сушёные пчёлки

мне было тогда пятнадцать, она кое-как согласилась, и это был мой первый минет. я помню тогда не кончал, спустя секунд 30 уставал от фрикций, она едва не заснула, я так и не смог сделать так, чтобы она проглотила – нечего было. сейчас мне двадцать, я вешу под центнер, мечтаю о всеобщем признании, немного о прессе и нежности у неё под боком. только каждая она, каждая дама, что становилась героиней моих сновидений, легко меня отпускала, проходила мимо, даже не назвав имя. я помню, была у меня подруга, мы целовались, она мне сказала, что сегодня рассталась с парнем. початая бутылка водки, что мне едва продали без паспорта, к концу вечера опустела, я был влюблён, окрылён и готов ради неё на всё те три часа опьянения. кажется, я написал ей стихотворение, обещал назвать в её честь свою дочь, на что она сладко посапывала, и её волосы пропадали в складках моего живота. к 8 утра я протрезвел, и, открывая окно, (я снёс её стол и все тюбики пахучей косметики) понял, что вдруг её разлюбил, она мне не нужна, она не моя, чужая и немножечко страшная. тогда в первый раз меня не отшили раньше, чем я успел отойти. я ушёл от неё, едва наступило утро, потом пришла смс-ка: "прости, это было ошибкой, ты мне очень хороший друг", и я решил никогда не общаться с геями, удалил её номер, но навсегда запомнил имя, чтобы ненароком не назвать им свою дочь (да, я был очень оптимистичен и считал, что она у меня будет). (моя мама, кстати, тоже мечтала о девочке). думаю, она мечтала о девочке и тогда, когда на мой выпускной я с трудом влазил в костюмы, выставленные в магазине "гигант". тогда я кружил в вальсе прелестную нимфу – так шептали мне нежно вино, шампанское и рюмка водки, сныканная у родаков. на утро я вспомнил, что единственный привёз сигарет, а ей их очень хотелось. теперь я не ныкаю пачки, курю даже в тамбурах электричек, где воняет мочой, говном и блевотиной — запах моей безысходности. я заползаю в душ и едва ли в нём помещаюсь, но это пространство шире, чем весь мир, вся вселенная, где я задыхаюсь. я задыхаюсь не от выхлопов или табачного дыма, но от её пренебрежения, безразличия, а ведь я посветил ей уже три стихотворения и писал вк раза два. мам, вышли мне денег, мне очень нечего… неловко молчу, ведь куда мне есть, а вот пить действительно не на что, но ничего, мой друг проставляется, сегодня он наконец смог найти, где купить сушёных пчёл. теперь эти твари лежат у нас в холодильнике, а завтра, возможно, их рассыпет, столкнув пьяным локтём со стола, моя очередная любовь. "я встаю с утра, гляжу в зеркало и задаюсь одним и тем же вопросом: почему нельзя любить меня, я ведь тоже есть, смотрите, я – это я. любить по-настоящему, не за что-то, а несмотря на всё. не целоваться, чтобы бывший вернулся, не пить, когда одиноко, и не ходить в кино, когда больше не с кем, а звонить мне, когда хочется, писать, потому по-другому не можется, обнимать не из жалости, а потому что любится". я выговаривал ей всё это, перемежая слова с резкими тягами, она глушила белое из горла, едва держала глаза открытыми, я был уверен, что не влюблён, а потом она меня обняла (я удивился, подумал "оно!") и сказала… "мне тебя жаль".