Game over

Какого это – воевать? Даже не знаю. Нормально, наверное? Знаешь, тяжело не воевать, а жить потом с этим. Ты же знаешь, что примерно через год после моего призыва и началась вся эта ебатория: не поделили ветку власти и сразу Голубые и Черные хер пойми откуда взялись, сразу борьба за власть и прочее. А страдали-то мирные жители. Всегда они и страдают. Нас тогда, еще в самом начале, просто как наемников наняли, чтобы мы мирное население защищали. Нас таких было двадцать отрядов по шесть-восемь человек. Чтоб вы понимали, от примерно ста сорока человек осталось тридцать. Может, немного больше. Остальные либо умерли там, либо покончили с собой здесь, потому что не выдерживаешь. Знаешь, я ночами не сплю не от того, что вижу тех, кого убила Я, а от того, что передо мной стоят те, кого защитить не смогла. Голубые ни перед чем не останавливались. Доходило до того, что они отправляли на нас своих детей с поясами смерти наперевес. Это было ужасно. Просто непередаваемое чувство, когда на тебя идет маленький мальчик, и ты понимаешь, что должен убить его, иначе он убьет тебя, но ты видишь слезы на его лице, смиренную мольбу в глазах: он понимает, что все, это его финиш, но надеется – а вдруг он увидит это призрачное «завтра», и понимаешь, что он такой же невольник ситуации, как и ты. Прежде чем найти способ спасать этих детей, лично я похоронила сорок. Сама копала могилы, клала их тела туда, грубо сбивала кресты и оставляла за собой безымянные детские могилы. А те, кого мы спасли… Ну, они были благодарны нам, но вернуть их к прежнему состоянию детей было невозможно. Они видели слишком много. Я говорила с одним мальчиком: боже, клянусь, в свои девять он был сильнее духом большинства мужчин в нашем взводе! Он спокойно рассказывал о том, как на его глазах сначала растерзали собаки его отца, а потом шесть человек изнасиловали мать. Но это не все. Конечно же. У него была двенадцатилетняя сестра. Рыжеволосая Клемира. Он говорил, что мы похожи с ней, как две капли воды. Он не знал, что с ней, но ничего хорошего точно. В ту ночь была моя первая самовольная отлучка за два с половиной года. С одним ножом я перебила половину их лагеря, вытащила обколотую наркотой голую девочку из клетки и принесла в наш лагерь. Я никогда не забуду глаза этого мальчика, когда на одной из больничных коек, куда он добровольно вызвался помогать на «подай, принеси», он увидел свою сестру: всю перебинтованную, прикованную по рукам и ногам к кровати, с дикой ломкой, но живой. Я тогда неделю у своей палатки всевозможные цветы находила. Кир еще долго смеялся, что меня кадрит девятилетка, а я смотрела на эти цветы и не могла перестать улыбаться, потому что… ну… Я смогла спасти две жизни за раз. Я прожила день не зря… А потом случился казус из-за моей собственной тупости: в нужный момент не сработал затвор, не смогла отбиться и попала в плен на двадцать шесть дней, где из меня сделали затычку для ножей, иголок, раскаленного железа и прочего всякого разного. А потом благодаря нам закончилась война. Мы перебили почти всех Голубых. Почти. Осталась небольшая группа оппозиции, которая досаждала нам целый год, но и ее мы нашли и живьем закопали. Помню, что нам нужны были от них кое-какие данные, а четыре дня в пустыне жить это не так уж легко, так что когда один из наших парней принес небольшой квадратный кусок деревянной фанеры, мы очень удивились. А уж когда он закопал в песок четверых мужчин, оставив лишь головы, хохотали в голос. Все эти четыре дня они были у нас вместо ножек стола. Это было забавно. А на ночь, чтоб они не смогла и двинуться, мы на этот стол складывали найденный неподалеку камни. Да-а, те дни, проведенные в этой пустыне, были самыми лучшими и спокойными. Мы жили с