***
Сидя за одним столом с матерью и ее изредка покашливающим мужем, Забини еще сильней уверился, что вскоре он будет праздновать очередные похороны. Слизеринец размышлял, что в этот раз? Может, он сможет отгадать? Нет, не отгадать: подобрать под замеченные симптомы. Проклятье Сирены? Оплетающее огненное каланхое? Хрипящая мандрагора? Слезы Алконоста? Ох, для сужения круга «подозреваемых» нужно понаблюдать подольше. Насколько это будет возможно при создавшихся обстоятельствах. Ведь леди Розабелла Забини начала травить очередного своего супруга.***
— Caro marito*, Грегори, ляг в постель. Тебе нездоровится. Отдохни сегодня, — проворковала Розабелла, укладывая мужа в кровать, как ребенка. — Вот, выпей молока с медом и ложись спать. Переутомишься — недомогание усилится и перерастет в болезнь! Нам же это не нужно, не так ли? — Конечно, дорогая, — согласился Грегори МакЛоуренс, совершенно завороженный чувственным голосом жены. Что ж, в данном случае у него не было и надежды на отказ этой милой женщине: он того не знал, но в роду у его Беллы были сирены, причем весьма сильные. — Вот и прекрасно. Лежи, набирайся сил, а мы с Блэйзом сходим в гости к его другу. Хорошо? — Конечно, дорогая, — повторил мужчина. — Тогда сладких снов тебе. Цетти, принеси хозяину молока с яблоневым медом и проследи, чтобы он отдыхал. — Будет исполнено, хозяйка, — поклонилась женщине и с хлопком исчезла домовиха. Розабелла ушла, чтобы припудрить носик. Лорд Нотт настойчиво предлагал нанести ему визит. Прекрасная возможность для Блэйза навестить своего друга, а для нее, Розабеллы, обзавестись хорошим собеседником на этот вечер. Или же спутником жизни на ближайшие несколько лет. Тут главное посмотреть, как карты лягут.***
Поместье Ноттов передавало своим видом ощущение защищенности, мощи, силы и величия. Темно-серый камень высоких стен и колонн отлично сочетался с угольной черепицей. — Рад, что вы решили ответить согласием на мое скромное приглашение, леди Забини, молодой наследник, — чинно протянул Натаниэль, встречая гостей. Теодор стоял рядом с отцом, ведя молчаливый разговор глазами с Блэйзом. Розабелла прикрывала губы веером, кокетливо стреляя темными глазами. — Не могла упустить такую возможность, лорд Нотт. Но позвольте заметить, что ваше приглашение было для меня очень неожиданным. — Пройдемте в гостиную, — сказал хозяин дома, подавая даме руку. Забини и Нотт младшие шли следом за родителями, скрытые от их зорких очей. «Привет, любимый», — беззвучно пропел Блэйз. Теодор стрельнул в него прищуренными глазами и так же беззвучно ответил: «Заткнись». Забини сделал лицо оскорбленной невинности и бодрым шагом пошел вслед за матерью, не обращая внимания на негодующего друга.***
В итоге компания разделилась: их чада ушли в другую комнату, чтобы не стеснять родителей своим присутствием. — Как делишки, Тео? — протянул Забини, развалившись на кресле. — Лучше, чем у тебя, — скупо ответил Нотт, подперев рукой щеку. — М-м, соглашусь, в этом ты скорее всего прав. Чем занимаешься целыми днями? — Чем нужно. — И чем же нужно? — Тем, что не нужно тебе. — Тео-о, не будь букой и не клади прибор на мои попытки завязать диалог, — надул щеки Блэйз. — Пытайся лучше. — Представить себе не можешь, сколько сил я сейчас прикладываю, чтоб разговорить тебя! — Зачем? — А ты предлагаешь более интересное занятие? Я слушаю, — Забини уставился на Нотта сверкающими глазами. — Мне показалось, или я слышу некий подвох в этом вопросе? — Теодор посмотрел в ответ на товарища, перестав изучать рисунок на потолке. Нечто хитрое промелькнуло на лице Блэйза, прежде чем он заговорил: — Какой подвох, о, мой тираничный супруг! — воскликнул он, всплеснув руками, и разулыбался. — Я, говоря от чистого сердца, неужели заслуживаю подозрений? Искренность — мое второе имя, любовь моя! Теодор, все это время ожидавший, когда же рванет эта часовая бомба под названием «Блэйз Забини», закатил глаза и встал. Бомба взорвалась. — Что ж, тогда я придумаю тебе дело. Диппи! — позвал мальчик, и перед ним появился домовой эльф. — Принеси мистеру Забини чай с печеньем и клубок пряжи со спицами. Когда все названное появилось перед хлопающим глазами Блэйзом, Тео ухмыльнулся и, указывая на принесенное добро рукой, пояснил: — Если Вы, моя леди, желаете от меня соответствующего поведения, то и сами проявите себя, как достойная женщина и примерная жена. Вот Вам рукоделие, проявите свою богатую фантазию, направьте в нужное русло и создайте изделие. Так же я не обделю вас легким перекусом, что не сильно повредит Вашей тонкой талии, мадам Нотт, — «мадам» Теодор произнес с французским проносом. — Что ж, Ваш муж откланяется в библиотеку. До скорых встреч. Нотт чинно отдал поклон и удалился, оставив Забини наедине с недоумением и клубком ниток.***
