Мир, который без меня. Альтернативный гей-роман. Книга 2.

19. AND THEN…*       Энди не находил себе места. Он садился, но тут же вскакивал, делал беспорядочные движения, вновь садился и вновь вскакивал. Прошел всего лишь час, как началась операция Тиу. Еще пять часов. Нет, он определенно успеет за это время сойти с ума. И, пожалуй, не один раз. Мартин нашел себе применение и уехал. Ему проще. Энди еще раз сел, еще раз вскочил и понял… Он отправился в спортзал противопоставлять свои переживания холодному безразличию металла. Лучше он сдохнет от изнеможения там, чем свихнется в коридоре госпиталя. Казалось, ему самому делают операцию, потому что ныли все кости. Он явственно ощущал старые переломы в ребрах и совсем свежий перелом мозга. Двойной. Вдоль и по диагонали. — Что это с ним? — спросил Дин, завидев входящего Смита. — Он рвет зубами землю. — Делают операцию его индейской подружке, — без эмоций ответил Дав. — Переживает. — А чего переживает так? — Потому что платит.       Энди отжимался. Упорно. Низко. Раздувая щеки перед выдохом, а Смит заворожено смотрел, как сходятся лоснящиеся от пота лопатки. Блики освещения играли в прятки на блестящей загорелой коже, но мальчишка с зашкаливающим упорством продолжал гонять их туда-сюда. Волосы торчали взъерошенными слипшимися стрелками, а по вискам сбегали тяжелые капли. Парень видел ноги Дава в дорогих начищенных ботинках, и ему до тошноты хотелось плюнуть на них. Вот только слюны нет. Пересохло во рту. — Энди, — позвал Смит. — Не сегодня, — не дослушав, ответил парень. — Идем. Я знаю, что делать. Я сниму твое напряжение… — Я не напрягаюсь. — Оно и видно. — Что ты за человек, Дав? Машина, и та устает. — Человек, который соблюдает со своей стороны все условия договора, чего не сказать о… — Идем, — обрезал мальчишка. — Проще отделаться, чем взывать к чему-то. — Тебя не занесло случайно? Ты почти скребешь короной потолок, позабыв из какой кучи дерьма я тебя выудил. — Из одной кучи выдернул, да я тут же в другую угодил. Еще большую, — проскрежетал парень. — Что? Не понял? — Ничего. Говорю, насколько я помню, чувства в договор не входили, как и размер короны тоже. Чистый дозированный секс, если я ничего не попутал. — Энди, за что ты так ненавидишь меня, ведь я помог тебе? — Ты думаешь, человек способен любить всех, кто ему помогает? Я ценю, поэтому еще ни разу не отказал тебе. В том числе и сейчас. У нас договор, Дав, а договор — это лишь исполнение определенных пунктов. Действительно ты делаешь все, как мы и договаривались. Я тоже. Какие ко мне претензии? А, кроме того, насколько я правильно понимаю, ты любишь, когда я страдаю, так ведь? Тебя даже возбуждать не приходится. — Ты не справедлив, Энди. — Может быть, но я прав. Если тебя это успокоит, я испытываю чувство неприятия к любому, кто ко мне прикасается. Без исключения, но к тебе особо, — парень скорее продумал последнюю фразу, нежели произнес вслух.       Смит не стал продолжать разговор, махнув в сторону двери. — Садись в машину. Я сейчас подойду. — Мне нужно принять душ. — После примешь.       Энди не стал спорить и удалился со словами: «Свинья всегда в грязи изваляется. Вылижешь меня как котенка. Два раза мыться не придется».       Парень вышел от Смита еще более раздраженным, чем был утром. Как бы это ни показалось странным, но его изнутри раздирало непонятно откуда взявшееся чувство собственной несостоятельности. Чего-то он не доделал, но вот что? Потом на него навалился страх, что все зря. Нет, он не пожалел бы о том, чем пожертвовал ради успеха. Это было что-то другое. Совсем другое. Он боялся за Тиу. Все вокруг казалось ему незначимым в сравнении… Нет, он даже думать не мог. Время не шло. Не ехало. Не плыло. Оно отказывалось даже ползти. Оно просто встало и уперлось. Рогами, зубами, копытами. Всем, что у него было. Энди продолжал бесноваться. Он нарезал по степи уже третий десяток километров на мотоцикле, но так и не выветрил до сих пор давящего угнетения. Тиа-Тиа… Солнышко Тиа. Девочка. Парень вдруг понял, что если и есть в нем сердце, то его вырастила Тиа, и именно оно сейчас так ноет и боится. В конце концов, Энди развернул мальчика и помчался в поселок. Надо пойти к Каплям Дождя. Он был уже на полпути, когда развернулся и понесся в клуб. Нет, не надо Капель Дождя. Это его дело. Не надо, чтобы кто-то видел, что он сейчас будет делать, потому, как и сам он толком не понимает, что собирается предпринять. И тем более как. Энди спешил. Теперь ему казалось, что время сошло с ума и несется сломя голову. А еще надо успеть на самый край света, потому что без этого никак. Стой, время! Не спеши! Лучше залипни и не двигайся! Как успеть теперь?! Как?!       