Кирой в одной палатке, и мне тогда казалось, что нет ничего вокруг нас, только мы, теплое одеяло и фляга воды. Знаете, я действительно думаю, что люблю его. Ну, просто, Кира всегда рядом, когда он нужен мне. Он всегда это чувствует и приезжает. Даже сейчас, когда все вокруг начало давить на меня, и я чувствую, что не вывезу веса свалившихся на меня проблем – он приехал. Мой личный принц на белом коне. Не знаю, выжила бы я, если бы Кирилла не было бы рядом. За эти шесть лет произошло слишком много. Всего и не расскажешь, даже если захочешь. Потому что физически больно. Не знаю почему, но я не могу вспоминать об этом, тогда сразу начинают нестерпимо болеть шрамы на спине. Это медленно убивает. Хотя мне так и так недолго осталось, потому что то количество таблеток, что я пью сейчас, не каждый мужик вывозит. Я даже точно их количества не знаю, просто сыплю примерно равные горсти из двух банок и заглатываю. У меня уже полностью пропала чувствительность. Вкус, запах, тактильные ощущения, вагинальная чувствительность. Ничего из этого нет. Даже боли. Это весело даже, в какой-то степени. Но так бы хотелось почувствовать удовольствие от прикосновений рук Кирилла, почувствовать вкус приготовленной им еды, но этого нет, и мне иногда так обидно, что больно дышать. И боль не физическая, нет. Она здесь, в моей голове. А посттравматический синдром. Ух, это вообще просто красота! Иметь железную дверь с десятью замками ради того, чтобы червяк в голове перестал говорить «они убьют тебя во сне!» - вообще сказка. Я спать без оружия под подушкой не могу. А ранний тремор? Ух, красота! Это так круто, когда ручку в собственных трясущихся руках удержать не можешь! Это так пиздато! Или вот иногда меня накрывает шиза. Реальная, мать ее, шиза. Я могу сидеть в пустой комнате и сутки говорить сама с собой. Мне по приколу. Ну или с тенью перед собой. Тут уж как повезет. У Киры тогда реально волосы дыбом встают, когда я в пустой комнате смеюсь сама с собой. Это просто непередаваемо. Воевать нормально, Аль. Даже весело. Хуево потом жить, а воевать норм. - Жить потом тоже норм, Рыжая, не нагнетай. – Тихо смеется он, усаживаясь на подлокотник моего кресла. Девушки, на секунду вскрикнув, округлившимися глазами смотрят на Кира, а я лишь усмехаюсь. - Тебя не учили не вламываться в чужие дома? – Усмехаюсь я, ведь о его присутствии в своей квартире узнала, как только замки открыла. Девять. Не десять, девять. - Неа, - он озорно улыбается, подмигивая им. – Девочки, хотите есть? Я божественно готовлю лагман, только малышка никогда этого не ценит. – Он обиженно надувает губы и, увидев улыбки, уходит на кухню. - Потому что и готовишь ты дерьмово! - А что еще? - Трахаешься, - хихикнула я, вставая на ноги и кивая ржущим подругам. - А вот это уже неправда! Я отменно трахаюсь. До тебя никто не жаловался! – Он улыбается нам, устроившимся за большим кухонным столом, и продолжает нарезать овощи. - Ну, видимо, сдаешь позиции. - Ой, малыш, замолчи уже. - Кстати, вот он во мне видит свою младшую сестру. Говорит, мы жутко с ней похожи. – Сдала я его с потрохами, ехидно улыбаясь. - Странно трахать свою младшую сестру. – Поморщилась Эви, вертя в тонких пальчиках ножку фужера с вином. – Какой-то хуевый комплекс старшего брата. И врагу не пожелаешь. - Вы мне сердце рвете! – хохочет парень, нисколечко не обижаясь на наш легкий стеб. – Кстати, малыш, ты знаешь, что я в ваш универ устроился физруком. Ну как физруком, тренером по самозащите. Теперь я почти каждый день могу вполне законно избивать твоего бывшего и брата! - И сколько дикого восторга в глазах, - восхищается Аля, залпом опустошая свой стакан. – Мы искренне рады за тебя, но слишком пьяны, чтобы хоть как-то отреагировать. - По-оддерживаю! – пьяно