— Забини, где мы?! — раздался грозный голос Теодора, силуэт которого виделся в голубом свете магического огня, банка с которым упала неподалеку от него. Благо, она была весьма ударостойкой и не разбилась. Кажется, Розабелла и об этом успела позаботиться, зачаровав ее. И Тео, и Блэйз полусидели-полулежали на чем-то, пытаясь подняться.
— Откуда мне знать! Улицы магической Венеции находятся в разных межпространственных складках. Они связаны меж собой, и если найти место, можно попасть из одной в другую. Кажется так и произошло! Она перенесла нас куда-то.
— Не могла эта статуя просто нас трансгрессировать?
— Как ты себе это представляешь? Мы не держались друг за друга, ничто из комнаты, кроме наших вещей, бывших рядом с нами, не пропало. Больше на перемещение порталом походит, но, опять же, мы с тобой одновременно не держались ни за что! Да и банка эта. Она ж на полу просто валялась! Скорее всего этот кусок мрамора изменил что-то в комнате, отчего мы и провалились сюда! Может, в ней был заложен именно такой механизм работы! Я помню, что, кажется, подо мной стал исчезать пол, и она отпустила мою руку, после чего я тут же упал вниз. Вероятно, пол и статуя были зачарованы. Статуя — артефакт защиты этого дракклового браслета! Если не вставишь трость в углубление, она выкинет тебя из Хранилища! Стоп… А может мы все еще в нем? Только на другом… уровне? Нет-нет, бред, невозможно.
— О чем ты вообще говоришь? —успокаивая свои гнев, страх и растерянность, твердо спросил Нотт. — Какая трость? Почему ты уверен, что мы в другой складке? Соберись и скажи нормально!
— Не приказывай мне, — цыкнул Блэйз, спрятал слейв-браслет, что до того сжимал в руке, во внутренний карман мантии и подполз ближе к банке с огнем. — За трость считай эту метлу. Надо было вставить ее в дыру на полу, не заметил ее сразу. Что про складку… Ты вспомни, где мы находимся. Мы в Венеции, Тео. Где стоит Венеция? На драккловом болоте! На соляном болоте, островах со слабым грунтом и воде! Тут под каждым зданием фундамент из вбитых на глубину до тридцати с лишним футов* деревьев! Тут практически частоколом сваи не гниющие стоят! Ты считаешь, при таких условиях возможно выкопать под домом подвал, пригодный для жизни или хранения вещей? Потрогай то, на чем мы тут валялись! Все сухое, нет влажности, нет запаха сырости. Все подвалы города затоплены если не полностью, то на несколько дюймов от пола — точно! Учитывая, что мы еще не намочили свои задницы, свалившись сюда, это однозначно не подвал! Можешь сделать какой-то разумный вывод из этих данных? — прорычал Забини. Что же, если Теодору не нравится то, как проявляется его хорошее расположение духа, он не будет его показывать. Если Нотту не хочется видеть его игривость, которая сама появляется у Блэйза при его появлении, он скроет ее. Он хотел серьезности и «искренности»? Он ее получит. Получит в том виде, в котором хочет ее наблюдать.
— Мы не в подвале, пускай и падали вниз. Вероятно, мы были перемещены в другое место, находящееся на одном уровне с той комнатой, — заключил Теодор, поднимаясь на ноги и опираясь на метлу. Ему было непривычно видеть Блэйза таким. Он не паясничал и не кривлялся, не щебетал что-то приторным голосом и не отпускал едких шуточек — он просто хмурился, скалился и агрессивно наступал, показывая свое недовольство. Может, так лучше? Может, это действительно лучше, чем то, что Забини показывал раньше? Может это — его настоящее лицо?
— Бинго! Учитывая, что это вряд ли портал в том смысле, в котором мы используем это слово, или трансгрессия и беря в расчет устройство магической Венеции — мы попали прямиком в другую межпространственную складку, прыгнув в точку, где она пересекалась с предыдущей складкой, в которой мы находились. То есть мы грохнулись в «межкарманный» портал между двумя складками. Следующий вопрос. На какой мы улице теперь?
— Не знаю, как тебя, но меня больше интересует другое: как нам отсюда выбраться и вернуться в гостиницу, пока нас не хватились.
— Ночь длинная, успеется, вернемся, — неожиданно оптимистично отметил Блэйз и, подняв с пола банку, попытался осветить окрестности. — Мы в какой-то комнате, потому как света луны я не вижу ни с одной стороны, включая верх. По той же причине, думаю, окон мы тут не отыщем за их отсутствием.
