* * *
Во сне Вирр пыталась исполнить обещанное, но не вышло: приснившийся Рилль, изъясняясь на высоком талассийском голосом Отшельника (и его же манерой), долго объяснял своей Спутнице, что есть Харману он не станет - то ссылаясь на таинственную диету Магов, то просто утверждая, что "тигры орков не едят и не знать этого Ученице просто стыдно". И все настойчивее убеждал, что вот как раз самой Вирр закусить орчицей очень даже не повредит… Какой-то странный был Рилль. Неправильный.* * *
Когда они проснулись, утро уже было довольно поздним, едва ли не полдень. Сама ли встала орчица, Вирр сказать не решилась, а вот ее разбудил правильный Рилль – растолкал носом в бок и – осторожно – лапой. Тигр всегда так делал, когда скучал или хотел, чтобы его покормили. На сей раз к привычным двум причинам он, едва Вирр уселась на скомканном плаще, присовокупил третью – мотнул головой в сторону опустевшего Хессова поленца (самой мертвячки Вирр не обнаружила), на котором виднелся сложенный листок, заботливо прижатый толстой веткой. Обойдя потягивающуюся и разминающуюся орчицу, Вирр ей кивнула (совсем не приветствовать было бы неподобающе грубым, а желать вслух доброго дня пока не стоило – пусть почувствует себя виноватой!) и развернула записку. На бумаге син’дорайской выделки - для малых канцелярий, средней руки (с филигранью[73] Транквилла, отметила девочка), аккуратным и изящным - случающимся среди краткоживущих (любому син’дорай известно!) обычно лишь у профессиональных каллиграфов - почерком было написано (по-талассийски, но рунами хум’аноре) следующее: Прекрасным воительницам – отважной Харману из рода Бхорр и Высшей Виеринраэ из Солнечных Бликов – здравствовать, процветать и удачно встретить новый день! Нижайше вас прошу меня простить, что пришлось покинуть нашу гостеприимную лощину, не дожидаясь вашего пробуждения, но обстоятельства потребовали от меня срочного собеседования с моими соплеменниками - на исходе ночи мной, что надеюсь, порадует отважную Харману, были рассмотрены все доступные моему разуму возможности вашего дальнейшего путешествия, и одна потенция мне показалась – с учетом поставленных вами условий касательно инкогнито Высшей Вирр – если и не гарантирующей Высшей Вирр полную незаметность для ответственных син’дорайских глаз, то обещающей полную невозможность, ее, Высшей Вирр, задержания и экстрадиции – что, льщу себя надеждою, успокоит и порадует Высшую Вирр. Однако, прежде чем пробуждать в вас, и особенно в Высшей Вирр, преждевременные надежды и ложную уверенность в успехе, мне показалось должным уточнить все детали, доступности и возможности у тех, от коих непосредственно зависит и надежда, и успех сего хитромудрого предприятия. Последняя строчка тянулась уже по самому краю - листик был небольшой; девочка заглянула на оборотную сторону, справедливо ожидая продолжения: для заявленной манеры (эпистола в стиле времен Теренаса Первого) письмо обрывалось как-то неожиданно и резко. И верно, была еще пара фраз: Предлагаю встретиться здесь же на исходе дня. С подобающим уважением, Хесса. Чуть ниже, уже более небрежной рукой, после замысловатого значка (Вирр не сразу узнала уже не употреблявшийся Младшими хитросплетенный символ, означавший "после подписи") было выведено: К слову: Вирр, ни в коем случае не волнуйся - твоей тайне ничего не грозит! И еще к слову: покормите же тигра! Бедный зверь оголодал, а насекомых тигры, оказывается, не едят – вот кто бы знал! Последним строчкам Вирр улыбнулась - стал бы Рилль потреблять всякое членистоногое, когда есть надежда вымявить нечто более существенное (всем котам известно: каждый новый двуногий – наивный источник еды!), а вернувшись к предпоследним – тревожно вздохнула: тут волнуйся – не волнуйся, только ждать и остается; как говорят гоблины, доверие – товар редкий, дорогой и скоропортящийся… Что ж, вечером и поглядим. В любом случае, эта разумная нежить достойна всяческого уважения, раз у нее в сумке – помимо топорика, ножа и трав – еще и походная чернильница! А судя по неплохому, почти без ошибок, стилю (вся-таки, обращение "Высший" традиционно употребляется исключительно с полным именем) – при жизни и с книгами дружила и, возможно, дружит – не то что (Вирр косо глянула на орчицу) всякие степные варвары с Закатного континента. Тут девочка с огорчением вспомнила, что и сама-то она путешествует безо всяких письменных принадлежностей - именно что как неграмотный варвар – но извинила себя тем, что не предполагала пробыть вдали от цивилизации более двух-трех дней. Да и вообще живой не чаяла вернуться… Она обернулась к Харману и мгновение-другое раздумывала – послание предназначалось им обеим, но… умеет ли орчица читать по-талассийски? И рунами Альянса? А если нет - передашь ей письмо, а она сочтет за издевку? Решив не рисковать понапрасну, Вирр просто окликнула Шаманку и пересказала ей содержание. - А чё, она дело говорит, - кивнула Харману, засовывая топорики за пояс. – Поохотиться надо, а то у меня уже кишка кишке фильку кажет. А вчера, меж прочем, мне кто-то богатую охоту обещал. - Будет, - коротко подтвердила Вирр. - И ты, это… - неуверенно начала орчица, не глядя на Охотницу, - в общем… Я тут вчера наговорила всякого - зря я это. Извини[74] . Но прошу тебя, больше такого про нас, орков, не говори никогда, это хуже, чем… в общем, хуже всего! Короче, извини. - Хорошо, - прищурилась Вирр. – Я больше не скажу, если