Миниатюры «О концах света»

Не знаю, когда это началось. Может быть, уже давно, а может, всего пару недель назад. События развивались так неожиданно, нарастая, словно снежный ком, всё происходило так необычно, неправильно, что порой мне казалось, будто я сплю. Но проснуться не получалось. Нет, не было никаких объявлений по радио или телевизору, да и слухи тоже не особо распространялись. Просто в один прекрасный момент все поняли — нет, этот грёбаный кризис никуда не делся, и мы катимся в преисподнюю. Куда-то далеко вниз, откуда вряд ли кто-то вернётся. Первой мыслью было — сбежать, как можно быстрее. Что мы и сделали. Собрав нехитрые сбережения, наша семья сорвалась с места. Одно место сменялось другим, люди, события, лица, дороги… Порой мне казалось, что это такая добрая с горчинкой сказка. Но потом умерла бабушка — прямо в дороге, а мы не могли остановиться. И нас осталось только двое — я и мать. Мать и я. Две женщины, которые дорожат друг другом больше жизни, но которым негде эту жизнь устроить. Время летело быстро, и разруха нагоняла всё быстрее. Нищенство и смерть уже были обычным делом, а катаклизмы не прекращали случаться. В итоге нам всё-таки пришлось вернуться туда, откуда мы начали. Я часто старалась скрыть действительность за яркими воспоминаниями. Сотни дорог, тысячи домов, миллионы лиц… Но всё это было побито, изнурено голодом, болезнями, смертью. Молодое девичье воображение помогало мне на минуты — раньше я часто говорила, что с такими мозгами мне никаких наркотиков не нужно — но и это в скором времени перестало быть спасением. Мы жили в своём прежнем доме, от которого остались лишь руины, когда началось страшное. По сравнению с этим ужасы разрухи были пусть и не цветочками, но явно и не ягодками. Первым звоночком стали улетающие в небо ракеты. «Это что, эвакуация?» — предположили тогда. Ведь действительно, удаляющиеся корабли были похожи на те экспериментальные ракеты, какие строили до Кризиса для возможного переселения. Интересно, кто же те счастливчики, летящие там?.. Корабли эти улетали беспрерывно, наверно, с неделю, а может, и больше. А может, и меньше. Мы не чувствовали ни зависти, ни страха. Нам было только немного одиноко. Я, мать и еще несколько человек, нашедшие приют в руинах, с тоской глядели в пока ещё синее небо. Оно было таким неправильно ярким, без единого облачка, как будто мир не умирал и даже не собирался. Второй звонок прозвенел, когда почти сразу за четвёркой кораблей проследовала ракета. Серебристо-белая, ослепительно блестящая в свете полуденного солнца, длинная, на пол-неба, наверно, длиннее даже Титаника. И она летела вниз, куда-то к нам… И она рухнула. И взрыв тоже был. И даже нас накрыла взрывная волна. Нет, убитых не было. Не было даже раненых. К нам только принесло откуда-то громаду вещей, которые мы с радостью принялись разбирать. А вдруг еда? А вдруг одежда? Или какие-то милые сердцу безделушки, способные скрасить существование умирающих?.. Я с удивлением обнаружила чудом уцелевшие плакаты, какие когда-то давно рисовала для школы. Это было так странно, так приятно — увидеть рядом плоды своих трудов. Небо окрасилось в оранжевый, земля посерела, а с деревьев слетела листва. Всё стало таким… огненным — такой пейзаж, наверное, бывает только в аду. А раньше здесь, видимо, планировалось чистилище. Третий звонок прозвенел со смертью мамы. Она рухнула на землю так неожиданно и так неестественно закрыла глаза, что я подумала было, будто она шутит. Но не было дыхания, и пульса тоже не было. Обветренная кожа быстро потеряла крохи тепла. А потом, следом за ней, начали умирать все остальные. Так быстро, неожиданно. Я боялась. Потому что понимала задней мыслью — я потом тоже рухну на землю истерзанным трупом. Но, что удивительно, мне удалось выжить. Может, по привычке, а, может, мне просто не повезло, и Судьба решила поиздеваться надо мной. Мне некуда было идти — везде были трупы. И я осталась. …А потом я увидела, как трупы поднимаются, сбрасывая клочья плоти. Сначала один, потом второй, с белесыми глазами без зрачков… и