О бедном тиране замолвите слово...

Бин Эссада – губернатор системы Циркарпус, не считался человеком злым или жестоким. Скорее, безгранично преданным империи и ее главному символу – императору. По большому счету, ему было все равно, кто в данный момент возглавляет реструктурированную бывшую республику. В общем-то, будучи сенатором, Бину было глубоко плевать на возглавляющую элиту. «Какая разница кому кланяться, если собственный тыл в тепле и при полезном деле?» - так он сказал во время переквалификации из сенатора в губернаторы. Стоило отметить, плюсов в ограничении всех полномочий, он видел больше. Теперь не нужно было тратить время на сенатские глупости. Если что-то было нужно ему здесь и сейчас – заявка отправлялась и тут же рассматривалась или самим Палпатином, или его особо близкими советниками. При старом режиме, поднятие вопроса в Сенате порождал собой такое количество потерянного времени, что в пору было рвать на себе волосы и выть от тоски. Правда, быстрее от этого дела бы не делались. Старая знакомая, которой фантомная демократия была ближе, взглядов степенного губернатора не разделяла. Считала его приспособленцем. Эссаду было плевать на стороннее мнение Мотмы. В ней самой он в последнее время видел не убежденного борца с неугодным ей режимом, а банальную обиженную женщину. Он не раз при встрече задавал ей простой до абсурда вопрос: «Почему мир должен быть именно таким, каким он тебе нравится? Есть же другая точка зрения». Мон Мотма, с годами не растерявшая девичью трогательность, устало улыбалась, но ответить ничего не могла. А что от нее ждать? Одно дело: выступать с красивыми речами перед толпой не очень-то грамотных людей и, совсем другое – объясняться перед человеком, который несет государственную службу независимо от смены режимов. Император и раньше знал о дружеских встречах Мотмы и Эссада, но, как понял Бин, ничего против не имел. До той поры, пока повстанческое движение не встало символу поперек горла. Перестало веселить. Сам Палпатин не раз говорил, что настоящие друзья – это те, кто принимает тебя целиком. Не перевоспитывают, не учат жизни, не сливают контейнеры собственного опыта на твою голову. Поэтому, стоит полагать, у Палпатина друзей и не было. Сам же император, не сильно заботясь о применимости своего же тезиса к своей скромной персоне, начинал поучать каждого дерзнувшего усомниться в мудрости владыки. Поучения, как не жаль, частенько заканчивались погребальной церемонией в семье смутьяна. Зато после этого снова наступал нежно любимый Палпатином мир. Желающих «сыграть в капсулу» не находилось долгое время. - Ты позволил ситху смутить твой рассудок, - заявила Мотма, принимая чашку горячего шоколада, который Эссада, подражая императору, сделал едва ли не единственным напитком в кантинах, расположенных в столице. И плевать, что местное население нуждается в горячительном. Если бы от Бина потребовали каждый раз перед визитом гримироваться под Вейдера или, еще хуже, под самого Владыку, он преспокойно бы это делал. Главное, чтобы потом от него все отстали. Он считался неплохим управленцем, но жутко хотел быть в тени. Моффы это понимали и, не считая соперником, совершенно искренне и тепло улыбались при встрече амебе-губернатору. - И что? Моя жизнь от этого не стала хуже. Не все ли равно, под чьим знаменем маршировать, если платят одинаково? Хотя нет, не одинаково. Палпатин не отличается корыстью, - присев за стол, заявил Бин. - Отличается беспринципной жестокостью, - быстро ответила Мотма. - Подданые любят его. Верят ему. По-моему, этого достаточно. Не всех и каждого же он заставил поклоняться? Он могущественен, но не всесилен. И сам об этом говорит, - Эссад нетерпеливо