***
Северус в очередной раз прошелся по аудитории, заглядывая в котлы студентов, и вернулся к своему столу, усаживаясь на стул. Он продолжил наблюдать за работой учащихся, выслеживая опасные для жизни и здоровья эксперименты невнимательных зельеваров. Аврора, занимая место рядом с братом, стала коситься на него, услышав краткое тихой шипение сквозь зубы. Орион нарезал коренья маргаритки и чуть морщился. — Что случилось? — шепотом спросила она. — Ничего такого, не обращай внимания, — мотнул он головой. Гарри, также видя его ужимки, не вытерпел и обратился к Блэку напрямую: — Ори, тебе не нужна помощь? Я могу нарезать тебе эти корни, — шепнул Поттер. — Не нужно, я справлюсь. Сам не отвлекайся, а то профессор баллы снимет, — тихо проворчал Орион, возвращаясь к своему занятию. Плечо саднило от того, что к ножу при резке нужно было прилагать силу. Северус, прекрасно видя и слыша перешептывания лжегриффиндорцев, решил сделать вид, что он этого не заметил. Все же, он прекрасно видел, насколько сильно потрясло Поттера вчерашнее происшествие. Да и Блэк старался не подавать вида, что у него что-то болит, чтобы не волновать друзей и сестру. Не стоило сейчас привлекать к этой ситуации внимание аудитории.***
— Оранжевое, Лонгботтом! — накинулся Снейп на Невилла. Ему всегда доставалось на Зельеварении. Гриффиндорец ненавидел этот предмет и очень боялся его преподавателя, от страха все путая. Северус зачерпнул немного зелья, высоко поднял черпак и опрокинул обратно в котел. Зелье, которому по рецепту полагалось быть ядовито-зеленым, у Невилла получилось… — Оранжевое! — повторил Северус, делая впечатление от замечания более внушительным. — У Вас в одно ухо влетает, в другое — вылетает! Я ведь яснее ясного сказал: одна крысиная селезенка! Две капли пиявочного сока! Когда Вы, наконец, станете слушать, что Вам говорят? Лонгботтом покраснел, задрожал от страха, казалось, вот-вот заплачет. — Сэр, — вмешалась Гермиона, сердце которой не выдержало плачевного вида однокурсника,— позвольте, я помогу Невиллу исправить зелье. — По-моему, я Вас не спрашивал, мисс Грэйнджер. Будьте добры вернуться к своему зелью и не совать нос в чужой котел, — строго посоветовал Снейп. — В конце занятия, Лонгботтом, мы дадим отведать это зелье Вашей жабе. Может, тогда вы поумнеете, — пригрозил Мастер Зелий и отправился дальше по рядам: — Мистер Забини, не летайте в облаках, Вам пора добавлять ингредиент. У Невилла тем временем от ужаса сперло дыхание, он обернулся к Гермионе и простонал: — Гермиона, помоги. Скрепя сердце, Грэйнджер кратко кивнула. Разрываясь перед выбором не вмешиваться или нарываться на гнев профессора, помогая несчастному Невиллу, она все же выбрала второе, уже заранее мысленно обзывая себя последними словами.***
Перед самым концом занятия Снейп подошел к Лонгботтому. Невилл все еще сидел на корточках у котла. Северус подозвал всех, объясняя, что правильно сваренное зелье превратит жабу в головастика, а испорченное — заставит ее сдохнуть. В развитии событий по последнему сценарию он, почему-то, не сомневался. Гриффиндорцы с опаской ждали, что будет. Слизеринцы ликовали. Снейп взял Трэвора, зачерпнул ложечкой каплю зелья — оно было теперь зеленое — и влил жабе в рот. Воцарилась мертвая тишина. Трэвор сглотнул и — хлоп! — превратился в мелкого головастика и завертелся у зельевара на ладони. Гриффиндорцы захлопали. Северус с кислой миной вытащил из кармана пузырек, капнул на Трэвора какой-то жидкостью, и головастик снова стал жабой. — Минус пять очков Гриффиндору, — объявил Снейп, и с лиц гриффиндорцев пропали улыбки. Мужчина с недовольством во взгляде посмотрел на Гермиону, отчего ее уши запылали стыдливой краской, а на лицо налезло покаянное выражение. — Мисс Грэйнджер, помнится мне, я запретил Вам помогать Лонгботтому исправить зелье. Занятие окончено.***
По пути на обед Орион поведал последние новости, узнанные им от родителя: — Все-таки расписание изменено. ЗОТИ будет вестись раздельно, так что у нас будет только Гриффиндор. Видимо, это сделано, чтобы все успели попрактиковаться? — предположил Блэк. — Или чтобы папе было легче следить за всеми студентами, чтобы они об себя не убились… — дополнила список версий его сестра. — Все же с каждым курсом заклинания все сложнее и, может, опаснее. — Мне порой до сих пор снится, как ты боролась с огнекрабом, Аври, — заметил Гарри, рассмеявшись над очумевшим от таких новостей лицом Авроры. — Это я к слову об опасности заклинаний и тому подобном, — повращал он запястьем, пытаясь выразить мысль о том, что в принципе опасность ЗОТИ в целом в их случае зависела от мастерства преподавателя. И с таким гением литературной, но далеко не боевой мысли как Локхарт они и на втором курсе, с его набором тем и заклинаний, могли не выжить. Рон вдруг воскликнул, прерывая их разговор: — А где Гермиона? — Что? — переспросил Поттер, идущий рядом с ним. Аврора и Орион закрутили головами, высматривая подругу среди толпы. — Странно, она же только что шла за нами! — пробормотал Блэк, не находя девушку взглядом. — О, я вижу ее! Смотрите! — окликнула друзей лжегриффиндорка, указывая рукой на нижнюю площадку сзади них. Гермиона, пыхтя, поднималась по лестнице, неся в одной руке набитый учебниками портфель, другой придерживая под мантией еще какую-то ношу. — Как ты это сумела? — удивился Уизли. — Что? — спросила Грэйнджер. — Только что ты была рядом, и вдруг опять внизу. Гермиона смутилась. — Я… м-м… забыла кое-что в аудитории. Ох! — девочка дернулась: ее портфель лопнул по шву, и все книги вывалились. Гарри подумалось, как бы этот портфель мог не порваться, будучи нагруженным столькими тяжеленными книгами. — Зачем ты все это таскаешь с собой? — поинтересовалась Аврора. — Для занятий, у меня их все же больше, чем у вас. — Но почему у тебя столько учебников? У нас ведь нет сегодня этих предметов, — хлопнул глазами Рон. — Только после обеда ЗОТИ. — Верно, — кратко бросила Гермиона, вновь набивая сумку учебниками. Закончив с этим, она как ни в чем не бывало добавила: — Интересно, что у нас на обед? Умираю от голода! — Вам не кажется, что она от нас что-то скрывает? — пробормотал Уизли, когда Грэйнджер пошла по направлению к Большому залу. — Нам не кажется, она точно что-то скрывает, — заметила Аврора, хмурясь вслед подруге. Она обязательно вытрясет из нее правду.***
Студенты вошли в аудиторию и расселись по местам, достав книги, перья и пергаменты в ожидании профессора. Все размышляли, чего стоит ожидать от нового преподавателя. С одной стороны, им уже дважды попадались какие-то чудики, которые очень быстро вылетали со своих профессорский кресел. С другой стороны, профессор Люпин преподавал в Хогвартсе Защиту уже второй год подряд, успев насобирать о себе массу положительных впечатлений и отзывов. Многие были просто в восторге от его занятий. Те, кто морщил нос, в основном обращали внимание на него видавшие виды одежды и уставшее лицо. Конечно же, Ремус не ходил в рванье, но его одежде, весьма скромной и опрятной на вид, шел далеко не первый год. — Добрый день, — поприветствовал студентов Люпин, наконец войдя в помещение. — Учебники можете убрать. Сегодня у нас практическое занятие, оставьте только волшебные палочки. С любопытством переглянувшись, ребята выполнили указания преподавателя. Практика, которая была у них до этого, оставляла желать лучшего. Одним из показательных примеров был тот самый случай с огнекрабом, что ранее припомнил Гарри. Тогда студенты, затаив дыхание, могли лишь наблюдать, как решительная Аврора расправляется с опасностью при бездействии безответственного профессора. — Ну что, готовы? — спросил Ремус. — Пойдемте за мной. Юные волшебники сгорали от любопытства. Они вышли за профессором из аудитории и пошли по коридору, после чего свернули за угол. У ближайшей двери висел в воздухе вниз головой Пивз, замазывая жвачкой замочную скважину. Заметив Люпина, полтергейст задергал ногами в воздухе и заорал: — Глупый Люпин, глупый Люпин, глупый Люпин… — И не надоело тебе голосить это второй год подряд, — вздохнул Люпин, улыбаясь. — Мне вот слушать — надоело. Придумал бы что-нибудь новенькое, а, Пивз? И, на твоем месте, я отлепил бы жвачку от замочной скважины. Мистер Филч весьма огорчится, ведь там его щетки, — приветливо сказал профессор. Пивз пропустил его слова мимо ушей, продолжая свое черное дело. Ремус вздохнул еще раз и вынул палочку. — На этот случай есть одно полезное заклинание, — сказал он студентам через плечо. — Смотрите внимательно. Он быстро вытянул руку на уровне плеч, навел палочку на Пивза и произнес: — Ваддивази! Жвачка пулей выскочила из замочной скважины и отправилась прямиком Пивзу в левую ноздрю. Полтергейст перекувырнулся и, бранясь на все лады, умчался прочь. — Здорово, сэр! — в восторге воскликнул Дин Томас. — Спасибо, Дин, — Люпин спрятал волшебную палочку. — Ну что, идем дальше? Люпин сразу вырос в глазах третьекурсников, и они с уважением поглядывали на него весь дальнейший путь. Все-таки все хвалебные отзывы старших ребят сейчас получали в их глазах весомые подтверждения. Аврора и Орион не справлялись с гордыми улыбками, налезающими на их лица. Они явно были довольны тем, что однокурсники увидели и признали, какой крутой у них папа. Ремус остановился перед учительской и открыл дверь, велев всем заходить. В отделанной деревянными панелями просторной учительской стояло много старых разномастных кресел. В одном из них у камина сидел Снейп. Он обернулся на шум и криво улыбнулся, блеснув глазами. Пускай сидел он здесь, преследуя более мирные цели, но все же зельевар не мог отказать себе в удовольствии в очередной раз язвительно проехаться по умственным способностям студентов, зашедших сейчас в помещение. Такое времяпрепровождение можно было смело считать его маленьким хобби, помогающим выпускать пар. Люпин зашел в учительскую последним и хотел было закрыть дверь за собой, но Северус остановил