Паутина теней

- Скажи, а жизнь может дать нам второй шанс? – спрашивает она, свесив ноги с парапета и наблюдая за тем, как многочисленные людишки-муравьи снуют по ночному городу туда-сюда, не замечая самых страшных вещей: как за углом грабят одного ворчливого старикана в его собственном магазине, как молодой человек ножом наносит смертельные удары любимой девушке за измену, как там, высоко в небе, пилот пытается справиться с управлением самолёта, но прекрасно знает, что из-за взрыва правой турбины ему придётся столкнуться с матушкой-Землёй в последний раз, как и остальным пассажирам и членам экипажа на борту… – Почему ты молчишь? Тебе страшно понять, что мы – такие же как они? Он нашёл её этой ночью, стоящей босиком на парапете крыши в одной лишь атласной ночнушке; волосы цвета пшеницы развевались под дуновением ветра, закрывая собой лицо девушки с озорной улыбкой. Суицид ведь всего лишь игра, и сегодня кто-то ещё наконец-то достигнет финишной черты. Пусть приз они не смогут подержать на руках, но вот прочувствовать - смогут вполне. Тем более, зачем жить в мире, где есть точно такой же полноценный человек как ты? Зачем мучить себя мыслями, что сможешь быть им или хотя бы стараться быть похожим на него? Не получится. Лучше сыграть в суицид. - Мы не такие, понимаешь? – оборачивается, заправляя прядь за ухо. На лице – все ещё странная озорная улыбка – создаётся образ, который не подходит под общую концепцию напряжённой ситуаций. Ведь обычно люди, которые хотят покончить с собой, не улыбаются, будто лишить себя жизни – это плёвое дело. А если и улыбаются перед лицом смерти, то они конченые психи. А она на психа не похожа. А на замученную собственными чужими кошмарами – да. – Мы никогда не сможем быть похожими на них. Ты и я. Сколько нас? Десятки? Может сотни? Тысячи? Сколько нас создали? Почему мы должны мириться с собственной судьбой? Я хочу другой жизни, а не… - она оттягивает лёгкую сорочку за лямки, усмехается, - …этой. - Мы выше этого, Джойс, - голос у Райли всегда был твёрдым, внушительным – он любил лаконично подходить к делу; ему не плевать на судьбу Делани, когда она на грани срыва, ему хочется помочь, но она сама должна переступить роковую черту. Выиграть игру в суицид, при этом не потерять себя. И сегодня он сам решил не надевать тряпичных и эмоциональных масок. Настоящий должен видеть настоящего. И наоборот. – Да, мы не такие, но мы тоже имеем право жить так же, как и они. - Но мы ими не станем, - она поднимается и вновь ощущает босыми ногами холодный бетон. Тянет руки к диску луны, чтобы та видела, как ещё одна жертва её иссине-чёрной стихии уйдёт из этого мира. А там, внизу, возле здания, крохотные люди собираются в толпу, чтобы потыкать пальцем на игрока в суицид, то ли осуждая её за никчёмный поступок, то ли высмеивая за то, что она тянет срок своей скоропостижной кончины. И никто, чёрт побери, никто не догадается подняться на крышу и помочь ей справиться с внутренним конфликтом. Зрители – не игроки, - ситуацию только усугубляют. – Мы лишь пешки. Мы… - Мы те, кто мы есть, - Бенджамин делает шаг к Джойс Делани – она все ещё стоит, надеясь, что этот цирк Алый Паук вскоре прекратит. – Ты не должна делать этого. Это неправильно. - Ты больше похож на своего оригинала, чем я, - она вздыхает и слышит, как к зданию, с которого она собралась прыгать, подъезжают полицейские машины. – Поэтому ты знаешь, для чего тебе жить. А мне… у меня ничего нет, Бен. Даже личность и то чужая. Меня здесь ничего не держит. - Хорошо, - кивает головой, скрещивая руки на груди. Он решил не отдавать ей выигрыш в руки – он просто делает дополнительный ход. – Тогда прыгай. Применять свои паучьи способности я не буду, чтобы тебя спасти. Даю слово. Ты ведь так хочешь этого, да? Только что тебе это даст? Ты умрёшь не как Джойс Делани, а как Гвен Стейси. Поверь мне. А вот жить… ты как Гвен не сможешь. Как Джойс – да, но не как Стейси, поверь мне. Джойс вновь натягивает на лицо маску с фальшивой улыбкой, создавая образ эдакой героини драматической сатиры; она похожа сейчас на ангела: разбитого, со сломанными крыльями, который хочет исчезнуть с так полюбившегося места, который тоже оказался фальшей – именно он подрезал роскошные крылья, сжёг мягкие