постучал пальцами по столу. – Что привело тебя ко мне на этот раз? Снова будешь просить о тайном убежище для ваших вожаков? Извини, если раньше вы считались политической оппозицией, то теперь стали откровенными врагами нашей империи. - Империи Палпатина, - поправила Мотма. – Бин, неужели тебе не обидно за себя? За свои похороненные таланты? За перспективы, которых тебя лишил император? - Не обидно, - помотал головой губернатор. – Я чувствую себя на своем месте. - Ты же был ярым демократом. Не верю, что для тебя слово «свобода» потеряло смысл из-за какой-то должности, - Мотма смотрела на Бина с такой укоризной, что Эссад едва не прыснул. - Когда мы молоды, многие пустые вещи вызывают у нас жгучий интерес и даже любовь. А сейчас я понимаю, что нельзя преклоняться перед тем, что не существует. Я преклоняюсь перед императором потому, что он этого достоин и потому, что он существует. А вот за долгие годы твою демократию я так нигде и не встретил. Пустая трата времени. Как и твой визит. - Неужели старым друзьям нечего обсудить, кроме политических разниц? – улыбнулась Мотма. - Мы не разговариваем на личные темы вот уже десять лет. Может больше. - Можно же попробовать, - предложила женщина, поднимаясь и отставляя чашку. - Время рабочее. Дроид записывает все то, что происходит в моем кабинете, - совершенно спокойно произнес Эссад, с удовольствием наблюдая, как смятение сдирает маску холодноватой аристократичной женщины, превращая его в лицо обычной перепуганной девчонки. Впрочем, долго полюбоваться ему не удалось. Мотма взяла себя в руки и даже нашла в себе силы выдавить улыбку. - О, и как ты поступишь? Донесешь императору? Арестуешь меня? – равнодушно спросила она. - Император не против нашего общения, - признал Бин. - То есть, он давно знал о нашей связи? – Мотма покачала головой. – Ты посвящаешь императора даже в личную жизнь, но при этом говоришь, что он не тиран, а ты вольноподданый? Какой самообман! - Мне так легче живется, - пожал плечами Бин. – Не имея секретов. Не имея завистников и врагов. Некоторые считают меня неамбициозным, негодным для должности… Пусть считают. - Когда ты успел стать таким… бесхребетным? Я совсем тебя не узнаю. Но, с другой стороны понятно, почему император держит тебя возле себя. Ты удобный. - А я и не спорю. Я такой, какой есть. И своей системе я нужен таким. Никто не жалуется. А ты… Можешь покинуть мою резиденцию в любой момент. Препятствовать никто не будет, - губернатор подошел к окну, из которого открывался вид на маленький, небогатый, но аккуратный и чистый город. - Почему ты не признался мне раньше, что все наше общение – это банальное развлечение императора, которому ты докладываешь каждый свой шаг? - Потому что императору интересно наблюдать за вами вне сенаторских трибун, - легко ответил Бин. - Тебе не кажется, что это нечестно? - Много вопросов, моя дорогая. Я честен настолько, насколько позволяет мне устав и совесть. Дверь позади зашипела, открываясь. Эссад даже поворачиваться не стал. Пусть идет. Пусть садится в свой челнок и улетает подальше. Он сдержал слово. Не остановил ее и не стал арестовывать. И даже императору лично не будет докладывать. - Фис, - обратился Бин к помощнику, заглянувшему в кабинет. – Передай на флот, что в системе находится один из главных предводителей восстания. Мотма не была захвачена на планете потому, что императору нужно знать ее дальнейший маршрут. Бин не видел, как помощник вышел. Не услышал, как снова зашипел магнитный замок. Он погрузился в размышления, как обычно пытаясь выглядеть героем в своих мыслях. Он не соврал Мотме, не предал императора. Самооправдание – сильная штука. Он все сделал правильно. Как обычно.