Капли Дождя встрепенулся, будто услышал нечто. Он замер, стараясь что-то осознать, потом потянул носом воздух и забеспокоился. Что-то словно звало его, и старик последовал на зов. Кости ломило, Джек хромал, но… — Что случилось?! — издалека спрашивала Джил, спеша ему навстречу. — Не знаю, дорогая, но тебе лучше вернуться домой. — Но, Джек… — Это мужское дело! Не лезь в это! Потом я вернусь и все тебе расскажу… — Я пойду с тобой… — Я же объяснил, не женское это дело! Иди домой! Я скоро вернусь! — Но… — Жди меня дома!       Шаман спешил. Он знал, куда идти, а когда остановился отдышаться, почувствовал, как потянуло свежестью дождя. Небо морщилось и сворачивалось, приобретая глубину и тяжесть. «Только не это», — прошептал Джек и поплелся дальше. Ноги заплетались, сердце едва цеплялось за что-то в солнечном сплетении, а отвердевший воздух не проходил в легкие. Можно пойти в обход, но это значительно дальше. Напрямую быстрее, но много тяжелее, и Капли Дождя пошел прямо.       До уступа еще далеко, метров пятьсот, но уже отчетливо слышен ритм бубна. «Так нельзя, Энди», — едва слышно пробормотал Джек, почти валясь от усталости. — «Сейчас… я иду».       Густой серый дым от влажной древесины поднимался высоким, витиеватым сталагмитом. Издали шаман увидел одинокую фигуру парня, движущуюся кругами вокруг этого столба. Джек подошел ближе. Казалось, Энди не видит его. Парень был босиком, без рубашки, в одних только джинсах. Грудь и лицо покрывали спешно нанесенные символы, начертанные, как видно, углем. Он двигался странно, словно им руководили невидимые силы. Делал несколько полушагов, поворачивался спиной к костру, неистово ударяя в бубен. Потом вдруг остановился и закричал. Что было сил. — Послушайте, вы! — взывал Энди. — Я не знаю ваших имен, но знаю, что вы слышите меня! Я пришел с миром, но у нас остались незавершенные дела! Я не знаю ритуалов и вашего языка, но знаю, что вы понимаете меня! — Что ты делаешь?! — старался крикнуть Джек, но слова не получались. — Я не вашего племени, но я из рода сокола, и я пришел один! Явите знак, что слышите меня!       Капли Дождя хотел войти в круг, но неведомая сила удерживала его на месте, жестко сковывая тело. Кто-то словно позволял Энди бесноваться, ожидая увидеть до какого предела он дойдет. — Я не знаю, как вызывать вас, — продолжал парень, —, но я хочу говорить с вами! Опустите хоть раз все эти ритуалы, ибо я простой смертный и никогда не делал их! Ответьте мне, кто бы там не были!       Сердце Джека опрокинулось. Казалось, мальчишка находится под действием сильнейших наркотиков. Речь его становилась все более бессвязной, и он все громче и неистовее долбил в бубен. Небо почти вздрагивало от этих ударов. — Простите его, покровители, — лишь губами произнес шаман. — Он не понимает, что делает. — Не для себя я прошу! — кричал Энди. — Для Тиу! Пожалейте ее! Говорите со мной! Наказывайте меня! Не ее!       Прошло, наверное, около получаса, а парень все продолжал взывать к небожителям. «Сейчас они убьют его, — подумал Капли Дождя. — За дерзость. Энди…». Мальчишка вдруг остановился и замер. Джек видел, как безумный огонь плещется в глазах, переливаясь самыми страшными оттенками багрового. Энди стоял неподвижно несколько мгновений, а потом повалился на колени, и тот же момент разразился гром. Оглушающий раскат расколол пространство, спугнул время, рассыпаясь тяжелым эхом. Все на мгновения замерло. Образовалась вакуумная дыра, словно открылись неподъемные створки пространственного портала. Сердце старика встало, кровь остановилась, и мертвенный ужас парализовал тело. — Боги! — воскликнул шаман. — Говори! — разразилось грохотом небо. — Ты посмел побеспокоить нас! Совет готов выслушать твои дерзкие слова! — Я приветствую вас! — Энди показалось, что он крикнул, но Джек видел, он даже не шевельнул губами. — Зачем взываешь к нам, ничтожный смертный?! — Свою часть договора я выполнил! Теперь дело за вами! Я пришел за гарантиями!       