его. — Постойте, Люпин, я, пожалуй, пойду. Зрелище предстоит не из приятных, — Снейп поднялся и широким шагом прошествовал мимо студентов к дверям. Его черная мантия развевалась, словно черный парус на ветру. Во время этого краткого шествия он незаметно окинул взглядом Поттера и Блэка, оценивая их состояние по внешнему виду. Вроде бы выглядели они неплохо, даже лучше, чем на его собственном предмете. Достигнув цели, Северус резко развернулся и с усмешкой сказал: — Хочу Вас предупредить, Люпин, в этой группе учится Невилл Лонгботтом. Так вот, советую ничего ответственного ему не поручать, он не справится, если только мисс Грэйнджер не нашепчет ему на ухо, что и как делать. Невилл покраснел. Гарри глянул на Северуса, явно не одобряя такого его поведения, несмотря на их более, чем хорошие отношения. С другой стороны, Поттер понимал, что насмешки Снейпа в сторону Лонгботтома нельзя назвать необоснованными. Все же именно успехи Невилла на поприще зельеварения вызывали у профессора такую реакцию. Люпин удивленно поднял брови: — А я надеялся, что именно Невилл мне сегодня поможет. Уверен, он превосходно справится с заданием. Невилл побурел, как свекла. Северус ехидно скривился, намекая на тщетность надежд коллеги. — Кстати, профессор Снейп, не могли бы Вы, пожалуйста, еще раз почтить нас вниманием? У меня есть к Вам очень важная просьба. Снейп вопросительно поднял бровь, взглядом выражая смесь из недовольства, недоумения и раздраженности. — По пути нам встретился Пивз, и у меня совсем вылетело из головы одно дело. Я хотел принести сюда ширму, она находится… — Я видел, где она находится, — прервал его Северус. — Люпин, Вы желаете поручить мне принести сюда эту ширму? — Да, будьте так любезны, коллега, — улыбнулся Ремус. Эти словесные баталии сейчас так напоминали ему псевдо-препирательства Мародеров со Снейпом, что было даже чуточку смешно. Они сохраняли для посторонних видимость своих не совсем дружественных отношений даже сейчас, чтобы не вызывать подозрений у остального педагогического состава их внезапной чуть ли не братской любовью, воспылавшей на пепелище холодной войны. — Так уж и быть, Люпин. В этот раз я любезно помогу Вам прикрыть Вашу несостоятельность как педагога, — криво ухмыльнулся зельевар, выходя из учительской. — Итак, пока к нам не вернулся профессор Снейп, расскажу о том, что нам предстоит делать, а также мы проведем показательную практику. Невилл, поможешь мне в этом? — Я… я… — замялся красный Невилл. — Хочу предупредить, что тут нужна недюжинная смелость, — серьезно предупредил Люпин, заставляя Лонгботтома еще больше напрячься. — Сейчас я вам все поясню. Поглядите на гардероб, — сказал профессор, указывая жестом на дальний конец комнаты, где стоял старый гардероб для мантий. Ремус подошел к гардеробу, внутри что-то завозилось, и гардероб покачнулся, ручка двери задергалась. Студенты в первом ряду отшатнулись. — Там всего-навсего обычный боггарт, — успокоил их преподаватель. — Так что бояться нечего. Большинство все же предполагало, что боггарта стоит бояться. Невилл с ужасом глядел на профессора Люпина, понимая, что тот ему предлагает. Симус не сводил опасливого взгляда с дверцы: только бы не открылась. Аврора словно застыла каменной глыбой, неверяще глядя на этот старый шкаф. — Боггарты любят темноту, — рассказывал Ремус. — И чаще всего прячутся в гардеробе, в ящике под умывальником, одного я нашел в футляре напольных часов. Этот появился здесь только вчера. Я попросил директора оставить его для нашего сегодняшнего занятия. Кто ответит, что такое боггарт? Гермиона подняла руку. — Боггарт — это привидение, которое меняет свой вид. Он превращается в то, чего человек боится больше всего. — Замечательно, даже я не ответил бы точнее, — похвалил вмиг зардевшуюся девочку Люпин. — Так вот, боггарт в гардеробе еще ни на что не похож. Он не знает, кого и чем станет пугать. Как он выглядит, неизвестно, но стоит его выпустить, он тут же станет тем, чего мы боимся больше всего на свете. Невилл дико вытаращил глаза и что-то забормотал. — А это значит, что у нас перед боггартом есть огромное преимущество, — продолжал профессор, не обращая на бедного парня внимания. — Можешь сказать, Гарри, какое? Гермиона вновь вскинула руку. Гарри, помявшись, все же решил ответить. — Ну, нас… здесь много? Девушка огорченно опустила руку. — Правильно. Поэтому с боггартом лучше сражать вдвоем, втроем, вообще, чем вас больше, тем лучше. Он сразу теряется, не может выбрать, в кого ему превратиться. В безголового мертвеца или в огромного плотоядного слизняка? Однажды боггарт на моих глазах хотел напугать сразу двоих и превратился в половинку слизняка. Вот смеху-то было! Заклинание против боггарта простое, нужно лишь одно: хорошенько сосредоточиться. Лучшее оружие против него — это смех. Превратите его во что-нибудь смешное и рассмейтесь, он тут же исчезнет. Сперва поучим заклинание без волшебных палочек. Повторяйте за мной: Ридикулус! — Ридикулус! — хором воскликнули ребята. — Замечательно! Но это самая легкая часть. Волшебное слово само по себе не поможет вам. Тут-то мне и понадобится твоя помощь, Невилл. Подойди сюда. Гардероб снова задрожал, Невилла затрясло от ужаса. К гардеробу он шел, как на эшафот. — Встать вот здесь. Сейчас я предупрежу о том, о чем говорил ранее. Я не просто так попросил профессора Снейпа принести ширму. Мы отрабатываем заклинание, поэтому вам не обязательно использовать преимущество перед боггартом — ваше количество. Если что, мы с профессором Снейпом подстрахуем вас. Ширма нужна для конфиденциальности информации о ваших страхах. Все же не всем хотелось бы поведать всей группе о своих потаенных страхах. И именно поэтому для того, кто встанет перед боггартом первым, это будет задачей, требующей мужества. Нам нужен студент, который на своем примере покажет остальным ребятам, как нужно бороться с боггартом, на практике. Поможешь нам, Невилл? — Я… я… — большими глазами посмотрев на Люпина и оглянувшись на однокурсников, глядящих на него с надеждой и поддержкой, он сдался, обреченно вздохнул и ответил: — Д-да, сэр. — Отлично, Невилл. Ты уже молодец. Итак, скажи, чего ты боишься? Невилл еще раз обернулся в сторону товарищей, заодно посматривая, не вернулся ли зельевар, и ответил, невнятно пробормотав. — Что ты сказал, Невилл? Я не расслышал. — Профессора Снейпа, — повторил Лонгботтом шепотом. Хоть он и видел мельком более мягкую сторону мрачного зельевара, когда тот приходил к ним в общежитие, страх перед этим ужасным человеком никуда исчезать не спешил, подкрепляемый язвительными замечаниями на каждом занятии по Зельеварению. Все дружно засмеялись. Невилл виновато улыбнулся. Ремус задумался. — Так-так… профессора Снейпа… ты ведь, Невилл, кажется, живешь с бабушкой? — Д-да. Только я не хочу, чтобы боггарт обернулся моей бабушкой. — Нет-нет, я тоже этого не хочу, — улыбнулся профессор. — Скажи, во что обычно одевается твоя бабушка? Лонгботтом удивился но ответил: — Ну… всегда одна и та же высокая шляпа, на ней чучело грифа. Длинное платье, зеленое… иногда лисий палантин. — И, конечно, сумочка, — подсказал профессор. — Да, большая красная. — А теперь постарайся как можно ярче вообразить себе все, что носит бабушка. Вообразил? — давал наставления Ремус, прикидывая, сколько у них еще времени до возвращения Северуса, отправившегося на другой этаж. — Д-да, — неуверенно ответил Невилл. — Что теперь будет дальше?.. — Боггарт выскочит из гардероба, увидит тебя и превратится в профессора Снейпа. Ты нацелишь на него волшебную палочку, представишь себе бабушкину одежду и громко скажешь: «Ридикулус!» Страшный профессор вырядится в шляпу с чучелом грифа, зеленое платье и в руке у него будет красная дамская сумочка. Гриффиндорцы дружно захохотали, хотя Гермиона возмущенно надулась, пытаясь сдержать собственные смешки. Она и Аврора восхищались профессором зельеварения чуть ли не как собственным кумиром, однако зрелище, которое описывал Люпин, и правда было весьма уморительным. — Если у Невилла получится, боггарт станет пугать всех по очереди, — сказал Ремус. — Вспомните теперь, чего вы больше всего боитесь, и придумайте, как страшилище превратить в посмешище. Все притихли. «Чего больше всего на свете я боюсь? — задумался Гарри, тут же теряясь под ворохом собственных предположений. — Я ведь не бесстрашный и есть много вещей, которые я… — Поттер сглотнул, перебирая в голове свои страхи, — но какая из них самая страшная? Чего я боюсь больше всего остального? Дамблдора? Нет, я скорее опасаюсь его, напрягаюсь в его присутствии и… хочу узнать ближе? Хочу понять его. Я действительно не боюсь его в той степени, чтобы звать своим главным кошмаром. Я его не понимаю, вот что в основном вызывает мои опасения. Не понимаю его и свои чувства при виде него: то он кажется вполне безобидным и мирным, то чудится опасным выжидающим зверем. Да и власть, которой он обладает, тоже не может не устрашать. Но сейчас это не главное. Чего еще я боюсь? — в мысли невольно влез пронзительный взгляд холодных фиолетовых глаз. — Я боюсь Дьюэйна Хартмена. Он заставляет меня обливаться холодным потом своим взглядом и голосом. Он странный, он что-то замышляет, он что-то знает про меня, я уверен. Что же еще? Я боюсь, что отец исчезнет, и я снова потеряю его. Боюсь, что… останусь без Северуса Снейпа, Сириуса... моих друзей и их семей, — внезапно его обсуждения прервались мрачным холодным образом. Рука, тянущаяся из-под черного плаща, хриплое протяжное дыхание, мороз, леденящим чувством отзывающийся в сердце, потусторонний голос в голове. — Дементор! Его присутствие...» Гарри глубоко ушел в себя и вынырнул из своих мыслей лишь тогда, когда со стуком распахнулась дверца гардероба: Люпин открыл ее заклинанием. Гардероб распахнулся, из него прямо на Невилла, сверкая глазами, шагнул как живой профессор Снейп. Лонгботтом отшатнулся, но волшебной палочки не опустил, шепча заклинание одними