ты не скажешь. - Слово! – веско сказала Харману и определенно повеселела. - Эх, сама бы в Транк сгоняла, мож, кто опять из наших есть - новости б узнала… А если по пути, глядишь и нас бы прихватили! - А мне через посты - как? – уныло уточнила Вирр. Она и сама бы с радостью заглянула в городок, если бы не обстоятельства - навестила бы любимые скульптуры на Центральной Площади – сохранились ли они? Сколько бы девочка не бывала в Транквиллионе, она всегда ими любовалась: ведь скульптору позировала сама Сильвана с сестрой, правда, давно - когда она была чуть старше самой Вир. Харману задумалась. - Как-как... Во! В мешке каком, вот как… Э-э, да ты чего – я ж насерьез, без подначки! Ну че такого-то? У нас даже байка есть, как один великий Воин к врагам в лагерь так пробрался… Или у вас с мешками… - орчица неопределенно, но деликатно пошевелила пальцами, - ну, табу какое? - Оставим эту идею на крайний случай, - твердо сказала Вирр. – Ты мне лучше скажи: как угадала, что Хесса – девушка? Ей и правда был интересен ход мыслей орчицы – вряд ли та, подобно Вирр, разбиралась в именах хум’аноре. Может, обратила внимание на то, что мертвячка была невелика ростом – хоть и чуть повыше Вирр, но ниже Харману? Харману прыснула: - Хы, еще говорят, все длинноухие – глазастые! Видать, врут… Ты глаза-то разуй, да смекни! Хотя че тут смекать – что называется, и наощупь заметно: шмотье у нее ну вот вчистую бабское, да еще прит-таленное! С пояском! Вирр и в былые годы, пока хум’аноре были еще союзниками, никогда не уделяла внимания тонкостям их моды, и, по чести говоря, не знала, чем именно отличается у них покрой робы Магички от робы Мага. Увы, додуматься до простого и удобного в повседневности решения – узоры и вышивка! – или хотя бы позаимствовать этот обычай у Старших по крайней мере этому народу Младших и краткоживущих, видимо, не дано. И потому судить, права орчица или нет, Вирр не решилась (неведомым, судя по всему, для орков знанием, что на мертвеце, лишенном немалой части плоти, любая роба с поясом будет выглядеть приталенной, она решила поделиться позже). -…а какой мужик, - продолжала Харману, - хоть бы из бледнозадых, ну, из людей - пусть даже и дохлый - станет в бабском ходить, даже не пытаясь себе чем иным расстараться? И ваще - главное: она ж, когда я ее за тетку определила, даж не вякнула! Ну вот ты ваще – вот даже у ваших! - где-нить видала такого волчару, который в горло не вцепится, ежли его за волчицу принять?! - Конечно, видела, - немного удивленно сказала Вирр, - до войны, в Королевском Столичном Театре. Харману, судя по ее ответному взгляду - пораженная до глубины своей простой орочьей души - раскрыла было рот, но видимо решив, что ссориться снова, едва помирившись – плохая примета и вообще последнее дело, свое рвущееся наружу суждение о сильной половине длинноухого народа оставила при себе. Только ошарашенно головой помотала. Вирр все же решилась уточнить. - Но нам на уроках рассказывали, что в вашем обществе подобно нашему - и мужчины, и женщины равны… - Ну! - подтвердила орчица. – Попробуй они с нами не так – враз бы булавой по темечку схлопотали! - Тогда что же позорного может быть в том… - Да не в позоре ж дело, дурилка, - снисходительно разъяснила Шаманка, - позор – трусом или трусихой быть, или косоруким каким. Тут такая штука: в каком роду родился – за тот и стоишь; как тебе Старший Предок определил отливать – стоя или сидя, так тому и быть, и не иначе! Поняла? Как народился, так и живи! А ежли ты мужик, а тебя за бабу держат – или обратно – значит плохо волю Предка исполняешь; значит - не то ты, и не это, а ваще – никто и ничто. Вирр сдержанно кивнула, но про себя в который раз порадовалась, что родилась син’дорай, а не орчицей. Все-таки, не все традиции у нас плохи; если таким, как у ора’норе обычаям следовать – это что же за жестокие глупости выходят? Родилась, например, у Магов – так Магичкой и будь, а никак не Охотницей? И никаких тебе тигров – одни посохи и жезлы?! Девочка на мгновение представила себе, что она родилась среди орков и как ее с колыбели заставляют быть не тем, кем она хочет, а кем-то другим… Да еще и с шести лет в какой-то пустыне жить заставляют - и это безо всяких книг? Да никакие чудесные скорпионы размером с Рилля того не стоят!.. И тут же, мысленно вздрогнув, положила себе в таком ужасном, невыносимом и маловероятном в грядущих воплощениях случае - немедленно, едва научится ходить – сбежать; добраться до ближайшего Мага (разумеется, эльфийского) и уговорить его превратить орчицу-Вирр в Вирр-син’дорай! Правда, про магическую правку отдельных частей тела она хотя бы читала – такое соплеменники Вирр практиковали нечасто; среди син’дорай редко рождались недовольные собой - но про полную (и постоянную!) смену облика и видовой сути даже не слышала. Так тем лучше: какой Маг откажется от нового опыта, да еще и с добровольцем?..* * *
