ХРОНИКИ СИНГУРА. Васса Селеньи.

      — Что же мне теперь делать… — Васса привалилась к косяку.       — Жить. — Мастер по-прежнему цепко смотрел на нее.       — Я… Мало того, что я чуть не погубила дочь, так я еще и ухитрилась выкрасть бомбу замедленного действия! И что теперь делать с этим магом недоделанным?!       — Васса…       — И я, получается, всех вас подвергла опасности! Потому что, как только Найт узнает, где его сынуля — нам всем крышка!       — Васса!       — Надо спрятать Клодию!       — ВАССА!       Она осеклась, замолчала. Мастер стоял прямо перед ней, выставив руки и сложив пальцы в успокаивающем символе.       — Ты задала неправильный вопрос. Задай правильный. — пасс руками — и в голове проясняется, в глазах пропадает зеленая хмарь, руки перестают подрагивать. — Вспомни до мелочей все, что случилось вчера в Лаборатории. И ты найдешь свой вопрос.       Васса закрыла опять глаза, сосредоточилась, прокручивая все, что произошло вчера вечером. Потом еще раз. И еще раз. Что-то ускользало от нее, неуловимо-мелкая деталь. Которую она видела, но не придала значения. Еще раз. И еще раз. И еще…       Стоп!       Вот оно!       Длинный сильные пальцы набирают код-шифр. Набор из 9 цифр и букв.       Васса открывает глаза, неверяще смотря на Мастера.       — Код. Он сразу набрал нужный код, без ловушки. Он… Мастер, почему?!       Мастер слегка улыбается и пожимает плечами.       — Кто его знает, девочка. Может быть, время пришло. А может быть… — он поднял указательный палец вверх. — Смотри, что нашли ребята в кармане его пиджака.       Мастер, улыбаясь, протягивает Вассе маленького плюшевого котенка и шоколадный батончик. С орешками дерева койл — Клодиа обожала эти батончики.       Васса даже головой помотала.       — Подкупал! Мастер, я не верю ему! Хорошо, пусть это будет мимолетная слабость — но я не верю ему. Он наверняка станет одним из Отступников!       Движение сзади, и Мастер поворачивается к кровати. Улыбка пропадает.       Йен лежал, открыв глаза. Они были уже не синими — яркие золотые крупинки окрасили радужку в невероятный медово-облепиховый цвет. Губы искусаны, на подбородке кровь. Шепчут что-то неразличимое.       Он бледен до зелени, лоб покрыла испарина.       — Да уж. Инициация в таком возрасте… Как бы жив остался!       Мастер сел на стул, положил руки на плечи Йена и снова начал проговаривать исцеляющие мантры. Это максимум, который он может сейчас сделать — облегчить боль и мучения. Васса прислонилась плечом к косяку, наблюдая и безотчетно поглаживая большим пальцем игрушку.       А Йен сейчас очень далеко.       Он совсем маленький, годика три или четыре. Они с папой приехали к бабушке в ее загородный дом. Впервые. Раньше бабушка приезжала к ним, а сейчас она болеет. Лежит на специальной кровати, и от нее идут во все стороны какие-то трубочки, по которым бежит полупрозрачная жидкость. И запах — запах такой, что Йен начинает судорожно кашлять и чихать.       Папа быстро выводит его из комнаты, он только успевает помахать ладошкой бабушке. А папа что-то сердито говорит ей, выталкивая Йена в коридор и запирая дверь.       И следующая картинка — бабушка на фотографии, на надгробии. Рядом с надгробием скачет раненая птичка, подволакивая перебитое крыло. Йену очень жалко птицу, но рядом стоит строгий папа и Йен боится подойти к ней. Но вот он замечает кошку, крадущуюся за кустами и не сводящей желтых глаз с беспомощной добычи.       Йен замирает, а потом бросается к птице, пытаясь спасти ее от неминуемой гибели. И вдруг сильный рывок за руку, выворачивающий до хруста сустав, разворачивает его — и перед ним бешено-злые глаза папы.       — Не сметь! — он не кричит, но его голос так страшен, что Йен начинает судорожно плакать. — Нытик!       За спиной Йен слышит громкий жалобный крик птицы, страшно обрывающийся, и довольное урчание кошки.       — Вот. Смотри. — папа разворачивается его лицом, и Йен заходится в крике, пытаясь закрыть лицо и не видеть измазанной кровью морды кошки и перья, летающие вокруг. — Смотри. Ты — мужчина. Не смей плакать. Не смей отворачиваться!       