному, но то, что она была прикрыта – точно последний уходящий был вменяем, воспитан и никуда не торопился – нарушало весь рисунок; тут и на дознавателя учиться излишне. Кто-то из Следопытов? Вполне возможно, но Следопыты, осматривая брошенные поселения и заставы в поисках бродячей нежити или чего-то важного, либо не обратили бы внимание на детские ценности, либо – а отчего бы и нет? – принесли Книгу в Транквилл; а там и в Школу переправили. Непонятно. За отсутствием идей Вирр стала осматривать пол коридора и заглядывать в соседние комнаты. Рилль, без слов, жестов и отпихиваний, по одному настрою Охотницы сообразив, что помогать сейчас было бы совсем некстати, по своему почину решил сходить в конец коридора и еще раз взглянуть на первый этаж; видимо, волновался, не стремится ли неведомый, но возможный враг нарушить всю красоту и навести там порядок - на манер почтенной Кориаль. Ее тигр побаивался куда больше нежити. На всякий случай Вирр заглянула и в душевую, которой, несмотря на почти столичное обустройство, на ее памяти почти никто и не пользовался - зачем, когда вокруг столько чудесных прудов и маленьких уютных озер, не считая фонтанов в самом городке? Время шло, спальни закончились, а ни Книги, ни следов ее или останков девочка так и не нашла – слабая надежда пребывала в состоянии "раненый еще жив, но это ненадолго", а упрямая логика требовала продолжать поиски и в гостиной. Например, сквозняком вынесло. Или Искажение постаралось. Наверное, именно растущее отчаяние и страх Вирр, что все старания, вся подготовка за не так уж мало лет, все ссоры с выжившими друзьями и взаимные обиды могут оказаться напрасными, обострили ее охотничье чутье. А быть может ей просто повезло, когда она – так, наугад, без всякого расчета и раздумий - едва сойдя вниз, сразу направилась, в самый дальний от входа угол[36] к перевернутой и явно пережившей сильный удар треснувшей посередине софе. За ней, у подножия стены рядом c большим проломом и лежала, знакомым до слез переплетом вверх, подмяв страницы – точно кто-то швырнул ее в стенку – отрядная Книга. Вирр, не веря счастью, протянула к ней руку и на мгновение-другое замерла – касаться святыни отряда и открывать ее в любой момент и по своей воле мог лишь тот или та, кому было доверено ее беречь. Но бедная Сервэль, скорее всего, давно мертва, если не хуже; а Ширри – трус и отступник, а значит, право свое он потерял. Что ж, по вполне писанным правилам, в случае опасности или событий попросту непредвиденных, любой другой маланорэ спасать Книгу не просто может, но и попросту обязан. Вирр хорошо понимала, что теперь-то уж точно нельзя медлить; что искушать и дальше местную более чем сомнительную живность и неживность, кем бы она ни была, хуже, чем опасно: если они с Риллем попадутся кому-то в когти-лапы-жвалы именно сейчас, будет попросту глупо, глупее некуда – но устоять она не могла. Вместо того, чтобы быстро отряхнуть от мусора Книгу, засунуть ее в рюкзачок и бежать со всех шести ног и лап к Реке, а там, на той стороне сдаться первому же патрулю или посту Стражи, она бережно отерла переплет, поправив смятые страницы. Да, оттиснутые на обложке строки уже не переливались зеленоватыми искрами, и по касающимся Книги рукам теперь не пробегала завораживающе-приятная волна, и по широким полям перелистываемых страниц больше не распускали свой красный узор сказочные цветы и травы – да, ни капельки детской магии не осталось в этом многократно мокнувшем и высыхавшем томике, все страницы пожелтели, а иные повреждены, но это все же была Она. Даже стило с "вечным" грифелем на шелковом шнурке сохранилось… почти. Вирр шмыгнула, протерла глаза и пригляделась. Сам корпус стила был смят и чуть погнут, а грифель – стерт до конца или сломан. Девочка поискала последнюю страницу и вмиг позабыла про живность, Реку, Стражу и весь Кель’Талас с Элунараном. На развороте, большими корявыми рунами - так ведь даже до Школы не пишут! - кто-то (если судить по изуродованному стилу и почерку – некий владевший талассийским огр) с трудом вывел два слова. ВСЁ ВРАНЬЁ Над плечом нависла Риллева морда – тигру тоже было интересно; но если он, втайне от Спутницы, и научился читать, то, как упорно скрывал это раньше, так ничем не выдал себя и