тянет Эвелина, обнимая блондинку и наваливаясь на нее своей грудью. - Она налакалась, - безрадостно констатирует Цветова, усаживая девушку на место, но она тут же вырубается, укладывая свою голову ей на плечо. – у вас есть, куда нас положить? - Мы втроём поместимся на моем диване, - быстрый взгляд в окно, на черное, безоблачное небо, - а Кира может лечь на кресле, пойдет? - Лучше девочки на диване, а мы с тобой на креслице. Я просто соскучился, - он обнял меня со спины, кладя руки на живот и зарываясь носом в волосы. - А я не хочу спать, - призналась, поворачиваясь в его руках и прижимаясь к груди. Тепло. Уютно. – Хочу еще пить. - Я тоже, - вклинилась уже полностью протрезвевшая Эвелина. – Что? Я пила ещё до вашего рождения, так что трезветь научилась враз. Я бы тоже сходила на второй заход. - Ну тогда идите одевайтесь! – улыбается парень, ставя подбородок на мою макушку и качаясь из стороны в сторону в такт мелодии. – Я бы тоже развеялся. Давно не напивался до полуобморочного состояния. Малыш, дотащишь? – Он легонько мазнул губами по моей щеке и вернул голову обратно. По-родному. По-домашнему. - Неа, даже пытаться не буду, там оставлю. – Улыбнулась нашему отражению в зеркале. Крамольные мысли создать с Киром настоящую семью, с двумя детьми и домиком всё чаще и чаще посещали меня. Ну просто почему бы и нет? Мне уже, дай боже, двадцать четыре. Уже можно. А Кирилл надежный. С Кириллом и в огонь, и в воду, и в медные трубы не страшно, потому что защитит. Сам костьми ляжет, а меня защитит. И эти отношения с Киром лучшее, что было в моей жизни. И Кира никогда против не был. Но и активных действий «за» не предпринимал. Его полностью это устраивало, а мне становится мало. Я хочу его всего. Без остатка. Кира надежный. Кира не Стужев. Жаль только, что Кира не мой. - Эй, голубки, вы идете? – окликнула нас из прихожей Аля, недовольно переступая с ноги на ногу. - А че вы вырядились, как проститутки на смену? – хохотнул парень, скрываясь вместе со мной в спальне. – Мы вообще-то на бал идем. Один мой старый друг устраивает приём. Вот самое оно! Глядишь, Аль, твою одинокую жопку пристроим куда! – Еще один короткий смешок, и парень по пояс зарывается в мой вещевой шкаф. – Так, фигурка у вас, в общем-то, одинаковая, разве что моя чуть потолще будет! – Гневный взгляд в его сторону, и нож входит чуть повыше его шикарной шевелюры. – Ну так рожать проще будет! – оправдался наглец под тихие смешки девушек. – Так. Вот. Это черной, это белой, а это тебе, мой рыжий котенок. – Рыкнул он мне в губы, стягивая волосы на затылке. – Я пошел в другую комнату, пока не трахнул тебя прямо тут. На глазах у твоих подружек. И ты бы так сладко стонала… - Иди. – Кивнула, рассматривая платья девушек. Эви он подобрал достойное этой чертовки платье: плотное, кожаное, с рукавами до запястьев, с одним лишь «но»: вырезом на груди до лобка. Люблю это платье. Абсолютно без шеи и полностью из кожи, оно облегало, словно вторая кожа и до колен шла плотным футляром, а ниже расходясь шлейфом. Але досталось полностью противоположное платье: тоже кожаное, но белое, будто подчеркивающее её невинность, тоже без шеи, с закрытой грудью, но абсолютно голой спиной и вырезом на юбке до лямки трусов. Мое же платье было изумрудного цвета, с закрытой спиной, но идеально приталенное, четко по груди, плотные бедра, но дальше – легкий шлейф с дико неприличным вырезом спереди. - Кира, я люблю тебя! - Я тоже! – отозвалась блондинка, рассматривая себя в зеркало. - А я бы тебе дала, не будь у меня мужика! – хохотнула вторая, застегивая молнию на боку и собирая черные и красные волосы вверх. - Ну, милая моя, право слово, я польщен, но не взял бы! У меня своя красавица есть! Хотя она давно мне тройничок