How are you, Ангел?

Она смотрит вперёд и видит стену, потому что давно загнана в жёсткие рамки собственной жизни. И она даже не пытается бороться, не пытается рваться на свободу. Кажется, ей нравится бездумно переставлять кубики чужих чувств, эмоций, принципов, строить из них больше стен и больше границ. Ей нравится быть игрушкой для мужчины, который её совсем не любит. Нравится улыбаться людям, осуждающим её в спину. Она не считает нужной возможность слушать внутренний голос, давать волю желаниям. Быть собой. Она закрывается: носит длинные юбки и маски с теми эмоциями, что удобны всегда и везде. Она не говорит о личном откровенно. Потому что личного почти нет. Она прячет красивый зелёный взгляд за тонкой оправой очков и думает, будто защищена от целого мира, который сглазить способен. Она ходит быстро. И я за ней никогда не успеваю. Она странная. Но в некоторые моменты она может быть другой. Она может очень искренне говорить «спасибо за всё» и целовать в щёку, тепло, по-дружески. И не зная, что один такой её поцелуй мне всё внутри переворачивает. Она может подпевать вполголоса, если хорошо знает песню, и не видеть вокруг целого мира. А голос у неё такой тёплый, мелодичный, он постоянно обнимает меня за плечи. Она может даже забывать о своей привычной строгости, может в зиме видеть весну и заставлять всё вокруг ей улыбаться, как не может никто другой. А ещё она может ошибаться в своих числах и читать наизусть стихи. Сначала она неправильно считает, потом – вспоминает Есенина. И мне от удовольствия девать себя некуда, остаётся только прикрывать глаза и впитывать в себя каждое-каждое слово. Она всё чаще ставит на повтор лирику, как будто больше не существует другой музыки. Она гуляет по вечерам. И мне кажется, ей нравится, если я начинаю с ней спорить. Она знает, что это бесполезно, но из последних сил пытается что-то там мне доказать. Ей смешно. Все мои слова и жесты для неё – забавная шутка, потому что она и не догадывается, какой смысл за всем этим стоит. Она не знает, когда начался этот период безответной любви к ней, и никогда не узнает, если я вдруг смогу его обесточить. Сейчас я просто позволяю себе проводить с ней время, которого мне мало. Мне вечно её мало. Мне было мало её, когда она рассказывала про свои цифры. Она всегда крутила в руке мел, выписывала формулы, объясняла каждую переменную, а я думала, что ненавижу её за это. Только потом я поняла, что больше всего, на самом деле, я ненавижу себя. Ненавижу за незнание её цифр, за глупые ошибки, за её строгий взгляд, за укоризненные ноты в её голосе. Потом мне стало мало её в день, когда я решилась проводить её после поэтического вечера. Мы говорили о разном. Я старалась заполнять паузы ненужными словами, но просто идти рядом и знать, что она – реальная, было куда важнее, чем диалог. Был насыщенный красный закат, воздух казался пустым, и я мёрзла. Но мысли о ней грели. Она была со мной, а я всё равно не прекращала думать о ней. Она быстро растворилась в вечере, оставив мне возможность вспоминать и писать о тех мгновениях. Мне было мало её, когда в тёмном автобусе, едва различая силуэты, я попросила её поговорить со мной. Ни о чём. И обо всём, как будто это последняя возможность спросить её про то, что она сейчас читает. У меня глаза слипались от усталости. Я чувствовала, как сердце бьётся о рёбра, надеясь вырваться. Она говорила тихим, спокойным голосом, и, казалось, в этом моменте существуем только мы вдвоём. Мне было мало её каждый раз, что она обнимала меня для фотографии. Один снимок – один банальный повод вдохнуть аромат её духов, почувствовать ладонями её тепло. Она просто улыбалась, смотря в объектив, а я думала, что мне возмутительно мало её. Сейчас она всё чаще произносит моё имя. Внутренне я ликую каждый раз, но внешне стараюсь себя не выдать на истинных чувствах к ней. Мне кажется, словно что-то налаживается. Она рвётся из стен собственных принципов мне навстречу, но для неё это снова ничего не значит. Будто это граничит с должностью, обязанностью, прописанной законностью. Иногда её отношение ко мне больше напоминает мимолётную вежливость: сегодня сделан шаг вперёд, а завтра уже десять назад, потому что другой день. И даже не в исходное положение. Но я всё ещё жду, когда она окончательно сломает свои убеждения, стоящие комом в горле. Рано или поздно это случится. Я не отступлю, ведь такими женщинами направо и налево не разбрасываются. Я люблю её.