Just Me, You, And This Box of Matches

— Привет, Луи сейчас не может ответить. Пожалуйста, оставьте сообщение после сиг… — Луи, я знаю, что это твой голос, а не автоответчик. Сядь. Нужно поговорить. Луи издаёт глубокий наигранный вздох и плюхается на диван. Его голова падает в тарелку с пиццей, оставленную Зейном на подушке, но сил передвинуться нет. Ещё слишком рано, сегодня у Луи выходной, и он без штанов. Ему плевать, испачкались ли его волосы нездоровой мучной едой. — Да, Грег, друг, босс, сэр, в чём дело? — К нам в салон сегодня заходил клиент, Луи. — Клиент? Нет. Клиент — в салон? — Наверное, столько сарказма для девяти утра — перебор, но горькие насмешки над людьми — одна из отличительных черт его характера. — Он сказал, что вчера проявлял у нас несколько фотографий. Луи умеет прикидываться дурачком. У Луи отлично получается изображать дурачка. — И сегодня он тоже это сделал? — Кончай строить из себя дурака. Ладно, может, Луи не так уж в этом хорош. — Он сказал, что некий джентльмен в салоне… — Ты уверен, что это был я? Он мог перепутать меня с кем-то ещё… — …которого он описал как «мелкого, громкого и противного»… — Что ж, ладно, звучит неприятно… — …отдал ему конверт проявленных фотографий… — Ну, об этом он и просил, нет? — …но они были проявлены не с той плёнки, которую он принёс… — Да я даже не мелкий, наверное, речь шла о ком-то другом… — …вместо этого в конверте оказались чёрно-белые фотографии пластиковых лошадей… — Это Май Литл Пони! — Он вежливо предположил, что это могла быть невинная ошибка… — Честно, Грег, ты что, не знаешь про Май Литл Пони… — …но, заглянув в подсобку, я не нашёл его фотографий… — Давай, Грег, подпевай: Май Литл Пони, Май Литл Пони… — …и я подумал: «Вау, может, Луи что-то об этом известно!» — …я часто представлял, какой же дружба может быть… — …потому что… ты что, поёшь? — …но волшебством своим вы… нет. Что? Нет. Что? — Луи. Зачем ты украл личные фотографии Ника Гримшоу? — О, да ладно, «украл» — слишком громкое… — Луи хмурится. Подождите секунду. — Стой, почему ты назвал его фамилию так, будто я должен её узнать? — Потому что ты должен её узнать. Потому что я знаю его. И потому что ты, по всей видимости, обокрал самого знаменитого посетителя нашего салона. Знаменитого? Луи едва ли сдерживает себя от ироничного смеха. — Подожди, тот хипстерский тип? Он знаменитость? — Да ладно, Луи. Это тот успешный диджей на радио, помнишь? Ты всегда переключаешь их станцию в свою смену, потому что во время работы хочешь слышать песни, которые «хотя бы можно назвать музыкой». — Хипстерский тип — это хипстер-диджей с хипстерской радиостанции, — бездумно повторяет Луи. И хипстер, который трахает его соседа. — Да, Луи. А теперь не мог бы ты рассказать мне, что стряслось с фотографиями? Стук в дверь. — У-упс, прости, кто-то пришёл. Нужно идти, пока! Луи вешает трубку прежде, чем Грег успевает издать что-то, помимо протестующего вопля, суёт телефон между диванными подушками и вскакивает, чтобы открыть дверь. (Луи в самом деле следовало бы уволить. Он понятия не имеет, почему у него всё ещё есть работа, скорее всего, это из-за влечения Грега к его шикарным ключицам. Придётся завтра надеть на работу рубашку с глубоким вырезом, чтобы загладить свою невинную выходку.) Луи согласно мычит сам себе, отодвигая засов и распахивая дверь. Он знает, что это либо их домовладелец, либо вежливый серийный убийца, либо Гарри, потому что Зейн с Найлом не стали бы утруждать себя стуком, а грубый серийный убийца, вероятно, просто сорвал бы дверь с петель. (Кажется, никто из этих людей не заслуживает заморочек Луи с надеванием брюк — его зелёным боксерам в клеточку придётся остаться в деле.) Это Гарри (который из вышеназванных трёх вариантов казался ему наиболее