Воля в кулаке, Мысли в разные стороны. По моей комнате гуляют черные вороны… (с) Нервы - Вороны
Аллен не может дышать: он делает вдох, глотает горький кислород, а выдохнуть - не может. У него трясутся руки, и мир кажется таким огромным, злобным, разрушенным стихийным бедствием; он смотрит как горит яркое пламя, чуть синеватое на концах, и оно ласкает, играется, старается быть ближе, но Аллен только грустно улыбается - без воздуха это пиздец как больно - и уходит прочь. Аллен кусает губы в кровь - они сухие и шершавые от сильного ветра, что непослушным мальчуганом проносится мимо из открытого настежь окна, оплетая тело невидимыми нитями. Воздуха по-прежнему нет. В груди он чувствует сильную боль, жгучую и вязкую, и дрожь прошибает тело, когда Аллен делает первый шаг. - Ты молодец, - шепот заставляет Аллена вздрогнуть и крепче сжать ходунки. Сталь холодная, Аллен смотрит на нее и видит лишь серебряный блеск соленых слез; у него дрожат губы, и боль в груди такая, что оглушает. Ему кажется, что вокруг все сужается. Уродливые очертания предметов – из-за слез он практически ничего не видит – давят, кажутся злобными тварями, и их зубастые пасти распахнуты; чертов оскал. Аллен пытается. Дышать пытается. Голова идет кругом, просто трещит, будто бы засел крохотный человек и тянет за тонкие прозрачные нити-мысли; они расползаются в стороны, и Аллен кричит, кричит уже охрипшим голосом, пытается остановить его, но человек только кривит в оскале свое лицо – а Аллен не может произнести и слова; не может дышать, говорить. Аллен правда пытается дышать. Но держась за ходунки и не чувствуя тело, деревянное, свинцовое, - нереальность.*
Ночью Аллен видит возле окна черных птиц. Вороны смотрят блестящими глазами, стучат клювом в хрупкое стекло, пытаются забраться в комнату; дрожащие твари-падальщики. У Аллена в голове ничего нет: ни мыслей, ни идей, - все вырвал человек, которого можно не кривя душой назвать ублюдком; у него нет и шанса – вороны сожрут. Уолкер закрывает глаза, расправляет влажными ладонями простынь – шершавую, всю пропитанную гнилью больных и гноем давно заживших ран. Аллен не боится этих хищников. Когда-то, быть может, он боялся, но сейчас вместо страха только пустота. Аллен – сосуд с тонкими стенками, прозрачными и острыми по краям, и если тронешь неосторожно – забрызгаешь алой жидкостью весь мир. Ночью Аллен почти сходит с ума. Тишина вокруг, наполняет до самых острых краев, выплескиваясь даже на гладкую поверхность. Вороны за окном каркают, пристально наблюдают, тянут и тянут невидимые нити-эмоции. Аллен разбит. - Ты молодец. Не сдавайся, - тихий шепот, на грани сна или яви – Аллен не знает; слышать этот шепот не страшно, Уолкер тянется к нему, распахивает глаза в надежде узреть обладателя, но видит только потрескавшийся от времени потолок и растерянно-сочувствующее лицо старой Матроны; годы в Ордене не щадят ее нисколько.*
Один шаг вперед – Аллен захлебывается болью; глотает живительный кислород, но захлебывается, будто бы тонет. Чувствует соленую влагу, держит крепче ходунки и пытается… …дышать одному слишком сложно. Через два шага кажется, что от этой болезни нет лекарства. Она засела глубоко в груди, ковыряет дыру в сердце, облизывает свои тонкие пальцы и довольно урчит. Сытая. Слова «я держу тебя» - воля. Собранная в кулак, заставляющая его кричать ночами, кусать губы, делать этот омерзительно-болезненный шаг вперед – с детства привычное «Всегда иди вперед» душит; просто жить с таким осознанием сложно. Без этой воли у него не было бы и шанса. Вороны ночью уже в комнате, Аллен затыкает уши, не слыша их – свежий воздух в окно пробивается единственным лучом, и Аллен старается дышать. Старается …дышать безупречно, как новорожденный – со всхлипами и дикой болью в грудине. А утром он начинает шевелить пальцами ног.