губами. А Снейп все надвигался, тянул к Невиллу руки, вот-вот схватит. — Ри-ри-ридикулус! — взвизгнул юноша. Раздался щелчок, и зельевар покачнулся. На нем красовалось длинное, отделанное кружевами платье, на голове огромная шляпа, увенчанная грифом, основательно побитым молью, на руке вместительная дамская сумка. Все так и покатились со смеху. Боггарт растерялся и замер как вкопанный. Именно этот момент выбрал настоящий Снейп, чтобы показаться в дверях учительской, левитируя перед собой ширму. Увидев это гений Лонгботтомовской мысли, чуть не теряющий сознание — если боггарт в принципе это умел — от покатившихся со смеху гриффиндорцев, Северус застыл. Он за миг просверлил в Люпине взглядом дыру — может быть и не буквально, но оборотень почувствовал, как собственная кожа начала невыносимо гореть от чужого взгляда. «Упс, — подумалось Ремусу. — Мы не успели до его прихода, какая жалость». Снейп шлепнул ширму о пол между Невиллом и боггартом и рявкнул: — Следующий! Смешки тут же утихли, стоило третьекурсникам понять, что вместо боггарта на них смотрит вполне реальный Снейп в своей привычной черной мантии. — Верно, Парвати, теперь Вы! Бегите за ширму, боггарт ждет! Пока девчушка выполняла задание преподавателя, который в полглаза следил за этим, Снейп окинул яростным взглядом Невилла. Парень от этого подпрыгнул, дрожа, и спал с лица. — Я польщен, мистер Лонгботтом, что смог заслужить в Вашем несомненно большом сердце столь значимое место как Ваш самый главный ужас, — припечатал Северус с кривой усмешкой, наблюдая, как его студент бледнеет еще сильнее. — А решение проблемы с устрашением, я полагаю, предложили Вы, Люпин, — с оскалом повернулся к коллеге Снейп, встречаясь с блаженной улыбкой на лице оборотня. — Как Вы проницательны, профессор Снейп, я в полном восторге! — невинно ответил товарищу Ремус. — Молодец, Парвати! Симус! Давайте решим, вы выходите к боггарту справа от ширмы, а уходите — с другой стороны, чтобы не создавать толкучку! После знака профессора, Финниган выскочил к боггарту, в момент обернувшемуся банши. — Мы еще поговорим об этом, Люпин, — прошипел Северус. — Конечно-конечно, профессор, — расслабленно кивнул Люпин. Следующей в очереди была Аврора. Она встала перед боггартом, в отчаянной решимости сжимая палочку и украдкой поглядывая на отца со Снейпом. Сейчас эти двое увидят ее главный страх. Это давило на девушку в той же степени, как и осознание, кем через считанные секунды обернется эта нечисть: ее кошмаром. Боггарт не подвел ее: через миг она смотрела в зубы огромного черного пса с алыми глазами, испускающего черные клубы дыма из пасти. Нет, это был не дым, поняла она, это тьма. Тьма этого создания, что мучило ее в кошмарах. Ремус застыл, смотря на чудовище, нависающее над его дочерью. Северус тоже мало чем отличался от него по реакции, в шоке пытаясь понять, где девушка встречала это создание или чем оно успело ей навредить, став главным страхом. Рвано вздохнув, Аврора подняла палочку, и вскрикнула: — Ридикулус! Монстр стал уменьшаться в размерах, пока не превратился в маленького черного щенка, путающегося в собственных коротких лапках. — С-следующий! — позвал Люпин, замаскировав осечку под кашель. Ремус осознал, что рано расслабился, когда увидел Ориона, выходящего на место сестры. Он с плохим предчувствием ожидал, чем станет боггарт. Северус, находящийся здесь в основном чтобы узнать, чем обернется боггарт у Поттера и Блэка, приготовился увидеть худшее. В следующее мгновение тварь, присмотревшись к Ориону, превратилась из щенка в то, что заставило Блэка невольно отшатнуться на шаг назад. В его сторону тянулась рука. Не просто рука, а почти что лапа, снабженная острыми длинными когтями. За рукой просматривался Гарри — нет, поправил себя мысленно Блэк, дракон — сверкающий горящими изумрудными глазами, кожа которого была усеяна редкими, но темными чешуйками. «В этот раз я успею!» — стремительно пролетела мысль в голове Ориона, прежде чем он обрушился на агрессора с палочкой: — Ридикулус! — крикнул юноша. Конечно же, он имел в виду, что сегодня, в отличие от вчерашнего вечера, сможет увернуться от удара этих когтей, успеет остановить этого дикого дракона. Руки дракона-Гарри стали уменьшаться, пока не стали тоненькими отросточками где-то у плеч. Лишь ладони с острыми когтями остались прежними, теперь забавно шевелясь около лица недоумевающего Поттера. Орион сам громко захохотал над своим творением и поспешил убежать прочь, освобождая место следующему. — Рон! — не забыл позвать студента Люпин. Он гордился сыном. Орион смог рассмеяться в лицо своему страху. Конечно же, дочерью он гордился не меньше: она тоже смогла обуздать свой кошмар, пускай и было заметно, что далось ей это тяжелее, чем брату. Перед Роном вырос громадный косматый паук выше взрослого человека. Он угрожающе клацал жвалами, идя прямиком на рыжика. Рон на мгновение оцепенел и вдруг взревел: — Ридикулус! И ног у паука как не бывало, он покатился к преподавателям, где Снейп его немедленно прицельно пнул обратно. — Следующий! Гарри! Поттер выскочил из-за ширмы, двигаясь, наверное, на сконцентрированной решимости сделать это здесь и сейчас. Видимо, он очень боялся передумать. Гарри так и не понял, что страшило его сильнее всего остального, и теперь ему неотвратимо предстояло узнать это. Боггарт задумчиво покатался безногой тушкой по кругу и вдруг начал меняться: появился черный балахон и завывания, холодящие душу. «Это все же дементор», — не то с удивлением, не то с чем-то еще в мысленном голосе заключил Поттер, но тут же насторожился: боггарт передумал. Он стремительно прокрутился, сменяя свой облик. Перед Гарри стоял… он сам. Он сам, прожигая оппонента взглядом глаз с вертикальным зрачками, показывал Поттеру, как с острых когтей капает кровь. А вокруг… на полу… лежали тела. Некоторые из них возвышались горой за спиной Поттера-боггарта, а некоторые — валялись рядом с его ногами. Орион, Аврора, Гермиона, Рон, Блэйз, Теодор… Драко, Северус, Ремус, Сириус, большой Ди с тетей Петунией, старшие Малфои, Уизли... Они все были в крови, они были растерзаны. Растерзаны им же самим. Дракон сделал шаг вперед, ликуя от вида побелевшего Гарри. Юноша все понял. В этот момент он осознал все. Он не ненавидел себя за то, что сделал вчера с Орионом. Нет, не так. Он не только ненавидел себя, но и бешено боялся себя же. Он страшился самого себя, ведь не знал, на что еще он будет способен в будущем. Кто пострадает от его когтей? Кто пострадает от него? Кого он попытается убить в следующий раз? Кого он убьет? Чья смерть будет камнем вины висеть на нем до конца его дней? Он уже прокручивал мысль, что больше всего, вероятно, боится потерять всех своих близких. Но реальность оказалось суровей: он боялся уничтожить всех своих близких собственноручно. Лишиться их по собственной вине, поддавшись чему-то дремлющему внутри него. Гарри рассеянно оглянулся на профессоров, нервно разлепил вмиг пересохшие губы и резко мотнул головой обратно. Ремус, увидев кричащее отчаяние на лице мальчишки, хотел уже вмешаться, но был остановлен Северусом. Тот резким движением указал на то, что Гарри поднял палочку, готовясь произнести заклинание. — Ри… Ридикулус! — вытолкнул из себя Поттер. Кровь обратилась малиновым вареньем, а тела на полу задышали. Многообраз боггарта завис. Гарри-дракон в замешательстве оглядывал свои подслащенные когти. Тела с пола стали пытаться встать, неизбежно поскальзываясь в лужах варенья, плюхая обратно и измазываясь сильнее. Ненастоящая Гермиона потянула Поттера-дракона за полу мантии, отчего и тот упал в варенье. Из груди настоящего Гарри вырвался смешок, и он, еще раз посмотрев на профессоров ошалевшими глазами, на негнущихся ногах пошел за ширму к остальным. Ремус и Северус, как бы ни хотели они того не признавать, покрылись мурашками от того, насколько безжизненным, потерянно-диким был этот взгляд на фоне бледного лица. — Нужно скрыть это от остальных студентов, — шепнул Северус, слегка мотая подбородком на последствия Ридикулуса Гарри. Люпин согласно кивнул и указал в толпу на Гермиону, что шла следующей после Поттера. — Проще ему потом объясниться с Гермионой, чем с кем-нибудь другим с его факультета, — пояснил намерение все же вызвать девушку следующей, ничего не меняя в нынешнем состоянии боггарта. Снейп таки согласился с его доводом. — Гермиона, давай, его осталось добить! Гермиона вышла, изо всех сил стараясь держать лицо и не показывать страха. Тень растерянности мелькнула на ее лице, когда она увидела боггарта, одна часть которого была ей самой, по уши измазанной в варенье. Через несколько секунд повеяло шуршащей сухими листьями осени тоской. Перед Гермионой стояла сгорбленная старуха. Она была одета в рванье, ее волосы, седые и сваленные, давно не знали мытья. На груди висела табличка с надписью: «Нищая безработная, помогите, кто чем сможет». Лицо старухи было не очень четким, но в нем проглядывалось что-то знакомое для девочки. Она вздрогнула, мгновенно понимая, кто стоит перед ней. С этого старого дряхлого исхудавшего лица на нее смотрели ее собственные глаза. Эта старуха — она сама. Грэйнджер покрылась мурашками, сильно вдохнула воздух через нос и, выдохнув, поставленным четким голосом проговорила: — Ридикулус! Старуха согнулась еще сильнее, ее голова скрылась под слоями рваных тряпок, что служили ей одеждой. Тряпки скрепились меж собой и стали надуваться, пока не превратились в большой шатающийся тканевый гриб в заплатках. Среди тряпок оказалась брешь, через которую медленно стал выходить воздух, от чего гриб стал сдуваться, накреняясь своей тряпичной шапкой на бок. Гермиона засмеялась, и боггарт лопнул, и с минуту в воздухе висели только крошечные клочки дыма. Приведение исчезло. Люпин отодвинул ширму, давая студентам увидеть, чем стал боггарт. — Браво, Гермиона! Все справились превосходно! — похвалил ребят Ремус. Все загалдели. Вот это да! Вот