***

Проходя по коридорам хорошо сохранившегося здания, ранее бывшим центром силы Темной стороны, Палпатин честно себе признавался, что не понимал своих предшественников. В голове роем проносились отчаянные вопли давно упокоившихся учеников, желающих стать адептами. Но сломавшихся. Не выдержавших реальности, которую открывала Темная сторона. Почему каждый юнец, внезапно осознавший, что может передвинуть предмет не прикасаясь к нему, вдруг начинал считать, что он станет кем-то большим, чем крупица исторической пыли? Неужели в головах этих студентов никогда не закрадывалась мысль, что они лишь подопытные? Что великим можно стать только одному, а не всей компанией? Наверняка учебный процесс здесь мало отличался от дрессировок в Ордене джедаев. Так же, после отбоя, юные дарования собирались и мечтали, строили планы, делились секретами… И в эти самые моменты сами рушили свои грезы. Никто не должен знать о планах, нельзя хвалиться успехами, бессмысленно ждать величия. А учителя этих бездумных детишек? Они еще глупее. Трата времени на каждого студента, обдумывание испытаний, отбор лучших путем пристального внимания. Скучно и неразумно. Почему бы не столкнуть учеников лбами? Почему не заставить соперничать не только в залах для тренировок, но и в мыслях? Борьба за милость учителя, который, возможно, по любимцу ударит не так сильно, как по нерадивому. Который заставит думать над ошибками понравившегося, заперев того в логово ранкора, а не отправив к праотцам. В этом отношении император всегда был категоричен. Можно позволить себе не заметить слабости приближенных, далеких от Силы, можно искренне восхищаться верностью подданных и радоваться успехам отдельной системы вместе с ее жителями. Нельзя давать слабину и показывать ученикам, что они тебе дороги. Пусть они демонстрируют свою любовь. Пусть убивают слабых. Пусть учатся, путаясь в самими ими сотканных интригах. Пусть растут. Но не ждут, что Палпатин будет восторженно хлопать в ладоши, наблюдая за их успехами. Как будто, безупречный ученик – это большая радость. В вопросах верности Вейдер был, пожалуй, самым преданным лицом. От безысходности. Только император дарил ему иллюзию собственной значимости. Без этого Вейдер бы просто стащил с себя шлем и отключил все системы жизнеобеспечения брони. Это еще один остаток от прежнего шебутного мальчишки-Анакина. Знать все обо всем, позволять впутывать себя в самые сомнительные мероприятия, принимать судьбоносное для себя решение и через секунду передумать и, бросив учителя, сбежать на нижние уровни Корусанта, чтобы всецело отдаться гонкам на развалившемся еще до его рождения болиде. Таким Вейдер был в скучную пору своей джедайской жизни. Палпатину было интересно: если бы мастер Джин выжил и занялся бы обучением Анакина, стал ли бы он в итоге Владыкой Вейдером? Вряд ли. Скорее, вторым Оби-Ваном – осторожным, погруженным в себя, идеалистом. В общем-то, Палпатин приветствовал тех, кто был верен убеждениям. Загвоздка всегда была в том, что верным нужно быть именно тем собственным верованиям, которые одобрял император. Но для мыслящего существа это же не проблема? Перестроиться? - Мой император, - голос миралуки наполнил зал, ранее служившим чем-то вроде архива. – Здесь не осталось вещей, представляющих какой-либо интерес. - Ошибаешься, мой друг. Здесь интересен каждый сантиметр напольного камня, покрытого царапинами от времени… и не только его. Чувствуешь? - Палпатин присел, проводя тонкими пальцами по красноватому полу. – Здесь прятались от учителей самые слабые. Моего разума касается шепот молодых людей, которые жаловались архивариусу на жизнь. Сотни голосов. Они бежали сюда, чтобы скрыться от того, чему хотели учиться. - А добрый архивариус их спасал, - предположил Джерек. – Скучная правда. - А правда в том, что архивариус был злее наставников. Он шел на поводу, на первый взгляд, а на деле, просто не давал им учиться. Корыстно, прикрывая доброй улыбкой эгоизм, - объяснил Палпатин. - Всего лишь домыслы, - не поверил темный джедай. – Зачем архивариусу брать на себя больше возложенного? - Чтобы стать могущественней того, кто считает себя выше лишь из-за того, что фехтование и медитации отнимает у него больше времени. И нет надобности возиться с базами данных. - Из этого визита на Коррибан я не извлек никакой пользы, - поморщился Джерек бездумно пробегаясь пальцами по давно неисправному терминалу. – Нет практичных вещей, из которых можно извлечь выгоду. Странно, что вы взяли меня, а не Вейдера. - Считай это проверкой своих умственных способностей, - император улыбнулся. – Я поворачивался к тебе спиной не менее пяти раз. Ты не воспользовался этим. Как ты думаешь: испытание провалено или нет?

