Сердце императрицы

Празднество было в самом разгаре. Мужчины и женщины танцевали, и много смеялись. Сулейман сидел рядом с французским и польским принцами, осуждающе оглядывая все происходящее. С его точки зрения, да и по Исламу, все это выглядело греховным, и, на его взгляд, способствовало прелюбодеянию и разврату. Завидев недовольство Повелителя Османов, Генрих решил поинтересоваться причиной столь хмурого настроения: -Повелитель, что-то не так? Вам не нравится наш праздник? Сулейман усмехнулся, и, не поворачивая головы, резким тоном ответил: -Праздник, как таковой, очень даже неплох, только у нас в Исламе, женщины не имеют права танцевать и флиртовать с мужчинами, которые не являются их мужьями. А у вас сплошной разврат и вседозволенность. Женщины должны сидеть дома, и радовать взор только своего мужа. У нас, женщины скрыты от посторонних глаз, они благочестивые и глубоко верующие. Генрих и Сигизмунд с улыбкой переглянулись. Француз, подавив новый смешок в зародыше, решил разъяснить эту ситуацию: -Знаете, у нас приветствуется открытость и некое равенство. Для нас, женщины-это не какое-то подчиненное животное, которое можно наказывать, издеваться или продавать, как товар. Мы преклоняем колени перед ними, пишем стихи, посвящаем свои победы на турнирах или войнах. Мы стараемся вести себя как рыцари, чтобы заслужить их искреннюю любовь и уважение. Для меня будет огромным позором, забирать к себе женщину силой, даже если я невероятно желаю ей обладать. Сулейман, будучи очень умным и проницательным человеком, понял незавуалированный намек этого высокомерного француза. Этот напыщенный Генрих начинал сильно выводить из себя великого Падишаха. "Прямо воплощенное благородство и честь, этот Генрих! Ничтожный неверный!" В ответ, султан лишь усмехнулся: -Женщины созданы, чтобы ублажать мужчин. Любовь я безусловно уважаю, но женщина не имеет никакого права перечить или дерзить своему мужу. А у вас им слишком многое позволено, от этого ваши женщины участвуют в кровавых интригах, и строят политические заговоры. Европейцы собирались уже было возразить, как увидели, что веселье приостановилось. Генрих поднялся на ноги, чтобы посмотреть, что же заставило всех застыть, но внезапно замер сам. В дворцовый сад вошла ОНА. Та, что поселилась в его снах и сладких грезах, та, чьи огненные локоны сводят его с ума. Он зачарованно смотрел, как она кивком головы приветствовала присутствующих, порождая искреннее восхищение мужчин и лютую зависть женщин. Хюррем, смущаясь от такого количества восхищенных и ненавистных взглядов, тихо подошла выразить свое почтение французскому и польскому принцам, султану Сулейману, и другим, особенно знатным особам. Сулейман, от бессильной злобы, впился ногтем в ладонь, чтобы сдержать свою лютую ярость. Склонившись в изящном реверансе, Хюррем решила поприветствовать всех, и поблагодарить за приглашение: -Добрый вечер Повелитель, Ваши высочества, дамы и господа. Благодарю вас за приглашение. И еще, ваше высочество, я принесла ваше фамильное колье- пусть оно будет там, где его место! Генрих грустно взял коробку, и отложил ее на стол. Ему сейчас больше всего на свете, хотелось взять и поцеловать кончики ее прелестных пальчиков, но краем глаза, он заметил серьезное напряжение султана, и поэтому решил ответить предельно корректно: -Вы оказали нам великую честь, госпожа! Вы словно сияющее солнце, озарившее замерзшую землю. Сделав два шага вперед, Генрих громким командным голосом объявил все собравшимся: -Дамы и господа, хочу представить вам великую Хюррем султан. Со всех сторон посыпались потоки комплиментов. Хюррем смущенно опускала свои прекрасные глаза. Она очень хотела, чтобы все это закончилось как можно скорее. Через пару минут праздник возобновился с еще большей силой. Генрих со своей свитой направился поприветствовать гонца из Парижа, попросив перед этим у Хюррем разрешение откланяться. Таким образом, султан и Хюррем остались наедине, несмотря на то, что недалеко от них люди смеялись и веселились. Сулейман не знал как вести себя с ней. Ему не хотелось сейчас устраивать скандал при всех, хотя его терпение было на исходе. Уже весь Стамбул знал про побег рыжеволосой госпожи из золотой клетки Топ Капы. Это могло очень