голодным, очень голодным рыком. Я кинулась бежать, и бежала без передышки. Я пыталась спрятаться в руинах — только и там они меня заметили. Я бежала, и бежала, и бежала, не в силах остановиться и оглянуться… Было страшно умирать, пусть я и понимала, что это неизбежно. Я не знаю, как оказалась на старой знакомой улице. Теперь здесь были нагромождения гигантских ангаров, строи спецтехники, толпы военных. Откуда? Как мы могли не заметить? Я сначала даже и не подумала, что это, возможно, моё спасение. — Помогите! На помощь! — я и не думала, как сильно может сесть голос за пару часов непрерывного бега. Я кинулась к одному из людей в форме и обессиленно повисла у него на руке. — Меня хотят убить! Там мертвецы! Вы слышите меня?! Он смотрел на меня, как на сумасшедшую. Наверно, не ожидал, что здесь остались выжившие. Я тихо повторила: «Меня хотят убить…», и, рухнув на землю, зашлась в сухом плаче. — Нет оснований, — у него был мощный железный баритон, и этот звук был для моих ушей хуже рёва ракеты, погубившей всё живое. Я только корчилась на земле и тихо шептала слова мольбы. …Я исступлённо смотрела, как несколько солдат пытаются остановить нагнавших меня мертвецов, и как те с невиданной силой ломают оружия, срывают головы с плеч и упиваются чужой кровью. Я кричала. Громко, чтобы все слышали. Банальный девичий визг, а впечатление произвёл получше пожарной сирены. Мимо меня прогудели бронетранспортёры и несколько танков. И ещё какие-то машины — я не знаю их назначения. Я же кинулась подальше отсюда, и не заметила, как врезалась в какого-то мужчину в костюме. — Сдурела, девчонка?! — он посмотрел на меня прямо как тот солдат — с удивлением, злобой и отвращением. Конечно, я же была похожа на обугленный скелет, какие ещё чувства может вызывать подобное зрелище? Мы же всё воспринимаем только глазами… Когда мертвецы прорвали периметр — как им это удалось?! — мы бежали вместе, практически рука об руку. Он, наверно, понимал, что от странной полудохлой девчонки ему не отвязаться, вот и не спешил отбросить меня в сторону. Мы бежали мимо ангаров, куда-то к руинам — зачем, я уже и не помнила. Вроде бы, там был вертолёт или что-то ещё… Только вместо обещанного транспорта мы наткнулись на мертвеца. Очередного мертвеца, играющего с трёхлетним ребёнком. Он посмотрел на нас необычно осознанным взглядом, а я смотрела в ответ, и даже не думала отвести глаза. Он, казалось, не мог понять, что мы тут забыли, и только это маленькое чудо у него в ногах вывело нас всех троих из оцепенения. — Па-па! Па-па! Мужчина выпустил в голову мертвеца несколько пуль, и тот взревел — не от боли, а от ярости. Нам ничего не оставалось, кроме как кинуться обратно. Мы бежали снова, пока мужчина не затянул меня в небольшой проём в одном из ангаров. Даже не комната — конура, с раковиной, непривычно чистым зеркалом и сейфом. Должно быть, там оружие. Мужчина закрыл дверь, и как раз вовремя — в неё тут же забарабанили омертвелые кулаки. Я посмотрела на себя в зеркало отсутствующим взглядом. Сил не было даже на то, чтобы отшатнуться в ужасе. Да, я и вправду была похожа на обгорелый труп, разве что плоть с меня не слезала пластами. И глаза горели привычной жаждой жизни. А потом я что-то решила… И они потухли. — Здесь же оружие? — я кивнула на сейф. Мужчина кивнул в ответ, держась за плечо — пока мы бежали, он умудрился упасть и вывихнуть руку. — Убей меня, — мой голос прозвучал непривычно громко. — Хорошо, — неприлично быстро согласился он. — Магнум сойдёт, или предпочитаешь кольт? — Без разницы. Нет, ну правда, какая разница в марке и калибре, если всё равно мою голову прошьёт насквозь? Мужчина потянулся к сейфу. Очередной удар в дверь оставил вмятину на металле. Я проснулась. Несколько минут я тупо таращилась в потолок, пытаясь осознать, что это был только кошмар. Наконец, я потянулась, поднялась с кровати и подошла к колыбели. Малыш уронил игрушку, и этот стук меня разбудил. Я взяла ребёнка на руки и подошла к окну — было видно, как работает муж. Как же красиво брызжет кровь на фоне оранжевого неба…