Покров Шута. Двойное отражение.

Что может быть проще, чем отправиться чёрт знает куда, где говорят на неизвестном языке, толком не представляя, как узнать, не является ли проживающий там ребёнок носителем чудной чистой силы? Конечно, когда ляпнул о том, что они с Лави пойдут в разные места, Канда опирался на.. здравый смысл? То есть это было логично, несмотря на все трудности. И даже Лави не нашёл возражений ни тогда, ни позже. Да, все изъяны этого плана отыскал чёртов Мояши тем же вечером, мирно причёсывающий свою дочь… Да, об этом лучше было не вспоминать. Наличие у седого мальчишки сына-Сердца ещё можно было объяснить. А вот дочери. Которую он же сам вынашивал. Нет, об этом Юу предпочитал не думать и особо к детям не присматриваться. Впрочем, после отданного им рисунка он то и дело присматривался к девчонке, пытаясь понять, что может быть с ней не так и почему мальчик расчеркал её тень и не обозначил ни одной странности на том, кто был назван Сердцем. Если не считать странностью быстрый рост мальчика. Потому как семилетние никак не могут выглядеть на все тринадцать. А ведь биологически ему получалось четырнадцать, и он ещё и немного отставал, хотя на самом деле, конечно же, рос быстрее срока. Юу предпочитал оставить эту головную боль на плечах Мояши. Коли это чудо проживает именно в его доме. Самой главной заботой было незнание языка, и, судя по тому, с каким видом Уолкер осведомился о том, что собирается с этим делать Канда… Да, Аллен давно не имел возможности поиздеваться над кем-то. И в то же время сам отлично знал об этой проблеме, а не спрашивал просто так. Напомнил, что мальчик немой, и понимать, чего хочет он, будет так же непросто. Особенно если он не пишет. С другой стороны, если выйти с ним на контакт, мальчик может что-то нарисовать или показать жестами. И после торжественных объяснений Уолкер пихнул Канде в руки тяжёлого, металлического голема. Или дизайн странный был, будто голем был сшит из светлых металлических листов, с тонкими крылышками и острым хвостом. Он был больше стандартных големов Ордена, чуть больше кулака Юу и обладал кучей полезных функций. Мояши сразу пояснил, что размер менять этот голем не умеет. И на имена не откликается, странно ленив и предпочитает почти всё время между миссиям спать. А может, это он так от детей прячется. На этих словах Аллен пожал плечами и пощекотал пальцами «спинку» шара между крыльями, и выглядевший отключённым голем тут же ожил, расправляя крылья, встопорщил хвост и взмыл в воздух. Как оказалось, голема выключить было нельзя в принципе. И он выполнял функции навигатора, короткой информационной базы только с самыми основными сведениями и, что главное, был переводчиком, сурдопереводчиком и даже умел читать речь по губам. Не всё верно, конечно же, но достаточно хорошо, чтобы уловить некоторый смысл. Уолкер сообщил, что в последние годы то и дело мотается по свету то в одно, то в совсем другое место, и идея создания переводчика будоражила его ум давно. Первый раз появилась лет так сорок семь-пятьдесят назад. Правда, собрал голема не он один, пришлось обращаться к помощи его безумной Семьи. Хотя бы потому, что он сам всеми знаниями и языками не обладал, и перекапывать архивы Ноев в одиночку долго и уныло. Да и подозревал, что должны быть там хоть какие-то языковые справочники, словари, может быть, даже что-то более продвинутое. Продвинутого не было. Его голем собирался стать самым продвинутым. Из его речи Канда понял, что чем-то Мояши помогал Майтра с технической стороной вопроса и прошариванием архивов, Вайзли с переводами и созданием базы, и Роад, которая не только хорошо понимала подобные структуры, но и с лёгкостью учила языки. Примерно так же легко, как Вайзли. Правда, качество их знания, названное удовлетворительным, у них было разное. Так что Мояши собрал в круг семью и заставил работать на себя, при этом делая ещё одно доброе дело — отвлекая их, занимая чем-то на самом деле безобидным. Мояши дальше хотел было уточнить про обстоятельства появления идеи, ведь не просто так он однажды понял, что ему нужен переводчик, но Канда не дал, предпочитая не слышать новые доказательства того, что седое бобовое