сильно подорвать авторитет как его самого, так и его наследников. Не имея больше сил сдерживаться, Сулейман яростно выпалил: -Что ты себе позволяешь? Что это за игры? Ты почему явилась сюда без платка, да еще и в таком откровенном платье. Ты позоришь меня, и великую Османскую династию. Я уже тебя предупреждал об этом. Хюррем надоело выслушивать его бессмысленные упреки, и, не дожидаясь окончания его нравоучений, она встала, и отправилась восвояси, не удостоив падишаха даже поклона. Сулейман закипал от ярости, даже хотел по началу, догнать и схватить ее за руку, но внезапно остановился. Что о нем могут подумать, увидев как он не может справиться с своей женщиной? Что же он тогда за правитель? Хюррем старалась найти какое-нибудь укромное место, чтобы никто не смог бы ее потревожить. На душе у нее было скверно, соленые слезы текли по щекам. Увидев в небольшой рощице уединенную скамейку, женщина решила присесть там, чтобы попробовать успокоиться и прийти в себя. Как только она опустилась на скамью, слезы хлынули из глаз. Она закрыла лицо руками, и, сняв свою обувь, забралась с ногами на лавку, обняв руками свои колени. Ей было абсолютно наплевать, что кто-то может ее увидеть. Она просто хотела поскорее вернуться в свою тюрьму под названием дворец Великого Визиря. Хюррем посмотрела в сторону моря, стоит отметить, что вид отсюда был великолепным! Служанки не смели даже взглянуть на нее, но по их грустным лицам было очень заметно, что им невероятно жаль златовласую госпожу. Внезапно, она услышала какой-то шум и шелест кустов. Хюррем начала судорожно вытирать слез с красных заплаканных глаз. К ее удивлению, это был Генрих Валуа, наследный принц Франции, первый красавец Европы, благородный рыцарь и смелый воин. Он медленно подошел к скамейке, параллельно приказав служанкам Хюррем отойти подальше, чтобы дать возможность им поговорить. Генрих тихо опустился перед ней на колено, рядом со скамьей, и грустно, заметно волнуясь, проговорил: -Прекраснейшая госпожа! Почему вы плачете? Кто посмел вас обидеть? Только скажите, и я разрублю его ничтожную голову! Мой меч будет служить вам! Пожалуйста, скажите мне, что случилось! Хюррем посмотрела на него грустным заплаканным взглядом. Даже такой она была очень прелестна. Ей почему-то захотелось поделиться с кем-нибудь своим горем, высказать все, что накопилось в душе. Немного успокоившись, но продолжая всхлипывать, Хюррем решила поведать дофину свою историю: -Прежде чем я расскажу вам свою историю, поклянитесь мне своей честью и жизнью, что это останется в глубочайшей тайне! Генрих решительно кивнул головой в знак полного согласия. Хюррем продолжила: -Раньше меня звали Александрой. Я дочь священника из маленькой деревушки, находящейся недалеко от Крыма. У нас был воскресный молебен, когда налетели татары. Они жгли дома, убивали мужчин и стариков, а также немолодых женщин. Всех кого могли купить на невольничьем рынке в Кафе, они забрали с собой. Калфа крымского дворца глядя на меня приказала им бережно со мной обращаться, потому что я должна была стать подарком турецкому султану Сулейману. Тогда мне казалось, что я умерла, и оказалась в аду. Меня и других девушек везли в Стамбул на пиратском корабле. После этого, нас повели не на рынок, как нам грозили, а сразу в султанский дворец, где отобрали несколько девушек, в том числе и меня. Там уже и закрутилась наша любовь с султаном. Однако он не хотел отказываться от других женщин, хотя клялся мне в бесконечной любви и верности. А когда я пыталась что-то сделать, меня жестко обрывали. Сулейман бродил по небольшой, но прекрасной рощице, как вдруг увидел плачущую Хюррем и стоящего рядом на коленях Генриха. Спрятавшись за кустарником, он решил подслушать их разговор. Из глаз Хюррем вновь потекли слезы, и сквозь них она продолжала: -Вы знаете, сколько мне довелось вытерпеть ради этой любви? Меня обвиняли в убийстве, били, оскорбляли прилюдно, унижали, забирали детей, издевались.... Но раньше, силы мне давала любовь султана, если она вообще была. Я знала, что смогу справиться с врагами, потому что любовь питала мою душу и тело. А сейчас... Знаете, один раз мне даже подожгли лицо. Вы представляете, какая это боль? Это сделала его злобная мамаша, вместе с