Если охота в этих местах и была сверх меры изобильна, то явно до того, как отчеты местных Следопытов и Магов осели в архивах Столицы... Возможно, в них заглядывало даже местное начальство, желая разнообразить свой досуг. А судя по тому, что эльфийке, орчице и тигру пришлось отсидеться в колючем подлеске, укрываясь от двух син’дорай, развлекающихся охотой верхом на крылобегах[75] (всадники, как успела высмотреть одна глазастая длинноухая, были в одежде армейской расцветки с вышивками транквильского гарнизона значительных рангов) – то даже не "возможно", а "вполне определенно". Но дичи все-таки тут было побольше, чем в окрестностях костра Хессы – два крылана, один неосторожный прыголап и – к великой радости Вирр и недоуменью Харману – пара матерых, упитанных, некогда в Чернолесье повсеместных, а ныне довольно редких пауков-прядильщиков. Если излагать точнее, то изначально крыланов было три и, подстрелив первого, Вир – как обещала! – тут же предложила встать временным лагерем, зверя освежевать, огонь развести и орчицу от голодной смерти избавить; так и случилось бы, кабы бы Рилль не опробовал на Харману свой особый, печально-умирающий взгляд с немалой долей укоризны. Орчица продержалась ровно два вздоха, после чего первая добыча традиционно досталась талассианскому тигру. Сочтя, что на ближайшее время добытого достаточно, девочки остановились передохнуть, разделать часть трофеев и этой частью перекусить на берегу одного из озер, хорошо знакомого Вирр еще по довоенной летней жизни. Она с толикой гордости показала орчице любимое место их отряда, где было так удобно устраивать посиделки и пикники – и вода почти вплотную, и плотные густые заросли вокруг (после Искажения реже не ставшие); если разводить костер аккуратно и с должными предосторожностями, то детей, уединявшихся от надзора воспитателей и наставников, можно было найти разве что с магией. Или просто на них наступив.* * *
Сегодня Белоре нашло в себе силы хоть чуть-чуть, но преодолеть пелену Затемнения – было по-прежнему сумеречно, но хотя бы относительно тепло - как летом и положено. Рилль, истосковавшийся по шумным водным развлечениям, первый подал пример – сперва скакал по мелководью, дразня и задоря разводивших костер Спутницу и орчицу (Харману то ли не знала, что кошачьи в большинстве своем воду недолюбливают, то ли сочла, что у эльфов и тигры с вывертом, но водоплавающим котом не поразилась); а потом, видимо решив совместить наглядность искушения с неотразимым доводом, забрался поглубже – так что одна морда была видна, подгреб обратно, выбрался на берег, с как бы задумчивым видом подбрел к пристраивавшим над костром дичь девочкам, и…. - Берегись! – крикнула Вирр, быстро оглядываясь в поисках укрытия. …и хорошенько, со всей кошачьей душой отряхнулся; да так, что стал практически сухим. Единственный среди всего и всех вокруг; костер разве что чудом не потух, а насаженные на прутик рысьи стейки стали гораздо чище, чем были. - Ох ты ж… - только и выговорила, отфыркиваясь и вытирая лицо Харману. Вирр, тоже мокрая от сапог до кончиков ушей, прыснула, глядя на ошарашенную орчицу. - Ну, - сказала Вирр почти философски (казаться серьезной даже в шутку ей сейчас было не по силам), - все равно одежду нужно было выстирать. По крайней мере, мою. - В-вот я тебя! – притворно рыкнула на Рилля Харману; тот охотно "испугался" и припустил к воде; орчица быстро скинула одежду и вскоре на берегу стало если и не столь же весело, как во времена Вирркиного детства, то уж во всяком случае – куда более шумно, чем когда тут резвились с десяток юных син’дорай; бултыхание, плеск, довольное ворчание Рилля, вопли коварно притопленной тигром орчицы, сулящие неотвратимое возмездие (судя по совершенной фантастичности угроз и, на взгляд Вирр, чрезмерной изощренности обещанного, сама Харману была в полном восторге). Охотница, не без некоторой доли ревности, хотела было прикрикнуть на безобразников – мол, веселитесь потише, иначе соберете всех местных скучающих, на крылобегах и без оных; но вспомнив, что ревность, как и зависть – чувство глупое, варварское, атавистическое и Высшим не подобающее, припомнила и подходящее наставление из уроков Искусства Жизни[76] ("Чем завидовать и ревновать – присоединись!"). Она убедилась, что костру и стейкам в ближайшее время ничего плохого и лишнего не грозит, поспешила раздеться и отважно вступила в водное (а частично и подводное) сражение, напав на кого-то (в брызгах и пене было не разобрать) подходящего с тыла. Шума стало больше – ровно на одну треть. К счастью и явной милостью Белоре, ни скучающих, ни ответственных громкие развлечения троицы не привлекли - возможно, их просто не оказалось рядом. Или, заслышав странный шум со стороны озерка, они сочли за благо не приближаться – вероятно, приняв все эти вопли и визги за неуемный шабаш бесчинствующей нежити. Стейки, как оказалось, требовали еще немного огня и чуточку времени; Вирр, как ни жаль было от развлечений и шалостей переходить к хозяйству, решила пока заняться стиркой; хочется или нет, а придется - гардероб (пусть, на взгляд матери, и недостойно скромный) в рюкзачок не влез и остался далеко. Харману же, как выяснилось, пребывала в уверенности, что замечание насчет чистки-полоскания их с эльфийкой одежд было сказано Вирр если и не исключительно в утешение, то по меньшей мере, в шутку. Но увидев, как Вирр, вместо того чтобы одеваться, занялась этим насерьез, орчица с тоскливым выражением потянула с себя уже почти натянутые штаны (сказаться в глазах всяких длинноухих грязной варваркой ей не хотелось). После чего с видом Гул’дана[77], пьющего кровь демона на страх и погибель всем врагам орочьего народа, присоединилась к Охотнице и, как сказала бы на сей счет почтенная Кориаль, "обозначила намерение сделать одежду немного чище". Заскучавший тигр мыкался рядом и пытался обеим помогать. Пока полоскали, пока отгоняли Рилля, пока развешивали