* * *
— Саня, пошли в гей-бар! — Женька был в приподнято-возбуждённом состоянии. После его последнего разрыва с каким-то уродом это радовало. — Жека, я натурал. Кончай таскать меня туда, иначе я никогда не найду себе девушку, — да-да, я был свято уверен в своей гетеросексуальной ориентации. — Не беспокойся, у тебя есть я! А девушек тебе искать не надо, они тут, только помани, — и он озорно улыбнулся, указывая глазами на пару наших одноклассниц, которые активно перешептывались, хихикая и поглядывая на нас. — Дурак, — заключил я. — Они считают, что мы встречаемся. — Да брось! Твоей репутации это не повредит, наоборот, девчонки такое любят! — Вот поэтому я и говорю, что ты дурак, — вздохнул я. Он просто не хотел понимать того, что гея девчонка будет воспринимать как подружку, а не как парня. А перевести дружеские отношения на горизонтальную плоскость было не так-то просто. — Дурак, — легко согласился Жека. — Пошли со мной, а? Оставлять его одного было глупостью, притом подлой. Однажды его уже избили за такие вот походы, и это было совсем не смешно. — Ладно. Когда? Во сколько? — вздохнул я обречённо, с ужасом представляя ещё один кошмарный вечер в обществе мужиков, облизывающих тебя взглядом.* * *
Как и предполагалось, вечер выдался преотвратным. За одним исключением — лицо Женьки светилось радостью, и я не переживал, сидя дома, за его легкомысленную голову. Похоже, он уже успел нацапать достаточно телефончиков, чтобы было чем заняться на выходных. Значит, минут через сорок можно отсюда убираться. Пить я в таких местах не решался, с мутью у горла думая о последствиях столь необдуманного поведения. И тут в бар завалилась компашка похоже новеньких, потому что вся голубая братия дружно повернула головы посмотреть на вновь прибывших. Это стоило того чтобы обернуться: пять милых мальчиков с лицами ангелов, все как на подбор ухоженные, высокие, стильные. Где только таких бройлеров выращивают? И нафига они спустились на нашу грешную землю и конкретно в этот клуб? Мы же теперь до закрытия не уйдём! Я внутренне застонал. Как и предполагалось, бройлеров атаковала волна бывалых. Жека паинькой сидел рядышком и ждал своей очереди, попивая какую-то гадость очень подозрительного цвета. Очередь подошла часа через три. К нам подрулило неземное создание, которому не хватало арфы и пушистых крыльев, обозвалось Реном и предложило присоединиться к ним. На что Жека счастливо заулыбался, а я, погрустнев, встал и поплёлся следом. Оказалось, бройлерная неподалёку — модельное агентство как-его-там. Телефончики тоже у всех есть, работают и раздаются. На попытку впихнуть мне свой номер каким-то Люком, я не выдержал. Бывалые меня уже знали, потому прекратили приставать сразу и дружно, воспринимая, наверное, как эскорт Жеки. А новеньким требовались пояснения. — Голубок, я натурал. — Да-а? — неверяще протянул этот самоубийца. — А что же вы тут делаете? — Страшные глаза, — засмеялся другой по кличке… Ахилл. Убиться об стену! Эти их сценические клички были не перевариваемыми в принципе. — Так что, Люк, не провоцируй. После этих слов приставать больше никто не пытался. Мы засиделись, как я и предполагал, до закрытия. После чего все, наконец, решили прекратить это безобразие и отправиться по домам. Любопытно, что Ахилл, да, кликуха — жесть, но из этих бройлеров самый вменяемый, попёрся с нами, утверждая, что живёт неподалёку. Тогда как его товарищи отправились по домам на такси. Мы, мирно болтая, проводили Жеку, после чего небожитель отважился на разговор. — Сань, вы с Жекой встречаетесь? — Нет. Если он сейчас предложит пойти к нему, я его убью. — У него кто-то есть? — последовал другой вопрос. А вот это было уже интересно, я с любопытством посмотрел на собеседника. — Был недавно отморозок один, сейчас нет. А ты моего благословения решил попросить? — Что-то вроде… Меня, кстати, Рома зовут. — Вот, это другой разговор, а то от ваших кличек зубы сводит, — я пожал протянутую