предпочтительным). На нём нет рубашки, и он жалобно смотрит на Луи через копну мокрых волос, прилипших ко лбу, прижимая к груди продуктовый пакет и оставляя под собой мокрую лужицу на коврике у порога. — Привет, — говорит он. — У тебя сыр в волосах. — Эм. — Луи поднимает руку, чтобы прощупать затылок, покрытый заманчивой смесью из моцареллы и томатного соуса. — Я лежал на пицце. Гарри кивает. — Понятно. Можно воспользоваться твоим душем? Луи моргает. — Можно… почему ты мокрый? — Я принимал душ. — Ты перестал мыться у себя, чтобы прийти и помыться у нас? Ты привык менять душевые в процессе принятия душа? — Я поджёг свой душ. Луи не удивлён. За последние несколько недель у него значительно снизилась восприимчивость к странным огненным происшествиям. — Ты поджёг свой душ. Пока принимал душ. — Я хотел проверить, получится ли, — объясняет Гарри, как будто это приемлемый повод поджечь крупное домашнее оборудование. — Но у меня в волосах остался шампунь, и будет странно, если он там высохнет. Ну, так можно мне воспользоваться твоим душем? — Эм, — говорит Луи, — думаю, что да. Гарри проходит мимо него и входит в квартиру раньше, чем Луи успевает закончить своё предложение. — Супер. — Он стягивает с себя джинсы. Посреди комнаты. На нём нет нижнего белья. У Луи… у Луи нет слов. Что, конечно, очень странно. Но. Перед его диваном стоит голый Гарри Стайлс, и, наверное, нужно быть настоящим поэтом, чтобы описать такое. Луи хочется говорить об упругости фарфоровой кожи и осторожных чернилах вокруг тонких лодыжек, хочется удариться в лирику о сухих мускулах, напрягающихся, когда Гарри наклоняется, чтобы стянуть с себя насквозь промокшие носки. — У тебя красивый член, — говорит он вместо этого. (Гарри заслуживает поэта, но Луи завалил английский в десятом классе.) Тот лишь широко улыбается, демонстрируя линию белоснежных зубов и блестящие после душа губы. — Спасибо, — отвечает он. (Гарри заслуживает поэта, но Луи владеет мастерством глубокого минета с семнадцати лет. Кому нужны рифмы, когда у тебя нет рвотного рефлекса?) Затем дверь за спиной Луи с грохотом распахивается, и доносится голос Найла: — Зейни, Луи-и, у меня для вас… оу. Луи отскакивает от Гарри — будто его нагота сводит на нет уже разделяющие их два метра — и поворачивается лицом к Найлу, который стоит в дверях с бумажным пакетом еды навынос в руках и понимающей ухмылкой. — Эм, — говорит Луи. — Приветик, — говорит Гарри. — Привет, — говорит Найл. Он заходит внутрь, оставляя пакет и ключи от машины на столике в прихожей, и проходит мимо Луи, плюхаясь на диван между ними. Луи и Гарри оба смотрят на него с противоположных концов дивана. — О нет, не стоит из-за меня останавливаться. Продолжайте. — Эм, — запинается Луи. Гарри рассеянно почёсывает свой подбородок. Он даже не пытается себя чем-то прикрыть, что очень… восхищает, по мнению Луи. Восхищает и очень, очень отвлекает. Просто всё там так… близко. (Не то чтобы Луи никогда раньше не видел обнажённых мужчин, просто обычно у него есть возможность потрогать, а в этот раз он не особо уверен, где именно заканчиваются границы дозволенного.) — Наверное, я должен отстоять репутацию бедного Луи и сказать, что всё не так, как выглядит. — Репутацию Луи? Ты опоздал, чувак. — Эй! — Помнишь тот раз, когда кто-то написал у тебя на машине «шлюхочел»? — Это была машина Зейна. — Да, но они думали, что она твоя, потому что ты постоянно одалживал её, чтобы ездить по клубам. — Это правда так важно сейчас? Гарри всё ещё здесь и выглядит очень довольным. Очень довольным, очень мокрым и очень голым. — А, точно. Вы же раздевались. — Найл переводит взгляд от Гарри на Луи и обратно. — Что ж, предположу, что следующий шаг за тобой. — Эм, — произносит Луи. — Я не возражаю, — вмешивается Гарри. Наглый