После этих слов у Джека похолодело в груди. Никто никогда не позволял себе говорить с духами так, как это делал сейчас Энди. Старик ждал кары, но ничего не происходило. Даже дождь так и не начался. Если бы праотцы явили гнев, испепелив тело в пыль, это было бы наименьшим наказанием, которое призывал Энди, но он так и стоял на коленях. Живой и дерзкий. — Ты слишком дерзок и смел. Мы вправе наказать тебя. — Я готов, только дайте Тиу ноги, а после берите все! Жизнь и душу! Я согласен! Больше у меня все равно ничего нет! — Иди. Совет услышал тебя. — А как же…       Что-то крепкое и холодное накинулось на шею парня. В голове словно разразился бой, сквозь который квадригами понеслись ошалелые рваные мысли. В глазах Энди темнело, и он понял, что теряет сознание. Черт с ним, с сознанием! Ему нужен ответ! — Т-ш-ш. Иди-и-и, — кто-то, словно шептал ему на ухо.       Идти? Куда? Энди попытался спросить, но не смог даже шевельнуться. Сознание его рушилось, и он чувствовал, как оно почти осыпается пепельными клочками… — Энди! Энди! — откуда-то издалека пробивался знакомый голос, но взвесь пепла в голове приглушала его. — Энди!       Парень открыл глаза. Полное ощущение того, что он только что упал спиной о камни. Он мог прочувствовать каждый позвонок и разные способы крепления их между собой. Голова гудела, словно кто-то долбил кувалдой о медный чан с водой. Перед глазами проступали обрывки пелены. Лицо старика как-то отдельно от тела плавало в этой мути. — Ты жив? — спросил Капли Дождя, продолжая все еще хлопать мальчишку по щекам. — Где я? — Со мной. Все хорошо. — Я жив? — Не уверен. — Что это было? — Ты ничего не помнишь? — Помню, — неуверенно пробормотал парень. — Ничего не помню, кроме того, что они едва не убили меня. А еще, — он попытался встать, — Они обещали. — Правильно. Обещали, — успокаивал его шаман. — Но разве можно было это делать? Ты хоть понимаешь, с чем имел дело? Разве можно? Ты думал, позволено просто так прийти и беспокоить духов? — Джек, — улыбнулся Энди, — один человек… давно… в прошлой жизни сказал мне… если тебе больше нечего терять, рискни всем… — Мудрый человек. И ты рискнул? — Рискнул, Джек. Помоги встать. Что-то мне хреново как-то. — Ничего удивительного, но я склоняю колени перед твоей храбростью. — Спасибо.       Энди поднялся. Его шатало, но он улыбался. Они обещали. Обещали! — Ты чего? — спросил парень, заметив, что шаман, словно удивляясь, цокает языком. — Думаю. Из рода ли ты соколов? — Есть сомнения? Перья не те, или хвост короткий? — Есть. Не ошибся ли я? И не из рода ли ты кошек? У тебя много жизней. — Не ошибся. У меня одна, да и та в клочья. Давай, идем. Нам надо в больницу. Должно быть, уже известны результаты операции. — Погоди. Подойди. Дай я обниму тебя, взрослый мужчина. — Так странно. Еще несколько месяцев назад я был деткой. Черт! Прикольно! — В твоем теле добрый и сильный дух, а жизнь дает тебе мудрость. Хоть ты и юн, ты взрослее многих зрелых мужчин.       Капли Дождя заключил Энди в объятия. И хотя он был стар, в кольце его рук еще чувствовалась сила. — Спасибо, Джек, — шепнул мальчишка, — за то, что боролся за меня. — Как бы там ни было, я не зря прожил жизнь, и смогу пройти долину мертвых, не оглядываясь. — Погоди. Еще не пришло твое время. Ты нужен здесь. Очень нужен.       Уже около мотоцикла Энди вдруг спросил: — Скажи мне, Капли Дождя. Эти твои духи… Они, что все языки понимают? — Они понимают лишь один. Язык души.       