это занятие! Вот это профессор! Все спрашивали про чужих боггартов и во что их превратили. Рон хохотал чуть ли не на ухо Дину, рассказывая про безногого паучару — видимо, таким образом его организм сбрасывал нервное напряжение. Орион был окружен Парвати и Лавандой, что наперебой щебетали ему что-то. Гермиона с видом непрошибаемой железной леди выпрямила спину до того, что ее можно было бы спутать с палкой, и лекционным тоном что-то втирала трясущемуся Невиллу. И все же по ее мелко подрагивающим рукам и немного стеклянному взгляду было видно, что встреча с боггартом не прошла для нее бесследно. И лишь немного бледные Гарри и Аврора до сих пор не могли в достаточной мере прийти в себя, чтобы взаимодействовать с окружающими. Они замкнуто стояли, застыв на местах, куда встали после своей очереди, и с растерянностью наблюдали за суматохой вокруг. Поттер чуть отмер, оглянулся более осознанным взглядом и наткнулся им на подругу, выделяющуюся на общем фоне. Он подошел к ней ближе. — Аври, как… как тебе ЗОТИ в этом году? — расплывчато спросил Поттер, соблюдая между ним и девушкой некоторую дистанцию. «Расстояние, на котором я не наврежу», — предательски всплыло из подсознания. — А? Гарри? Прости, я не слышала тебя, — откликнулась Блэк и шагнула ближе к другу, замечая, как тот отодвигается назад. — Как тебе ЗОТИ в этом году? — повторил он. — Вполне ничего, — хохотнула она. — Вижу, преподаватель хороший, пускай и беспощадный. Впрочем, а кто бы сомневался, — с нервными смешками продолжила она, давая оценку родителю. — Что с тобой? Почему ты отходишь от меня, Гарри? Ты все еще… его… боишься? — спросила Аврора, мотая головой в сторону гардероба, где ранее ютился боггарт. — Я, — пикнул Поттер, не зная, как продолжить. С одной стороны, он хотел говорить друзьям правду, с другой стороны, признаться в своем страхе перед кем-то из них, перед Авророй, перед девушкой… Гарри не знал, от чего ему станет хуже: от сжирающей его ненависти и ужаса к себе или от стыда и удара по растущей где-то в душе гордости из-за чистосердечного признания в страхе, что до сих пор держится и не отпускает его. — Д-да, мне… нелегко далось... его осознать, — все же выбрав честность ответил он. И, к своему удивлению, не почувствовал себя уязвленным, когда Аврора ответила ему: — Я тоже. Я, правда, знала, чем станет мой боггарт. Но все равно не была готова столкнуться с ним нос к носу, — Блэк снова нервно хихикнула, отчего ее голос в какой-то миг сорвался на писк. — Я и правда с ним сейчас нос к носу… ахах… он дышал мне в лицо своей мордой, — Аврора посмотрела на Гарри странно блестящими глазами и провела по ним рукой, почувствовав, как зазудела щека, словно кто-то провел по нему птичьим перышком. — Ой, что..? Ах, Гарри, посмотри… Это слезы, что ли? Я права? Ахах, щекотно щеке стало, но не думала, что это… вот это. Почему они катятся? Гарри изумленно смотрел на подругу, не зная что ему делать. Краем глаза он увидел, как несколько их однокурсников покосились на Аврору, и пересилив внутреннее нежелание приближаться к своим близким ради их же — даже если и мнимой — безопасности, подошел к девочке. Он взял ее за запястье и увел в угол учительской, на который меньше всего обращали внимания. Все же бравые гриффиндорцы не приветствовали такое «выражение слабости» как слезы (что совершенно не значит, что сами они никогда не плакали). Гарри не хотел, чтобы его подругу высмеяли эти люди. — Ох, Гарри, прости, что я… Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотела плакать, слезы, они сами… Я не могу их остановить, что же делать? — растерянно пробормотала Блэк, пытаясь утереть уже насквозь мокрыми от ее слез ладонями лицо. Гарри достал из кармана штанов кусок чистого пергамента — он давно лежал там. Поттер уже и не помнил, зачем и почему. Вероятно, положил, собирая чемодан в Хогвартс, найдя кусочек на дне своего багажа. Взяв в руки волшебную палочку, он проговорил заклинание, сделал несколько пассов и трансфигурировал пергамент в белый носовой платок. — Возьми, — протянул он вещицу девушке. Та с благодарностью взяла платок и с новыми силами стала пытаться утереть глаза. Студенты повалили вон из учительской, весело галдя и боязливым шепотом обсуждая шляпу на боггарте-Снейпе, ведь оригинал бдел за ними из другого конца помещения. — Мистер Поттер, мисс Блэк, вас запереть здесь? — поинтересовался Северус, когда последний гриффиндорец, за исключением этих двоих в углу, выскользнул за дверь. — Что у вас там случилось? Назначаете встречу для послеотбойного времени? — Северус, перестань, — мягко попросил Люпин. — Не язви, они же не делают ничего плохого. — Я бы попросил, Ремус, говоря о делании чего-либо плохого, не делать такое невинное лицо. Я еще спрошу с тебя за тот маскарад в Лонгботтомовском исполнении, что мне довелось увидеть по возвращении. Пока Люпин и Снейп были затянуты в перебранку, Аврора, наконец, стерла с лица слезы и улыбнулась Гарри. — Спасибо, что всегда поддерживаешь меня, Гарри, — сказала она. — Ты отличный друг. Пойдем? Давай вместе сегодня сходим в библиотеку, найдем информацию для эссе по Зельеварению? — предложила она, выходя из своеобразного убежища к центру учительской. Поттера тем временем укололо иглой вины: сказала бы Аврора, что он отличный друг, если бы знала, что он сотворил с ее братом вчерашним вечером? И все же, ему стало немножко легче: своими словами, которым Гарри очень захотел поверить, она смогла сделать его чуточку лучше в собственных глазах, где он вчера опустился до дна. — Мы уходим,— заметила девушка для родителя и зельевара. Те кратко кивнули на ее слова и продолжили переругиваться. — Знаешь, Гарри, Герми сейчас так занята, что я вообще не могу проводить с ней время, если мы не сидим в Большом зале. Это так печалит меня...***
Блэйз был недоволен сложившейся ситуацией. Друзья регулярно кидали на него или Теодора выжидающие взгляды, Драко намекающе бросал фразочки о нетерпении даже липовых гриффиндорцев, что скоро придут по их с Ноттом души за ответами. Забини цокал и не хотел поднимать эту тему. Он до сих пор не мог понять, что пробудило в спокойном, как вековой камень, Теодоре, тягу ко всякой дури, более привычной для его, Блэйза, образа. Пару лет назад, посещая с матерью основной дом семьи Борджиа в Италии, юный Забини не столько был занят более близким знакомством со своим дедом, бабкой или иными немногочисленными именитыми родственниками, сколько просиживанием всех интересных частей тела в библиотеке столь искусного в зельедельческой науке семейства. Стольких трудов предков Борджиа и связанных с ними через браки семей не могла собрать в себе ни одна другая библиотека. Исследования, описание экспериментов, таблицы и схемы, касающиеся сбора и хранения ингредиентов, примечания об улучшении известных рецептов… Бесценные знания, собираемые в одну библиотеку веками. Да, это было намного более интересно Блэйзу, чем расшаркивания с важными дядями, тетями и стариками, что обязательно бы стали лезть к нему с разными намерениями. Забини не дал бы себе характеристику любителя библиотечной пыли, что готов днями напролет быть запертым среди древних фолиантов. Однако, все это — дело практики и личного интереса. Яды и разработки в зельях — это не какая-нибудь Трансфигурация, для эссе по которой нужно искать информацию, чтобы не получить неудовлетворительную оценку и потерю баллов с факультета. Это — та тема, в которую Блэйз всегда мог погрузиться с головой и плыть в ней настолько глубоко к истокам, насколько может ему позволить количество кислорода в легких — насколько он может освоить тему со своими познаниями в ней. Глубокий интерес рождает желание узнать, то есть сесть за книги. Чтение книг, объемных и не то, чтобы простых, помогает привыкнуть к самому этому процессу. Навык чтения длинных содержательных текстов, воспитанный на интересующих книгах, позже перерастает в умение читать абсолютно любую литературу вне зависимости от ее содержания. Так и Блэйз, не будучи любителем подобного времяпрепровождения, как-то раз попробовал и смог приноровиться к нему. Потому прятки от родни среди стеллажей не были ему в тягость. Как-то раз, в один из дней, он забрел в стеллажи, отведенные для семейных хроник — или чего-то подобного — он уже и не помнил, как точно назывался тот раздел. Среди нескольких свитков и фолиантов, описывающих историю основания семьи и родословную, прописанную вплоть до прадеда самого Блэйза (продолжение этого генеалогического древа юноша отыскал на соседней полке), была припрятана неопрятного вида книжица. Видимо, от старости и чего-то еще, не свойственного фамильным защищенным библиотекам, она выглядела сильно потрепанной. Внутри Блэйз нашел удивительное. У него создалось впечатление, что, ступая среди умных трактатов о науке, он набрел на сказку-приключенческий роман. Книга описывала деятельность одного из членов семьи Борджиа, жившего во времена, когда магглы построили островной город Венецию, а маги создали там волшебные улочки, упрятанные в межпространственные складки. Эти складки были так хитро связаны между собой, что не образовывали единое пространство, однако, если постараться, можно было бы провалиться из одной в другую — знай только место, где это можно провернуть. Предок Борджиа, глава тогдашнего семейства, устроил в одной из этих складок Хранилище. Под чарами стазиса в нем стали хранить чудесные ингредиенты для зелий и некоторые сокровища семьи, включающие в себя даже редкие артефакты. Один из них, описанный в книге с особым трепетом, не смог не притянуть к себе внимание юного Забини. Артефакт, помогающий в зельеварении: улучшает нюх, зельеварческую интуицию на используемые материалы, качество производимых зелий. Это чудо было представлено в книжке как главное сокровище семьи Борджиа, подаренное ей с благословения Магии. Последняя страница книжки, исписанная чьим-то другим мелким почерком, давала понять, что вход в Хранилище