Махидевран, которые после всего этого открыто смеялись мне в обожженное лицо. И знаете что сделал мой супруг? Ничего!! Он поверил в сказку, придуманную его матерью, и замял эту историю. Он даже ни разу не защитил меня, всегда бросал одну разбираться с моими врагами. Но еще раз повторюсь, когда он был рядом, я была согласна и на такое положение. Султан не знает и трех четвертей моих страданий в этом дворце. Я всегда старалась держать все в себе. Генрих тяжело сглотнул, и тихо спросил: -А как же никах? Султан же женился на вас, разве это не прямое доказательство любви? Хюррем горестно усмехнулась: -Теперь я знаю, что нет! Валиде сказала ему, чтобы он даже не смел думать об этом браке. Естественно, Сулейман решил этим поступком показать, что никто не смеет указывать ему. Вот и всё. Он ни разу по своей воле не отказался от других женщин. Это любовь? Зачем нужен такой брак, если его тянет к другим? Пусть живет так, как хочет, но уже без меня! Ради того, чтобы быть с ним я вытерпела такие страдания, которые многим и в страшном сне не снились, а он просто избавился от меня, как от надоевшего животного. Он никогда ничем не жертвовал ради меня, только позволял мне его любить. Он клялся передо мной в день свадьбы, что отныне мне запрещается плакать, что в моей жизни будут только счастье и радость. Но после этой свадьбы я стала плакать еще больше. В прощальном письме, я попросила его развода, я уже ничего не хочу. Моим единственным и заветным желанием является смерть. Думаю, тогда мои страдания закончатся. Хюррем закрыла лицо ладошками, и начала сильно плакать. Генрих грустно опустил голову, и сел на землю. Внутри Сулеймана боролись два чувства: во-первых, как она смеет жаловаться на великого султана, да еще неверному, ее статус может определять только он. Во-вторых же, ему стало очень стыдно. Сулейман не знал как ему поступить, и поэтому решил вернуться в сад, чтобы никто не заметил его отсутствия на празднике. Генрих опять встал на колени и, с уверенностью в голосе, заявил: -Не смейте даже думать о таком! Если хотите, возьмите мою жизнь! Я готов отдать ее без раздумий ради любимого человека. Он вытащил свой меч и протянул его Хюррем. Она прекратила плакать, и, с некоторой грустью в голосе, прошептала: -Вы обманываете себя, ваше высочество. Вы не сильно отличаетесь от него, хотя и обходитесь с женщинами по-другому. Вам кажется, что вы влюбились в меня, на самом деле, это лишь мимолетное увлечение, которое закончится после удовлетворения вашей похоти. Я знаю, что вы женаты, и у вас есть также фаворитки, причем связь с одной из них продолжается уже несколько лет. Простите меня за мои дерзкие слова, и за то, что испортила вам настроение и такой замечательный праздник. Я пойду, уже темнеет. Хюррем с трудом поднялась на ноги, и тихо поплелась, в сопровождении своих служанок, в направлении своей кареты. Генрих так и остался там стоять на коленях. Ему вдруг стало очень больно и плохо на душе. Сулейман восседал на изысканном кожаном стуле, поглядывая на европейские танцы. Его мысли сейчас были только о Хюррем. На душе было очень скверно, особенно после услышанного. Тем более, он не знает, что там произошло, когда он уже ушел. Его раздумья прервал приход французского принца. Сулейман буквально испепелял его своим гневным взглядом, с трудом сдерживая себя не наброситься на него с кулаками. Генрих также удостоил султана очень холодным взглядом. Пару минут они просидели, недалеко друг от друга, в тишине. Однако султан всё-таки не выдержал и спросил: -Вы не видели Хюррем, принц Генрих? Француз вздрогнул, но взяв себя в руки, спокойно ответил: - Я встретился с госпожой, когда она направлялась к своей карете, видимо решила покинуть наше торжество. Генрих очень сильно старался сдерживать свою ненависть и отвращение к этому турецкому варвару. Тем временем, у кареты, Мурад бей рассказывал янычарам очередную байку про свои похождения к женщинам. Солдаты громко смеялись, им очень сильно нравился этот веселый бей. Их смех прервала Хюррем, появившаяся внезапно, закрывшая лицо руками, чтобы правоверные мусульмане не увидели ни ее лица, ни ее слез. С помощью служанок, она кое-как устроилась внутри кареты, и приказала ехать. Мурад быстро вскочил на своего