одежду по кустам – подоспело и угощение. На освободившееся место Вирр тут же пристроила парочку паучьих лапок, все еще сокрушаясь полному и твердому ("Никогда и ни за что на свете!") нежеланию Харману отведать хоть немного. …По дороге к озеру Вирр долго и старательно убеждала Харману, что пауки Призрачных вовсе не то же, что насекомые-мокрицы-многоножки, даже крупные; и не просто вполне пристойная еда, а самый настоящий деликатес, высоко ценимый столичными син’дорай. Орчица сдержанно раскритиковала и столичные вкусы в частности, и эльфийские в целом (сказав, что после их театров она уже ничему не удивляется). Вирр призвала в судьи Рилля, поклявшись, что тигр, если на домашних трапезах случались паучьи лапки, всегда претендовал на немалую долю. Шаманка посочувствовала тигру, попавшему с детства под злотворное эльфийское влияние (и присовокупила невесть где услышанное ею талассийское слово: дурновкусие). Наконец Вирр прибегла, как ей думалось, к совершенно сокрушительному аргументу – помня, что Дуротар расположен на побережье океана, она заявила, что брезговать паучьими лапками все одно, что презирать чудесных лангустов и восхитительных крабов, которых и до войны в Кель’Таласе добывали меньше, чем хотелось бы, а уж после - когда все уцелевшие корабли были переделаны в боевые, а на полночных и закатных отмелях расплодились без счета мурлоки[78] – об этом промысле и вовсе позабыли. Но Харману, поморщась, брезгливо разъяснила потрясенной Вирр, что орки совершенно непривычны к потреблению морских членистоногих и едят их лишь тогда, когда больше совсем нечего не остается. Видя непритворную печаль Охотницы, Харману настойчиво, но с осторожностью поинтересовалась – "на кой, извиняюсь, хвост" и зачем Вирр так настойчиво хочет эти волосатые скрюченные лапы ей скормить? И не нарушает ли Харману, от них отказываясь, какой-нибудь странный эльфийский обычай? Или у них в Школе-отряде было такое испытание на стойкость, вроде негласного Посвящения – всякой гадостью пичкать? На все предположения орчицы разом Вирр честно призналась, что с удовольствием все лапки бы съела сама, без остатка; просто пировать в одиночку таким прекрасным угощением, не поделившись со спутницей, она считает бесчестным и неподобающим… - А ты с Хессой нашей поделись, - проглотив очередной кусок рысятины, предложила Харману, - ей-то - что паучьи лапки, что сам паук, что Паладин человечий! - Так то-то и оно, - огорченно заметила Вирр, дуя на горячий стейк, насаженный на тонкую палочку, - что, скорее всего не заметит разницы. Она же сказала – им лучше сырое, и не важно, свежее или… не очень. Интересно, а Отрекшиеся различают еду на вкус? - Вот уж чего не знаю, того не знаю, - удовлетворенно развалилась на траве Харману, - у нее и спроси. - Спрошу, - кивнула Вирр, - ей мы крыланов принесем. Хорошо, что не стали их свежевать. - Дело, - согласилась орчица, - раз им плоть нужна, то всякая сгодиться, что мясо, что требуха, что шкура с шерстью. А ей, бедной, хорошо есть надо, может, хоть отрастит себе все, чего положено, а то как глянешь на нее – так плакать хочется, не мужик и не девка, не пойми што! Чем болтает – и то не понятно. - Похоже, - заметила Вирр, - ее это волнует меньше, чем тебя. - Да мне-то что!.. – возразила Харману. - Я так… она вот за нас волнуется, ну и я… - она усмехнулась, - тоже попробовала. А крылатиков принесем, не вопрос. Главное, чтоб Рилёк по дороге не схрумкал, - улыбнулась она, косясь на тигра. Рилль на провокацию не поддался, но глаза презрительно сощурил и морду отвернул; он с котеночьих лет никогда он ничего не хрумкал тишком, ему и так все давали – никто не мог отказать! Кроме Вирркиной матушки, но что с нее взять?* * *
По дороге к озерам первый за этот день добытый в холмах крылан стал не только причиной моральных страданий орчицы-гурманки (и торжества тигриных талантов над нестойкими двуногими) – полюбоваться городом и высмотреть площадь Вирр не удалось; сперва был удачно спугнутый летун; затем Вирр с тоской отметила, что почти половину тула она уже извела (вот что Белоре стоило явить знамение, или прямо нашептать "ну и что, что идешь на пару дней и вступать в частых схватки не намерена - бери стрел вдвое, а лучше прихвати целый рюкзак"?). А потом, за хлопотами и нелегкой дилеммой "кому первому есть большую летучую мышь", о своем намерении девочка и сама позабыла – до времени, когда спутницы снова проходили холмы, уже возвращаясь к лощине с костром. Ей повезло: свет тусклого светила удачно попал в просвет между туч и подсветил, если и не весь городок, то, по меньшей мере, самую важную для Вирр его часть. - Постоим тут недолго? – спросила она Харману. - А чего? – удивленно переспросила та, - в кустики вроде обе сходили… Эльфийка было замялась, но отважно решила сказать правду; возможно, честность и впрямь лучшая политика? - Я хочу посмотреть на статую Сильваны, - ответила она просто. – Она там, в Транквиллионе. Я с детства привыкла – как окажусь в Чернолесье… в Призрачных – всегда ее навещаю. – И добавила, не отрывая глаз от городка, - а теперь и навестить не могу – только издалека… Ни усмешки, ни, тем более чего язвительного не последовало – орчица только кивнула. Тоже посмотрела вдаль. - Ты, чё, отсюда видишь? - А ты разве нет? – с некоторым сочувствием спросила Вирр. - Ну, - задумчиво начала Шаманка, - дома вообще – вижу; площадь - вижу; на площади чего-то фигурное, зеленью