руку, глядя на посерьёзневшего парня. Сейчас он почему-то больше не казался одним из бройлеров. — Ты дашь своё благословение на мои отношения с Женей, если, разумеется, ему они будут нужны? Я смотрел на ненормального огромными глазами. — А ты не рано об отношениях заговорил? Его улыбка почему-то показалась до боли знакомой. Со мной говорил не слащавый, пустоголовый выкормыш, а человек, уверенный в себе и знающий эту жизнь не понаслышке, а так, как могут её знать только те, кто хлебнул немало горя на своём пути. — Нет, как раз вовремя. И со всей серьёзностью должен заявить, что не отступлю. — О! А это что, угроза? — Обещание. — И с чего это вдруг такие громкие слова? Прости, но встречи в баре не располагают к лирике, — я решил, что он просто перебрал. — Он слишком невинно улыбается, такие цветы срывают любители гербариев... А иссушенный цветок не способен больше на улыбку. Я хочу сохранить его искренность. От этих слов стало больно и жарко. Я невольно задался вопросом, где же сам потерял искренность и улыбку? — Я не собираюсь давать тебе благословения! Ваши отношения — это ваше личное дело. Но если ты будешь его ботаником, засушившим его в свой гербарий, я из тебя самого гербарий сделаю или что-то похуже, но уже без метафор и иносказаний! Он меня взбесил. Не знаю, что было за его словами, но это что-то ранило меня в самое сердце. Можно сказать, с этого разговора Жека и начал встречаться с Романом. Только, после того разговора, этот кадр стал меня бесить. Они были идеальной парой, ссоры, конечно, тоже случались, но это было скорее мило, чем серьёзно и ни одного повода со стороны нимбоносца.* * *
Так мы и докатились до выпускного. В школу по этому поводу можно было приглашать всех, кого только в голову взбредёт. Таким образом, Роман был в числе приглашенных. Хотя спиртное официально было под запретом, все изрядно набрались. Я тоже был в состоянии лёгкой эйфории. — Сань, пойдём покурим? — это был Роман, рядом со мной сидела Ира. И хотя мне не улыбалось проводить свой выпускной в обществе нимбастого, я встал и пошёл. Надо сказать, Рома курил редко и обычно это происходило когда тот пил, а Жеке это очень не нравилось. Так что в том, что он курил без Женьки, не было ничего необычного. Я курил раз в полгода, наверное. И сегодняшний день был в категории, когда можно было позволить себе слабость. — Я тебе не нравлюсь, — сказал Рома, когда мы, укрывшись за школой, закурили. И это был не вопрос, а утверждение. Я удивлённо посмотрел на недоразвитого крылуна. С чего он вдруг об этом заговорил? — Ну, я бы не был так категоричен. Хотя впрочем, я тебя недолюбливаю, — признался я. — Потому, что я гей? — Жека тоже гей, и что? — Ты любишь его? — Он мой друг, я не могу быть равнодушным по отношению к нему. Но это не та любовь, о которой говоришь ты, — ответил я и, подумав немного, добавил: — Возможно, я недолюбливаю тебя потому, что мне не нравится, что ты забрал его внимание. — Ревнуешь? — Наверное, немного… Почему мы об этом говорим? Ну не пылаю я к тебе любовью — это так уязвляет твоё самолюбие? — Самолюбие тут ни при чём. Когда мы встретились, я думал, мы подружимся. Никак не могу понять, почему этого не произошло. И тут произошло то, чего я и в страшном сне не предвидел. Роман сделал нетвердый шаг мне навстречу, отобрал мою сигарету и, толкнув к стене, впился в мои губы поцелуем. После секундного ступора, в течение которого колено Романа оказалось между моих ног, я начал сопротивляться. Но что-то было не так. Чем больше я сопротивлялся и чувствовал силу, плотно впаявшую меня в стену, тем больше это заводило. Дошло до того, что моё состояние заметил ныне павший ангел. — Сдаётся мне, не такой уж ты натурал, — тяжело дыша, выдал Роман. На этом всё окончательно понеслось к полному крушению. В дверном проеме нарисовались Никита и Жека. Вновь прибывшие замерли, уставившись на наши живописные рожи с припухшими от поцелуев губами. Глаза Женьки стремительно наполнились