Воздух

- Трахни меня, - говорит Аллен, закрывая за собой дверь в комнату напарника. – Трахнешь? От него пахнет алкоголем настолько сильно, что Юу удивляется, как тот еще стоит на ногах. Уолкер пошатывается, цепляется за ручку двери, будто бы за спасательный круг, но не подходит. Смотрит, сука, пристально, закусив пухлую губу в отчаянии. У Канды в голове вакуум. Он не знает, что ответить на подобное. Сил совершенно нет вести эмоциональную борьбу. Канда пиздецки устал: миссия оказалась слишком сложной, практически Адом, и ему только чудом удалось уйти живым. Сохранив, конечно же, чертов осколок Чистой силы. - Мелкий, иди проспись, - выходит немного раздраженно. Этот мальчишка бесит, злит, вызывает кучу эмоций, объяснения которым Канда не может найти, и у него перед глазами алый бархат пелены ярости, скопившейся за годы безмолвного подчинения устоям Ватикана. Ярости, выросшей на месте рухнувшей стены спокойствия. И даже медитация уже не спасает. - Не хочу, - Уолкер, видимо, набирается смелости и подходит ближе. Канда открывает глаза, принимая сидячее положение. Откидывает собранные в низкий хвост волосы за спину и ровно произносит: - Съебывай, алкоголик малолетний. И морщится от исходящего от Уолкера аромата. Руки дрожат, будто бы Канда сам мучается сильным похмельем; Уолкер смотрит на него мокрыми глазами, дышит, чуть приоткрыв рот. Все это неимоверно бесит. Уолкер тянется к нему, но мечник отталкивает его; Аллен шипит, ударяясь о ножку стула - рухнул пыльным мешком на холодных кафель – облизывает нервно губы и снова смотрит. Душу выворачивает, засранец, бездонной тьмой, высасывает ее без остатка. Канда смотрит на его губы, и внутри где-то щелкает предохранитель. Он сам не понимает, как оказывается рядом с мальчишкой. Нависает сверху, сминая губы в каком-то диком и нелепом поцелуе. Шарит руками по угловатому телу, сминает бока, раздевает: рубашка летит куда-то в сторону, пуговицы рассыпаются жемчужной ниткой по углам, со звоном, с каким-то диким отчаянием предвещая готовую нахлынуть бурю. Аллен стонет ему в рот, кусается, и тонкая струйка крови стекает по подбородку. Канда слизывает ее, чуть прикусывая, спускается поцелуями вниз, касается шеи. Это как-то неправильно. Сумасшедший ритм сердца Канда игнорирует, как и острое возбуждение; разум кричит ему о роковых последствиях – пожалеет, и пиздец как. Но стоит мальчишке двинуть бедрами, прижимаясь сильнее, да так, что Юу ощущает, что не один возбужден, как все эти мысли становятся настолько ничтожными, что Канда забывается. Это как лучшая доза самого сильного наркотика: яд струится по венам, проникает черными лентами в самое сердце, оплетает прочными оковами и переходит в худое тело мальчишки. Приносит боль, столь желанную: тонкими иглами впиваясь в сухожилия, вливая в вены новую порцию удовольствия. Языки пламени ласкают, оплетают, будоражат. Канда хрипло дышит, как после хорошей тренировки, пот стекает по лицу, шее, и тело пронзает дрожь, когда Уолкер слизывает крохотную бисеринку языком. Аллен выгибается дугой, кусает губы, царапает спину, и Юу может видеть прозрачные капельки не пролитых слез, скопившихся в уголках зажмуренных глаз; мальчишка терпит каждое резкое проникновение, каждый толчок, только разводя ноги шире и бессвязно шепча. Ему потом будет стыдно, горько и больно от собственной никчемности. Жалости будут полны серые глаза, и одиночеством заполнится крохотная комната его напарника. Аллен ненавидит себя за такое поведение. Но Канда не смеет его осуждать: собственных демонов Юу пока еще может усмирить, но когда плотина рухнет, ему будет тяжело. Канда слишком гордый, чтобы искать подобное лекарство от одиночества. Ему будут обеспечены кошмары.