Операция закончилась. Нейрохирург делал утешительный прогноз, и Энди первый раз за день выдохнул облегченно. Тиа спала. Посетителям разрешили взглянуть на нее через стекло. То ли она была слишком худа, то ли кровать широка, и это несоответствие входило в какой-то тупой угол дисбаланса. У парня, после того, как он обкурился днем датурой еще оставался во рту неприятный привкус, но падение никотинового уровня требовало немедленного восполнения. Потом хотелось кофе. Крепкого. Ну, приблизительно такого как пять плюс сахар и молоко в одном. А еще хотелось закинуть в желудок какой-нибудь дряни. Что-нибудь вроде сала в шоколаде или соленых огурцов в меду. Кроме того, захотелось затрахать Дава насмерть, чтобы он визжал как свинья. А еще… Энди купит Тиу мокасины. Завтра. Он уже выбрал. Из мягкой белой замши с синим орнаментом из бисера. Еще хотелось поехать к Джен, пасть на колени и целовать ей ноги. У парня хватило денег только на операцию, а миссис Эдда оплатила время реабилитации. Энди отдаст. Отработает сразу и отдаст, и больше никогда… ну, то есть абсолютно… он не возьмет с нее денег за свои услуги, а ее дни в его расписании навсегда останутся только ее. Он решил. Пусть она говорит, что хочет. Пусть возмущается. Она такая милая, когда сердится. Это не ее. Она не умеет. А он прижмет уши и попросту будет ее не слышать.       Энди, размышляя, вышел на балкон покурить. Все-таки жизнь чего-то стоила. И не так это плохо, когда она есть. Он увидит… обязательно увидит первые шаги Тиу, и все его страдания обретут смысл. Черт с ними, с его клиентами. Это все лишь работа. Такой не пожелаешь никому, но она стоит того, чтобы ей заниматься. Спасибо, Стив. Научил делать ее качественно и получать за это соответствующие дивиденды. Крошка Тиа. Пушистый ласковый зверек в его неуютном внутреннем пространстве. Девочка-флейта, у которой кроме музыки и любви ничего нет. Как много она дала ему. Просто так. Просто, чтобы у него тоже было. И сейчас парень курит, стоя на балконе, а у него трясутся колени. Он перенервничал, перенапрягся, и теперь его отпускало, но организм по инерции продолжал сопротивляться. Он напоминал собой легкий самолет, который садится против ветра на разбитую полосу, и его трясет так, что никому внутри мало не кажется. А еще мальчишка чувствует озноб, но это тоже нервное. Посадочная полоса слишком длинная, и он будет трястись по ней, пока… Тиа обязательно пойдет. Ну, пожалуйста, Тиа! — Поистине, надо очень сильно не любить себя, чтобы столько курить, — Энди услышал незнакомый голос и вздрогнул от неожиданности.       Немного позади него стоял молодой человек в спортивном костюме. Энди смерил его взглядом и решил, что, если он боксер или тяжелоатлет, то точно выступает в каком-нибудь околотяжелом весе. — Любовь к себе, — несколько надменно ответил парень, — потянет недопонимание, если ее не разделят другие. Это опасно. И, кстати говоря, я слышал, что пассивное курение еще хуже активного. Подумай над этим, поскольку я не собираюсь бросать сигарету.       Энди очень не хотелось ни с кем говорить, но незнакомец не уходил. — Ты сильно нервничаешь. У тебя дрожат руки, — заметил молодой человек.       «Вот привязался», — подумал Энди, мельком взглянув на пальцы, но так ничего и не ответил. — Ты навещаешь кого-то? — спросил незнакомец. — Сестру, — очень компактно и жестко ответил парень, все еще надеясь избавиться от навязчивого собеседника. — Понятно, — заключил молодой человек.       Энди начал раздражаться. Понятно ему! Давно уже понятно, что и так все понятно! Непонятно другое. Какого черта?! — Думал, ты захочешь с кем-нибудь поговорить, — спокойно произнес незнакомец, - но, раз нет, не буду больше надоедать. Всего хорошего. Надеюсь, она скоро поправится.       Он повернулся и пошел к двери, а в Энди что-то щелкнуло, перевернулось и посыпалось в обратном направлении. Он не хочет, чтобы тот ушел. Но почему? Что за хрень?! Он Энди никто, и звать его никак… Короче, парень уперся в жесткое противоречие. — Энди. — Что? — не понял незнакомец. — Энди, — повторил мальчишка, протягивая ладонь для рукопожатия.       Молодой человек удивился. — Ну, тогда Алекс.       