коня, и поскакал рядом с правой дверцей кареты. Хюррем было очень плохо, слезы текли без остановки. Хотелось умереть, чтобы этот кошмар закончился поскорее. Они проезжали мимо морского побережья, как вдруг Хюррем начала задыхаться. С ней уже бывало такое несколько раз, когда она узнавала об изменах Сулеймана. Служанки испуганно закричала извозчику, чтобы тот остановил карету. Хюррем вместе со служанками вышла на свежий воздух. Мурад слез со своего коня, и решил поинтересоваться у госпожи причиной столь неожиданной остановки. Когда он подошел, то Хюррем уже не закрывала своего лица. Он увидел ее великолепную красоту. Очарование ее голубых, словно бездонное море, глаз, ее локоны, отливающие ярким пламенем. Пухлые чувственные губки, соблазнительный вырез на платье, нежную тонкую шею, созданную для жарких поцелуев. "Теперь я понимаю султана Сулеймана!"-первое, что пришло ему в голову. Взяв себя в руки, он отвел свой взгляд, чтобы не проявлять дерзости, и аккуратно поинтересовался: -Госпожа, почему мы остановились? Мне приказано не останавливать кортеж ни в коем случае. Хюррем сквозь слезы раздраженно бросила: -Да мне всё равно, что тебе приказал этот греческий раб и его султан. Оставьте меня все в покое! Она, слегка покачиваясь, не спеша направилась поближе к морю, чтобы вдохнуть его свежий запах. Она всего лишь один раз видела море, когда ее везли как товар на продажу. Вот и сейчас, сердце разрывалось от дикой душевной боли. Женщина взглядом нашла небольшую корягу, и аккуратно присела на нее, вглядываясь в вечернее морское небо, приказав служанкам отойти подальше, чтобы не мешали ей. Мурад издали наблюдал за супругой своего Повелителя. Ему стало очень жаль ее, ведь такая красавица должна всегда улыбаться. Он вдруг почувствовал что-то новое, чего никогда не ощущал. Он не выносил вида женских слез. Мужчина всегда уходил от этого явления, а сейчас ему очень сильно хотелось наоборот, подойти поближе. Он приказал всем оставаться на месте, и уверенно зашагал по направлению к султанше, ступая по песочному берегу. Хюррем громко рыдала, устремив свой взор куда-то в морскую даль. Мурад почтительно поклонился и присел на песок рядом с корягой. -Госпожа, извините, но нам всё-таки лучше отправиться в путь. Хюррем ничего не ответила, и поэтому Мурад настойчиво продолжал: -Не нужно плакать из-за того, кто недостоин ваших слез Хюррем от удивления раскрыла рот, и посмотрела на мужчину. Он смотрел прямо ей в глаза, от чего ей стало как-то не по себе. Бей протянул ей зеленый шелковый платочек, чтобы вытереть прекрасные глаза, полные горьких слез. Закончив, она хотела вернуть его хозяину, на что Мурад отрицательно закивал головой: -Я думаю госпожа, что вам он пока нужнее. Не плачьте, посмотрите как мир вокруг прекрасен. Я всегда любил море, хотя честно вам признаюсь, я даже не умею плавать, что несомненно стыдно для взрослого мужчины. Только вы никому не рассказывайте, особенно Ибрагиму Паше, и моему дяде Бали бею. Он игриво подмигнул ей и довольно улыбнулся. Хюррем тоже не смогла сдержать улыбку, несмотря на то, что продолжала вытирать свои драгоценные слезы. Давно с ней никто не разговаривал вот так легко и просто. Она с интересом наблюдала за этим незнакомцем. Мурад неторопливо встал на ноги, и отряхнувшись, непроизвольно выругался, чем вновь вызвал искреннюю улыбку Хюррем. Затем он протянул ей свою сильную руку, и помог подняться. Так они и шли до кареты вдвоем. Едва карета тронулась с места, как сломалось одно из колес. Хюррем вместе со служаками вновь вылезли наружу. Осмотрев повреждения, Мурад решил предложить госпоже другой план: -Госпожа, я не знаю сколько времени займет починка этой кареты. Я предлагаю вам, если вы конечно готовы и согласны, отправиться во дворец Паши верхом. Что скажете? Хюррем кивнула головой. Однако, как выяснилось, из всех лошадей, только одна была свежей и отдохнувшей, поэтому Мурад принял неожиданное решение: -Госпожа. У нас есть всего лишь одна лошадь, готовая выполнить эту миссию, поэтому вы будете ехать верхом, а я буду идти рядом, удерживая поводья. Как вам такой вариант, моя госпожа? Получив согласие златовласой красавицы, он взял свою лошадь за поводья, и, придерживая стремя, помог ей устроиться в седле.