обещает! – хохочет парень, появляясь в моей спальне уже одетый, осталось бабочку повязать. – Ну что, мои Ангелы, готовы устроить сегодня феерию? - Да, Чарли! – отозвались мы в один голос и расхохотались. - Тогда в машинку мою, в малышкиной таратайке я не поеду. - Будешь оскорблять мою машину – я тебе давать не буду! – Улыбнулась я ему в губы и, облизав щеку, зная, как парень этого не любит, направилась вслед за девушками. В огромную светлую залу мы входили ей богу как ангелы Чарли: Кира в середине, мы с Алей по бокам, а Эвелина с Игнатом чуть позади. Входили и ловили восторженные взгляды. - Кирилл! – Мужчина, уже будучи в годах, ядерным ледоколом направился к нам, по пути здороваясь со знакомыми. – Я так рад, что принял мое предложение! Да еще и таких прекрасных дам привел! - Подбери слюни, Макс, это мои сучки. За этих троих любого порву! – Рассмеялся он, прижимая нас теснее. – Красавицы мои, идите гуляйте, а я пока пройдусь по знакомым. - Замечу твой хуй в чужой вагине – вырву все с корнем, - мило улыбнулась я, поправляя на нем бабочку и радостно направляясь к столу с напитками. Альбина тоже ускакала куда-то увидев своих знакомых, и сейчас радостно смеялась с какой-то молодой парой, попутно здороваясь с кем-то. Ну, что хочу сказать, в данной зале собрался весь высший свет нашего города. Абсолютно весь: все бизнесмены, чей доход превышает парочку-троечку миллионов евро в год, владельцы самых роскошных ресторанов: я уже видела недовольное ебало Громова Игоря где-то неподалеку, ну и владельцы всяких ювелирок-хуелирок, так что не удивлюсь, если сейчас на меня вылетит моя мама с метлой на перевес. Только вот что-то я не вижу поголовно рыжей четы в поле зрения. Устало вздохнув, поправила зеленые юбки, и, переступив с ноги на ногу на каблуках, направилась сквозь толпу в столовую, чтобы раздобыть себе бутылку, а то стаканчики уже неприлично брать, на меня уже люди косо смотрят, а тут бутылку можно в юбки спрятать и прихлебывать втихаря. Развернулась, чтобы пойти найти кухню, но замерла, будто в замедленной съёмке опуская руку с фужером, выливая шампанское на изумрудное платье. Глотку сдавило, грудь сперло, стенки трахеи прилипли друг к другу. Руки трясутся, плечи дрожат, а на голые ключицы падают холодные слезы. Холодные, злые, отчаянные! - Малыш, что такое? – горячие руки обнимают, загоняют в теплые и уютные объятья. Родные. – Почему ты плачешь? - Посмотри на это, Кирилл, - вытягиваю руку с бокалом, пустой тарой указывая на группу людей. Когда-то родных мне. – Посмотри, как моя мать радостно гладит по плечу мою крашенную замену. Посмотри, как отец пожимает руку человеку, сломавшего мне жизнь. Посмотри на брата с блядью, которые заявились сюда. Посмотри на этот мир, в котором мне уже нет места. Ты уговаривал меня поговорить с родителями, предстать перед ними? Зачем? Зачем им я? Зачем им урод, который жрет таблетки и не спит ночами? Зачем им я? – слезы душили. Действительно душили. В груди поселилась такая пустота, что она распирала ребра изнутри. – Вот что происходит с теми, кого не ждут. Нас заменяют. Потому что калеченные куклы никому не нужны. Потому что я никому не нужна. – Оттолкнула парня от себя, тут же выбрасывая прямо на пол хрустальное стекло, которое разлетелось на миллион осколков, привлекая внимание, но меня в зале уже не было. По дороге гнала, не разбирая знаков и светофоров, просто вжимала педаль газа, выкручивая руль и даже не смотря вперед, просто вливала в себя что-то спиртное из бутылки – на этикетку даже не смотрела. Бетонную клумбу снова своротила, даже не заметив, лишь в тот момент, когда ударилась лбом о руль, разбивая его, поняла, что приехала. Также легко перемахнула через стену, в платье-то, также легко прошла мимо