влагой, после чего он рванул, не разбирая дороги. — Женя! — дико заорал Рома, и понёсся вслед за моим… возможно уже бывшим другом. Я же никак не мог сообразить, как тут оказался Никита. А после потери опоры осел на землю в полном изнеможении. Чёрт! Что вообще только что произошло? Теснота в штанах не давала себя обмануть и притвориться что ничего не было. — Ты совершенно не изменился, — заключил Никита. Я вздрогнул от невозможного холода его слов, продолжая пялиться на такого родного и одновременно далекого человека. Взгляд Никиты, казалось, был способен парализовать всякую свободную волю. Я уже и забыл, как сильно он на меня действовал. Жесткие черты лица брата, словно еще больше заострились и закаменели, а его губы были плотно сжаты. Сердце пропустило удар и будто решив меня убить своим грохотом застучало как сумасшедшее.* * *
Очнулся от потрясения я только в квартире брата. Всю дорогу мы ехали в молчании, а по прибытии Никита закрыл меня в комнате, которую я раньше занимал. Некоторое время я тупо валялся на кровати и пытался прийти в себя. Но когда на пороге возник Никита, весь ад реальности хлынул на меня единым потоком. Перед внутренним взором пронеслось всё произошедшее. Роман, Жека и Никита. Чёрт! — Очнулся наконец, — констатировал Никита, который смотрел на меня всё также холодно. — Полагаю, твой друг не забудет выпускной никогда, ты постарался, поздравляю! Как же невыносимо было это слышать! И что самое противное — брат был сто раз прав. — Заткнись! Только твоих комментариев мне не хватало! — заорал я, не помня себя. — Что, неприятно слышать правду? А ты привыкай, — Никита рухнул на кровать рядом и прижал меня к ней всем своим весом. Он перехватил мои руки над головой и спрятал своё лицо на моём плече. Я тяжело дышал. На сопротивление не было никаких сил, а в его объятьях было так спокойно и уютно. И хотя я знал, что всё не так, было ощущение, что пока он держит меня в своих объятьях, ничего плохого произойти не может. — Надо же, какой послушный, — слова Никиты прозвучали грубо, отрезвляя, словно пощёчина. А в его взгляде была страшная пустота. — Хотя, учитывая твои пристрастия, удивляться нечему. Ты всегда сначала заманиваешь жертву, выжидая, когда же она решится на действия, запутываясь в твоих сетях, а затем рвёшь в клочья! На раздумья над своими словами он мне времени не оставил, впиваясь в губы злым поцелуем, прикусывая кожу до крови и грубо сдирая одежду. От боли я закричал, а на глаза невольно навернулись слёзы. Сил сопротивляться совершенно не было. Никита резко замер и долго вглядывался в моё лицо. — Как же я ненавижу… тебя! — его голос был хриплым, а дыхание прерывистым. Я же никак не мог осознать смысла сказанного им, но температура как тела, так и в комнате, казалось, резко упала. Меня зазнобило.* * *
На следующий день приехали Морозовы. Никита решил, что жить теперь я буду с ним. Надо сказать, Морозовых эта новость не особенно обрадовала, а моё поведение так и вовсе напугало. Впрочем, Никита наплёл им о моём плохом самочувствии и добросердечная пара успокоилась. А мне снова казалось, что всё, что происходит, только сон, притом кошмарный. Наверное, сказывалось присутствие Никиты рядом. Его слова о том, что он меня ненавидит, почему-то казались концом света. То, что я мог существовать после этого, было чем-то неправильным. — ...андр. Александр! Подойди, наконец, к телефону, — Никита, хмурясь, смотрел на меня. Я словно лунатик подошел к телефону, в трубке раздавались равномерные гудки. — Не этот телефон, твой мобильный! — рявкнул брат. Похоже, моя тупость окончательно его достала, и мобильный он дал мне сам. — Сань, ты должен поговорить с Жекой! — раздался истеричный голос Романа. — О чём? Я просто не понимал. Что происходит? Чего от меня хочет Рома? Зачем? — Ты что, совсем? После того, что он видел, как ты думаешь, что он подумал? — Что? — тупо переспросил я. Мне было всё безразлично и непонятно. — Что мы с тобой любовники, придурок! — он так орал, что я поморщился и отодвинул трубку от уха. Мою руку поймал Никита и забрал у меня телефон. — Полагаю, это Роман? — спросил он в трубку. — Если ты ещё раз посмеешь позвонить на этот номер, убью! Если бы Рома видел лицо Никиты в этот момент, точно бы умер… от страха.* * *