ублюдок. — Не знаю, Лу, если ты не сделаешь шаг, то могу я, — говорит Найл, похотливо подмигивая. — Прямо здесь, посреди этой комнаты, стоит парень в отличной форме, и если ты собираешься упустить такую возможность… Найл уже наполовину стаскивает с себя футболку, когда дверь вдруг снова распахивается. — Луи, ты не поверишь, что… — Зейн резко останавливается в дверном проёме их квартиры. Моргает. Ещё раз моргает. — Если ты начнёшь раздеваться, я уйду, — предупреждает Луи. — Эй, — говорит Гарри. — М-м, — мычит Найл, запутавшийся в своей футболке. Зейн моргает уже в третий раз, сильнее. — Я… это типа… я прервал оргию? — Не-а, — отвечает Гарри. — Три человека — это не оргия. Думаю, если бы ты к нам присоединился, было бы другое дело. — Чем больше, тем лучше, — жизнерадостно подмечает Найл, который наконец-то разделался со своей футболкой и теперь неторопливо снимает высокие кеды. — Я здесь всё ещё самый одетый, — слабым голосом произносит Луи. Зейн смотрит на него, почти прищурившись, как будто очень, очень усердно старается не смотреть боковым зрением на Гарри. — Почему это всегда происходит именно в нашей квартире, Лу? — Это было один раз. — Стой, что? — Гарри звучит слишком заинтересованным. — С тобой такое уже случалось? — Я не… это просто… а ты не должен быть в душе? — Почему он принимает душ в вашей квартире? — Найл уже успел раздеться до трусов с четырёхлистным клевером и пары разных носков. — Чтобы мы с Зейном могли заняться сладким-пресладким сексом под согревающими струями тёплой воды, — произносит Гарри. Зейн бледнеет. — Я… ухожу… сделаю сэндвич или еще что-нибудь. Да, — выдавливает он — больше самому себе — и исчезает на кухне, пребывая в полнейшем шоке. — Я принёс вам еды! — кричит Найл ему вслед. — Прошу, никогда больше со мной не разговаривай, — раздаётся слегка приглушённый голос Зейна. На мгновение воцаряется тишина, а затем Гарри с Найлом одновременно поднимают головы, чтобы посмотреть на Луи, которому внезапно становится очень жарко под воротником его выцветшей футболки. Найл заявляет: — Подо мной что-то вибрирует. Луи гадает, не был ли это похабный намёк, пока Найл не тянется ладонью и не извлекает телефон Луи, в самом деле вибрирующий у него в руке. — Написано «Лиам», — говорит Найл, щурясь на определитель номера. — Что за «Лиам», Лу? И почему на изображении его контакта стоит фотография… — Ничто, — отвечает Луи, пытаясь выхватить свой телефон. — Никто. Лиам никто и ничто. Отдай. Найл уворачивается, чтобы тот не смог дотянуться, и бросает телефон Гарри, который ловит его и без колебаний нажимает на кнопку ответа. — Привет, Лиам. Это Гарри, муж Луи. Как дела? — У тебя есть муж. — У меня нет мужа, Лиам. — У тебя есть муж. Их второе свидание проходит так же, как первое. — Лиам, неважно, сколько раз ты будешь повторять одно и то же, это не станет правдой. Всё, что наплёл тебе Гарри, неправда. — Значит, он не был голым? — Взгляд Лиама полон надежды. — Ах. Что ж. Видимо, эта часть была правдой. — Значит, вы встречаетесь? — Лиам морщит лицо, и секунду Луи чувствует себя жутко виноватым, будто он на самом деле изменяет Лиаму с Гарри (что разумеется, полнейшая глупость, потому что он и не встречается с Лиамом, и не спит с Гарри, как бы прискорбно не звучало последнее). — Лиам, я с тобой даже не встречаюсь. Помнишь? Это я, Луи. Я здесь для красивой картинки и чтобы обеспечить тебе личную информацию о Зейне. — Да, но… — Когда Лиам расстроен, он похож на щенка даже больше, чем обычно. Зейн без ума от них. Может, меньше от щенков и больше от волков. — Я бы не стал вмешиваться, если бы у тебя были отношения. Они стоят в очереди в океанариум, чтобы расплатиться за вход. Луи до сих пор не верится, что у него свидание в океанариуме. Его представления о свиданиях