***

Расставаться с Йодой было тяжело. За месяцы тренировок Люк умудрился настолько привыкнуть к меланхоличному, но, при этом, требовательному учителю, что отправляться куда-то одному было немыслимо. Это как после горячей ванны прыгать в покрытой ряской пруд с давно зацветшей водой. Глупо, бессмысленно. Но и иначе нельзя. Люк не понимал, как возникают видения, как отличать сны об уже ушедшем от знаков Силы о грядущем. То ли опыта у него мало, то ли потенциал, о котором ему монотонно бубнил старый джедай – явно завышен. Но эта неясность раздражала. « - Если злиться будешь из-за каждой мелочи, то… - То стану таким, как Вейдер? - Нет, похлебку мою есть будешь ты» Мудрость Йоды сомнений не вызывала. Люк понял это тогда, когда маленький сморщенный гном проходился своей палкой по его ребрам, вещая о том, что эмоции нужно держать под контролем. И что можно будет позволить себе сердиться только когда Люк справит девятисотлетие. И не раньше. А еще спорить с Йодой было трудно, так как тот, предчувствуя сильные доказательства, немедленно засыпал, накрыв трехпалой лапой мордочку. Сейчас же учитель был откровенно расстроен и не пытался этого скрыть. Оби-Ван, задумчиво наблюдающий за Люком, отчаянно поджимал губы, словно хотел что-то важное сказать, но не решался. - Твои друзья в опасности. Это так. Но ты не изменишь ничего. Погибнешь с ними вместе. Император интересуется тобой. Вейдеру нужен ты. Не делай напрасными наши тренировки. Пока не обучен полностью ты, пользы нет в новых навыках никакой. - Я что, должен бросить их? Бросить, во имя обучения? – Люк пораженно уставился на старого джедая. – И ты с ним согласен, Бен? - Я не ставлю под сомнения мудрость магистра, - слишком почтительно для слившегося с Силой, ответил Кеноби. – Твои друзья сами справятся. Или не справятся. Иногда важнее промедление. И ты… важен нам. - А они? Они не важны? – указал на небо Люк. - Императору они мало интересны. Возможно, их отправят в одну из императорских тюрем. Зачем Палпатину убивать девчонку и талантливого пилота? Скорее, он будет пытаться перетянуть их к себе. Разными способами. - Так этому и нужно помешать, - возмутился Люк. - А вот если вмешаешься, проблем больше будет. Ты не уйдешь с Беспина живым. И твои друзья тоже. А вот если не станешь принимать скорые решения, избавишь всех от влияния императора. Выбирай, Люк. Юноша потерянно посмотрел на призрак, ниспосланный самой Силой, на наставника, в котором, на его взгляд, эгоизма больше, чем в последнем охотнике за головами. И сник. Все внутри рвалось пообещать, что он вернется, но с другой стороны… Йоде виднее. А уж соприкоснувшемуся с вечностью Кеноби и подавно. - Что я должен сделать? – спросил Люк. - Отпустить привязанности. Не идти на поводу у слабости. Думать глобально. Теперь, каждый твой шаг – это история. Не туда пойдешь – все потеряешь. И себя тоже. А император… очень любит потерянных. - Я… я останусь, пожалуй, - выдавил Люк, бросая мешок для вещей на траву.

***

Вейдер был взбешен. Редкий момент, когда он радовался, что его лица никто не видит. Дышал он так же спокойно, голос был ровен, руки не выдавали дрожь. Но все было не по плану. Юнец Скайуокер на зов не реагировал, имея крепкую связь и с Силой, и с друзьями. Изощряясь в пытках по отношению к друзьям Люка, Вейдер чувствовал немощь и это злило больше всего. Пытался проникнуть в разум немыслимой парочки, но не находил нужных рычагов. Принцесса была неприступна и даже самые изысканные мучения, подаренные ей бездушной машиной, сохраняли разум целостным. Без единой бреши. С Соло было проще. Но в его сознании скользили только грубые фразы и отрывочные оскорбления окружающих и лично Вейдера. Не то, что нужно. Попытки связаться с Палпатином и проконсультироваться на предмет дальнейших действий тоже разбились об идиотскую безысходность. Император был в разъездах. И повела его Великая Сила не куда-нибудь, а на Коррибан. Для чего? Какой в этом смысл? Что свихнувшийся старик забыл в этом пустом, пропитанной войной и отчаяньем мире? Ответа не было. Лея, по запястьям и лодыжкам которой крепко свились браслеты, смотрела на него с таким презрением, что впору было завязывать ей глаза, чтобы не терпеть этого. - Императорский прихвостень! - выплюнула она. – Монстр. - Не больше, чем друг, оставивший вас в беде, ваше высочество. Или, просто Лея Органа? Королева без королевства? – бесстрастно прошелестел голос Вейдера. - Значит, так нужно, - все так же оправдывала она друга. - Нужно кому? Ему? Монстру? Или Вам? - Всем! - Император будет счастлив узнать, что его будущий слуга так радеет за всеобщее благо, - отозвался Вейдер. - Люк не станет ему слугой. Это удел таких, как ты! Слабых! – продолжила злиться принцесса. Вейдер аккуратно обошел стол, к которому она была привязана. Когда девушка злилась и морщила нос, в голове возникал какой-то другой образ. Тоже женский. Девушка из видений часто качала головой, но ничего не говорила. Эта Лея напоминала ему о женщине из грез. Вроде бы знакомой, но такой далекой. - Если он унаследовал хоть что-то от своего отца… Он примет правильное решение. А может, уже принял, - почти шепотом проговорил Вейдер, рассматривая собственные сапоги. - Он говорил, что его отец был великим человеком. А ты… Всего лишь ситхский выродок! - Значит, Люк – сын великого ситхского выродка. Именно поэтому, не поспешил тебя спасти, - машинально переходя на «ты», заметил Вейдер. Заметив смятение в глазах принцессы, Вейдер почувствовал, как сводит губы под маской от улыбки.