окруженное – и как тока сохранили… или заново насадили? – вижу. Но чё именно вижу, - она покачала головой, - не, не разглядеть… - Жаль… - Во-о! как ее? корчму? нет, гостевой дом, в который меня не пустили, потому что денег не хватило - ее узнаю. А те полуразвалины, где ночевала, отсюда не видать… Да ты смотри, я ведь понимаю – если правда то, что ты и Вэлли про нее говорили, да еще чего я краем уха слышала, она… ну, короче - боец. Всамделишний, без подмесу. Хоть и длинноухая. - Да, – кивнула Вирр. – Все про нее правда. Прости за задержку… - Да, не, че там, - покладисто, как показалось Охотнице, вроде даже чуть растроганно, ответила Харману. – Эт’ как Гарроша увидеть. Ну, почти как, - торопливо поправилась она. - А не Тралла? – серьезно переспросила эльфийка, - он ведь, если не ошибаюсь, Шаман – как и ты? - Ха, Тралл… Тралл, он, понимаешь, мудр и велик – один он такой; ему подражать – лопнешь, надуваясь. А Гаррош, он – как мы, орчата, тока старше, сильнее и Воин, себя показавший… Он нам пример, ему и следуем, - она тыкнула в разлапистую татуировку на правом плече, в один из неопознанных Вирр орочьих символов, - во как! - Ясно, - коротко сказала Вирр, положив себе при удобном случае расспросить орчицу, что именно этот знак означает. Ну и про все прочие – которые они не проходили по языкознанию и этнографии. - Лан, шмыгнули и двинули, - возвышенно-вдохновленный настрой у Харману был подобен приливу: накатил и сгинул, - а то припозднимся, так Хесса ждать будет. Да и всякие усатые-полосатые уже к крылышкам подбираются. - Да будет тебе, - вступилась за своего зверя девочка, - он просто понюхал; от крыланов не убудет. - Знаю я эти нюхи, - протянула орчица, вскидывая на плечо свою часть ноши, - Сама, бывало, как нюхнешь – полпинты эля как и не налито! Вот, помню, было дело - в Кабестане[79]; я там на корабль нашармака нацелила протыриться… А все чего? Так третьего дня кошель у меня в таверне попятили! Воще-т, в ту посиделку все свои вокруг были, а у наших такое не в обычае – тут и роду позор, и руки оторвать могут, но – кто бы ни был, а кошель мой чухнули, как и не носила. И сижу я это в таверне, жрать охота, да и во рту сушь; у нас ведь в Степях, оно так - как вдохнешь, так воздух с пылью половина на половину; и это ежели ветер слабоват… Во, ну а кругом одна гобла угощается, а эти - небось, слышала? - мамке родной в чашку не плеснут, ежли за одно тока спасибо. Даже бледнозадых, ну, из корсаров вольных, что ни за нас, ни за аликов[80] – ну ни одного! Все, думаю, приперло – придется опуститься до самого гадкого, ужасного и позорного промысла…. Вирр тревожно глянула на спутницу, ожидая печального и трагического продолжения. Она-то про такое только в старинных пьесах читала, да и то - всё про Младшие народы. -…то есть, как понимаешь – наниматься поломойкой. Ну или посуду за еду полоскать. В общем, снимаюсь с табурета, держу курс на Вихлюна[81], он-то, шакал зеленый, уже склабится - еще вчера намекал, гадости говорил… - Гадости? - Ну! "Кто не работает, тот не ест", говорил – нет, ну ты прикинь, во гад, а? Так я про чё? Ну, причаливаю к стойке, а на ней, понимаешь, пару пинт стоит, и за-а-апа-ах… Ажно клыки сводит! Он, понимаешь, выжига плешивая, на секунду отвернулся – в поварской так удачно чегой-то грохнули, сочно так, со звоном и дребезгом - ну а я, так, знаешь, вскользь – как у вас говорят, эфемерно, тьфу, то есть - мимолетно – наклоняюсь, и…* * *
Белоре еще освещало проклятые земли, но костер в лощине уже горел вовсю и Хесса уже сидела на своем любимом бревнышке, рядом с солидной грудой веток: к борьбе с потаенными страхами она, похоже, относилась очень серьезно. - Я глубоко извиняюсь, что пришлось нас дожидаться, - начала Вирр еще издалека, едва они приблизились к костру настолько, что можно быть услышанной, но при этом не кричать. - Замотались, - пояснила Харману, - летуны – они, понимаешь, прыткие такие…. - Извиняться вам не за что, - ответила мертвячка, - это, скорее, мои дела завершились раньше, чем хотелось бы… Совершенно новой деталью у ее ног смотрелся прислоненный рядом слегка изогнутый кель’дорайский средний меч, серьёзно траченный то ли временем, то ли небрежным содержанием до степени, заставившей Вирр удивленно распахнуть глаза - она ни разу не видела отечественное оружие в подобном состоянии. Даже в музейных экспозициях по истории кузнечества. - А мы, это, с гостинцем! – торжественно приподняла своего крылана орчица и, затем, положила его у ног Хессы, - кушай больше, зараст… эээ… ну в общем, расти большая! Чай, не насекомый какой – вещь! Глянь, что полапать, что слопать приятно! - Благодарствую… - если раньше интонации и настроение нежити не всегда было можно понять, то теперь ее расстройство было заметно даже Харману; не иначе, как мертвячка с неведомого пока огорчения вспомнила, как это делается. – Право, неудобно: вы позаботились обо мне, а я… Похоже, мои действия привели к нежелательным последствиям. Все, обреченно подумала, Вирр, тут же забыв о изъеденном ржой мече. Разболтала про меня, кому не следует. Как Белоре ясно. Одно достоинство: проблема стрел уже несущественна – на ближайшие лет пятьдесят. Или сто. К счастью для девочки, у Хессы склонность к почти литературной, но весьма абстрактной талассийской речи дополнялось пристрастием к немедленным педантичным, хотя и (даже на взгляд Вирр) многословным разъяснениям. - Мой руководитель