действительно имеет серокожее происхождение. И сейчас даже хорошо чувствует себя с серой кожей и с чистой силой в руке. Плащ шута был признан самой покорной и неконфликтной чистой силой по версии Канды Юу. А Канда знал толк в конфликтах с чистой силой, сам жил в непростые времена. Однако когда попросил Аллен заткнуться и не развивать тему своего прошлого, Мояши как-то весь скуксился и заявил, что вот кто-кто, а Канда тогда тоже был жив! Просто он не в курсе. А когда в курсе, это не считается нормой, это предполагаемый побочный эффект. Потом пустился в бурчание-рассуждение по поводу того, как может повлиять на человека воспоминание о собственной смерти и сам факт пережитого, если даже клиническая смерть или состояние при смерти могут полностью изменить человека. И не возможна ли в случае с клинической смертью замена душ, к примеру, когда воспоминания умершей затираются памятью тела и изредка проскальзывают в характере, в суждениях, в навыках. В этот момент Мояши напоминал не себя, но какого-то безумного учёного, и забирать с собой голема, которого он собрал, хотелось всё меньше. Может быть, было реально лучше и проще иметь дело с людьми, говорящими непонятно что на чужом языке, чем с изобретением Мояши, умудряющегося и известный язык использовать так, чтобы его не поняли. О том, что на него пялятся, Аллен понял не сразу. Тогда прервался, откашлялся, извинился. Он и впрямь одно время увлекался теориями душ, их переселением, законом существования и прочим. И нет, не оттого, что желал стать Графом. Хотя он мог бы… наверное. И, получив в лоб, признал, что опять отвлёкся. И снова пояснил, что на деле полез в тему с душами из-за одного случая с ним и Маной, связанным с пробуждением их сущностей. Как же долго Мояши должен был ждать человека, готового выслушать его? Сколько же невысказанных мыслей и переживаний успело накопиться? Юу даже предложил седому парню пойти, заплатить бродяжке какому-нибудь, тот с радостью выслушает. Мояши выглядел оскорблённым. Юу чувствовал себя довольным. «Вот и сам разбирайся тогда, как работать с этим ленивцем!» — раздражённо махнул Уолкер на голема и потопал прочь. Времени хотя бы попытаться заставить работать металлическую сволочь не было, Аллен открыл врата, напомнил воспользоваться ключом, когда будет возвращаться или возникнут проблемы. Юу торжественно пообещал не появляться здесь, по крайней мере, трое суток и наконец-то ушёл. Сухой ветер выметал пыль и песок из скалистых расщелин, а Юу не сразу вообще понял, где оказался. Место выглядело не совсем знакомым. Вот был бы тут Лави… Но Юу отключил мысли и последовал вперёд. Он оказался на другой стороне небольшого поселения и, ещё находясь на расстоянии от нужного дома и нужных людей, был вынужден попытаться заставить работать странного голема. Тот только лениво махал крыльями и ничего не хотел. Первый день прошёл адски. Местные ему ни в чём не доверяли, требовали непонятного, спрашивали, шумели. Предлагали чего-то странное. Не бесплатно, конечно. Видно, чужаки появлялись время от времени, скорее всего, через поселение шла дорога, используемая торговцами. Но уж торговцы-то должны были знать, как говорить с этими ничерта не понимающими идиотами! Гораздо легче было бы просто-напросто выкрасть мальчишку и покончить с делами. А о том, что, где и почему, разобраться уже у Мояши. Но сначала ночью он вышел на разведку в поисках нужной реки и дома. Река нашлась только к утру, к тому времени Юу обнаружил впихнутый кем-то ему в карман конверт с длинными и тонкими металлическими пластинами. И стоило их достать на свет, как голем, словно безумный, стал носиться вокруг них. Юу попробовал дать одну пластину. Голем сожрал её. Юу понятия не имел, что это значит, но голем выглядел очень довольным и должен был понимать, что, если не будет работать, больше ему ничего подобного не достанется. Уж Канда за этим бы проследил. Голем в ответ стал кидаться вверх-вниз, будто кивая в согласии. И тогда они стали выяснять, как работает голем. Сперва тот определил, где они находятся, кто здесь должен жить, на каком языке говорят. Затем стало понятно, что переводить речь, высвечивая её для Канды, он будет сразу. Если будут говорить