Похоже, Никита услышал из всего нашего с Ромкой разговора только то, что «мы любовники». Перспектива оставаться с братом рядом пугала до взбесившихся мурашек. Однако он пытался меня игнорировать, напоминая дымящийся вулкан, готовый взорваться в любой момент. А я просто задыхался от ужаса. Какой там Женька и его отношения с Романом! Я вообще перестал соображать. От этого постоянного напряжения, от безысходности и отчаяния. Так прошло три дня. Атмосфера не то, что не разрядилась, казалось, она накалилась ещё больше, готовая разразиться апокалипсисом в любой момент. Спасение пришло в лице Иры. Никита не проявил энтузиазма при виде гостьи, однако кого-кого, а её это ничуть не смутило. С наглостью, достойной лучшего применения, она ворвалась в мою комнату. — Как ты можешь сидеть тут! Глянь на улицу! Там солнце, зелень, лето! — её гиперактивный энтузиазм просто убивал. — Между прочим, мы собирались пошастать по ВУЗам. Ой-ёй. Она меня такими темпами запихнёт туда, куда я совсем не стремился. Притом убедив впоследствии, что это была целиком и полностью моя идея. Не дожидаясь какой бы то ни было реакции, меня уже тянули к двери. А там, в позе единовластного владыки, возник брат. — Ну и куда собрались? — поинтересовался он. — Мы, как честные абитуриенты, идем в ВУЗ. — Уже сочувствую ВУЗу, на чьи стены вы нацелились, однако Александру неплохо бы сначала позавтракать. Кроме того, он под домашним арестом. — Ну, Никитушка, ну родненький, ну пожалуйста! Мы туда и обратно! — Ира уже висела на Никите, который, в ступоре от такой феноменальной наглости, созерцал висюльку. Признаться, я сам в шоке наблюдал за ней, не представляя, что будет дальше. Мне бы ни в жизнь не хватило смелости вот так использовать человека в качестве вешалки для себя любимого, тем более этого тёмного субъекта. Никита же быстро отошел, отцепил её и провозгласил: — Сначала завтрак, а потом, если вы не передумаете, я отвезу вас, куда пожелаете. Если кто-то надеялся, что Ира откажется от своих планов, он жестоко ошибался. Иришка в принципе не тот человек, которого можно переубедить или остановить, если уж она что-то решила. Таким образом, позавтракав под неумолкающий монолог вторженки, мы отправились в выбранные Ирой ВУЗы. Мне повезло, что среди них не было чего-то связанного с балетом или кройкой и шитьём, потому что дизайн и филология, которые выбрала Ира, скорее в угоду своей романтично настроенной личности, чем реально решив избрать эти направления делом своей жизни, уже вызывали издевательские комментарии брата. В любом случае с нашим маршрутом я ничего не мог поделать, потому что даже не начинал задумываться о своём будущем. Надо сказать, Ира благоприятно влияла на Никиту. По крайней мере, он уже не выглядел так, будто готов кого-нибудь прибить. В её присутствии говорить вообще было не обязательно, она справлялась с этим за троих. Хотя брат не мог позволить кому-либо быть постоянно в центре всеобщего внимания, потому местами Иришкин монолог переходил в их диалог со множеством едких замечаний и язвительных выводов Никиты. В очередном ВУЗе мы в который раз за день застряли. Ира выясняла что-то там жизненно важное, мы с Никитой сидели в кафешке. Я ел мороженое, которое, как всегда не дождавшись своего съедения, начало таять и сейчас мы играли наперегонки: либо я его всё-таки съем, либо оно меня всё-таки заляпает. И последнее было вероятнее, поэтому я азартно ловил губами белые липкие капли. Взгляд брата я не замечал до последнего. Зато когда соизволил-таки взглянуть, почему, собственно, эта язва ещё не прошлась относительно моего безобразного поведения… меня будто кипятком облили, так