обычно включают в себя подсобку в каком-нибудь ночном клубе и жёсткую дрочку. Он даже не понимает, как люди могут проводить свидания в океанариуме. У этих людей фетиш на рыб? Существуют ли какие-то меньшинства, которые могут заниматься любовью, только пока наблюдают через стекло, как раздуваются жабры? Луи не был в клубе с тех пор, как познакомился с Гарри. Это его беспокоит. — У меня нет отношений с Гарри. Мы никогда даже не касались друг друга. И у него есть парень. — Оу, — выражение лица Лиама меняется с жалости к себе на жалость к Луи, заставляя последнего стиснуть зубы. Если в мире и существует что-то, чего он терпеть не может, так это когда его кто-то жалеет. — Блять, не смотри на меня своими долбаными щенячьими глазками, Лиам ёбаный Пейн. Клянусь Богом, если ты ещё хоть один грёбаный раз испытаешь ко мне чувство жалости, я пойду домой и, мать твою, отсосу Зейну только тебе назло. Лиам давится воздухом. Женщина позади них одной рукой пытается закрыть уши своей маленькой дочке, а другой замахивается сумочкой Луи в лицо. — Она ударила меня. — Да, Луи. Ещё льда? — Своей сумочкой. — Ну, в одном твоём предложении было штук десять ругательств. А её ребенку было, наверное, не больше пяти. — Заткнись, Лиам. Я сейчас не нуждаюсь в твоём здравомыслии. — Да, Луи. Хочешь, сходим за мороженым? — Может, вместо этого напьёмся? — Я не пью. — Ну, конечно, ты не пьёшь. Ладно. Пошли. Я хочу с шоколадной крошкой. — Да, Луи. Они обмениваются парой фраз, пока мужчина средних лет за прилавком раскладывает шарики выбранного ими мороженого по розовым бумажным стаканчикам: — Хочешь сказать… Подожди, это его настоящее второе имя? Лиам серьёзно кивает. — Ага. — Я не знал этого. Я уже пять лет его лучший друг, и даже я не знал… А где ты его раскопал? — У меня свои источники, — на лице Лиама расцветает улыбка, которая на любом другом могла бы выглядеть коварной, но на нём она просто до боли очаровательна. — Что значит, у тебя свои источники? Я должен быть твоими источниками. — У меня несколько источников. — Ты изменяешь мне с другими источниками? — Ну, ты изменяешь мне со своим мужем. — С вас девять семьдесят пять, — объявляет кассир. Когда Луи заходит в квартиру тем же вечером, Зейн сидит на диване с пачкой чипсов в одной руке и телефоном в другой. По телевизору крутят АйКарли. — Ты неравнодушен к Гибби, Зейн? — спрашивает Луи, бросая ключи на столик с большей силой, чем это, возможно, требовалось. Зейн поднимает голову. — Ой. Даже не заметил, как оно началось. Как прошло второе свидание? — Нормально. — Луи подходит к дивану и плюхается рядом с Зейном. (Ему зарядили сумочкой по лицу, но утешили бесплатным мороженым и обещанием Лиама не присылать больше Зейну огромных посылок. Что ж, счёт между событиями в конце концов постепенно выравнивается.) Зейн поднимает на него взгляд и замирает от удивления, прижавшись большим пальцем к одной кнопке на своём телефоне. — Нехилый фонарь для нормального свидания, Лу. — Да? — Луи прикрывает ладонью свой глаз. — Ах да. Совсем забыл. Зейн смотрит на него недоверчиво. — Я знаю, что ты любишь пожёстче, но, кажется, это уже перебор. Мне придётся отстаивать твою честь? Луи щипает его за щеку. — О, Зейни, какой же ты милый. Нет, дорогой, мой кавалер не бил меня. Это сделала мамочка, которая стояла за нами в очереди. Со стороны кухни доносится грохот, и Луи резко выпрямляется, обернувшись, чтобы взглянуть на Зейна, который выглядит нисколько не впечатлённым. — Что это было? — Гарри. — Зейн возвращается к своему телефону, тихо ругается и принимается стирать несколько строчек из «г», напечатанных в момент ступора. — Гарри здесь? Почему Гарри здесь? — Он в душе. — Он в… — Луи моментально оборачивается, чтобы посмотреть на часы на книжной полке. — Меня не было шесть