Пару минут поваляв клубок туда-сюда, Блэйз выпил чай и съел вкусное печенье. Улыбка померкла, блеск в глазах погас. С уходом Теодора пропало и игривое настроение. Наедине с собой мальчик вновь стал нелюдимым, мрачным сыном Черной вдовы, каким был с утра, отрывая голову от подушки. Натура Блэйза была неоднозначной. Он не мог, как Тео, быть одинаково безразличным ко всему независимо от того, в обществе он находится или в одиночестве. Он не мог быть как Драко, что способен заставить себя через «не хочу» найти интересное занятие и стараться не унывать. Сам Забини напоминал себе хамелеона, что становится такого же цвета, как и окружающее его пространство. Он был весел и игрив вместе с друзьями, саркастичен со знакомыми и совершенно апатичен ко всему наедине с самим собой. Кажется, та искра, способная дать возможность радоваться жизни давно потухла в нем самом и лишь рядом с кем-то она зажигалась вновь, заимствуя огонь для себя у других людей. Это его личный вид паразитизма. Блэйз давно понял, что выгорел изнутри. Слова о чувствах были для него пустым звуком. Он знал, что такое дружба — спасибо за это Драко, Панси, Грегу с Винсом, тому же Тео — всем тем, кто окружал его с раннего детства. Знал, что существуют симпатия и похоть. Но что-то иное, какие-то более высокие и сильные чувства, отношения — этого он не понимал. То есть, знал, что такое есть в природе — посмотреть на тех же Гарри с Драко, что при любой возможности начинают липнуть друг к другу, как попугаи-неразлучники, — но даже не догадывался, каково это, «любить» кого-то. Может, это вообще не всем дано? Вдруг, на это способны только какие-то избранные, в которых с рождения заложено тайное знание о любви? Забини порой размышлял об этом, но горевал от своей «неполноценности» не сильно, ибо обратной стороной его интереса была апатичность. Так что вскоре домыслы о неведомом возвышенном чувстве наскучивали и сходили на нет. И сменялись на изучение нового трактата по зельям. Блэйз часто думал, что было бы неплохо сохранить матушкину славу великой отравительницы и принести ее мнимым будущим поколениям. Забини встал с кресла и, прихватив с собой клубок и спицы, вышел из комнаты. Он был в этом поместье, наверное, второй раз в жизни. Первый раз состоялся более пяти лет назад, но мальчик мало чего запомнил. «Что ж, — все так же флегматично, как и утром, решил Блэйз, — поблуждаем по коридорам по чистому наитию». Переводя взгляд глаз дохлой рыбы с одной стены на другу, Забини поплелся вперед. Через пару минут лабиринт серых стен пропал, и его взору открылся сад. Выход в него находился тут же: в ограде, пролегающей меж колоннами, было пустое, более широкое место, от которого вдаль уходила выложенная камнем дорожка. Кругом пестрели разнообразные растения. Цветы самых разнообразных форм и размеров. «Как много ингредиентов для зелий, — мысленно протянул Блэйз. — О, а из этой красотки можно сделать недурной яд. Головные боли, мигрень, галлюцинации… хм, что там еще было? Ах, точно. Ломота в суставах и отечность... горла. Смерть наступает от удушения, но спецэффекты яркие. Сойдет для убийства, совершение которого убийца не желает скрыть». Да, рассуждать о способах убийства ядами было намного интригующе, чем о любви. О том, как сделать это красиво, эстетично или наиболее жестоко. Забини, не зная, что такое любовь, не знал и ненависти. Просто не видел смысла в ней самой и в надобности тратить силы на нее. Он мог злиться, агрессивно нападать, но никогда не испытывал жгучего желания раз и навсегда уничтожить человека, убрав из мира все ему дорогое. Это желание пустое и неразумное. Так что увлечение смертоносными ядами не было вызвано чем-то подобным. В этом он был очень похож на мать. Своими отравлениями она… развлекалась. Это был один из ее способов разнообразить жизнь. Конечно, кроме эмоциональной части, в ее действиях была и практичная — лишний достаток в семью. Хотя, богатства лишними не бывают. Мать и сама могла весьма недурно заработать — ее первоклассные составы стоили и продолжают стоить целое состояние. Однако кто будет против бесплатного сыра, когда мышеловка совершенно не опасна? У Розабеллы было много поводов вести подобный образ жизни, но Блэйз не вдавался в подробности. Он был бы не против заняться тем же. «Черный вдовец Блэйз Забини губит несчастных дочерей благородных магических семей», — подумал мальчик и фыркнул. Ему от этого не будет никакой выгоды, останутся только беснующиеся родители почивших