стало вдруг жарко. Ну и как всегда, отвести взгляд я уже не смог. Никита напряженно следил за каждым моим движением, с таким жаром провожая цепким взглядом по коже мой язык, будто от этого зависела его жизнь, как минимум. Я замер от ощущения опасности в застывшем воздухе и даже не почувствовал, когда мороженое всё-таки победило. Зато это заметил брат. Сначала его взгляд переместился на мою руку, освобождая меня от своего гипнотического воздействия. Потом он притянул мою руку к себе и стал слизывать мороженое, притом выглядело это так, что сразу можно было вешать табличку: лицам младше восемнадцати смотреть воспрещается! А каково, когда это с тобой делают? Инстинкт самосохранения выл благим матом за пределами ультразвука, а мне оставалось только вырываться из последних, и так не великих, сил. Однако эта зараза с садистичной медлительностью извращалась уже с мороженым, искоса поглядывая на меня. Под конец этого занятия меня уже ощутимо потряхивало. То, что в кафешке были люди и появился кое-кто ещё, я не заметил… Ира обнаружила своё присутствие сама: — Чем вы тут занимаетесь? На вас всё кафе пялится, вы в курсе? Никита соизволил-таки меня отпустить, чем я немедленно и воспользовался, сматываясь в туалет. Да, так завести меня мог только он! От сотрясавшей всё тело дрожи стоять было невозможно. Закрыв сидение унитаза и приземлившись на него сверху, я занялся непосредственно дрочкой. Хватило всего-то жалких пары движений, чтобы кончить. Запачканные руки и пол я отёр туалетной бумагой. Слил следы своего преступления и застыл, пытаясь привести дыхание в норму. Колотившееся сердце всё не желало успокаиваться. Более-менее придя в себя и приведя мысли в относительный порядок, попытался разобраться в произошедшем. Не помню, чтобы раньше Никита на меня так действовал. Да, я на него всегда реагировал не так, как на других, но это было скорее опасение, нежели возбуждение. Да, он меня и раньше трогал, а я возбуждался, но какой нормальный подросток не возбудится, если его между ног гладить и лизать? Сейчас было не так, ему в принципе не надо было меня трогать, чтобы я завёлся. Достаточно голоса, взгляда… Хуже не придумаешь! Можно сказать, я был на грани, когда сам буду умолять его оттрахать себя. Возвращался я в отвратном настроении. Как и ожидалось, Никита встречал меня злорадным взглядом, разглядывая с каким-то собственническим садизмом. — Ну, наконец-то! Нам уже пора возвращаться. Никита предложил поужинать у вас и переночевать. А завтра опять поедем на разведку. Я уже и своих предупредила, что у вас остаюсь, — весело вещала Ира. Я изумленно разглядывал брата, пытаясь понять, что он задумал. Никита явно был не в восторге от компании не в меру активной девицы, но во время её объявления сохранял спокойствие и невозмутимость, что говорило о его соучастии. Странно. Как они вообще умудрились прийти к согласию хоть в чём-то? Долго раздумывать мне не дали. Ира зацапала мою руку и потянула меня к выходу. Никита расплачивался с официанткой. Домой ехали так же, то есть под Иришкин монолог. Вот кого ничто не могло удивить и вывести из равновесия. Ужинали тоже молча, вернее, молчали мы с Никитой, Иру это не волновало и не останавливало. Решено было оставить Иришку спать в моей комнате, а я застелил себе диван в гостиной. Никита сразу после ужина ушёл к себе. Ира пришла ко мне посмотреть какой-то фильм. — Сань, ты гей? — не поворачиваясь ко мне, спросила девушка. Я застыл. Хотя удивляться было нечему. После того, что она увидела в кафе, вопрос был вполне закономерным. — Не знаю… — честно ответил я. Впрочем, как сказать. Не то чтобы я не замечал девушек, но они не щекотали нервы так, как, скажем, Никита, от одного вида которого меня в дрожь бросало. — Думаю, ты, по крайней мере, би, — стала пробовать почву эта егоза. Зная Иру, могу сказать с уверенностью, что в моей ориентации она уже была уверена, просто подводила меня к какой-то мысли. И, похоже, не слишком