практически изначально проявил сдержанное сомнение в том, чтобы вам помочь. А узнав о твоем, Вирр, затруднении, отказался наотрез. Он сказал – "мы не вмешиваемся в дела союзников, не способствуем и не препятствуем". Так что одно хорошо: уведомлять местные власти о тебе он тоже не пойдет; добавил – "Дела Живых нас не касаются." Харману и Вирр переглянулись. Хоть и ходили в Орде слухи, что разумная нежить к проявлению чувств неспособна, но печаль Хессы была совершенно искренней – она даже, обращаясь к Вирр, забыла, по обыкновению, чуть иронично титуловать ее Высшей. - Хесса… - задумчиво молвила орчица, - ты вот имей в виду: я в речи длинноухих еще щенок – кабы не ваще кутенок; "сдержанное сомнение" - это, ежли по-простому, как? Хесса опустила голову и старательно – то есть, почти без хрипов, сипов и клекота - вздохнула: - Излагая неизысканно, но подробно, Старший провизор Ее Величества многоученый Рензитен сказал: "С чего мне отрываться от работы и тратить время и средства на…" - О как… - поджала губы Харману, - не, ну чё… Ты, Хесса, не кисни – дело-то обычное, с какого ты тут виновата? Тут уж прости, ежли те мозоль какую отдавлю, но что мертвяки, что живые - все они как из стручка. Вот ведую, - она подняла палец к небу, - Древние воскреснут – и те лишь так на так дела поведут. Так чё он там дальше сказал? – с интересом уточнила орчица. – На кого он не хочет транжирить всяко разно? - На живых, - вместо молчавшей Хессы пояснила Вирр, скорее, облегченно выдохнувшая, чем всерьез огорченная: пока ее не задержали, всегда найдется и выход из Призрачных, и способ добраться до цели. – Хесса, Харману заметила совершенно верно – ты ни в чем не виновата. - Взятое обязательство надо исполнять. И вы испытали надежду. – Голос мертвячки был тих, но, помимо сожаления и вины, полон веры и несгибаемого упрямства. – Не исполнить обязательство и погубить надежду – недостойно, и… - она замялась. - ...И не подобает, - чуть печально, но с пониманием и полностью разделяя, закончила за нее Вирр. - Слыш, Хесса, - выгнула брови Харману, - ты ваще откуда такая вылезла? Ой, не, - она тут же замотала головой, - прости дуру; глупый вопрос. Лан, ты, это, налегай давай, на зверье! Зубками ее, во!.. Мертвячка подняла печальные глаза, определено вопросительно поглядев на Шаманку и Охотницу. - Да ты на нас не смотри, - благородно сказала орчица, хотя сама была явно не против развеять одиночество тоскующих в желудке стейков, - мы уже одну рысю стрескали… А где ты это откопала, такое тупое и ржавое? – Расставшись с крыланами, Харману, наконец, тоже заметила странный меч. – Ты чё это… как это по-длинноухому? В архмеологи подалась? - беззлобно ухмыльнулась она. - Отчасти, – коротко вздохнула Хесса, робко подтягивая к себе за крыло летуна и, пребывая не то все еще в тоске, не то в задумчивости, откусила – просто, как откусывают хлеб или отбивную, только с хрустом – немалый кусок пополам с костями и всем прочим. Мясо от костей и прочего она не отличала. Несмотря на сомнительный - на взгляд любого живого - вид и цвет ее зубов, они резали и отделяли звериную плоть легко и, казалось, без усилий - как раскаленный нож масло. - В силу необходимости, - добавила мертвячка, быстро сглотнув откушенное. – Под влиянием обстоятельств, - сказала она и откусила от летучей мыши еще кусок – побольше того. То, что нежити жевать - перед тем как проглотить - вовсе необязательно, стало для наблюдавших трапезу девочек в некоторой степени откровением. А Вирр (учитывая мертвячкины прежние, вполне достойные манеры) - еще и сообразила, что Хесса явно и проголодалась сверх меры, и огорчена куда сильнее, чем казалось на первый взгляд. Дождавшись, когда от крылана осталась одна голова – мертвячка удостоила ее пристальным взглядом, но, видимо, кромсать череп и выедать мозги при живых постеснялась – Вирр опустилась рядом с ней на колено (как учит "Наставление наставляющим", не превосходить собеседника ростом – знак доверия, намек на равенство и приглашение к откровенности) и тихо спросила: - Хесса… То, что твой руководитель отказался нам помочь – это точно твоя единственная неприятность? - Затрагивающая тебя и Харману – единственная, - ответила разумная нежить не сразу, пряча взгляд. - А не затрагивающая? – терпеливо уточнила Вирр, поминая добрым словом своих наставников и Учителей (как нынешнего, так и покойного) и испытывая внезапный порыв покаяться перед ними за свою постоянное упрямство. Хесса сперва молчала, но прижизненное воспитание определенно мешало ей отводить взгляд от собеседника постоянно, чем эльфийка коварно и воспользовалась, припомнив и изобразив самый удачный из душекрушительных взглядов Рилля (когда он выпрашивал седьмой паучий хрустик сверх обычной доли) – в переложении на несовершенные возможности двуногих, конечно. Но, как мягко бы заметили эльфийские драматурги, хватило и несовершенной стилизации: долго мертвячка не продержалась. - Почтенный Рензитен счел, что у меня слишком много свободного времени… - И чё? – деловито "поощрила" встрявшая Харману. - И почтенный Рензитен озадачил меня дополнительным поручением… - Ну, чё, бывает,- пожала плечами орчица, - на то и наставник. Не, ну ты извини, конечно – тебе, все-таки, из-за нас прилетело… - И что за поручение? – мягко выспросила Вирр. - Добыть позвонки двуногих земноводных с западного берега, – все так же печально произнесла Хесса. - И чё тут киснуть? Пошла