был утерян несколько веков назад. Это помещение было утеряно для рода Борджиа, так как один из глав семьи умер раньше, чем успел передать неписанные сведения о входе своему преемнику. Отныне потомкам стало известно то, что для входа нужен фамильный герб Борджиа — зачарованный рисунок-нашивка размером со среднюю ладонь, который получает каждый член рода после рождения. Его нельзя подделать, он заклинается кровной магией, привязываясь к определенному человеку. Зачарование будет успешным только в том случае, если волшебник признан по крови и магии Борджиа. Такой герб был и у Блэйза. Нашивка с ним обычно вышивалась внутри продолговатой обложки, открывающейся на манер книги. Забини никогда особо не интересовался из чего она сделана, потому не ответил бы даже самому себе на этот вопрос. У обладания такой нашивкой было множество плюсов. В определенных кругах маги знали ей цену, а также помнили заслуги рода в изготовлении зелий. Да и в нынешние времена представители этой фамилии занимали не последние места в магическом мире. Потому, предоставив, например, держателю травяной лавки свой герб, можно без проблем купить определенные ингредиенты, зачастую недоступные обычным волшебникам. Забини с разочарованием окинул взглядом последнюю страницу книжицы, понимая, что больше не вытрясет из нее и грана информации. Через какое-то время юноша отыскал дневник одного из предков. Стоило его открыть, как на пол выпала лежавшая меж страниц карта, согнутая в несколько раз. Взяв обе части своей находки, Блэйз пошел к столу, где развернул карту и рядом положил дневник. На карте были начертаны улицы Венеции, помеченные какими-то линиями, кружочками и крестиками. Видимо, их нанес владелец дневника. Пролистав эту книжку, Забини решил вчитаться внимательней: речь шла про поиски его предка. Он отправился в Венецию изучать места, где мог бы быть запрятан вход в Хранилище. На некоторые страницы были вклеены колдографии разных обследуемых мест. Как понял Блэйз, дочитав до конца, его предшественник так и не отыскал желаемого. Однако его исследования на эту тему заинтересовали мальчишку. Он нашел еще одно дело, на которое можно было бы отвлечься от скуки. Просидев над загадкой утерянного Хранилища, он, к своему удивлению, кажется нашел правильный ответ. С другой стороны, ему надо было лично убедиться в своих догадках и посмотреть на местность своими глазами — иначе грош цена догадкам. Пока что поездок в Венецию его матерью не планировалось. Рассказывать кому-то из родственников о своих умозаключениях он не собирался: вернувший Хранилище мог взять из него что-либо по праву нашедшего. Если он расскажет кому-то из этих великовозрастных змей о своих доводах и они окажутся верными, его, Блэйза, наверняка похвалят, дадут конфетку и отправят восвояси, самостоятельно растаскивая сокровища предков. Нет, на это он не был согласен. Потому он решил записать свои мысли в свой дневник. Именно тогда он, в принципе, и решил начать его вести, «чтобы передать мудрость потомкам» — как фыркал Забини. Отметив все, что он успел выяснить, он забыл о Хранилище до поры до времени, полностью теряя к нему интерес: жить в ожидании далеких возможностей было ему не по душе. Сейчас поиски входа были не осуществимы, так зачем же об этом думать? Прошли годы, и даже тогда, когда Забини все же отправился в Венецию, он попросту забыл о своих исследованиях. Напомнил ему об этом лишь его дневник: в один из вечеров, когда Теодор в очередной раз уткнулся в свои книги, он решил полистать свои записи, предаться воспоминаниям. И на первых же страницах Блэйз встретил свои размышления о Хранилище. Он чуть не стукнул себя дневником по лбу, настолько тупым себя почувствовал: он совершенно забыл, что хотел сделать, и на разгадку чего потратил почти неделю своей жизни! Это же было не так давно, но, видимо, прелести школьной жизни совсем отбили Забини память. Вспомнив о цели, он решил проверить свою догадку. Блэйз выскользнул из номера и направился туда, где видел чулан, в котором персонал гостиницы хранил разные средства для уборки помещений. Плевать, что убирались волшебницы магией: даже для бытовой магии нужны были предметы, которыми будут собираться пыль и грязь. Слизеринцу повезло: запирающих чар или обычного замка у чулана не было. Если его измерения, снятые им в Италии, пока дед дремал в кресле, были правильными, то это должно было подойти, подумал Забини, вытаскивая в коридор метлу. Что же это были за измерения? Ширина и длина трости главы рода, которая передавалась вместе с титулом у Борджиа из поколения в поколения. Блэйз еще тогда предположил, что не все так просто, как могло бы показаться. Вернувшись в комнату с метлой, он наткнулся на вопросительный взгляд Нотта. — Что это? — Твоя галлюцинация, дорогой, — мурлыкнул Забини, укладывая метлу под свою кровать. — И что ты собрался делать с этой галлюцинацией? — А что я могу делать с твоей галлюцинацией? Я не сделаю ничего с тем, чего на самом деле нет, — как маленькому просюсюкал Забини, плюхаясь на кровать с чувством выполненного долга. — Я… Я не буду продолжать этот глупый разговор, — выдохнул Теодор и вернулся к учебе, передумав задавать вопросы, чтобы вывести Блэйза на чистую воду. — Только не убей меня этой метлой во сне. — Как ты мог подумать про меня такое, сладкий! — в притворном ужасе распахнул глаза юноша, прикрывая губы ладошкой. — Ранишь мое любящее сердце, как жестоко, как же жестоко!***
На следующий день, чтобы обеспечить себе алиби перед пытливым Теодором, Блэйз упросил мать прогуляться с ним до местного зоомагазина. Конечно, покупать в нем Забини ничего не собирался. Его целью было просмотреть улицы, встречающиеся по пути. — Блэйз, ты чем-то недоволен? — внезапно спросила Розабелла, когда они прошли несколько домов, выйдя из гостиницы. Блэйз опешил. — Почему ты так решила, матушка? — Потому что я вижу твой угрюмый бегающий взгляд. Ты по-нормальному не смотришь мне в глаза. — Эм, я не понимаю, как это делать нормально. — Открыто. А ты, сынок, только глянешь и тут же взгляд отводишь. Блэйз, я твоя мать, я вижу, если с тобой что-то не так. — Все в порядке, — отмахнулся Забини, сверяясь с названиями мест и опознавательными знаками, перенесенными им из дневника на листочек. — Ты не рад, что мы сюда приехали? Не нравится с Теодором? Ты хотел бы остаться дома? — не успокоилась женщина. — Дома? Шутишь, матушка? С этим покойником? — поморщился Блэйз, но тут же исправился. — Ох, прости. С твоим мужем. — Я знаю, что ты от него не в восторге, зайка. И все же тебе следовало бы мне вслух проговаривать свои мысли, а не копить их в себе. Я не провидица и не могу знать наверняка, что тебя беспокоит. — Так ли это важно? Так или иначе, от моих беспокойств, даже если я их выскажу, ничего не изменится, — пожал плечами Забини, остановившись рядом с тупиком, чтобы разглядеть стены и дорогу. — Вероятно, так и есть. Но, так же может быть, что что-нибудь мы могли бы поменять, если оно заставляет тебя волноваться, — сказала Розабелла, также останавливаясь рядом с сыном. Она давно наблюдала, насколько подавленным выглядит Блэйз, ее сердце терзала вина за то, что она, такая никудышная мать, не может осчастливить своего ребенка и воспитать должным образом. Все же, считала леди Забини, если все пойдет и дальше так, как идет сейчас, Блэйз вырастет в глубоко несчастного скрытного человека без интереса к жизни. Женщина была рада, что он сейчас попросил ее прогуляться с ним. Они давно не проводили время наедине, уделяя внимание друг другу. — Если что-то менять, то это может доставить неудобства тебе, матушка. Я не хочу, чтобы ты ограничивала себя в чем-то из-за меня. Ты дорога мне и я не хочу доставлять тебе лишних проблем. И, в принципе, у тебя есть своя жизнь. Я вырасту и стану жить своей. Если я буду сейчас чего-то требовать от тебя, то могу загубить твое будущее, в котором меня не будет у тебя на шее, — тихо и спокойно ответил Блэйз, наконец посмотрев Розабелле в глаза, но вскоре отведя взгляд. Смотря ей в глаза, он не мог говорить с ней на эту тему так, чтобы оставаться полностью спокойным и твердым в своих словах. Было проще говорить это все будто бы абстрактному собеседнику с голосом его матери. Но, видя ее лицо, он не рисковал высказывать что-либо. Не знал, почему. Словно собственное тело подсказывало, что если он сделает так, случится что-то плохое; оно его чем-то подведет. Розабелла почувствовала мурашки, пробежавшие от конечностей к затылку, услышав такие размышления от малолетнего сына. Эти слова не должны были принадлежать ребенку. Либо Блэйз врет, говоря это, либо она — настолько никудышная мать, что уже буквально убила изнутри свое дитя, не выглядя в его глазах защитой и опорой. Он сам решил отдалиться от нее и стать этой защитой. Защитой ее, Розабеллы, мнимого спокойствия и благополучия. Блэйз не видел в ней ту, что способна поддержать его в жизни. Не видел в ней надежной матери, что никогда не бросит его. Почему? Розабелла не могла понять, чем дала повод для такой точки зрения. Она никогда не бросала сына на волю судьбы, всегда была готова научить и помочь. В чем же она оплошала? Чем заслужила такое к себе отношение? — Глупый, — рвано бросила она, прикладывая ладонь ко лбу. — Сынок, какой же ты еще… ох… Блэйз, послушай меня. Внимательно послушай. Я — твоя мама. Я родила тебя и прикладываю все возможные силы, чтобы воспитать тебя, дать тебе хорошее будущее. Это моя обязанность как матери. Я должна заботиться о тебе, поэтому не могу не ограничивать себя в чем-то ради этой цели. Но это вовсе не значит, что этим я гублю свое будущее. Да и ограничения смехотворны, по сравнению с тем, чего я хочу больше всего. А знаешь, что это? Чего я так сильно желаю? Я хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу, чтобы ты был рад тому, что живешь на этом свете. Хочу, чтобы тебе было в радость быть собой. Хочу, чтобы ты любил и ценил себя. Хочу, чтобы ты был