— Или же они могут быть закрыты плотными ставнями, — предложил Нотт. — Мне кажется, или с той стороны дует?
— Откуда? — Блэйз подошел ближе к Теодору. Тот взял у Забини банку с огнем и подсветил свою руку, которой указывал куда-то вбок. — И правда. Кажется, поддувает.
— Пойдем, попробуем посмотреть, что там? Может, выход наружу?
— Я надеюсь, что это не здоровый зверь дышит в нашу сторону, а реально — выход, — криво улыбнулся Блэйз, и у Теодора в мыслях тут же мелькнуло, что он раньше даже не подумал о том, есть ли рядом с ними кто-нибудь еще.
Они двинулись по направлению к выбранной стене, ступая по неровным плитам пола.
— Мордред! — воскликнул Забини, вцепляясь руками в Нотта. — Что за дрянь? Корни? Лозы? Это какое-то заброшенное помещение! Настолько заброшенное и не обеспеченное чарами защиты от повреждений, что сюда проползли растения.
— Что случилось?
— Зацепился ботинком, — пояснил Блэйз, отцепляясь от товарища. — Тут в полу какие-то растения. Кажется, не опасные и не хищные. И не дьявольские силки, судя по тому, что я все еще на ногах и не задушен ими.
— Это радует. Справиться с дьявольскими силками без магии среди ночи было бы сложно, — поддержал Теодор.
— Чтоб этот Статут и запрет на колдовство вне Хогвартса, — злобно выдохнул Забини. — Тео, отдай мне банку, — попросил он, когда они дошли до стены. Блэйз посветил перед собой и увидел кирпичную кладку, переходящую в деревянное покрытие. — Слава Мерлину, мы, кажется, и правда отыскали дверь. Рассчитываю, что она приведет нас на улицу или обратно в Хранилище.
Они нашли ручку и потянули за нее в попытках отворить дверь.
— Что ж, нам стоило не надеяться на то, что она окажется открыта, — здраво заключил Нотт, облокачиваясь на стену. — Если это другая улица, а не твое Хранилище или что-то, напрямую связанное с ним, твой «ключ», скорее всего, не сработает. Остается пробовать решить проблему магией. Получим по ушам от Министерства, но зато выберемся. Отделаемся малой кровью.
— Связанное с ним, говоришь? — будто и не слыша последующую часть монолога, переспросил Блэйз, копируя его действие по другю сторону от двери. — Если подумать, из всех возможных мест, мы попали именно сюда. Может, это место как раз и связано с Хранилищем. И, вероятно, открывается оно по тем же принципам, что и там. Ведь… подумай логически. Если член семьи Борджиа, не являясь главой рода, попадет сюда, потом его родственникам надо будет вызволить его. Или же он сам должен знать, как выбраться. По крайней мере, он должен был бы знать это в древности, когда этим Хранилищем регулярно пользовались. Не могли же Борджиа заключить в ловушку члена собственного рода? Так что выход отсюда, скорее всего, специально зачаровывался вместе с Хранилищем. Я же верно рассуждаю?
— Верно. Потрясает сама мысль, что ты способен к построению таких длинных логических цепочек, — поделился мнением Теодор.
— Ты меня недооцениваешь, Тео. Знаешь, кто хорош в Зельеварении? Тот, кто силен в логике, ибо логика — основа Зельеварения, пускай об этом обычно вслух не говорят. Понимаешь, к чему веду? Я в нем хорош, — ухмыльнулся Блэйз.
— Не спорю, — спокойно согласился Нотт.
— И более, чем ты, — продолжил Забини.
— А вот с этим я соглашаться не намерен, — фыркнул Теодор.
— Ладно, давай найдем что-то, что поможет выйти. Если сюда попадает только тот, кто главой рода Боржиа не является, никаких дыр в полу для трости быть не должно. Значит, проверим дверную ручку? — на ходу диктовал вслух свои мысли Забини, отлепляясь от стены. Они встали перед дверью, подсвечивая ручку магическим огнем.
— Не ясно, как в такой темноте несчастный страдалец должен был отыскать эту дверь, нащупать и увидеть ручку, но герб здесь нарисован,— протянул Блэйз.
— Ты только что и нас назвал несчастными страдальцами, — заметил Нотт. Забини странно посмотрел на него.