два человека или три, менялся цвет слов или даже шрифт. А вот говорить с помощью него было гораздо сложнее. Юу должен был сказать голему фразу, и тот высвечивал её перевод для человека, что мог бы её прочитать. Если собеседник не мог читать, выдавалась транскрипция с примерным написанием звучания фразы. Функции аудиовоспроизведения в големе не было. Пока. Её появление планировалось, но, видно, требовало немало доработок. Но приходилось признавать, что голем был полезным, особенно ясно это стало после того, как состоялась встреча с интересующей их матерью ребёнка. Самого мальчишки нигде вокруг видно не было, а солнце уже катилось к зениту. Тогда он наконец-то сумел как следует познакомиться с Бахит, с которой до этого общался лишь Лави. Сухопарая женщина средних лет встретила его не очень дружелюбно, настороженно, затем вспомнила и сразу же смягчилась, засуетилась, стала болтать слишком быстро и непонятно для затрудняющегося перевести всё это голема, но он продолжал стараться, всё время посматривая на карман, скрывающий таинственные пластины, и Юу стало действительно интересно, что это такое. Женщина продолжала суетиться, особенно когда узнала, что Юу пришёл, интересуясь её сыном и его рисунками. Она всё что-то сокрушалась, жаловалась, просила прощения и заламывала руки, приглашала за стол, угощала, снова просила прощения и едва не рыдала. Не слишком хорошая реакция. Этого было слишком много для пары дней: сначала ненормальный Мояши, потом эта странная женщина. Если бы они говорили на одном языке, он бы точно дал понять, что думает, и узнал бы, что к чему. Но, имея под рукой лишь голема и возможность корявого выражения своих мыслей, опасался, что что-то не так понял. Или его не так поймут, тоже вариант. В любом случае женщина, по крайней мере, умела читать. И пытаться говорить с ней Юу не приходилось, он лишь диктовал фразы голему, а тот высвечивал перевод. А Бахит отвечала. Не то чтобы женщина была очень разговорчива. Но она давно не имела никаких гостей и всё время сокрушалась тому, что не может принять Юу как полагается. Дом её выглядел весьма жалко и требовал давно ремонта, жила она одна с ребёнком и без мужа, на окраине деревни. На расспросы о самом поселении отвечала слишком торопливо, будто знала, что у голема проблемы, и он вот-вот начнёт дымиться, если её вот прямо сейчас не заткнуть. Вот так сразу пытаться объяснить, что подозревает в её сыне возможного синхронизировавшегося и теперь его должен забрать, Юу говорить не стал. И удивляться тому, что мальчишка не показался в доме и рядом ни разу до самого наступления сумерек, не стал. Точнее, не стал показывать удивления и неприятных подозрений. Когда он спросил про отца мальчика, женщина запаниковала, но отделалась парой фраз о его смерти. И так как она почти плакала уже, Юу не стал настаивать на большем и даже попросил прощения. Проще, когда тебя не понимают, а лишь переводит голем, тем более извинения были не совсем искренние. Искренне ему хотелось припереть эту Бахит к стене и узнать, что именно она скрывает и чего так старательно избегает. Лави бы сюда. И его чудесные выводы, соображать по поводу того, что думают люди, у него в последнее время получалось всё лучше и лучше. Вместе с этим открылось, что Лави не лучшего мнения о людях и особо их никогда не любил. В ученике книжника были свои нехорошие стороны, что он старательно скрывал. А от Юу почему-то скрывать не посчитал нужным. Таинственно напоминало историю с Алмой, который незаметно и непостижимо для Канды умудрился стать его другом. Да ещё и так, что и сам Юу стал считать его своим другом. А теперь ситуация с рыжим наглецом. О котором он слишком часто вспоминал во время путешествия. А ведь направился отдохнуть от него, они бродили по этим горам и далям три или даже четыре месяца, Канде нужно было отдохнуть от навязчивой компании! Но в компании Бахит Юу раздражался отсутствием Лави. И едва смог узнать до прихода мальчика его имя - Неру. Разрешения на возможность поговорить с ним и узнать про рисунки он тоже получил. И опять у него просили прощения за что-то. За рисунки, быть может. Ну да, если мальчишка рисует будущее, не могли ли принять его силу