здоров. Хочу, чтобы ты мог попросить меня о помощи в сложную минуту и не боялся этого. Хочу, чтобы мы вместе справлялись с возникающими трудностями и поддерживали друг друга. У нас ведь кроме нас никого нет, зайка. Мы — одна семья. Ты и я. Понимаешь меня? Для меня нет большего счастья, чем твое благополучие. Блэйз слушал и не знал, что ответить матери на эту речь. Он правда не знал слов, которые следовало бы сказать после такого монолога, потому просто молча кивнул. Забини растерялся. — А знаешь, что из этого всего следует? — Что? — осторожно спросил Блэйз. — То, что ты не можешь быть причиной каких-то моих действий, что сделают меня несчастной, — убедительно заключила Розабелла, опуская руки на плечи сына. — Все, что мне нужно сделать для твоего счастья — это путь и к моему счастью. В разумных рамках, конечно же, — уточнила женщина, намекающе приподняв брови. — Понятно, захватывать мир и становиться Темным Лордом не буду, — с деланно грустным лицом пообещал Блэйз, вызвав смех матери. — Умница. Ты все понял правильно, мой умный мальчик, — улыбнулась она, погладив Блэйза по щеке. — Я люблю тебя, сынок. Ты — моя самая главная драгоценность. Я буду рада, если ты станешь проявлять заботу обо мне, когда я состарюсь, а ты станешь взрослым, сильным и независимым. Но сейчас, пока я еще полна сил, энергии и возможностей, позволь мне побыть еще немного мамой своего маленького зайчонка и дай позаботиться о тебе. Подумай сейчас о себе чуть больше, чем обо мне. Сейчас ты это можешь. Именно сейчас. — Хорошо, — ответил Забини. — Тогда… отец Тео… Это, конечно, не мое дело, но если ты решила… Если ты выбрала его своим новым мужем, не убивай его, пожалуйста. Он — единственное, что осталось от семьи Тео. Он не простит, если с его отцом что-то случится. Никогда никого не простит, — высказал он мысль, в конце концов превозмогая себя и серьезно глядя прямо в глаза матери. Розабелла удивленно хлопнула ресницами, не ожидая такого поворота их разговора. — Х-хорошо, но… — «но как ты об этом узнал», — не договорила леди Забини, чуть розовея щеками, что было незаметно из-за ее смуглой кожи. — Давай больше не будем об этом, матушка. Хотя бы пока. Пойдем скорее дальше.***
Обследовав большую часть нужных мест, Блэйз решил провести мать обратно до гостиницы другой дорогой, чтобы добраться до оставшихся точек. Но перед этим ему предстояло зайти и покрутиться в зоомагазине на глазах у Розабеллы, выражая «искренний» немереный интерес к товару. Однако стоило Забини подойти к большой клетке с бурундуками, изнутри поделенной на несколько отсеков, как ничего изображать не пришлось. Он прилип к месту, сам того от себя не ожидая, и пялился на этих крошек, полностью утонув в их больших черных глазках. — Здравствуйте, могу ли чем-нибудь помочь? Уже выбрали себе кого-нибудь в любимцы? — поспешил подойти к редкому посетителю продавец. — Блэйз? — уточнила мать, видя, что сын так далеко упорхнул в своих мыслях, что лепет продавца до него не долетел. — А? Да-да, эти зверушки… — Бурундуки магические. Специальная порода, выведенная для сожительства с волшебниками. Может жить в крупной клетке, но нужно выпускать его иногда на свободу прогуляться. Привязывается к хозяину магией, а потому никогда не убежит от него. Потому можно не волноваться, выпуская его порезвиться на воле — он обязательно вернется домой. В принципе, у нас есть буклеты с советами по содержанию бурундуков. Вы заинтересованы? — Да, — кивнул Блэйз и посмотрел на мать с немым вопросом во взгляде: «Можно?» — Уверен, что хочешь бурундука, а не, например, книззла или сову? Какой из них тебе больше всего приглянулся? — дала добро на нового питомца Розабелла. — Да, точно, бурундука, — снова кивнул Забини. — Какой?.. — сам себе задал вслух вопрос юноша, внимательно смотря на трех бурундуков в разных отсеках огромной клетки. Один из них неподвижно сидел на какой-то жердочке-ветке, набрав в рот орехов, и смотрел на Блэйза. Долго и вдумчиво так смотрел, что Забини даже не заметил, что начал также долго и вдумчиво смотреть на него в ответ. — Этот, — выдохнул юноша, указывая на своего наблюдателя. — Хочу этого. Выглядит умным. — Действительно симпатичный зверек, — протянула Розабелла и перевела взгляд с клетки на продавца. — Мы берем его.***
Нагруженный пакетом с уменьшенной клеткой, кормом для бурундуков и буклетом по уходу, Блэйз шел по дороге, поглядывая на свое плечо, где вальяжно устроился спокойный, довольный жизнью бурундук. — Как назовешь его? — Не знаю пока. Нужно как-то по-особенному. Подумаю еще, — ответил Забини, подмечая на пути новое место, которое надо осмотреть.***
Этой же ночью, устроив бурундука в комнате, он решил действовать. Блэйзу показалось, он нашел именно то, что искал. Его рассчеты могли оказаться верны. Сегодня он вживую прошелся по нужным улицам и оглядел местность. Все же, он был благодарен своему предку, что вел тот дневник. Тот Борджиа почти отыскал вход, что дало Блэйзу завершить (как он, по крайней мере, надеялся) это дело. Теодор спал, время перевалило за час ночи. Забини вытащил метлу из-под кровати и достал из-под подушки заранее припрятанную баночку с магическим огнем. Он попросил матушку наколдовать его в качестве ночника. Он создал легенду, что будет хранить его в прикроватной тумбочке и доставать, если ему нужно будет встать ночью, найти дорогу до нужного места и не разбудить ярким основным светом Теодора. В целом, он, можно сказать, и не обманул. Блэйз вышел из номера, одетый в мантию с глубоким капюшоном, и не заметил, как дрогнули ресницы Нотта.***
Добраться до места удалось за десять минут. К счастью, он не встретил никого по пути. Если честно, Блэйз немного страшился бродить по этим не шибко знакомым улицам в ночи: мало ли какие физиономии выбирались под лунный свет, чтобы вершить темные дела. И все же он дошел: это была одна из очень узких улочек, какими была полна не только маггловская часть Венеции, но и магическая. Он подошел к сплошному куску стены и внимательно посмотрел на камни, из которых была выложена дорога. Блэйз вглядывался в то, на что обычно не сильно обращают внимание: на повреждения. На одном из квадратных камней он увидел это: округлая вмятина находилась прямо по центру плитки, отличая ее от остальных. Теперь Забини задумался, в каком порядке и что конкретно нужно сделать. Допустим, он вставит ручку метлы в это отверстие. Что дальше? Сработает ли метла, а не фамильная трость? В Италии он поспрашивал деда о ее особых магических свойствах — тот ответил, что таковых не имеется, окромя долговечности. Так что вряд ли дело было в конкретном предмете. Более вероятно, что нужны были его физические параметры. Что делать с гербом? В какой момент и что именно нужно с ним сделать, чтобы открыть вход? Оглядев еще раз стену в свете магического огня. Она была выложена из старых кирпичей, как и многие другие стены зданий в этом городе, что не были обращены к главным улицам, где нужен «красивый, товарный» вид. Блэйз вспомнил Косой переулок и те случаи, когда ему приходилось попадать туда через Дырявый котел, а не иными способами — а ведь они были. Там кирпичная стена попросту распадалась на кирпичи и каждый из них отдельно уходил в сторону, открывая проход. Не так ли будет и здесь? Тогда… паролем будет сочетание метлы в камне и герба… показанного стене? Приложенного к стене? Блэйз очень надеялся, что не требуется голосовой активации входа, вроде того, что был в Тайной Комнате. С другой стороны, даже если и так, слово-пароль было бы подобрать реальнее, чем в случае с той комнатой: таки Борджиа парселтанг не знали. Блэйз решил больше не гадать попусту и разбираться с задачами по мере их поступления. Он поставил метлу на нужную плитку рукоятью вниз и надавил на нее. На его удивление — что-то будто провалилось под этим камнем, словно под силой нажатия углубление стало еще больше, поглотив в себя метлу дюйма на два*. Блэйз тут же поднял голову, оглядывая стену, где, как он предполагал, нужно искать следующий «замок». И, видно, не прогадал: на стене стал вырезаться еле заметный рисунок, в точности повторяющий герб Борджиа. Линии рисунка представляли собой неглубокие углубления. Блэйз достал свою нашивку, открывая ее обложку. Он присмотрелся: герб был выполнен так, что определенные линии были объемнее, чем остальная площадь рисунка, делая нашивку рельефной. «Скорей всего… Его нужно приложить к стене? Или просто держать ровно напротив этого рисунка? Попробуем...» — промелькнуло в голове Забини. Сначала он решил «показать стене» свою нашивку. Стена не отреагировала. Хотя, может это и вовсе лишь померещилось юноше, по вырезанному рисунку пробежала тонкая ниточка магической вспышки. Блэйз стал приближать нашивку к стене и теперь ясно видел, как линии на стене все ярче заливаются магическим тускловатым светом. Стоило ему приложить герб к вертикальной поверхности, как от вырезанного рисунка в сторону, скользя между кирпичами, протянулись светящиеся линии. Кирпичи стали углубляться в стену и скрываться в стороны, образуя рядом с рисунком дверь. Свечение угасло. Блэйз попробовал убрать нашивку и вынуть метлу. Дверь, к его облегчению, не исчезла. Как ее маскировать обратно, он сейчас не думал и надеялся, что его предками уже был предусмотрен подобный способ — иначе бы этот вход не искали вполне так безуспешно на протяжении несколько веков. Забини поднес магический огонь ближе к двери и увидел на ней текст. «Есть три минуты на ответ, потом закроется стена. Яви скорее знаний свет, коль ты назвался Борджиа», — прочел Блэйз и передвинул банку с огнем ниже в поисках продолжения и подсказки, о каких знаниях идет речь. Ниже он отыскал стихи:Он частью в сие зелье вхож, Что представляет правдой ложь; Чем жизнь сменяется на сон. И беспробудным будет он, Пока Рябиновый отвар Дыхания жизни не отдал. Нарежь неправильно его, И, удалившись в тьму котла, Уж усыпит он навсегда Того, кто выпьет зелье то.
