Разное: Telltale Games

Мясом тут давно не пахло. Крейн бестолково водил рукой по полу – искал очки. Волк бросил ему плащ; на его вкус, плащ слишком пропах пылью и гнилью лавки Джерси, но выбирать не приходилось. Что-то зазвенело на полу – Волк мгновенно подобрался. Крейн, почти уже нашаривший покосившиеся очки, слепо потянулся вперед и дернул плащ, как ловчий сдергивает покрывало с клетки. Осколок волшебного зеркала блестел на полу, целый и невредимый. - Как…? – забормотал Крейн, дрожащими руками ощупывая воздух. – Я же зашил… Конечно, зашил – обыкновенными здешними нитками. Даже зал-кабинет, набитый волшебными диковинками, и золотой бюст почти что в натуральную величину не гарантирует, что кто-то ради тебя согласится чинить твои прохудившиеся костюмы. Волк поднял осколок осторожно, точно живого. - Значит, так ты его находил? – сказал он Крейну, оскалясь, и тот дернулся назад. Даже будь на нем очки, даже сиди он за своим роскошным столом, а не в луже чужой крови, среди чужих долгов, он и тогда вряд ли бы поверил, что Волк зол не на него. Как, разговаривая с Икабодом Крейном, можно думать о ком-то другом? - Зеркало, зеркало… - он прокашлялся и потер руки, - покажи мне опять, где Скрюченного Человека я смогу отыскать. Белоснежка, стоявшая подчеркнуто поодаль, поджала губы. Казалось, госпоже заместителю глубоко отвратительна сама мысль, что Крейн может отдавать кому-то приказы, и этот кто-то будет слушаться. Волк не чувствовал ничего, но готовился – на всякий случай. Но дымное лицо растаяло в стеклянных глубинах, и поверх проступило изображение: грубая деревянная дверь, а на ней печать – человечек, распятый на колесе головой вниз. Глаза Белоснежки расширились, и Волк пожалел ее. Все-таки нельзя было ей брать все на себя. Она наверняка никогда ничего подобного не видела; да и с ее-то внезапной страстью все делать по правилам, увидеть нечто настолько неправильное… Трое молча смотрели на запертую дверь. - Колесо Екатерины, - нарушил молчание Крейн. – Говорят, что она отказала здешнему древнему королю, а он так… он не смог перенести отказа и приказал ее распять… - Пожалуйста, избавь нас от подробностей, - оборвала Белоснежка; колдовской отсвет упал на ее изменившееся лицо. – И с каких это пор ты интересуешься здешними рассказами? Крейн посмотрел на Волка; Волк – на Крейна. Последний пошевелил губами и собрался что-то сказать, но тут изображение в зеркале начало меняться. Печать вспыхнула сотней крошечных огоньков и растаяла, а когда зеркало поспешило исправить свою оплошность – вновь чернела, как ни в чем не бывало, на синей жестяной двери, вдоль и по кругу обклеенной оборванными и выцветшими бумажками. Белоснежка встрепенулась: - Я знаю это место. Уходя, он оглянулся на Крейна. Тот помотал головой: - Я остаюсь здесь. Он опять потер руки и вдруг стал чем-то похож на себя самого в то памятное, невозможно светлое утро, когда Волк сидел в полицейском участке и думал, что Белоснежка мертва. Тогда Крейн вошел в комнату для допросов с коробкой в руках. Вид у него был, по обыкновению, напыщенный, но чем-то новым и серьезным полнилась обычная личина суровости, и когда он сказал: «Идем», Волк не воспротивился. Они сидели вдвоем в машине и говорили ни о чем и обо всем, о ней, а потом она вернулась. Крейн стал главным подозреваемым, а она… главной. Может, ему стоило драться за Крейна до последней капли крови, чтобы ей никогда не пришлось брать все на себя. Может, это Крейна с ней оставлять небезопасно. Может, она только и ждет, пока он, шериф, уйдет. - У Скрюченного Человека длинные руки. Он нашел тебя один раз, найдет и второй. Тем более здесь. Пошли, я знаю отличное место, где ты сможешь отсидеться. - Пока что? – уточнил Крейн. Он едва поспевал за размашистым шагом Волка. - Пока я не разберусь с ним. Со всеми ними. Жабу пригодятся деньги; он обрадуется новому жильцу.