часов. — Тебя не было шесть часов, Луи. — Когда я уходил, Гарри был в душе. — Гарри был в душе, Луи. — Он пробыл в душе шесть часов. Зейн вздыхает и кладёт телефон себе на колени. — Каждый раз, когда я стучусь к нему, чтобы проверить, жив ли он, он говорит мне отвалить. У нас закончилась горячая вода ещё пять часов назад. Луи просто на него смотрит. — Это… странно. — Скоро мы лишимся воды совсем. Домовладелец её точно отключит. — Зейн запускает руку в пачку с чипсами, лежащую рядом с ним. Он слегка хмурится, когда касается пальцами дна упаковки, и подносит её к лицу, с сомнением всматриваясь вглубь фольгированного пакетика. — Я решил, что лучше будет просто переждать. Но он запер дверь и сам выходить, похоже, не собирается. Луи вскакивает. — Я вытащу его оттуда. — Да, Лу, правильно. Вымани его из этого долбанного душа. — Зейн возвращается к созерцательному изучению пакетика. — Гарри. Никто не отвечает, не считая доносящихся изнутри ритмичных стуков воды о пол в душевой. — Гарри, это я. Луи. Раздаётся тихий скрип, будто медленно поворачивают вентиль крана, и резкий стук сменяется тихим журчанием. Это хороший знак. Наверное. — Я только хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. Раздаётся ещё один скрип, и шум воды прекращается. После этого следует жуткий, громкий, мокрый хлюпающий звук, и дверная ручка медленно поворачивается. Дверь распахивается наружу. Луи отходит в сторону и видит перед собой дрожащего Гарри с посиневшей практически до неузнаваемости кожей и мокрым полотенцем, небрежно обмотанным вокруг тонкой талии. — У меня не получается, — он почти хрипит и бросается вперёд, чтобы обхватить трясущимися руками колени Луи, намочив его бирюзовые узкие джинсы. — Не получается… не получается что? — Луи не знает, что делать, поэтому неловко водит ладонью по мокрым волосам. — У меня не получается, — выдыхает Гарри, поднимая на Луи свой обезумевший взгляд. — У меня не получается поджечь его. — Он не такой, как мой душ. — Я понимаю, Гарри. — Он не понимает. — Я так старался. — Я знаю, Гарри. — Он знает. — Просто я… у меня впервые не получилось. Разве это не ужасно? — Это ужасно, Гарри. — Ничуть. Позже, когда Гарри кутается в семь одеял и сворачивается калачиком у них на диване, пустыми глазами уставившись в стену перед собой, Луи наконец прекращает поглаживать его по плечу и сбегает на кухню, чтобы быстро посовещаться с Зейном, склонившимся над блендером и наблюдающим за странной оранжево-серой массой, растекающейся по стенкам стеклянного кувшина. (Зейн любит смешивать всякое, когда у него стресс. Это одна из его особенностей.) — Что это? — Сэндвич с арахисовым маслом, желе и апельсин. — Аппетитно. Зейн, помоги с Гарри. — Я его почти не знаю. — Как и я, но он в кататоническом состоянии лежит у нас на диване, потому что не смог поджечь наш душ. — Разве он здесь не потому, что поджёг свой душ? — Да, но наш не такой, как его. — У него что, какая-то душеподжигательная фаза? — Это же Гарри. Зейн кивает, как будто это объясняет всё. — А что бы мы вообще делали, если бы у него получилось? — Потушили бы? Я не знаю, Зейн. Пойдём, помоги мне. — Послушай, Лу. Ты хочешь залезть ему в трусы. Ты разгребаешь его проблемы. — Я не хочу залезть ему в трусы. Зейн фыркает, выключает блендер и снимает крышку. — В жизни не слышал большего вранья. — Он подносит чашу к носу, нюхает содержимое и морщится всем лицом. — Разве что он не носит трусы. Попробуешь? — Нет, — отвечает Луи, отталкивая предложенную ему посудину. Зейн пожимает плечами, выливает всё в раковину и, вернув чашу на подставку, начинает копаться в шкафчике. — Зейн, помоги. — Твой пироман — твоя проблема, — припеваючи произносит Зейн, а затем высыпает в блендер целую пачку Читос. — Как думаешь, вино сюда подойдёт?