Он улыбнулся. Очень просто, но улыбка покрыла Энди тончайшим слоем неожиданного тепла. — Прости. Я нервничал. — Понимаю. Всегда переживаешь за родного человека. Как она? — Не знаю. Спит после операции, но врач сказал, что можно надеяться. — Это хорошо, когда кто-то надеется. — А твои родные? — поинтересовался Энди. — Далеко, и чем больше я существую, тем они дальше. — Как это? — С четырнадцати лет я живу один. Ушел из дома. — Почему? — У нас с отцом возникли серьезные жизненные разногласия по определенным вопросам. Он не смог это пережить, а я не смог пережить его. Так что мы порознь вот уже десять лет. А твои родители? — Умерли, так что мы тоже порознь, — Энди слабо улыбнулся. — А ты здесь чего? — Получил травму. Вот отдыхаю. — Ясно. Ладно, пойду я. Увидимся. Рад был познакомиться, Алекс. — И я тоже. Пока.       Энди вернулся в клуб и зашел к Тому. — О, брат! — воскликнут тот, спешно вытирая руки о первое попавшееся. — Наконец-то! Я уже мозги себе о мысли стер. Ну, что? Как там дела? Что у Тиу? Ты говорил с врачом? — Тебе отвечать по порядку или выборочно? — Говори уже! — Пока ничего не знаю. Тиа спит. Врач обещает. Я надеюсь. На улице пасмурно. Девять вечера. Что еще? А! Устал как собака. Я так голоден, что согласен драться со свиньями за хвостики от морковки. Кажется, ничего не забыл. — Ты это, садись. Сейчас подгоню бензина. Заправлю тебя по полной.       Том засуетился. — А ты говори, говори, пока я тут ковыряюсь. — Что говорить? Завтра все будет ясно. — А ты чего весь день туда-сюда носился? Смотрю утром, приехал. Смотрю через три минуты, уехал. Смотрю через две минуты, приехал. Через минуту смотрю, уехал. — Да Дав — сука. Привязался в тренажерке. Вынь ему и положь. — Ну, «вынь ему» я еще понимаю, — поддел Том, —, а вот насчет «положь», не совсем как-то.       Том поставил перед Энди тарелку и не успел еще убрать руки, когда парень выхватил первый кусок. — У, черт голодный! Смотри, пальцы не откуси! — А ты мне их в рот не суй. Не член же! — Эх, и пошляк! — воскликнул повар, выдавая Энди имитированную затрещину. — Я Даву вынул, — брезгливо начал парень, - ох, и чмокает же он противно! Потом забил, положил на него и уехал. По дороге вспомнил, что забыл бамбук и вернулся. Дальше купил бубен, обкурился и сотрясал все этажи подземного царства. А после говорил с духами. — Вышеперечисленный список потрясает разнообразием, но я ничего не понял. Какие этажи с духами? Энди, ты докуришься. Мне это… того, не нравится все это. — Уже. — Что уже? — Они говорили со мной. — Хорошо, если духи, а не этажи. Чего им надо от тебя? — Не им надо. Мне. Они обещали Тиу ноги. Я просто напомнил, чтоб не забыли. Знаешь ли, мозги древние, вдруг запамятовали бы, а она надеется. А то сидят по своим норам, света белого не видят. Что вокруг происходит, не ловят. — Так она что, не знает, откуда деньги? — Э, Том! Осади! Откроешь рот, убью, и не обижайся после! Танцами я заработал! Тан-ца-ми! — Ну да. Танцами. А я о чем? — То-то. Смотри у меня. — Лучше уж я ослепну и оглохну. — Мне теперь танцевать и танцевать и караоке петь и петь, что бы с Дженни расплатиться. Она внесла залог за последующие дни. И, да. Вот еще что. Спасибо. — А я-то тут при чем? За что? — За деньги спасибо. — Какие деньги? Ничего не знаю. Ты это, лучше ешь давай, а то несешь какой-то бред. С голодухи, поди, половину мозгов переварил. — Спасибо, друг. Я так обожрался, что, наверное, не подниму сегодня свою восьмитонную тушу на шест. — Ты только не вздумай два пальца в рот сунуть. Лучше пусть под тобой шест переломится. — Слушай, а ведь ты прав был. Не верил я тебе тогда. — Когда? — Когда ты мне про татуировки говорил. — Когда я тебе про татуировки говорил, — машинально повторил Том. — А что я тебе про татуировки говорил? — Что я не остановлюсь. — А да-а-а! — многозначительно и важно произнес байкер. — Конечно, я тебе говорил!       А потом вдруг сделался хулиганистым, растекся в улыбке и даже чуть присел от удовольствия. — Да ладно?! Не уж-то решился?! Дело, брат! Что набивать будем? — Немного пока. Два слова. — Fuck off (1)? — шутливо спросил Том. — Почти. Не скажу пока. Сам увидишь, но мне жизненно необходимо. — Пугает. Ну, да ладно. Сделаем. Говори когда? — Завтра. — Не проблема. — Не сомневаюсь… — Привет, Том, — в дверях показался Мартин. — Привет, Энди. — Привет. Ты забыл чего или так, поболтать? — поинтересовался повар, стараясь сделать вид, что не видит бледности гостя. — Мне надо поговорить с Энди. — Есть будешь? — Нет. Я сыт. — Ну, и слава богу, — заключил Том, принимаясь за работу.       