приятной, раз так осторожничала. — Мне показалось, что у вас что-то есть с Никитой… Вы любовники?.. Теперь я просто прирос к дивану. Ну и как было отвечать на такой вопрос? Что вообще-то мы братья? Ага! Это после кафе-то! Так она бы мне и поверила, что между мной и братом, вылизывающим меня как последняя шлюха, ничего нет. Рассказать ей, что я возбудился от вида Никиты, поглощавшего с меня мороженое, и это вполне обычное дело между братьями? Но ведь и любовниками, строго говоря, мы не были. — Нет, мы не любовники… — ответил я всё ещё гоняя в голове разные мысли. Ира не выдержала и повернулась ко мне. — Ну да, а то, что вы в кафе творили, обычное дело? — с ехидцей пропела проныра. Ну, что я говорил! Вернее думал. — Почти… — не говорить же ей в самом деле, что мы можем устроить что-то похлеще того представления с мороженым. — С ума сойти! А я все думала, чего это он тебя к нам отправил. Теперь-то ясно. Неясно другое — зачем забрал… Хотя, после случая с Ромой… — меня от упоминания этого имени передернуло. — Значит ты, наверное, уже всё для себя решил, раз остаёшься тут, — предположила она. Я решил? Решил Никита, а я подчинился. Мне и в голову не могло прийти сопротивляться ему. Я удивленно смотрел на Иру, не понимая самого себя. Ну да, привык плыть по течению, подчиняться, не задавая вопросов. А ведь всё, чего я хотел, чтобы брат был рядом. И это притом, что мне почему-то всегда казалось, что я именно этого не желаю больше всего. Я его боялся? Нет. Я совсем не боялся Никиту, любого его прикосновения, того, что он повышал на меня голос или его строгого взгляда. Значит, Ира была права, я давно всё для себя решил, просто сам этого не осознавал. — Похоже, ты права, — улыбаюсь я, понимая, что, что бы теперь ни произошло, так оно и должно быть. Ира улыбнулась мне в ответ и повернулась к телевизору, на экране которого разворачивалась какая-то любовная драма. Не думаю, что она, как и я, следила за сюжетом фильма, просто она думала о моей ситуации. Я тоже думал.* * *
На следующее утро я уже не чувствовал себя марионеткой. Сам выбрал пару учебных заведений из принесённых Ирой книжек и брошюр, поддерживал Иришкину болтовню, пару раз сцепился с братом. Никита только зло щурился, но по его губам изредка пробегала ухмылка. Весь его довольный вид был словно у кота, натрескавшегося краденой сметаной. Ира была просто счастлива, и это было сильно заметно. Если вчера её активность была невыносимой, то сегодня это буйство не лезло ни в какие ворота. Доставалось от её активности почему-то в основном мне. Так что к вечеру меня нельзя было сравнить даже с выжатым лимоном. Я еле передвигал ноги. Когда Никита толкнул меня на диван в гостиной, сопротивляться я не стал. — Сейчас принесу что-нибудь поесть. — Нет, — застонал я. Мы только что приехали от Морозовых, куда подвозили Иру. Инна Сергеевна отпустила нас лишь после того, как накормила, притом по только ей одной известной мерке, а это значит, что передвигаться я не мог ещё и из-за количества поглощённой пищи. Никита сел рядом и, резко развернув меня спиной к себе, стал массировать мои плечи. Сказать, что это было приятно — не сказать ничего. Это было божественно! Длинные сильные пальцы, поглаживающие через футболку мои уставшие мышцы, отправляли прямиком на небеса. Я счастливо улыбался, подставляя своё тело под его поглаживания и тихо постанывал от наслаждения. Когда начал заводиться, не понял сам, только дыхание сбилось, а стоны теперь я пытался гасить… Тщетно. — Ох! — не сдержал я возгласа от особенно волнующего прикосновения Никиты к пояснице. — М-м… Последовал резкий толчок — и я оказался прижатым животом к дивану. Никита придавил меня сверху, удерживая своё тело на вытянутых руках. Он потёрся об меня, медленно поглаживая мою спину и стягивая футболку. — Н-н… — я выгнулся ему навстречу. И тут же почувствовал его вес, вжимавший меня ещё плотнее, губы Никиты на затылке, его горячее дыхание и руки, протискивавшиеся