«А как бы нас назвал, учитывая обстоятельства, в которые мы попали? И ты, нарушитель моего спокойствия, виноват в том, что так произошло! Пришел, отвлек своими разговорами, заставил потерять концентрацию, да еще и метлу вовремя подать не успел! Создатель моих страданий этой ночью!» — думал тем временем юноша, передавая Теодору банку с огнем и заранее доставая свой герб. Блэйз три раза постучал ручкой, идентичной той, что находится в Хранилище, о дверь, и с облегчением заметил, что на дереве появился светящийся рисунок. Приложив герб, он наконец отворил дверь, и оба юноши вывалились на тихую спящую улицу.
— Мы же не будем возвращаться в твое Хранилище, а сразу пойдем к гостинице? — с предостережением в голосе уточнил Нотт.
— По сути, я взял то, за чем туда в первую очередь пришел, — ответил Блэйз, оглядывая стены стоящего напротив дома, образующие с одной стороны улицы тупик, и камень дороги. — Конечно, мы вернемся в гостиницу. Осталось понять, куда идти. И посмотри на небо. Уже практически рассвет, небо стало светлеть.
— Значит, сейчас около четырех или пяти часов утра.
— И когда успело пролететь столько времени? — риторически спросил Забини. — Казалось, и часа не прошло. Хорошо. Нам надо как-то понять, куда идти. Может… просто пойдем… куда-нибудь? Если мы куда-нибудь пойдем, мы где-нибудь выйдем, — пожал плечами юноша и, забрав из рук Теодора метлу и банку огня, двинулся по улице вперед. — Так или иначе, нет смысла тут стоять, согласен со мной, Тео?
— Согласен, — вздохнул Нотт и поплелся следом.
— А знаешь, — вдруг обронил Забини, косясь на товарища, — я рад, что мои догадки оказались верны. Я думал и о другом варианте, но если бы он подтвердился, стало бы ясно, что члены моего рода порой беспощадны даже друг к другу. Мне бы такого не хотелось. Это звучит скверно даже для Магии.
— Что ты имеешь в виду?
— Я думал, могло быть задумано так, что только глава рода может выйти сам или выпустить кого-то другого из помещения. Я говорю про вариант выхода с дырой для трости в полу. Это могли сделать по той причине, что глава мог вовремя не сориентироваться и провалиться в эту комнату, потому он сам мог бы выбраться. Но вот член рода, покусившийся на семейный артефакт, провалился бы туда и даже с «ключом» не смог бы выбраться. Его бы выпустил глава рода снаружи, если бы захотел. Вероятно, он бы знал, куда отправляются те, кто попадает в ловушку статуи. Ты не заметил, Тео? Со стороны улицы в полу у двери было отверстие для трости. То есть… если бы выбраться изнутри можно было только зная секрет использования трости… Жизнь этих членов рода полностью бы зависела от желания главы выпустить их. И если бы он не захотел выпускать кого-то, кто покусился на артефакт, то тот или ждал бы в той комнате до своеобразного «суда» семьи, или сгнил бы там. И главе за это, вероятно, даже ничего и не было бы.
Теодор подумал и согласился, что звучал такой вариант мрачно и отвратительно даже с точки зрения Магии. В магическом мире существовали определенные правила в межродственных отношениях. Члены одного рода, связанные кровью, не имели права открыто вредить друг другу так, чтобы кого-то из них настигла погибель. То есть, например, женщина могла бы убить мужа, но не посмела бы своими руками убить сестру — ее ждало бы наказание от магического отката до родового проклятья от Магии. В ситуации, описанной Блэйзом, действия главы рода не посчитались бы Магией опасной враждебностью к одному из членов этого же самого рода. Смерть человека была бы, несомненно, его виной. Но по законам людей, а не Магии: все же, волшебник умер бы «естественной» смертью от истощения, а не из-за прямого приказа или действия главы в его сторону, направленного на убийство. Конечно же, надо отметить, во всех этих законах в отношениях родственников было много оговорок и исключений: все зависит от конкретной ситуации.
Почему же то, что предположил Забини, было отвратительно даже для Магии, если она не судит за подобное? Потому что ей такого неодобряется. Само то, что она запрещает явное сживание со света родственников, говорит о том, что Магия против подобного. Все ситуации, когда за убийство члена рода виновник ей не судится — это лазейки, которые увидел и стал использовать человек. Живя по «кодексу чести волшебника», маг бы не стал прибегать к подобному. Потому такие действия — выискивание способов нарушить запрет Магии — порицаются обществом.