«Мерлин, кто подкинул моему предку идею излагать загадку в стихотворной форме?» — мысленно простонал Блэйз, сжав зубы. Он быстро взял себя в руки, понимая, что у него осталось не очень много времени — около двух с хвостом минут. «Итак, что я знаю? Исходя из текста, что мне нужно отгадать? «Он частью в сие зелье вхож»… Значит, Он — часть зелья. То есть, ингредиент. Надо понять, какое зелье. «Жизнь сменяется на сон. И беспробудным будет он, пока Рябиновый отвар дыханья жизни не отдал». Зелье вызывает сон? Крепкий сон? Что важнее… Эффект зелья убирает Рябиновый отвар. Мордред, он относится к лечебным зельям», — У Блэйза было не очень хорошо именно с этой отраслью зельеварческой науки. Все же, он больше тяготел к изготовлению ядов, а не целебных составов. По этой же причине он никогда особо не интересовался дополнительной литературой по данному разделу зельеварения, довольствуясь информацией, получаемой на занятиях в Хогвартсе. — «Про Рябиновый отвар нам рассказывал Снейп в прошлом году. Что же там было? Залечивает самые тяжелые ранения. Так? Но это слишком обобщенное свойство! Есть куча физических, магических способов и зелий, причиняющих вред, который можно залечить Рябиновым отваром! Что же еще? Ведь была какая-то отличительная точная черта. Я помню, что заинтересовался тогда чем-то из его слов! Неужели сейчас я не вспомню ничего, кроме выходки Тео, из-за которой мне пришлось сказать Снейпу комплимент про его руки?! Давай, Забини, думай. Не видать тебе титула Мастера Зелий, если твои знания будут так поверхностны! Что же меня тогда так зацепило?» — Блэйз хмурился, пытаясь ухватить за хвост вечно ускользающую ниточку ассоциаций. — «Рябиновый отвар, Нотт, Снейп, свойства… Какие же свойства? Точно! Является единственным в своем роде средством от Напитка живой смерти! Мерлин! Вспомню ли я его рецепт? В Хогвартсе мы его еще не изучали — это высшие зелья. Однако я внимательно просматривал рецепт дома, я точно помню состав… Хватит ли этого знания без практики? Что из тех ингредиентов нужно нарезать? Да буквально все, кроме настойки полыни. Дремоносные бобы, корень валерианы и корень асфоделя. Что угодно из этого можно нарезать неправильно и исход будет одинаковый: принявший зелье помрет. Так, поразмыслим логически. От дремоносных бобов по рецепту нужен сок. Резка не влияет на качество сока. И бобов нужно несколько. Так что, скорее всего, ответ не «сок дремоносных бобов». В загадке говорится об ингредиенте в единственном числе, так что вариант «дремоносные бобы» тоже не подходит. Корень валерианы и корень асфоделя. Оба нужно нарезать. Единственное число. Должна быть еще подсказка в этом стихотворении. «Удалившись в тьму котла». Стоп, в книге было пояснение про процесс варки. После добавления корня валерианы зелье начинает темнеть и становится прозрачным с черным отливом. Значит, при добавлении загаданного ингредиента зелье уже должно быть такого цвета! Тогда ответ — «корень асфоделя»!» Стоило Блэйзу додуматься до отгадки, как рисунок герба на стене замерцал магическим светом, а несколько кирпичей, убравшихся для освобождения доступа к двери задребезжали. Забини понял намек: его время почти истекло, нужно донести до двери его ответ. — Корень асфоделя! — четко произнес Блэйз, и кирпичи перестали дребезжать. Послышался щелчок, какой бывает при открытии дверного замка. Блэйз ухватился за ручку двери и смог открыть ее. Он осмотрелся: с обратной стороны двери он углядел такое же углубление в полу для трости главы. Вероятно, для выхода нужно было проделать ровно все те же манипуляции. Подхватив поудобнее метлу и банку с магическим огнем, он шагнул внутрь. На стенах стали зажигаться магические факелы. Вдруг послышался шум и спустя пару мгновений нечто его чуть не сбило с ног, заставляя пошатнуться. Забини круто обернулся и уставился на то, что покусилось на целостность его носа, которая могла быть нарушена при близком знакомстве с полом. Рядом с закрывшейся дверью, тяжело дыша, стоял Теодор, в свете синего огня выглядящий жутко. — Тео? — промямлил Блэйз, шокировано распахнутыми глазами смотря на товарища. Он не долго был в растерянности, быстро собравшись и начав злиться. — Что ты тут делаешь? Ты следил за мной? Зачем ты здесь очутился? — Да, следил, — подтвердил Нотт. — А ты не стал бы, видя, что твой друг взял странную метлу и пошел куда-то на улицу среди ночи, следить за ним? Ты чем вообще думал, когда уходил из гостиницы, никого не предупредив? Где бы мы тебя искали, если бы ты заблудился где-нибудь или попал в опасную ситуацию? — Не попал бы! — выплюнул Блэйз. — Будь уверен, я вернулся бы к утру! А о том, куда я пошел, знать никому было нельзя. Тебе тоже. Зачем ты сюда вломился? — как можно спокойней продолжил он говорить, пытаясь быть таким же беззаботным как и обычно. То тут его внезапно озарила мысль, после которой он захотел собственноручно огреть Нотта по голове дубинкой. — Ты… Ты хотя бы понимаешь, что могло случиться?! А вдруг тут бы стояли защитные чары от посторонних?! Ты головой то своей думаешь вообще?! Какого Мордреда ты так беспечно ввалился сюда, не зная, куда я вообще решил пойти?! Теодор опешил от такого напора и агрессии со стороны Блэйза. Раньше он его таким никогда не видел. — Нет, лучше же мне, конечно, было проигнорировать твои пляски с метлой и продолжить спать! Ты как себе это представляешь, Забини? Ты осознаешь вообще, как выглядел со стороны?! — ледяным голосом ответил юноше Нотт. — Я со стороны наблюдал все это время, пока ты что-то делал у этой стены и не планировал подходить. Но ты открыл какую-то дверь и решил войти. А что, если бы с тобой что-то случилось здесь? Я бы не узнал этого! — Нет, конечно же, лучше будет, если что-то случится с нами обоими, да, Тео?! Ты же так посчитал и рванул в проход, чуть не раскроив мне лицо о пол? Поясняю для неосведомленных: это помещение моей семьи, я не знаю, какие меры от посторонних могли навести мои предки! А ты вломился сюда, подвергая и себя, и меня, как рядом стоящего, вероятной опасности! Дурак ты, Нотт! — Сам не лучше, лицемер Забини! — прошипел в ответ Теодор, но тут же пожалел, что сказал это, наблюдая, как лицо Блэйза теряет все эмоции и становится пугающе серьезным. — Что ты сказал? Лицемер? Это с чего же я удостоился такой лестной характеристики?! В каком месте я лицемерен, драккл тебя дери?! — воскликнул Забини. Его слова убрали с души Нотта сомнения и развязали ему язык. Нет, он все же выскажет ему все, что думает о нем, и сделает это прямо сейчас! И плевать, чем это обернется! — А ты считаешь, что ты вовсе не лицемерен, да? — Да! — Я долго наблюдал за тобой, Блэйз. Твое лицо похоже на приклеенную маску. Я не знаю, чего ждать от тебя! Не представляю! У меня ощущение, что я никогда тебя не знал! Будто ты всегда притворялся, считая меня последним дураком, и потешался! Может, ты и другом-то меня не считаешь по-настоящему?! Кто я для тебя, Забини?! — Если бы я не считал тебя другом, то и не называл бы им, — прорычал Блэйз. — Я понятия не имею, что за стремные мысли бродят в твоей голове и что ты сейчас несешь! Когда я тебе дал повод сомневаться хоть в чем-то?! — Ты даешь эти поводы постоянно! Твои перепады настроения вгоняют меня в ступор! Я порой думаю, а не захочешь ли ты в какой-то момент пустить мне Аваду в спину?! Ты знаешь, насколько притворным ты выглядишь, разбрасывая свои слащавые улыбочки направо и налево?! Я им не верю! Уже не верю! Забини криво ухмыльнулся, отчего его лицо полностью видоименилось. — Так вот как ты обо мне думаешь, Те-ео. Я даже не догадываюсь, что тебя заставило сомневаться в моей лояльности к тебе. А что уж о притворстве… Чего тебе так во мне не хватает, чтобы считать меня настоящим? Что я должен сделать, чтобы доказать тебе, ослиной заднице, что это у тебя с головой проблемы, а не у меня — с искренностью?! — Веди себя так, как ведет себя искренний человек! Твое поведение — сплошной театр! За стеной твоего артистизма я уже не различаю, в какой момент ты играешь, а в какой — говоришь серьезно! Ты приклеил к себе маску шута и живешь в ней среди людей! Что ты такое, Забини?! Чего ты этим всем добиваешься? Для чего эти ужимки?! Для кого?! — Ни для кого, — угрюмо проговорил Блэйз. Он поставил метлу, облокотив на стену, и поставил магический огонь на пол рядом с ней. В свете зажегшихся факелов уже было достаточно светло. — Все, что я делаю, я делаю для себя. И все мои ужимки, как ты это назвал, тоже делаются для меня. Ты видишь ложь там, где ее нет. Ты не понимаешь меня, но это не дает тебе права обвинять меня в лицемерии. — Как я могу понять тебя, если ты не говоришь о себе? Ты хоть раз поделился со мной чем-то личным, чтобы я мог понять тебя и твои проблемы? Ты скрытный, как и многие другие слизеринцы. — Ты тоже слизеринец, Тео. И тоже скрытный. Вспомни-ка сам хоть раз, когда ты решил бы доверить мне свои душевные терзания. Не получается, не так ли? Ты скрываешь все за своим молчанием. — Если я молчу, то ты — юлишь и играешь. Ты смещаешь акценты в разговорах и говоришь о других, уводя темы от себя. Ты создаешь шум, пряча за ним себя, — все еще тяжело дыша, ответил Нотт. — Я не знаю, что думать о тебе. — Не думай. Просто спроси, — отстраненно посоветовал Блэйз, облокачиваясь на стену. Его уже напрягал этот разговор. Он пришел в это Мордредово Хранилище не лясы точить! — Странно, что ты, так хорошо видящий меня, не разглядел сути. Но разглядел ложь, которой нет! — Почему ты иногда выглядишь настолько... опустошенным? — тут же отозвался Теодор. — О? Решил спросить? — поднял брови Блэйз. — Те-ео, какой ты умничка, — сладко протянул в своей обычной манере Забини. Нотт холодно, с неким предупреждением глянул на него. — Ладно-ладно. Я выгляжу таким, какой я есть, Тео, — он пожал плечами. — Все просто. Мое лицо — не застывшая маска. Оно движется. И если ты такой внимательный, просто смотри на него, не надумывая какую-то ерунду. Какой я, такое и мое лицо. Давай прекратим этот разговор, и ты дашь мне сделать то, ради чего я притопал сюда во втором часу ночи. Ты, так уж и быть, можешь пойти со мной. После недолгого молчания Теодор ответил: — Хорошо. Но мы к этому еще вернемся. Юноши