Страшная оскаленная морда надвигается, желтые глаза смотрят прямо в нутро, скручивая и разрывая на части.       Йен выгибается, оскаливается, очередные судороги проходят по телу. Изо рта начинает идти кровавая пена и Мастер, вскочив и распахнув дверь, кричит.       — Вал! ВАЛ! Быстро!       На крик из комнаты выскакивает заспанный Вал, Кира и еще несколько человек.       — Мастер?.. Ох ты жеж!.. — Вал хватает Найт за лодыжки, удерживая выкручивающееся тело. — Мастер, зови Голана, мы не справимся!       — Да здесь я уже! — сквозь собравшихся протискивается угрюмый паренек, отодвигает Мастера в сторону и прижимает ладонями голову ученого к матрасу.       Брызгающее сияние освещает необычным цветом собравшихся, делая их всех на мгновение негативами — светлое становится темным, и наоборот. Мастер заслоняется рукой и отворачивается, Вал ругается на непонятном языке, пытаясь плечом заслониться от ослепляющих лучей.       — Зачем тратить на него Силу? Пусть подыхает! — неконтролируемая злость вырывалась наружу, скручивая нервные окончания в серпантин. — Скольких из нас он мучил? И скольких убил?!       Пальцы сжимаются и разжимаются, на ладони появляются лепестки огня. Васса делает шаг, но тут ей преграждает путь Кира.       — Если так решил Мастер, значит — так надо. — узкая ладошка упирается Вассе в грудь. — Иди в зал, охолони за тренировкой.       Спокойной голос девушки действует на Вассу, как ведро холодной воды. Огонь исчезает, голова опускается.       — Прости…— шепчет еле слышно.       — Ничего. Честно говоря, я и сама бы эту мразь по стенке размазала. Но слово Мастера — сама знаешь…       Сияние пропадает, Голан обессилено опускается на стул, вытирает мокрое лицо.       — Да уж, Мастер. Ну и подарочек ты мне подкинул.       — Не ворчи, мальчик мой. Ты, как всегда, справился блестяще!       — И мне теперь сколько энергию восстанавливать? Сутки, двое? А ну как помощь кому-нибудь понадобится? А я все вот на… это потратил!       — Голан, ты неправ, и знаешь это. Иди, восстанавливайся. В ближайшее время тебя, надеюсь, никто не потревожит!       Все потихоньку расходились по своим комнатам, в комнате остались только Найт, Мастер и Васса. Мастер прикрыл ученого простыней и повернулся к Вассе.       — Ты не против, если с твоей дочерью буду заниматься я?       — Конечно, Мастер.       — И еще. Ночью я разговаривал с Отто…       Васса застонала, закрывая лицо руками.       — Пороть будете, да?       — Ну, пороть тебя, положим, поздно и неуместно. — Мастер усмехнулся в усы. — Но наказание для тебя я все-таки придумал. И твой Учитель меня поддержал.       Васса обессилено привалилась к стене.       — И что вы придумали? Говорите — после последнего наказания я уже ничему, наверное, не удивлюсь.       — Это после сбора шершнеколов? Оригинально, аплодирую. Тренировка внимания, быстроты, а заодно наказание в виде запаха. Отто всегда был горазд на такие выдумки. А наказание…       Мастер встал, переставил стул к изголовью кровати.       — Пока у нас проходят тренировки — сегодня — ты присмотришь за ним.       — ЧТО?! НЕТ! Мастер! Я готова собрать два килограмма шершнеколов! Я готова мыть туалеты и полы! Да все, что угодно! Только не это!       — Тренировка рассчитана на три часа. Но с Клодией, думаю, займет чуть больше времени. Так что я вернусь к двенадцати часам. И хочу видеть его — живым и неповрежденным. И тебя — в смирении и внутреннем покое.       — Мастер…       — Все, Васса. Если тебе надо сходить куда-нибудь, или поесть, то у тебя есть десять минут. Если нет, то — прошу.       Васса выскочила в коридор, бросилась в свою комнату и с силой хлопнула дверью — так, что даже загудело.       — Эй, что это с ней? Она в таком состоянии — кажется, ее можно сейчас в одиночку против целой Лаборатории выпустить! — Вал заглянул в комнату. — Мастер, что вы ей такого сказали? Или вы пытались за ней приударить?       — Вал!       — Не, ну, а что? Это многое объясняет! Как и то, что она и приударила… Дверью! Все, молчу-молчу!