***
Тогда они нашли дорогу к гостинице и пробрались в свой номер в районе семи утра: на их счастье Розабелла и Натаниэль тогда еще спали и не успели забить тревогу. Однако с тех пор они так и не поднимали тему, что заставила их так повздорить. Они просто игнорировали сам факт того, что подобный разговор имел место быть ранее, а стоило кому-либо из них заикнуться об этом, как оба тут же смолкали и начинали обсуждать что-то отвлеченное. Так продолжалось до сих пор, и Блэйз не горел желанием предпринимать хоть что-то, чтобы менять положение дел.
«Если у него есть какое-то недовольство, пусть сам начинает этот неудобный разговор и задает вопросы, которые его беспокоят. Я не стану прыгать перед ним на лапках и выспрашивать, что ему не угодило и каким боком мне к нему повернуться, чтобы удовлетворять его запросам», — мысленно раздражился Забини. —
«Я уже говорил ему, чтобы просто спрашивал, а не думал, если хочет что-то понять. Я не Провидец, чтобы знать, какие пикси бушуют в его голове. Это он начал наш непонятный конфликт, он начал проявлять недовольство мной, он решил, что во мне нет искренности, он считает, что знает меня как облупленного и имеет право выносить какие-то суждения о моем поведении. Я не тот, кто будет в слезах стоять перед ним на коленях, вымаливая прощения за неведомые грехи, и объясняться в своих поступках. Чего он вообще от меня ждет?»
***
Драко прошел в факультетскую гостиную, держа в руке учебник по Зельям, и со всем доступным изяществом опустился на диван, не сразу замечая устроившегося в рядом стоящем кресле Блэйза с бурундуком на руках. Не то, чтобы ему хотелось сейчас начинать разговор с Забини: совсем наоборот, странности Блэйза слегка напрягали, а разговоры с парнем напоминали салочки, в которых Малфой никак не мог осалить Забини, ведь тот постоянно убегал от тем, поднимаемых блондином и сводил все к ехидным шуточкам. Причин такому поведению Драко до сих пор не видел, ведь ни Теодор, ни сам Блэйз не раскрывали, что у них произошло.
Однако от необходимости как-либо взаимодействовать с товарищем Малфоя избавила Паркинсон. Панси влетела на соседнее место на диване и всеми силами старалась привлечь к себе внимание Драко. Она лепетала что-то про Кассиопею, что заставило юношу слушать ее внимательнее. Слизеринка рассказывала о том, как встречалась на неделе с Малфой-младшей и как та делилась впечатлениями о жизни на Хаффлпаффе и в Хогвартсе в целом. Драко был рад, что, судя по словам Панси, Кассиопее вполне нравилось быть в школе. Высказавшись, Паркинсон расслаблено облокотилась на спинку дивана и вскоре заговорила на другую тему.
— Сегодня была консультация с профессором Марино по Искусству магической картины, — протянула она, крутя меж пальцами флаер, полученный в большом зале несколько дней назад. — Интересно, из наших кто-нибудь пошел? Как думаешь, Драко?
— Кого ты имеешь в виду под нашими? — спросил Драко, принимая факт, что почитать ему этим вечером не удастся.
— Слизеринцев. Или, точнее, студентов с нашего курса.
— Понятия не имею, кто с нашего курса тяготеет к искусству, — покачал головой Малфой, постукивая пальцами по обложке учебника.
— А я слышала кое-что на этот счет, — лукаво ухмыльнулась Паркинсон. — Кажется, у дверей в ту аудиторию видели Тео Нотта.
— Тео? — удивленно поднял брови Драко и невольно покосился на Блэйза, который, казалось бы, пропустил фразу девушки мимо ушей, играясь с бурундуком. — Не знал, что он рисует. Он никогда не говорил мне об этом.
— Тео же у нас молчунишка. Не спросишь — не скажет, — пожала плечами Паркинсон, пряча флаер во внутренний карман мантии. Малфой краем глаза заметил, как у Забини, можно сказать, раздраженно дернулся уголок рта, будто бы по лицу прошла судорога.
«О, да, Тео такой. Даже после моей подсказки напрямую говорить словами через рот он не собирается. Истинный слизеринец, нечего сказать. Но ломать голову над его загадками я, конечно же, не буду. Пусть обучается правильно доносить информацию до собеседника, не бросаясь сразу беспочвенными обвинениями», — подумал Блэйз и провел пальцем по тельцу удивительно покладистого бурундука.
— А также он мог просто нарочно скрывать свое увлечение ото всех, — продолжила Панси. — Может, он считает, что современному благородному парню рисовать не круто, и стесняется, — снова пожала плечами девочка.
— В мире полно известных художников-мужчин как среди магов, так и среди магглов. Не думаю, что Тео стесняется такого, — усомнился Драко.