как нечто злое в этих краях? Пытаться объяснить большее он не стал. Лишь пошёл на улицу встречать мальчика, также перед уходом сообразив, что здесь совершено не принято, чтобы мужчина-гость оставался в доме женщины без мужчины на ночь и не протестовал против этого. Это-то как раз было самым понятным во всей этой истории. Неру вернулся уже ночью, в той же старой и подранной одежде, что и в прошлый раз, и со своими рисунками. И выглядел действительно удивлённым, когда увидел Юу. Испугался, попятившись и начиная показывать что-то свободной рукой и бледнеть. Юу никогда не был хорош в успокоении детей. Особенно тех детей, которых он сам же и напугал уже одним своим появлением. Но, видно, его безразличие и спокойные попытки достучаться до идиота всё же подействовали именно так, как он и желал. А вот голем был рад распознать некоторое понимание жестов ребёнка, о чём тут же сообщил и выжидающе завис. Пришлось идти на уступки и платить за услуги, скармливая очередную пластину. Не зря. Голем оказался не заменим в общении с мальчишкой хотя бы тем, что полностью завоевал всё его внимание, заставляя Неру забыть о возможной опасности. Голем даже дался в руки мальчишке, хотя своему новому кормильцу не давался. И вообще, кажется, не был против того, чтобы его щупали дети. Может быть, дело было в том, что Неру был восхищенным ребёнком? Контакт установлен. На большее полностью вымотанного непривычной работой Канды не хватило. Он договорился завтра с самого утра встретить мальчика и снова дать ему поиграть и потискать голема. О том, что он собирался расспросить о рисунках, упоминать не стал, не желая пугать мальчишку. И к тому же Юу устал выговаривать странные слова на другом языке, а мальчик действительно не умел читать. И учить его никто не собирался, конечно же. Канда был доволен и раздражён в некоторой степени. А следующие два дня Юу пришлось потратить на установление доверительных отношений с мальчиком. Он понятия не имел, почему не схватил его за шкирку и не отволок во врата… Ах, да, он же обещал Уолкеру, что не вернётся в ближайшие три дня. А к концу этого срока Юу уверился, что может забрать ребёнка, не прибегая к насильственным методам. Хотя бы просто рассказывая о других городах, людях, о чёрном Ордене и потихоньку, понемногу про экзорцистов. Он не был уверен, что мальчик понимает всё правильно. Судя по некоторым гримасам, его произношение было отвратительным. Но когда Неру задавал вопросы, в основном показывая их жестами, получалось, что суть он улавливает верно. И даже часто думал в нужном направлении, заинтригованный миром за пределами хорошо известного ему леса и поселения. А какой ребёнок не заинтересуется? Особенно вынужденный жить на отшибе, без друзей и знакомых, с матерью, что стыдится его и не понимает. За эти два дня мальчишка так ни разу ничего и не нарисовал. На эти два дня Юу позволил забыть себе, что здесь рядом ещё обитает кто-то, мать мальчишки ходила в поселение работать, но больше никакой связи не поддерживала. И действительно выглядела изгоем. На третий день начались проблемы с матерью. Она чувствовала что-то нехорошее, и, когда Канда попытался объяснить про рисунки и про помощь, в которой может нуждаться мальчик, женщина тут же начала протестовать и кричать, чтобы он не касался ребёнка и ничего не делал. Это её грех, вроде, и она должна сама за него расплатиться. И что она найдёт к нему подход, воспитает правильно. Юу пытался втолковать, что ничего такого не нужно, женщина не желала слушать и читать. Обстановка накалялась. Зато Канда спросил про рисунки. Как давно мальчишка рисует их, и тот, не показывая цифр, объяснил, как умел, — сколько себя помнит, столько и рисует. Нехотя поделился тем, что его рисовать никто не хотел учить. Его рисунки никому никогда не нравились. Люди называли их плохими. Требовали, чтобы он рисовал то, что находится перед ним. И либо он рисовал ужасно, либо рисовал не совсем то. Он не знал, почему так рисует. Понятия не имел, но людям не нравилось. К вечеру того же дня мальчик показал Юу рисунки. Просто вытащил несколько из середины стопки и сообщил, что вынужден спать и ходить с ними постоянно, потому что иначе мать бы их