***

      Васса вернулась спокойная, сосредоточенная. И мокрая — видимо, сунула голову под холодную воду.       — Я готова, Мастер. Вы правы. Я слишком многое себе позволила.       — Отто был прав. — Мастер мягко улыбнулся. — Ты вспыльчива, но разумна. Первое — не очень хорошее качество. Но второе — немногим дано.       Он вышел, оставив Вассу наедине с тем, кого она ненавидела, пожалуй, больше всего. Даже больше, чем его отца.       Тишина. И в комнате, и в коридоре. Если сосредоточиться, и попытаться проникнуть сознанием по Убежищу, можно со стороны понаблюдать за тренировкой дочери. Но Мастер окружил тренировочный зал таким мощным щитом, что у Вассы только при приближении к этому месту, начинает болеть голова. Придется повременить немного.       Она открывает глаза, осматривается. И переводит взгляд на ученого. Даже в таком состоянии — беспомощном, как младенец, он внушает ей ужас и отвращение. Даже приходится сосредоточиться и несколько раз про себя — медленно и вдумчиво, как учил Мастер — прочесть мантру Покоя.       И сразу вспоминается ее инициация.       Ей тогда было лет пятнадцать, она училась в школе-интернате в Нью-Атланте. В тот день она вместе с подружками пошла гулять в парк, кормить диких лебедей. Они тогда целый батон раскрошили для птиц. Маленькие птенцы и их степенные родители очень нравились Вассе. Здесь, на границе с землями Кривого Рога, было очень много традиций и верований народов юга. И здесь верили, что человек, прошедший свой земной путь правильно — перерождается в следующей жизни в лебедя. А если жизнь была не только правильная, но и праведная — то в следующей жизни человек становился черным лебедем.       И убить птицу — означало навлечь на себя гнев Пантеона и людей.       Пруд был искусственным, сбоку был специальный слив, куда уходил излишек воды. Васса заметила пару птиц, в волнении плававших возле этого слива и тревожно вскрикивающих. Голосами, так похожими на человеческие.       Подойдя, подружки увидели, что в сетке запутался лебеденок. И давно запутался — у него не было уже сил бороться. Головка повисла, мягкие крылышки обмякли и глаза затянуло пленочкой. Подружки побежали за смотрителем парка, а Васса, не раздумывая, прыгнула в воду.       Подплыв к сетке, она осторожно распутала птенца и аккуратно посадила его на спину подплывшей матери. А второй лебедь — отец — обплыл Вассу пару раз, а потом мягко коснулся ее лба клювом — благодарил.       Прибежавший смотритель помог Вассе выбраться, длинно и непонятно ругаясь на сетку, в которой уже не первый птенец запутывается. Он отдал Вассе свою куртку, чтобы она окончательно не вымерзла, пока шла к общежитию.       По дороге к зданию, у Вассы сначала заболела голова. Потом в перед глазами поплыл туман, предметы теряли четкость и норовили броситься под ноги. Во рту появился железистый привкус. И, не доходя буквально нескольких метров до двери, она потеряла сознание.       Очнулась она уже в своей комнате, которую делила еще с двумя девочками. Испуганные соседки и подружки, врачи, комендант — все это помнится смутно. Только подступающая тошнота, головокружение и галлюцинации — вот что было в следующие сутки.       Так что она даже слегка сочувствует сейчас Найту — все исследователи их вида говорят о том, что, чем позже происходит инициация, тем болезненнее она проходит.       Этому гаду сейчас очень плохо.       Это просто отлично!       Васса открывает глаза и замирает — Йен смотрит на нее. Взгляд затуманен остатками видений и боли, но вполне осмысленен.