Молодые люди поднялись в коморку Энди. — Проходи. Что-то случилось? — Нет. Мне просто хочется поговорить с тобой, — признался Мартин. — Раз хочется, говори. — Я пришел сказать тебе спасибо и… попросить кое о чем. — Проси, — Энди старался произносить слова на одной ноте. — Я виноват, но я хочу, чтобы ты вернулся домой. — Не раньше, чем выпишут Тиу. Знаешь ли, понятие дома слишком важно для меня и включает определенные условия. Я уже трижды терял дом, и мне хватило. Что касается условий, они просты до безобразия. Я не могу жить там, где меня не принимают или не принимают то, что я делаю. — Я попросил прощения за свои слова. — Я простил, но скажу тебе так. Слова и мысли — разные вещи. Если ты можешь просить прощение за слова, от мыслей тебе вряд ли удастся избавиться самому. Я не смею осуждать тебя за подобные мысли, потому что ты прав, и я это понимаю. Проституция — грязь, низость, мерзости и так далее. Это так и есть. Если ты думаешь, меня прет от этого занятия, ты ошибаешься, но таковы обстоятельства. Не я их выбирал. Они меня. Я ошибся в жизни. Я только тем и занимался, что ошибался. Когда тебе выставляют счет, ничто не является оправданием, и за ошибки все равно приходится платить. Можно, наверное, увильнуть, но это не мой случай, поэтому ничего не остается, как искать деньги. На дороге они не валяются. Все было бы намного проще, не подбери ты меня на обочине. Я бы сдох, и это дало бы мне право быть свободным от обязательств, но ты меня подобрал. Ты подобрал, а Тиа выходила. Был ли у меня выбор после этого? Выбор был, но не у меня. Деньги лежали в грязи, и мне пришлось зайти в эту грязь, залезть по самые гланды, чтобы их взять. Но, знаешь, в чем фишка? Они не лежали там целиком, и каждый раз мне приходится вновь и вновь лезть в эту грязь. Естественно, что ты… — Неестественно, Энди, — перебил Мартин. — Мне больно, пойми ты, наконец! Тиа — самый близкий мне человек, но… — Вот видишь! Но! Опять эти «но». Мартин, давай оставим все, как есть. Чем меньше ты будешь меня видеть, тем меньше «но» встанет между нами. Мы и так уже выстроили стену. — Нет, Энди! — Да, Мартин. Обещаю, я буду приезжать к вам часто. Буду врать Тиу, что занят. — Но я-то буду знать! — Всего лишь двести пятьдесят тысяч плюс-минус, и я стану обычным человеком. Тогда тебе больше не придется стесняться меня, если только ты переживешь прошлое… — Я помогу тебе! — У тебя на руках семья. Это я помогу тебе. Не говори «нет». Вы – все, что осталось у меня в жизни. Это с одной стороны. С другой, не обижайся, но плевать я хотел на все твои доводы. Все равно я сделаю так, как считаю правильным. Предлагаю раз и навсегда оставить эту тему в покое. — Энди. — Мартин, — жестко поставил точку парень. — Прости, если это все, мне бы поспать немного. Если ты не забыл, я выступаю сегодня. — Да, конечно, — согласился Мартин, понимая, что бесполезно взывать к здравомыслию брата, и ему не осталось ничего кроме, как молча уйти.       Мартин спускался по лестнице, озадаченно думая. Энди не оставлял ему выбора. Очевидно, слушать он точно не станет. Что делать? Мартин не мог согласиться. Дело не в собственной несостоятельности. К этому он уже давно привык. Дело в другом. Грань. Тончайшая. Острая. И Энди ходит по ней. Это то же самое, что смотреть на канатоходца высоко над головой и асфальтом, который работает без страховки. Всего одна ошибка, и он разобьется. Мартин боялся. Энди не просто шел по канату, он шел по канату вверх, убежденный, что дойдет. Что это? Зачем? Почему все получается не так, как хотелось бы? Мартин понял, что помимо всего его мучает разлад с Энди. Он не может вернуть все назад. Энди не подпускает его. Что произошло? Как переломилась жизнь, что… Капли Дождя тоже молчит. Собрал его душу. Сложил… Может, пойти к Джеку? Еще раз поговорить со стариком? — Видно, он послал тебя, — неожиданно прозвучал за спиной голос Тома. — Послал, — согласился Мартин. — Не трогал бы ты его, — предложил повар. — Не понимаю, что и кому он доказывает? — Видишь ли, — начал Том, дружески опуская ладонь ему на плечо, — иногда, чтобы выжить надо доказать что-то себе. Думаю, он этим и занимается. Люди разные. Один после катаклизма жалеет себя, опускается и гибнет. Другой упирается, поднимается и в итоге выживает. Энди возвращается. Иногда путь к исходной точке занимает годы. Не мешай ему. Не останавливай, иначе он не вернется. Думаешь, я не пробовал? Бесполезно. — Но он неправ! — Он прав, если это единственный выход.       