— Ну, он же не известный художник, а просто рисует что-то, о чем никто не знает. Вдруг ему собственные работы не нравятся, навыки недостаточно хороши. Пошел бы он на эту консультацию, если бы был великим искусным художником?
— Все великие с чего-то начинали, — вставил свое слово Блэйз. — Я не видел, как рисует Тео, но, с его-то упорством, он может стать известным художником.
«Работа с холстом ему подходит. Холст молчит, он молчит. Идиллия», — про себя фыркнул Забини.
— Станет затворником Нотт-мэнора и похоронит себя под красками и полотнами в блаженном молчании, — продолжил свой монолог Блэйз, чем разрушил образ вставшего на защиту друга героя.
***
Драко, отвлекшись на редкую возможность все же заглянуть в книгу, упустил момент, когда Панси сменила тему разговора. Вслушавшись, он вообще не понял, как она привела беседу к этому.
— На каникулах я решила повнимательней вчитаться в книги о магическом партнерстве и всем, с этим связанным. Меня гложут серьзные сомнения, что такую связь можно назвать благословением и даром свыше! Кажется, что это кандалы с амортенцией, а не истинная любовь со своей второй половинкой!
— Что ты имеешь в виду? — попытался понять ход ее мыслей Драко.
— А разве не понятно?! Обычно люди сами выбирают, с кем им встречаться и заключать брак! Или же подходящего партнера им подбирает семья! А это что?! Ты родился и уже связан с Мордред знает кем, кто может находиться чуть ли не на другом конце вселенной! Да еще и влюбиться не можешь в кого-то другого! Это несправедливость! Не смотри на меня так насмешливо, Блэйз! Я не какая-то там гриффиндорка, но и для меня подобное звучит просто оскорбительно и отвратительно!
— А разве брак, навязываемый семьей, - не то же самое? — усмехнулся Забини.
— Конечно же, нет! Помолвку можно разорвать, брак — тоже! Но связь магического партнерства — нет! Вместе эти люди или порознь — они все равно остаются связанными друг с другом!
— Но ведь они все же любят друг друга, — возразил Малфой. — А это может оправдать все остальное. Полная совместимость, вторая половина твоей души — чтобы быть с таким человеком можно и потерпеть какие-то ограничения, накладываемые связью.
— Какой ты наивный, Драко, — фыркнула Панси, складывая руки на груди. — Откуда тебе знать, что это любовь? Что это — именно та самая настоящая истинная любовь? Может, это просто обычное влияние магии притяжения! Вдруг, чувства, которые описываются во всех этих книжках про партнерство — искусственные, подпитываемые одной только магией? Настоящая любовь должна идти от сердца, а не от с рождения навязанных вспышек магии! — пафосно заключила слизеринка, вызвав у Забини смешок. Драко хотел что-то ответить, но на ум ничего не шло. Что он может ей сказать? Как подтвердить, что он на собственном примере знает о реальности любви в таких связях? Чем сможет доказать, что его любовь к Гарри, как к магическому партнеру, настоящая? Истинная и идущая от сердца, а не от магии. Есть ли у него какие-то весомые доказательства этому?
— Па-анси, кто ж знал, что ты увлекаешься любовными романами, — ехидно протянул Забини. — Какое пошлое увлечение для юной леди с холодным умом, но, видимо, горячим страстным сердцем!
— Не твое дело, чем я там увлекаюсь или не увлекаюсь. Не суй свой нос, куда не просят, — отчеканила Паркинсон, слегка розовея щеками, и прокашлялась, возвращаясь к прежней теме. — Я считаю, что это все морок, навеянный магией на всю жизнь, — задрала нос Панси, настаивая на своей правоте и праве на собственную точку зрения. — Если магия связывает людей в партнерскую связь, то и взаимные романтические чувства, скорее всего, прививает им она! Так и живет эта пара в плену магических пут, словно опоенная любовным зельем, не зная свободного выбора!
— Наверное, давным давно множество людей думало именно так, как ты, отчего у большинства существ, населяющих планету, эту связь отобрали, — заключил Драко, так и не подобрав чего-то менее абстрактного для ответа.
С тех пор мысли об этом разговоре не давали ему покоя. Той ночью он долго не мог заснуть, прокручивая в голове доводы Панси и мысленно пытаясь подобрать аргументы, которыми он мог бы доказать обратное. У Малфоя все никак не получалось и, провалившись в чуткий сон, юноша еще много раз просыпался от мелких шорохов, чтобы следом снова раствориться во сне, что напоминал непрекращающийся кошмар.