жертв. Забини еще не решил, чему конкретно посвятит жизнь, но планировал разобраться с этим в ближайшие годы. За такими размышлениями он дошел по каменной дорожке до беседки. Удобно расположившись внутри, Блэйз смотрел на виды, открывающиеся ему из-за ограды строения. Кругом стояла тишина, нарушаемая звуком шуршащих от ветра листьев деревьев и мелодичным пересвистом птиц. Гармония. Он посмотрел на клубок, что сжимал в руке, и, взяв спицы, попробовал начать вязать. Мать как-то раз показывала ему, как это делается. Она занималась вязанием редко и чисто со скуки, по той же причине маленький Блэйз попросил ему показать, как из пряжи получается цельная материя. Он медленно перебирал спицами, аккуратно подцепляя нить, чтобы не допустить ошибки, лениво думая, что бы ему изготовить. Шарф? Очень длинный — долго. Шапочку — сложно и долго. Кольцо? Вязанное кольцо? Что? «Действительно, раз уж он мой муж, негоже ему ходить без своего обручального кольца. Радуйся, Тео, твоя примерная жена, мадам Нотт, заботится о твоей чести», — на миг коварно усмехнулся Забини. Нить была золотисто-желтого цвета. «Идеальное совпадение», — подумал Блэйз. Лицо его вновь приняло непроницаемое мрачное выражение, мутные глаза следили за петлями, а в ушах свистел пролетающий мимо ветерок. Мальчик и сам бы не ответил, когда это произошло, но в какой-то момент он начал мычать сквозь сомкнутые губы какой-то мелодичный мотив, который вскоре превратился в тихую печальную мелодию. Крови сирен в Блэйзе было намного меньше, чем в его матери, но прекрасный голос передался и ему. Очаровывающие свойства этого дара Забини ни на ком не проверял, но старался лишний раз не петь на публике. Вообще не петь. Во избежание. Вряд ли бы его голос нанес кому-нибудь вред, но мало ли что.***
Теодор нашел и прочел все, что ему было нужно и решил, что надо бы вернуться к Блэйзу, которого он оставил без малого на полтора часа. Идя по длинной террасе, с которой открывался вид на сад, Нотт замер и прислушался. Кто-то пел. И очень даже неплохо пел. Издали заглянув вглубь сада, он отыскал источник звука: в беседке сидел Забини, смотря себе на руки. Расстояние и ограда беседки не давали рассмотреть, что держал юноша. Теодор поразился: вечно саркастичный, игривый и надоедливый Блэйз сидел с совершенно опустошенным видом. Даже с такого расстояния были заметны поникшие плечи и осанка. Точнее, ее отсутствие. Забини поднял голову смотря куда-то перед собой, и Нотту показалось, что его лицо, освещенное лучом солнца, похоже на лик мертвеца — настолько безжизненным оно было. Теодор тихо отшел от края террасы и двинулся вперед за угол, чтобы Блэйз не заметил его присутствия. Вернувшись в комнату, где он оставлял друга — это была малая гостиная — Нотт вызвал домового эльфа и приказал принести обед, оповестить отца, что наследники будут принимать пищу отдельно, и позвать в комнату Забини. Через несколько минут Блэйз пришел в сопровождении домовика. — Муженек, ты закончил с делами и вернулся к своей преданной жене! — как обычно улыбаясь и сверкая темными глазами, проворковал юноша. — Я тоже не сидела сложа рученьки, дорогой! Твоя супруга старалась для своего любимого! Теодор почувствовал, что по спине пробежали холодные мурашки. Ему стало не по себе от подобной перемены. — Тогда показывай свое творчество и будем есть, — делано-спокойно протянул Нотт, указывая рукой на тарелки, стоящие на столе. — Конечно-конечно, — протараторил Блэйз, доставая из-за спины два маленьких желтых изделия. — Смотри, дорогой, я сделаю тебя честным мужем, а ты меня — честной женой. Обменяемся этими великолепными кольцами, состоящими из золотых нитей моего любящего сердца, — пафосно продекламировал Блэйз с искорками смеха в глазах. Теодор молча взял одно кольцо, надел мальчишке на палец, и протянул ему свою руку, не глядя Забини в лицо. Теодор просто не мог теперь смотреть на него так, как прежде. И просто смотреть — тоже не мог. Это заставляло сердце щемяще сжиматься, грудь будто сводило судорогой, а шею сжимал невидимый обруч, не дающий вздохнуть. Блэйз удивленно взглянул на друга, но надел ему на палец колечко и сел за стол. — Итак, чем сегодня угощаешь? — воодушевленно спросил он, заглядывая под серебряную крышку, которой было укрыто блюдо. — О, медальоны, это я люблю. Тео, чего не садишься? — Сажусь, — лаконично отозвался Нотт, присаживаясь напротив товарища. Подняв глаза, он увидел обращенное к нему лучащееся лицо Забини, и по сердцу снова будто бы резанули ножом. «Что с ним не так? Тц, больно», — встревоженно-озабоченно подумал Теодор, угрюмо смотря на свою руку, где красовалось вязанное кольцо.