Энди по шагам узнал Смита. Тот постучал и приоткрыл дверь. — Не спишь? Я пришел узнать, как там Тиа. — Неужели? — Что говорит врач? — Что она молодец.       Дав подошел к кровати. — Я сяду? — Что ты хочешь? — Просто хотел увидеть тебя. Искал предлог. — По крайней мере, честно. Увидел?       Смит опустился на кровать, развернувшись к Энди вполоборота. — Ты мне нужен. — Час от часу не легче. Дав, я всем нужен. В этом есть что-то удивительное? — Есть. Ты нужен мне. Остальные меня не интересуют. Почему ты так относишься ко мне? Чем я заслужил? — Ты — животное, Дав. Тобой руководит инстинкт… — Да, руководит! И чем больше ты сопротивляешься, тем он сильнее!       Энди почувствовал, как ему на живот легла ладонь Смита. — Что ты делаешь? — Хочу доставить тебе удовольствие. — Или себе? — Тебе. — Я сыт всем этим по горло. Для меня удовольствие, когда нет удовольствия. — Позволь мне. Один раз. После я смогу тебе предложить кое-что. — Сомнительное? — Нет.       Энди не ответил, поднял над головой руки, ухватившись за решетку изголовья. Что ж. Изволь, Дав. — Я тоже могу делать это неплохо. Просто расслабься и позволь мне.       И мальчишка расслабился. Он думал о том, что перетерпит. Не в первый же раз. Терпеть не пришлось. Было даже приятно. Первый раз за все эти месяцы кто-то, не считая Джен, делал что-то для него, и измученное тело попыталось откликнуться. — Так что ты хотел предложить? — Сделать что-то для тебя… — Только что сделал. — Я о другом. Ты ведь хочешь танцевать… — Разве я занимаюсь чем-то другим? — Погоди. Как ты любишь воспринимать все в штыки! Я давно наблюдаю, как ты тренируешься у Дина и здесь в клубе. У тебя есть талант, но не достает опыта. Публика любит тебя, но это не предел обожания. Есть один человек. По-моему, Дин говорил тебе о нем. Некий господин Ким. Он уже немолод… — Только не говори, что я должен с ним трахаться. — Не должен. Он стопроцентный натурал с кучей детей и внуков. В прошлом он танцор на шесте, причем владеет всеми школами и техниками. Его стриптиз на пилоне на мой взгляд не превзойден.       Энди успел подумать о Стиве. Сомнительно. Очень сомнительно. Вряд ли кто-либо способен превзойти его. Нет, этого просто не может быть, потому что не может быть просто или непросто. Однозначно. — Я показывал ему тебя на прошлой неделе. Он сказал, что твои возможности неограниченны и техника великолепна. Не достает опыта и шлифовки, чтобы ты заблистал в полную силу. — А тебе что с этого? — Как ты любишь нестись впереди повозки! — воскликнул Смит. — К этому мы еще вернемся. Он согласен учить тебя. — Во как! И что мне это будет стоить? — Прежняя оплата чуть возрастет. — Чуть? Это насколько?       Дав промолчал. — Видно, в сутках не достает часов, — философски заключил Энди. — Продержусь пару-тройку дней, дальше сдохну не то от оргазма, не то от недосыпа. Тебе танцор нужен или труп? — Ты. — Отлично. Теперь объясни, как мне это технически успеть? — Платить будешь по желанию и по возможности… — Так по желанию или по возможности? Ты уж определись как-нибудь. Знаешь ли, я тоже не бесконечный. Тут либо целоваться, либо отдаваться. — Ты несешь золотые яйца. В моих интересах, чтобы твоя продуктивность возрастала. Народ клюет на тебя. Поэтому, скажем так, по возможности. — Сколько времени на обдумывание? — Закончилось минуту назад. — Ты — великолепный сутенер, Дав. Нюх у тебя отменный. Да, и сам ты отменный негодяй! — А ты — чудесное приобретение. К тому же наши интересы совпадают. Ты танцуешь и получаешь прибыль, я… тоже получаю прибыль. Так что мы очень нужны друг другу. — А что ты не предложил это кому-нибудь еще? — Некому. Они — масса. Тупая, накаченная масса. Все на одно лицо. Ты — единственный. Думаю, мы договорились. Ты — умный парень, но бедный. Я — умный и богатый. Тебе ли упираться, когда многие согласны лизать мне задницу в поисках покровительства?       