сожгла. Уже делала так. И люди у него отбирали и сжигали или рвали рисунки. Он придумывал тайники, но сам забыл место, где спрятал. Неру был обижен несправедливостью и не понимал, в чём провинился и как он должен рисовать. А еще прятался от одной страшной бабки. Она, вроде, его родственницей по отцу приходилась, и больше других была им озабочена, старалась на путь истинный наставить самым простым и доступным способом: грозилась переломать пальцы, если ещё раз увидит рисующим. Неру был действительно счастлив встретить человека, что мог его понимать, что прилагал усилия, чтобы понять и послушать. А ещё он целыми днями ничерта не ел. И боялся любого человека, кроме редких чужаков, ещё не прознавших, какой он плохой. Непростая ситуация. Юу уже даже не хотелось о чём-либо говорить женщине, может, она бы была даже рада избавиться от ребёнка, который, судя по всему, стал причиной её изгнания и других многих бед. Но Канда так и не выяснил, что это может быть за чистая сила и где находится её кристалл. До тех пор, пока мальчик не развязал однажды после нескольких просьб серые от грязи и времени бинты на горле и не продемонстрировал огромный шрам, скрывающий под собой что-то твёрдое на ощупь и будто выпирающее самым кончиком. Из-за этого мальчик не мог говорить. Из-за этого он очень плохо ел. Из-за этого он был слабее и меньше всех его сверстников. Мать-то его всё же открыла, что ребёнку не десять, на которые он выглядит, но давно четырнадцать лет. И из-за этого его не любили ещё сильнее. И говорили, будто он таким не родился, но что-то случилось ещё в самые первые дни. Будто что-то младенцу скормили, а оно там застряло, разбухло и окаменело. А тело развивалось гораздо медленнее. Да и умственное развитие было не на самом лучшем уровне - слишком пугливый, наивный и открытый мальчишка. А вот его рисунки... Если бы Юу попросил нарисовать себя и получил бы в ответ рисунок с собственным разрезанным телом и выпущенными кишками, он, может быть, и понял бы что-то. Или отнёсся к такому с юмором. Кишки наружу для него не смертельно и как-то обыденно почти. А вот мужчина, вместо которого мальчик нарисовал обезображенный, распухший и объеденный труп утопленника, в восторге не был. И пусть не все рисунки были столько мрачными, но… но вот один, к примеру, явно изображал мужчину и женщину в самый интимный их момент. Угу. Такой рисунок кого угодно смутит. Особенно если на рисунке не муж женщины. Юу даже не удержался и спросил у мальца, кто это такие и что они делают. Неру ответил, что делают они что-то нехорошее, потому что подобные рисунки особенно с голыми людьми никто не любит. И вообще обнажённые люди друг друга щупать не должны, если они не в браке или один из них не доктор. А эти двое брат и сестра. И рисунок этот он никому не показывал. Юу кивнул, подтверждая, что такое показывать никому нельзя, и мысленно злорадствуя над тем, кто станет учителем мальчишки. Именно тогда в голову пришла очень коварная мысль. Он понимал тягу к рисованию у мальчика, которому было также грустно, что никто не мог научить рисовать его по-другому. Например, он не умел рисовать находящиеся перед ним предметы, хотел бы рисовать в цвете и был плох в пейзажах. Да и хотел больше знать о единственном занятии, что было ему по душе. И Канда рассказал о своём учителе. Конечно, насколько Юу успел понять, тот в Ордене сейчас был очень занят, до того что какого-то новичка пытались спихнуть на Мояши-Ноя. Но чем-то же надо было мальчика заманить. А там Неру сам сыграет роль в достижении собственного желания, если будет знать, чего хочет. Юу лишь показал, чего мальчик может желать, к чему тянуться. Ничего удивительно, что ребёнок уходил спать, переполненный надеждами на счастливое будущее. Жаль было лишь то, что он умудрился как-то этими планами поделиться с матерью, а Юу не подозревал, связываясь в эту ночь с Мояши и предупреждая, что, скорее всего, завтра объявится с ребёнком. Зато происходящее в доме видел кое-кто другой. Кое-кто другой и ждал Юу во тьме домика, когда он почувствовал, что было что-то не ладно, и шагнул внутрь, находя на полу тело Бахит в луже крови. И старого, старого гостя, сидящего на одном из стульев и