и добыла, - непонимающе истолковала затруднение орчица. – Или они тут у вас с трех кодо будут? – уточнила она у Охотницы. Хесса молчала, а Вирр задумалась, как правильней ответить. Мурлоки - древние влажнокожие обитатели прибрежных вод континента, походившие на помесь лягушки и тритона, лишенную хвоста и вставшую на дыбки - всеми народами считались полуразумными общественными (или, если угодно, стайными) животными. Нарочно на них никто не охотился, но в силу их агрессивности и жесткой территориальности, и кель’дорай и хум’аноре не раз приходилось вступать в схватку с тем или иным племенем (предпочитая, правда называть их стаями). В истории наук двух народов случались исследователи-натуралисты, предполагавшие, а некоторые и уверенно утверждавшие их разумность, но эта гипотеза никогда не пользовалась признанием Академий ни Кель’Таласа, ни людских королевств; один философ-хум’аноре, весьма острый на язык, лет восемьсот назад утверждал, что, мол, чего тут удивляться - кель’дорай и людей-то не то что за равных - за Разумных признали не сразу (что владение вроде бы членораздельной речью для тех, кто и животных понимать способны!); а его соплеменникам, то есть людям, тем более необходимо и желанно хоть какой-то народ считать примитивнее и глупее себя – как бы с полным на то правом… Мурлоки были, конечно, значительно меньше любого кодо – не выше ребенка-син'дорай начальной группы – и особой силой или природными способностями (за исключением ядовитых для всех прочих существ выделений кожи) не отличались. Справиться с одним мурлоком мог любой, даже начинающий Маг, Воин и уж тем более никогда не ходящие в одиночку Охотник или Варлок. Беда была в том, что мурлоки меньше чем стаей тоже никогда и никому не встречались. Они охотно нападали на случайных одиночек, и даже если последний отбиться и не дать себя убить, отважному герою всерьез грозила смерть от мурлочьего яда, которым были покрыты не только сами двуногие земноводные, но и их примитивные орудия из костей крупных рыб. Вирр коротко - вопрос возможной разумности она тактично обошла – изложила трудности с мурлоками; Харману разъяснения выслушала, в положение Хессы вникла и на дело стала смотреть уже серьезнее. - Но ведь твой наставник знает, что ты не помнишь Класса и, по сути, сражаться не умеешь? – тревожно спросила у Хессы Вирр. - Знает. Он сказал – "вот там и научишься". - А оружие ты сама себе нашла? – уточнила орчица. Хесса кивнула. – Не с ножом же идти. Тут повсюду шли бои, много непогребенных останков и… - она повернулась к эльфийке: - Я надеюсь, тебя не оскорбило, что я… Я понимаю – отчасти, это неприкрытое мародерство, но… - Не оскорбило, - поторопилась ответить Вирр, - но отчего тебе свои оружие не дали? Задание ведь серьезное. - А почтенный Рензитен сказал – "По такому простому случаю, Ученики, не помнящие своего Класса, сами себя вооружают" … - Н-да? - почесала в затылке Харману, - а твоего "почтенного" точно Рензитеном зовут? А то мож это мой п-почтенный Бхатт, т-талбук бодливый, уже копыта сдвинул, а ваши, как их там - Могило-копальщики? - его сюда оттуда сперли и уже тут, это самое, подняли? Уж больно, я те скажу, подходец у них обоих схож… Вирр покосилась на орчицу - по виду, та просто-напросто пылала искренним возмущением от жестокости неведомого ей Рензитена и его несправедливости; точно еще вчера она и не восхваляла нелегкие пути обучения своего народа, утверждая их превосходство над всеми прочими. Но ловить ее на слове и непоследовательности Вирр сочла излишним и несвоевременным; сейчас это было неважно – в отличии от непростого положение Хессы. - Послушай, - обратилась она к нежити, - на самом деле все не так ужасно. Особенно, если мы тебе немножко поможем. Самую малость, - добавила она и поглядела на орчицу – что скажет, или какую гримасу скорчит она. - Но… вы не обязаны… хлопоты… - начала было Хесса. - А чё, - подчеркнуто изобразив раздумья, развязно, и вроде бы как немного нехотя, и в то же время вполне одобрительно (сложный был букет настроений, сложный), сказала Харману, - срываться вот прям щас нам, по правде, некуда. То бишь, есть куда, но длинноухую не пустят, враз отловят… А мне без нее – вот горе то! – ну никак, мы вроде с ней как повязаны общей клятвой… ну, поклялись мы - есть кому, ты не расспрашивай, то тайна страшная и смертельная, знать опасно! Ну а так – мож и правда, и тебе, Хесса, подсобим, и глядишь – себе с бережка какую ни есть лоханку выглядим. Да и как ни крути – из-за нас ты вляпалась; Вирр дело говорит – ты нам хотела помочь, так и мы, того… жаждем, во как. Вирр выдавила из себя радостную улыбку (нет, она конечно и была рада согласию орчицы, и надеялась на него, но – во имя Белоре Светозарного! - как же объяснить той, что не везде, где есть вода, полным-полно кораблей, да так, что в воде от них тесно?! Ну не рассказывать же всем и каждому, что причалы Элунарана все еще… в общем, не контролируются властями – некуда и неоткуда здесь кораблям проплывать!) и перевела взгляд на Хессу – в глазах мертвячки, помимо смущения и неловкости появилась надежда. - Только, - сказала она робко, - давайте уж не сейчас, а завтра с утра выступим: скоро стемнеет. - Согласна, - поднялась Вирр. - А чё, мертвые в темноте тож не видят? – уточнила Харману. - Видят. Но вы не видите. Да и отдохнуть вам надо. - Не, - легонько пихнула орчица в бок эльфийку, - ну ты глянь, а?! Вот всем – шо мертвякам, шо тиграм, шо желе… Вирр легонько кашлянула. - …ну, короче, любой хитрой твари боги иль предки по умейке в хурджин накидали! А простым оркам че?! - Клыки, отвагу и бесстрашное красноречие? – невинно предположила Вирр.* * *