Смит ушел, а Энди понял, что подписал себе еще один смертный приговор. А, не привыкать! Преступникам иногда по совокупности дают несколько пожизненных сроков заключения. Он же подпадает под статью, предусматривающую несколько смертных приговоров одновременно. И без амнистии. Желание танцевать профессионально столь велико! Отвращение к Даву тоже столь велико! Не знаешь, что из этого перекроет другое. Не будь этого проклятого долга Рою… Рой. Опять. Все по новой. Рой! Рой! Рой! Первоматерия всему – Рой. Всематерия всему – Рой.       Энди повернулся на бок, поджал колени и заплакал. Не от обиды. Не от жалости. От усталости. Он плетется назад. Ему еще идти и идти к нулю, от которого пойдет новый отсчет. Аппаратура и Стив. А еще Дженни. А еще Тиа. Господи! Гос-по-ди-и-и! И что-то с глазом, но нет денег. Неужели его не может пронести мимо чего-нибудь хоть раз?! Хотя бы один только разочек?! Не могу! Больше не могу! Не мо-гу-у-у!       Зал визжит. Рукоплещет. Рвется музыка. Энди в костюме и шляпе. При галстуке. Почти как Стив. Улыбается. Никто не видит сквозь его темные очки уставшие глаза. Нет, они не смеются, не улыбаются… Мальчишка закрывает их на мгновения, чеканно выполняя номер. Вот он уже без пиджака. Сейчас поднимется на шест. Будет раздеваться, обыгрывая каждую мышцу, демонстрируя каждую клетку тела. Отработанная сексуальность. Он — машина для возбуждения, и никому нет дела до того, что больше всего на свете ему хочется, чтобы все оставили его в покое. Упираясь плечом в пилон, Энди поднимает тело вверх. Тонкий, гибкий, он цепляется ногами, элегантно развязывает галстук, отбрасывая в сторону. Господи! Как хочется спать!Уснул бы на шесте и свалился, не заметив, прямо в самый пик возбуждения выспавшихся масс. Рубашка уже расстегнута и выпущена. Сейчас он сделает несколько движений, избавляясь от нее. У мальчишки почти скрипят от напряжения зубы, но он захватывает шест руками, переводя тело в горизонтальное положение. Блики весело сверкают на смазанной маслом коже, обыгрывая напряженные мышцы, и музыка заглушает стон. Парень готовится делать волну. Это трудно. Невыносимо трудно, но надо делать медленно, прорабатывая каждый миллиметр движения. И он делает. Срываются капли пота. Частые. Густые. Трюки рассчитаны на восемь минут. Значит, осталось еще полторы. Толпа беснуется, исходя воплями и ревом. Она его любит. Она его хочет. Плевать, что у него аппаратура и Стив. А еще Джен. И еще Тиа. И что-то со зрением на одном глазу. Плевать, что он как взлетающий самолет с раскрытым тормозным парашютом. Для них он сверкающий мальчик без проблем. Райская яркая птица. Идеальное вожделение. Стопроцентное желание. Музыка такая же. Проникает сквозь кожу. Входит в каждого, взбудораживая эндорфины с тестостероном.       Слава богам! Сегодня все хорошо. Энди касается ступнями сцены. Сегодня он не соскользнул, не упал. Прошел свой канат. Парень расстегивает ремень, ненавязчиво и незаметно оказавшись в одних стрингах и очках. Сейчас возьмет шляпу, чуть приспустит на носу очки и будет смотреть. Взглядом, подернутым славой, деньгами и возбуждением. Он обязан так смотреть, чтобы никто, ни один человек не догадался, что у него… Аппаратура и Стив. А еще Дженни. И еще Тиа. И что-то со зрением на одном глазу. Энди танцует, придерживая шляпу на уровне паха. Два ловких движения, и стринги взмывают лоскутком вверх. Все. Сейчас повернется к публике спиной, демонстрируя ягодицы, поиграет мышцами на них, взглянет через плечо и исчезнет в темноте, а дальше…       Дав сообщил, что проплачены два часа. И это с четырех до шести утра. В десять тренажерка, а в одиннадцать он должен быть в больнице. Энди даже не интересуется, мужчина клиент или женщина. Ему все равно. Он ненавидит любого из них. Тысяча долларов минус проценты Смита. До нуля еще Дженни и Тиа, а потом Рой. В обратном направлении от нуля до бесконечности. И поперек всего этого Дав. Хотя он сказал «по возможности», Энди понимает, это значит «по требованию». Пусть где-то существует мост и река, что так сильно пахнет болотом. Ему не достичь их никогда. Уже… Никогда. * И потом… (1)  — На х…