теперь. Вирр даже не шелохнулась, пытаясь осмыслить и прочтенное, и сопутствующее. Версия с неестественно грамотным огром никуда не годилась – если только детство свое он не провел среди сверстников-син’дорай. Эти враки Застят свет. Все вранье, А правды нет. Эту дразнилку Вирр знала с самых ранних лет, и знал любой ребенок в Кель’Таласе – разве что с вариациями, но и они разнились в малом: столичная детвора так и говорила - "все вранье", а в окраинных поселениях и дальних заставах дети предпочитали клеймить рифмой ту ложь, которая "сплошь" … Низкий негромкий вибрирующий рык прямо над правым ухом прервал размышления - Рилль оскалившись, поднял голову и, чуть припав к полу, смотрел прямо на пролом в стене. Вирр, со стуком захлопнув Книгу, стала, не глядя, судорожно запихивать ее в рюкзачок, не отрывая глаз от пролома. Снаружи слышался шелест, легкий трест и странное, ни на что не похожее клацанье. Кажется, дотянула… Дождалась, дура прекраснодушная. Затянуть рюкзак она успела. И даже закинуть на спину. И ухватить лук. А вот броситься с Риллем к выходу – уже нет. В гостиной стразу стало темнее: в дверной проем просунулось нечто щетинисто-мохнатое и восьмиглазое, с растопыренными хелицерами, побольше любых паучьих, известных Вирр по старым атласам или новейшим гарнизонным отпискам, да и не паук это был – существо, несмотря на паучью морду, напоминало скорее ставшего на дыбки гигантского муравья[37], покрытого шерстью; задними, сколько-бы-их-там-ни-было, лапами опираясь, передними, раздвоенными на концах оно с легкостью выламывало остатки створок, расширяя проход. Монстр оказался внутри на удивление быстро для такой массивной и высокой туши, но Вирр успела выпустить две стрелы; одна воткнулась куда-то в пасть (чудовище, не снисходя до мелочей, молча ее скусило), другая бессильно отскочила от… вероятно, груди. Девочка схватилась за клинки - стрелы бесполезны, а если они с Риллем выживут, то еще пригодятся; но отчетливо понимала – дело плохо. Противника она узнала, но откуда он тут взялся – реликт седой, даже для ее народа, древности, сохранившейся лишь на полярном континенте – она не понимала, да и было откровенно не до того. Рилль, после неудач со стрелами, тоже зря не геройствовал: пятился, рыча, пробуя свое природное тигриное оружие – очень низкий, почти неслышный для многих звук, наводящий на большинство животных, даже крупных, страх и неуверенность. Одно жаль – действовало это только на живых. А эта тварь, похоже, таковой не была. Вирр и Рилль уклонялись от лап некрочудища - все больше оттесняющего их и от входа, и от дыры в стене - пытаясь попеременно отвлекать его друг от друга. Интересно, неожиданно спокойно подумала Вирр, пытаясь в очередной раз достать противника, не подставляясь под когтистые лапы, если запрыгнуть на пандус и убежать наверх, он пролезет за нами? И если нет - пролезет ли Рилль потом в окно? Способности тигров и некронерубов[38], как и пропускные возможности маленьких окон спален так и остались тайной. Чужое смачное хаканье, жужжание, свист – и в затылок недобрым чудом сохранившегося осколка армии Плети откуда-то со стороны входа врезался топор. Чудовище покачнулось и неуверенно стало разворачиваться, сметая опорными лапами остатки мебели и всякий прочий мусор. Треск, хруст, клацанье и тигриные взрыки дополнились хриплым воплем на общем языке Орды: - Быстро в дыру, дура! Примечания (в "Комментарий к части", увы, не поместилось): (33) Разумеется, это очень литературный перевод оригинальной фразы. (34) "Всех" - это, конечно, с оговорками; например, ту же некромагию ранее (до Катастрофы) не дозволялось практиковать даже профессиональным Магам. Теперь же. в правление Регента, ее разрешено изучать (не то чтобы ставить эксперименты) c детства лишь Варлокам, да и то под строгим контролем старших; прочие син’дорай могут изучать науку Смерти лишь после достижения полнолетия, подтверждения первого классового уровня (экспериментировать с ней – после второго) и исключительно в правительственных лабораториях. (35) Низкая деторождаемость – всегда обратная сторона долгой и цивилизованной жизни; редкая семья кель’дорай (особенно, до последней войны) имела больше одного ребенка; рождение близнецов – и вовсе уникальное явление.