Хоть и собиралась угомониться пораньше, но сразу не вышло: за беседой у костра засиделись почти за полночь. Говорили о всяком: Хесса повествовала о своем путешествии через Чумные земли и о Паладинах Алого Ордена, не пожелавших узреть разницу между Плетью и нежитью разумной; и в своей жестокой ограниченности докатившихся до немыслимой - в былом Азероте – подлости: убийства послов Отрекшихся. Оттого, как пояснила мертвячка, Ее Величество Королева-Баньши и повелела начать с орденом непримиримую войну… - А вы ж, говорят, ну, того, почти неубиваемы? – перебила, удивившись ее рассказу Харману, - ну, говорят, порубит вас враг, или страховидло какое порвет – так ваши тут же обратно сошьют? - Все так, - печально кивала мертвячка, - но это только если осталось что сшивать. Пресветлые Паладины послов, изрубив, немедленно сожгли… …Харману же, в свою очередь, делилась виденными в своем, длившемся уже без малого год, путешествии диковинками и, как правило, смешными приключениями (половина из которых начиналась запевом "короче, сижу я в таверне и…"); а Вирр вспоминала, как прекрасны были местные леса до войны и как забавно и весело было детям-кель’дорай тут проводить лето – для орчицы и мертвячки, непривычных к изобилию магии и не бывавших никогда в прежнем Кель’Таласе, этот рассказ походил на сказку. Упомянула Вирр Хессе и свои печали – о невозможности посетить любимый город детства (как оказалось, о Ее Величестве – еще как о Сильване Ветрокрылой - нежить слышала не раз, еще будучи живой – чем сильно порадовала Вирр, после чего Хесса вроде бы даже вспомнила, что видела в своей прошлой жизни прославленную эльфийскую лучницу во время визита той в людскую столицу), и о том, что, по-видимому, так и не удастся узнать, что случилось за время войны в самой полуденной оконечности Чернолесья (ну, или, на манер хум’аноре, самом Северном Лордероне) и стоят ли по прежнему там, на побережье Первой Высадки, белые башни Основателей, у которых уже две с половиной тысячи лет - почти столько, сколько существуют детские городки Чернолесья - юные кель’дорай посвящались в избранный ими Класс и принимали свое первое, еще учебное, оружие… В этом месте Харману понимающе кивнула, а мертвячка - до той поры с живым интересом слушавшая - тактично воспользовалась промежутком в воспоминаниях Вирр, выражая озабоченное удивление: - При всем уважении, но… разве Первая Высадка Высших на нашем континенте не имела место гораздо южнее – в прибрежных лесах Тирисфаля? Вирр, до того пребывавшая в некоторой рассеянной, свойственной ей в воспоминаниях об утерянном печали, мгновенно собралась; ее голосом, по-прежнему тихим и вежливым, при желании можно было бы резать адамантин, а пристальному взгляду позавидовал бы любой шала’зарам со стажем менее трех столетий службы. - Хесса, при всем уважении, я глубоко разочарована тем, что ты в свое время могла склонить свое внимание к столь ненаучной, неисторичной и никогда и никоим образом не подтвержденной, с некоторой долей деликатности называя, теории! - Извини, у меня не было намерения тебя задеть… Но в старых свитках… - Твоей личной вины тут определенно нет; ты не можешь отвечать за тех своих бывших соплеменников, которые в своей неискушенности Младших заблуждаясь или, учитывая недавнее предательство хум’аноре, по вполне осознанному умыслу распространяли в твое время подобные - мне, право, просто неловко даже именовать это знаниями – совершенно безответственные слухи… Хесса уже ничего не пыталась возразить – она молча слушала продолжавшую свою пылкую речь эльфийку - …внося сомнения в умы честных граждан, извращая историю Старшего народа! Пойми, ссылаясь на никому не ведомые и - кто бы сомневался! – несуществующие в природе свитки, ты (и я очень надеюсь, невольно!) подражаешь лжеученым, лишенным знаний и чести… Пока Вирр громила заблуждения человеческой исторической школы, пока ее филиппика плавно переходила в инвективу и обратно, Хесса, не без труда оторвав глаза от возмущенной Охотницы бросила короткий взгляд на Харману (по уже негласно сложившейся традиции сидевшей на другом бревнышке напротив, рядом с Вирр) – орчица, уже давно тишком ухмылявшаяся, поймала взгляд нежити и тихонько подмигнула, ухмыльнувшись чуть сильнее; мол, и не говори – и вот такие длинноухие вдохновительные речи каждый день! -…и вообще: я еще могу понять, отчего Младшие постоянно желают исказить нашу историю – ведь их собственной у нас бы не хватило и на детскую считалочку; но во имя Белоре Светозарного – отчего они всегда это делают столь безыскусно?! Примечания (в "Комментарий к части", увы, не поместилось): (73) Здесь – водяной знак. (74) Читателя просят не забывать, что перед ним фантастическое произведение. (75) Hawkstrider, традиционное ездовое животное эльфов Крови; более всего напоминают вымершую в нашем мире диатриму (гасторниса), только с чуть более крупными крыльями. (76) Искусство Жизни, оно же, в поэтической традиции, Наука Весенних Радостей – школьный предмет кель'дорай/син'дорай, органично совмещающий, если излагать понятными читателю терминами, «этику и психологию семейной жизни», «искусство жизни интимной» и «практическую психологию общения».