между мной и диваном, поглаживавшие живот, спускавшиеся всё ниже. К тому моменту как на мне не осталось одежды, а член брата беспрепятственно тёрся об меня сзади, я перестал вообще хоть как-то соображать. Просто выгибался ему навстречу, срывался со стонов на всхлипы и вскрики. — Пожалуйста, н-н… Никита! — сам не понимал, что несу, но молчать тоже был не в силах. — Сейчас! Я почувствовал горячий поцелуй на своём затылке, и тяжесть тела Никиты пропадала. — Нет!.. — я попытался развернуться вслед за ускользающим теплом. Но рука Никиты надавила мне на спину, заставляя остаться в прежнем положении, а пальцы другой его руки вдруг прикоснулись к анусу. Пальцы были прохладными и скользкими. Позвоночник прострелило странное ощущение, не неприятное, просто непонятное и пугающее. — Встань на четвереньки, упрись сильнее, — хрипло попросил Никита. — Раздвинь ноги шире. Его пальцы сзади надавили сильнее — это было очень странно и непонятно. Вторая рука Никиты обхватила мой член поглаживая его. Я задрожал и выгнулся ему навстречу, пытаясь сильнее расслабиться. Затем всё пропало, и после пары мгновений руки Никиты легли на мои бёдра. Он вдавливал себя в меня по миллиметру, мучительно входил мелкими точками. Тянущая боль смешалась с наслаждением. Брызнули слёзы и я не смог сдержать болезненного стона, который пытался гасить, закусывая губу. — Ш-ш-ш… Потерпи ещё немного, — простонал в ответ Никита. И я послушно затих. Раньше я как-то не задумывался о том, как это бывает, не пытался представить, что надо вынести, чтобы двум парням быть вместе. Если бы знал… хотя бы порасспрашивал того же Женьку… Но я оказался совершенно не готов ни к боли, ни к размерам брата в себе. Я об этом даже никогда не задумывался! Никита замер, когда оказался полностью внутри. Мои руки и ноги подрагивали от напряжения. Наши неровные вдохи и выдохи — единственное, что нарушало тишину. А потом медленно и аккуратно он начал двигаться, задевая во мне какие-то струны, отзывавшиеся во всём теле неконтролируемым вожделением и удовольствием от процесса. Я не мог сдерживать стоны. Рваный ритм движений Никиты полностью подчинил моё тело себе.* * *
Очнулся я всё там же на диване в гостиной, прикрытый только пледом. В комнате было сумрачно. — Как ты? — полностью одетый Никита стоял у окна, за которым непроглядную тьму разгонял свет уличных фонарей. Я попытался привстать и тут же понял, что это очень глупая идея, со стоном упав обратно на диван. Никита сразу отреагировал на стон и подошёл ко мне. — Не стоит двигаться, лучше тебе какое-то время отлежаться. Очень больно? — в его голосе послышалось волнение и будто проскользнули нотки вины. — Все нормально… я думаю. Что произошло? — Ты отключился… Я не сразу заметил, — последнее он сказал как-то приглушенно. Не сразу заметил? То есть какое-то время он имел моё бесчувственное тело? От всплывшей перед глазами картины мне стало смешно так, что совсем это скрыть не удалось, и пара смешков больше похожих на хрюкание все-таки вырвались. Я попытался замаскировать это покашливанием. — Что смешного? — раздражённо возмутился Никита. А мне стало ещё смешнее, и я тихо стал давиться смехом, пытаясь при этом принять такое положение, чтобы не тревожить свою пятую точку. Никита не выдержал, включил свет и сел рядом. Мы оба отчаянно жмурились от яркого света. — Я мог тебе навредить, ты это понять можешь? — проникновенно сказал он. Мне захотелось свалить куда подальше от пристального взгляда Никиты, но деваться было некуда. Кроме того, меня мучил один вопрос, вернее их было много. Но начал я с самого, на мой взгляд, важного: — Тебе хоть понравилось? Я всё ещё странно себя ощущал, разбирая эти чувства на боль, истому и непонятную пустоту. Кожа была липкой от пота, а между ягодиц тянуло. Хотелось уже вымыться. Никита смотрел на меня как на законченного садиста и психа. Похоже, отвечать на мой вопрос ему не хотелось. — Да, — выдал он наконец и помолчав сам спросил: — А