задумчиво листающего всё те же рисунки мальчишки. — Я должен сказать привет? Или с возвращением? — улыбнулся Трайд. — Ты совсем не рад меня видеть? Жаль, а я, как только услышал от Роад чудную историю о вашем возвращении, сразу решил заглянуть, поздороваться. — И заодно убить кого-нибудь. — Из людей, — уточнил Трайд. — Как же мы Нои без этого? — Без своего мира же как-то тянете. Юу совершенно спокойно шагнул вперёд. Трайд не выглядел, как кто-то, кто собирается нападать. Он был слишком спокоен и настроен. — И где мальчик? — Наверху. Спит. Правда, без снов. И нет, он не мёртв. Он без сознания. С чего бы мне на него нападать? Чтобы потом выслушивать сначала нотацию, затем Эвана, потом Майтру и ещё всякого, кто будет в настроении? — Её-то зачем трогать было нужно, раз жаждал встречи? — Юу лишь кивнул на женщину. Надо было убираться отсюда поскорее. — Много о себе возомнила, — без раздумий ответил Ной, покачивая ногой, закинутой на другую ногу. — И это у нас в крови. — Убивать людей, — кивнул мечник. — Ставить их на место. Мы все так делаем. Даже ваш великий и чистый Аллен. Знаешь, как он проводит выходные? Об этом даже Граф не подозревает, как и большинство членов Семьи, хотя могли бы быть поумнее. Но он проводит выходные, убивая людей. Правда, у него там своя философия, он находит законченных отморозков и даёт своей ярости волю. В нас так много ярости. Он никогда не видел Ноя, он часть семьи. И это и его гнев. Наш общий гнев на людей. И даже если со временем он постепенно утихает, что угодно может вновь разжечь его до состояния неконтролируемого стихийного бедствия. Особенно ловко это делаете вы, экзорцисты. — И у тебя сейчас выходной после долгой рабочей недели? — странно, сейчас надоедливый Ной совсем не раздражал. И убивать его немедленно тоже почти не хотелось. Предыдущие их встречи показали, что Юу нужно придумать что-то получше, если он жаждет победы. А он даже не думал об этом целых семь лет. Не имел возможности, оставшись вне времени. — Да и эта женщина. — Трайд пнул носком сапога плечо, — Думаешь, она была милой, доброй и великолепной? — Я успел с ней познакомиться, — поморщился Юу. — Да, — усмехнулся Трайд. — с первого взгляда, с ней что-то не так… Она утопила своего ребёнка! А другого всю жизнь презирала за бесполезность. Представляешь? Заслуживала ли она смерти? — Все, кто живут, заслуживают смерти. Умирают же, — усмехнулся Канда, с особым намёком глядя прямо на Ноя. Тот понимающе кивнул. — Знаешь, что самое удивительное? Когда-то в этих краях так было принято. Это было нормально и не только здесь. Слабый ребёнок — он тянет семью ко дну. Он обуза. И увечный инвалид, что родился у неё, тоже должен был быть убит. Многие люди её бы поняли, если бы не прикрывались своей моралью, а задумались над одной одинокой женщиной, находящейся под гнётом мужа и всеобщими насмешками. Позорно родившей сначала немого, а потом и вовсе увечного ребёнка. Удивительно, что не убила мужа и его семью? Так такова психика человека. Напасть на того, кто держит твой поводок, страшнее и невозможней, чем уничтожить провинность. Даже если это ребёнок. Тем более если это ребёнок, когда ей три года внушали, что её первенец из-за своего несовершенства не достоин считаться живым существом. Но люди предпочитают не копаться в таких вещах. Они так поверхностны. А те, кто докопаются, никогда не взглянут на то, что заставило быть таким мужчину. — И что же, виноваты все? — Я не люблю людей, ты же в курсе, — кивнул Трайд. — Особенно тех, кто мне надоедает, мешает, — он встал, отступая в тень, — сходят с ума. Орут слишком громко, пусть даже на своего ребёнка, пытаются его задушить. Нет, не думаю, что она бы его убила, но это было так шумно… а я хотел передать тебе привет. Выразить надежду на новую встречу, так сказать! Ной рассмеялся и словно растворился в тени. Юу же, внимательно наблюдавший всё это время за окружающими предметами, кивнул самому себе и направился за мальчишкой. Во всём этом было, по крайней мере, одно хорошее — он наконец-то мог вернуться и…. И хотя бы узнать, что происходит у Кролика. Потому что в последние дни это интересовало его так же сильно, как чистая сила, Нои и всё остальное.