перья. Улыбка, слёзы на глазах – всё искусственное; лишь образ, чтобы сыграть на собственных нервах в игру в суицид. На самом же деле Джойс боится переступать через себя и через невидимую границу, отделяющую её от реального мира и того мира, который она сама себе придумала. Человек волен не идти по пути судьбы, которая была кем-то написана – можно всегда свернуть в сторону, и спасти себя от попадания в клетку с колючими прутьями. Потому что, когда те вонзятся в кожу, они ядом поползут по кровеносным сосудам, гоняя горькую правду, с которой будет невозможно жить. И финиш игры в суицид будет казаться слишком отдалённым, но на самом деле – роковая белая полоса, нарисованная мелом на неровной поверхности сознания, находится всего в паре сантиметров от босых ног. Не убежать, не скрыться, не спастись – просто смириться и грызть локти, сходить с ума, лить слёзы, желая, чтобы кошмар поскорее закончился. Чужие воспоминания больно ранят – лучше уж ножом в спину принять смерть. Чужие воспоминания заставляют царапать грудь, в попытке вырвать сердце, а потом раздавить его, чувствуя, как алая жидкость стекает по пальцам. Просто избавиться от тяжёлого психологического груза… Просто это слишком сложно, и Джойс не настолько идеальный клон, чтобы справиться с таким накалом внутреннего противоречия. Она, стоя на парапете, даже не слышит, как на крышу забегают копы, как их останавливает жестом рук Райли, дав понять, что всё хорошо. Потому что таймер почти приблизился к заветным нулям. Джойс не прыгнет. Джойс закрывает глаза. И вспоминает. Вспоминает каждый момент жизни Гвен Стейси, смакует каждую минуту, которую ей внедрили в память. Те счастливые воспоминания – это не воспоминания и мысли Джойс, а той, из чьего ДНК она была создана. Она не Стейси, она просто на неё похожа внешне – так уж сложилось. И та жизнь, которая принадлежала Гвен – не для Делани. Нужно смириться. Нужно просто понять. Нужно просто отпустить. Джойс аккуратно смахивает слезу с глаз, а потом смеётся: громко так, заливисто и истерично, понимая, что игрой в суицид ничего нельзя решить. Она… отходит назад и падает на колени, закрывая лицо ладонями и плачет: громко, истерично. Бенджамин подбегает к ней и, дав понять полицейским, что их работа тут окончена, обнимает Делани за плечи и прижимает к себе, зарываясь носом в пшеничные волосы, которые, как иронично, пахнут персиком. Джойс даёт волю чувствам, даёт высвободиться себе настоящей, чтобы навсегда уничтожить в голове навязанный образ Гвен Стейси. Бен Райли когда-то переборол себя: он оказался сильнее, и вышвырнул из сознания Питера Паркера быстро и безболезненно для своей психики. А Джойс не такая… Она должна была отыгрывать роль, но не смогла сделать это – ей хочется быть собой, а не чужой личностью. Быть, наконец-то, самой собой. - Ты молодец, - он утешает её, успокаивает, говорит ласковые слова. – Ты справилась. Ты молодец… - Но это ничего не меняет, - всхлипывая, она поднимает на него красные от слёз глаза. – Мне не стоит жить. Я никто. Меня ни для кого нет. Я никому не нужна. - Джойс, дурочкая, - улыбается Райли, - ты мне нужна. Она не отвечает – лишь сильнее прижимается к нему, надеясь, что этот кошмар поскорее закончится. А Бенджамин знает – кошмар закончился не для неё, а для личности. Джойс – не Гвен, но все эти годы она так старалась ей быть, пока не заметила, как чужая личность начинает поглощать её сознание. Мозг не выдержал – нужна была разрядка. Секс, наркотики? Нет, слишком просто. Лишить себя жизни – так правильней всего. Игра в суицид должна была показать Делани, что она может жить без контроля доминирующей личности – пора бы просто открыть глаза и улыбнуться. И она, чуть отодвигаясь от Райли, действительно открывает ему свои глаза – такие красные от слёз и такие чистые как, она сама. И улыбается – уже не наигранно, а искренне. Перебороть себя – слишком тяжело, но она справилась. Бенджамин усмехается и крепче обнимает её. Они похожи, слишком похожи, только один сам переборол себя безболезненно, а она приняла удар ножом в самое сердце, и только сейчас, спустя много времени, смогла вытащить злополучный ядовитый кинжал, отравляющий её душу. Игра в Суицид сегодня не забрала никого в свою дичайшую арену психологически убитых людей.