тебе? Его вопрос не поставил меня в тупик, но признать нечто подобное… Никита ведь и так должен был всё понять, зачем спрашивать? И вот тут возник другой вопрос, почему тогда о подобном спрашивал я? Значит, так было надо. Нам обоим нужен был ответ на этот вопрос. — Да, — выдохнул я и замялся на какое-то время. Но сказать Никите о своих чувствах я посчитал себя обязанным. Даже если не учитывать, что мы переспали, он все-таки оставался моим братом. — Я, вообще-то, не представлял, что всё это… так бывает. — Что всё? Ты про секс?.. Секс с мужчиной? — какое-то время он напряжённо молчал прежде чем спросить: — Ты с кем-нибудь раньше спал? С девушкой?.. Или парнем? — Нет, — я опустил взгляд, стыдясь смотреть в его глаза. — Ни с кем. — А как же Рома? — резко переспросил Никита. Отвечать не хотелось, но раз зашёл такой разговор… — Никак. Понятия не имею, что тогда произошло. — Ну да? И стояк у тебя был тоже от непонимания? — жёстко и насмешливо обрубил мои откровения он, а я разозлился. — Ага! А ещё мне хотелось, чтобы меня так и вжимали в стену и желательно у неё же и трахнули! — выпалил я, вскинув на него взгляд. А потом задумался, ведь я действительно тогда этого и хотел. Моё тело с ума сходило от чужих прикосновений. Но признаваться в этом даже перед самим собой было просто невыносимо. Я закрыл лицо руками, чтобы не видеть ярости во взгляде Никиты. Молчание затянулось. И в следующее мгновение меня накрыло его тело. Никита оторвал мои руки от лица и поцеловал зло, грубо, больно, будто мучая и наказывая. От особенно болезненного поцелуя-укуса мои слёзы, как всегда, не заставили себя долго ждать. И всё-таки его тепло успокаивало. Даже так грубо и насильно, но, когда он был рядом, всё казалось правильным.* * *
Следующие несколько дней я провёл дома, где Никита старался не появляться. Во всяком случае, я так решил потому, что почти не видел его. Зато была Иришка, и её было слишком много. Правда, надо отдать ей должное, она меня практически не теребила. С едой возилась сама, мы вместе мучили вузовские анкеты, мне вообще была оказана любая помощь в подготовке к будущим экзаменам. И вот за что я любил этого конкретного человека: при всей своей болтливости Ира ни словом не обмолвилась о моём странном поведении и состоянии, когда она только заявилась к нам на следующий день после того как мы с Никитой переспали. А ведь наивной дурой она не была, всё прекрасно видела и понимала. Возможно, ей было любопытно или тревожно, но спрашивать Ира ни о чём не стала. Как думаете, почему? Потому, что она была мне сестрой. Не кровной, а по духу. Она прекрасно меня понимала. Помнила, что я вечно распинался о своей гетеросексуальности. Осознавала, что парню расклад с физической близостью в принимающей позиции принять непросто. А если бы я хотел её совета, то уже спросил бы. Но я молчал о своих делах с Никитой, молчала об этом и Ира. В конечном итоге мы с ней поступили в разные учебные заведения, несмотря на все мои пророчества. Просто с недавних пор я осознал, что сам способен принимать решения, хотя это и казалось поначалу странным и неправильным. Не было чувства защищенности от чужой, пусть и навязанной воли. Зато был адреналин и какое-то злое вдохновение. Я, оказалось, мог быть «обаятельным гадом», как выразилась о моих новых замашках Иришка, чего раньше в себе не предполагал. А ещё был злой и неуправляемый Никита. Впрочем, когда это он был управляемым? Мы больше не разговаривали, мы трахались. В любой позе, как ему угодно и где ему угодно. Я научился сосать. Чего мне это стоило? Тех жалких остатков гордости, что у меня ещё были. Только брата это не удовлетворило, а лишь разозлило. Он стал грубым и жестоким. Это выражалось во всём: взгляде, жестах, и даже не в словах, а в самом звучании его голоса. В этой лихорадке я сгорал мотыльком. Отчаянно желая его и не получая, я замерзал. Потому, что как бы мы ни были близки физически, мы были неизмеримо далеки друг от друга.