прошли чуть дальше от входа и наткнулись на три двери в противоположной стене. Блэйз попробовал открыть все три по очереди: ему поддались две из них, центральная же оказалась заперта. — Хочешь попытаться открыть ее? — поинтересовался Теодор. — Не лучше ли сначала посмотреть, что находится в остальных? Может, то, что тебе нужно, хранится именно там? Кстати, ты так и не сказал, что конкретно ты хочешь здесь отыскать. — Я в принципе не говорил, что собираюсь тут делать. Но ты угадал, я хочу кое-что найти, — ответил Блэйз, осматривая запертую дверь. Вероятно, думалось ему, она должна открываться по механизму, похожему на тот, что создан на входе. По крайней мере, Забини очень хотел верить, что сможет пробиться в эту комнату силами герба и метлы, не применяя волшебства. Конечно, волшебная палочка была при нем, да вот незадача: на каникулах колдовать нельзя, что осложняло и продолжает осложнять задачу слизеринцу. — Думаю, здесь не стали бы запирать что-либо чарами. Это несколько неразумно и нелогично, — заключил он вслух. — Что ты имеешь в виду? — Это родовое Хранилище. Сюда могут проникнуть только те, у кого есть специальный «ключ». Смысл тогда вообще запирать одну из дверей? Вероятно, на тот случай, если с членом семьи сюда придет чужой, — Блэйз с намеком глянул на Теодора. — А если этот чужой имеет злой умысел? Он мог бы навредить сопровождающему, чтобы обокрасть Хранилище. Тогда он мог бы легко снять любые чары. Но… вот загвоздка. Я уверен, что здесь стоит другая защита. Посторонние обычно не знают всех особенностей «ключа», который нужен для входа. Раскрою тебе тайну, Тео. Под принуждением или же в чужих руках этот «ключ» не работает. Итак, если бы злоумышленник, во-первых, решился бы проникнуть в эту запертую комнату, он бы не смог заставить хозяина «ключа» открыть ее, во-вторых, просто так выйти отсюда он тоже бы не смог. Почему? Я обратил внимание на входную дверь. Выйти можно только если выполнить те же действия, что нужны для входа. А для этого нужен «ключ», не работающий ни для кого, кроме своего хозяина. Итого, чем бы закончилось нападение чужака на члена рода Борджиа? Вероятно, смертью или, по минимуму, полным разрывом отношений со своим спутником и его семьей. А, зная нрав своей семейки, могу предположить, что и этот вариант означает смерть — его найдут и сживут со свету. — Ты ведешь к тому, что открыть эту дверь можно только с помощью этого «ключа»? — Именно. Не веду, а прямым текстом об этом говорю. Осталось понять, как именно оно должно сработать. Никаких неровностей в полу не вижу… Не обращай внимания, потом объясню, если так хочется, — Блэйз внимательно вглядывался в пол и вел пальцами по стене и самой двери, надеясь обнаружить что-то там. — Нужно что-то… намекающее, как именно использовать «ключ». — Замочная скважина, что ли? Что из себя представляет этот твой ключ? — спросил Нотт, посматривая то на дверь, то на руки Забини, которые по ней бродили. — Нет, не скважина. Считай… мне нужно что-то с родовой атрибутикой. Может, тут есть какие-то линии, образующие рисунок, какие-то трещины. Или отверстие, примерно такое, — Блэйз сложил большой и указательный пальцы в кольцо, показывая диаметр. — Тогда, может посмотришь на ручку? Там, кажется, что-то есть. — Ручку? — Забини обратил внимание на громоздкую ручку-молоток. Казалось бы, такая вещь должна приковывать к себе внимание в первую очередь , но Блэйз, видимо, настолько зациклился, что ответ должен крыться на плоских поверхностях, что совершенно упустил ее из вида. Ручка представляла собой круг, в центре которого торчала голова королевской кобры, зажавшая в пасти расширяющееся к низу кольцо-молоток. Именно в середине этой нижней части кольца присутствовал рисунок фамильного герба. — Кажется, ты прав. Но что же с ней делать? Я уже пытался тянуть и толкать ее, ничего не произошло. — У меня есть догадка. Мы этим сейчас, конечно, обычно не пользуемся, но у таких ручек раньше была кое-какая функция… С помощью них стучали в дверь, оповещая о своем приходе. Может быть, нужно постучать ей о дверь? — И сколько стучать? Пока дверь не развалится? — фыркнул Блэйз, но за ручку взялся, планируя проверить предположение товарища. — Сейчас и увидим, — спокойно пожал плечами Теодор, наблюдая за его действиями. Блэйз постучал три раза, когда чуть выше центра двери появилось свечение, сопровождающее появление вырезанного рисунка. Увидев изображение, Забини стал действовать по проверенной схеме. Пару раз глянув на Теодора и цыкнув, он достал герб-нашивку и приложил к двери. Раздался щелчок. Забини убрал нашивку и потянул дверь на себя. — Так это, выходит, и есть тот самый «ключ», — заключил Нотт. — Верно, — подтвердил Блэйз, заходя внутрь комнаты. Тут же магические факелы в этом помещении начали зажигаться. Забини осмотрелся: в комнате стояло множество сундуков и шкафов, на полках которых в фиалах в стазисе застыли разные зелья. По центру у дальней стены находилась мраморная статуя, изображающая красивую женщину в натуральную величину. Ее лицо было наклонено так, что ее взгляд падал бы на того, кто стоит напротив нее. Одна из рук статуи лежала на ее груди около ключиц, вторая же, красиво изогнувшись, показывала указательным пальцем расслабленной кисти куда-то в область сердца смотрящего. Блэйз пошел по направлению к статуе, и Теодор последовал за ним. Подойдя ближе, Нотт прочел табличку на постаменте статуи, которая гласила: «Бьянка Борджиа, благородная дочь Викензо и Деборы Борджиа, досточтимая мать Бертолдо и Витторио Борджиа». — Эта женщина чем-то напоминает твою мать. Чем-то в лице, — заметил Теодор. — А подпись у статуи… необычная. Насколько я знаю, обычно не записывают родственников изображенного. — Бьянка Борджиа, — вслух прочел Блэйз с таблички. — Это мой прямой предок. Давний. Я помню, потому что читал семейные хроники. Именно ей и ее семье уделялось в них много внимания. А, нет, не так сказал. Их история была более запоминающаяся, чем все остальные. Викензо и Бертолдо — два предыдущих главы рода Борджиа. Бертолдо является основателем этого Хранилища. Хранилище появилось во времена, когда Венеция только-только стала островным городом, в девятом веке. К концу века Бетолдо Борджиа на магических землях начал создавать все это, — Забини покрутил пальцем, указывая на окружающее пространство, продолжая экскурс в историю. — Я не удивлен, что здесь есть что-то, напоминающее о его матери. Бертолдо Борджиа запомнился в нашем роду как раз-таки тем, что был самым страстным обожателем своей матери. Он уважал и обожал ее больше всего на свете. Не знаю, чем это было вызвано. В общем, запомнился для нашей семейной истории он именно этим своим заскоком, а вот о Хранилище я информацию отыскал совершенно случайно и не в общей сводке хроник. Моя мать и я — потомки Бертолдо, я проследил по древу. Многие мои дальние дядюшки и тетушки — потомки его брата, Витторио. У этого самого Витторио было пятнадцать детей, а у Бертолдо — трое, так что нынешнему положению дел я не удивлен. Мы с матушкой и другими несколькими нашими ближайшими родственниками в меньшинстве. — Надеюсь, дети Бертолдо Борджиа были у него не от его матери? — приподнял уголок губ Теодор. Блэйз удивленно на него воззрился. — Ме-ерлинова борода, Тео, кто ж знал, что и тебе не чужды похабные шутки! Я в восхищении! — мурлыкнул Забини. — Да-да-да, не переживай, дорогуша, у него была официальная жена из другой семьи, и звали ее то ли Габриэлла, то ли Магдалена — не обессудь, я не слишком заострял внимание на таких мелочах. — Снова эта твоя сладкая улыбочка, — выдохнул Нотт, качая головой. — Если тебе не нравятся мои улыбочки — так и скажи. Буду их откладывать для более благодарного зрителя, — протянул Забини, отворачиваясь к статуе. Хоть они и вели себя как обычно, но напряжение от недавнего обмена любезностями повисло в воздухе тонкой нитью и будто бы и ждало своего звездного часа, пока кто-нибудь из них ее не порвет. — Не нравятся, — припечатал Теодор. — Ладно. Блэйз протянул руки к статуе и огладил ее пальцы: вот то, за чем он сюда пришел. На протянутую руку было надето украшение-артефакт. Слейв-браслет, браслет и кольцо, что сидело на среднем пальце, связанные цепочкой. Толстый серебристый браслет был украшен синим круглым сапфиром, цепочка и кольцо были практически незаметными на его фоне, но очень гармонично сочетались с ним. — Кстати, Забини… Если эта Бьянка жила в девятом веке… почему ее статуя выглядит так… хорошо? — настороженно спросил Нотт. — Условия хранения отменные, — хмыкнул однокурсник ему в ответ. — Я не о том. Техника выполнения скульптуры. Я изучал искусство. Не то, чтобы очень углубленно, но запомнил, в каком веке появились наиболее реалистичные, пластичные и максимально приближенные к виду живого человека скульптуры. И это случилось на несколько веков позже. Так почему же она выглядит как живая, только полностью белая, если была изготовлена в девятом-десятом веке? — Использовалась не маггловская, а магическая техника создания статуи. Она не сильно популярна в Великобритании, но в Италии была вполне в ходу. Сейчас эту технику чаще всего используют для создания разных артефактов. Забини протянул ладони к браслету, провел по нему и нашел застежку внизу, под рукой мраморной женщины. Он аккуратно расстегнул его и стянул кольцо с расслабленной кисти. Не успел Блэйз отпрянуть от статуи, как мраморная ладонь сомкнулась на его запястье, а статуя произнесла: — Ты ли глава сего славного рода? Тебе ли дано забрать мой браслет? Если докажешь — открыта дорога. Я не прощу тебя, если же нет. В полу около статуи оказалась та самая дыра для трости! Блэйз суматошно огляделся, сжимая в захваченной руке снятый со статуи слейв-браслет и пытаясь найти взглядом свою метлу. — Драккл! Тео, у двери я оставил метлу, неси скорее, иначе нам конец! Нотт рванул за метлой, метнулся обратно, споткнувшись о банку с огнем, и был готов отдать ее в свободную руку Блэйза, но не успел. Статуя оказалась дамой нетерпеливой: и Теодор, и Блэйз, и метла с банкой магического огня, которая прикатилась к их ногам после пинка Нотта, все было поглощено тьмой и выдернуто из комнаты куда-то в другое место.