охраны в кабинет их босса, и также нахально развалилась в кресле, закидывая ноги в туфлях с высоченными каблуками на рабочий стол. - Хочу работу. Самую грязную. То, что даже самой мразотной мрази не дадите. Какое-нибудь кровавое месиво. - По вот этому адресу, - передо мной легла папка, а мужчина даже глаз от документов не отнял, - убить всех, кого найдешь в доме. Без исключений. Беглецов тоже, следы за тобой подчистят. - Через два часа буду. В ту ночь, хохоча, словно безумная, я, размахивая металлической битой налево и направо, чувствовала себя легко и пьяно, впервые за долгое время ощущая вкус. Вкус крови на своих губах. Вопли по типу «у меня дети» заталкивала прямо в глотку голыми руками, руками же ловя ножи и другие предметы. Просто била, орала, кидалась всем, что под руку попадалось. Была неадекватной сукой, какой чувствовала себя всю жизнь. Наконец-то была самой собой. Была той мразью, которой всегда хотела быть. Шестнадцать человек захлебнулись собственной кровью, подавились проклятьями и мольбами, а я, стоя в луже чужой крови, вся этой кровью перемазанная, наконец-то чувствовала себя… хорошо! - Давно же я не курила! – струйка сизого дыма улетает в чистое звездное небо. – Уже года три как. А тут что-то так дико захотелось! – легкие снова наполняются дымом, и на выдохе ему в лицо, радостно улыбнулась: - Я уж думала, что вы не придете! - А что бы было, если бы не пришли? – осведомляется Арчи, присаживаясь рядом со мной и тоже поднимая лицо к звездам, пока пара тройка людей входили в дом, где уже слышались удивленные голоса. - Сначала бы их не нашли, потом бы вас не нашли. Тут дело тонкое, война учит заметать следы. Идеально заметать следы. - Слушайте, - один из уборщиков вышел на порог, тоже закуривая, - это самая кровавая вечеринка, что я видел за долгое время. Поклон в ноги тому, кто это устроил! - Спасибо! – весело улыбнулась я, закуривая уже шестую, кажется, сигарету, поправляя окровавленный шлейф платья. – Давно я так не развлекалась! - Ничего себе! – мужчина сел между нами, оттесняя Арчибальда, что ему явно не пришло по духу. – А чем это ты так? - Руками и вот этой вот металлической битой! Она со мной с младших классов! Как в военный лагерь пошла, так и пришлось приобрести! Она стара, как этот мир! - Что-то не верится, что такое, - он демонстративно указал себе за спину, туда, где ребятки уже выносили тела, - можно сделать голыми руками и битой! - А подручные средства! Одному на голову я случайно уронила тумбу! Правда случайно! – Даже хихикнула, будучи под таблетками. От передоза антидепрессантами настроение было таким хорошим, что хотелось пьянствовать и трахаться. Устроить кровавую оргию, где никто ни за кого не отвечает, просто натягивает поводок и трахает. Но терпеть чужие прикосновения… нет, чёрт побери, я лучше себе кадык вырву и сожру его. Сегодня явно не мой день. - А есть еще кого убить? – спросила я, вставая на ноги и продолжая вглядываться в черное небо. Мужик удалился руководить парадом кровомойцев, оставляя нас с зажравшимся папеньким сынком одних. - На сегодня нет. Но если что-то появится – мы обязательно тебе сообщим! – издевательски протянул парень, вставая на ноги и ровняясь со мной. - У меня аллергия на розы. – Ляпнула невпопад, просто чтобы сказать. Почему-то захотелось. Но тут скорее дело инстинкта самосохранения – этот дебил мог попросту убить меня очередным букетиком, что ж поделаешь, против иммунитета не попрешь. - Что? – удивленно переспросил он, пялясь на меня, будто впервые увидел. - Ну ты же ныл, что ничего обо мне не знаешь, - улыбнулась, не сводя взгляда со звезды. Нашей со Стужевым звезды, но история там страшно долгая и рассказывать ее я больше не буду. Никогда, - так вот, у меня аллергия на розы.