Пребывая без физической человеческой оболочки, в простонародье называемом телом, Тому зачастую приходилось маяться от безделья. Причем безделье это было особенное, схожее с растворением в пустоте. Он будто бы прекращал свое существование как личности, становясь лишь частью сущего в потоке времени. Его сознание молчаливо плыло по волнам безмятежности, не находя себе применения. В такие моменты Реддл окунался глубоко в свои воспоминания. Все, что ему оставалось, это рыскать по закоулкам своего прошлого, натыкаясь на следы своих побед и поражений, своих ошибок и справедливости, своих вины и гордости. Да, это время было посвящено лишь ему одному – Тому Марволо Реддлу, Лорду Волдеморту. Может, высшие силы таким образом давали ему шанс на раскаяние и естественное спасение души? Может, все это было направлено на то, чтобы он, Темный Лорд Волдеморт, смог составить текст своей исповеди? Исповеди не перед кем-то другим, но перед самим собой? Том этого не знал.
Однажды, стоило Северусу с ворчанием скрыться в лаборатории, Реддл также начал окунаться в темноту глубин своего разума. Он вспоминал о том, с чего начался его путь создания крестражей.
В школьные годы Том начал тяготеть к изучению темных искусств. Его завораживала магия во всех ее проявлениях, но эти темные, скрытые от любопытных глаз за замками знания о всемогущей волшбе привлекали его более всего. Да, можно не тая утверждать, что его привлекала сила. Могущество запрещенной магии манило его разум.
Реддлу не повезло с временем и местом проживания на этой планете. Ему пришлось расти во время войны, ведущейся не только волшебниками под предводительством Гриндевальда, но и магглами. И в это неблагополучное время Том проводил каждое лето вдали от защищенного Хогвартса, в маггловском детском приюте, без возможности колдовать.
Когда-то в юные годы Том пытался храбриться и строить из себя непоколебимую алмазную стену, которую не сломит ничто. Но это было лишь притворство, за которым он пытался скрыть даже от самого себя все раны на душе, что нанесло ему подобное детство. Ничто не смогло стереть из памяти его тела напряжение и страх, преследовавшие его всюду в летние сезоны. В Хогвартсе ему не давали покоя перешептывания студентов и статьи Пророка о деяниях Гриндевальда в Европе, в приюте Вула – шепотки нянек и сирот о бомбежках и слухи о чьих-либо раненых и убитых знакомых из города. Он учился на младших курсах, когда Лондон атаковала немецкая авиация. С тех пор тревожность не исчезала.
И тяга к силе росла. Он хотел уметь защищать себя. Он не желал сдохнуть последней собакой от лихой игрушки маггла.
Учась в Хогвартсе, он прознал о своем великом предке, основателе его факультета, Салазаре Слизерине. Помимо этого, он разузнал, насколько великая кровь течет в его жилах: драконье наследие, дарующее благословение Магии. Он изучил все, что ему было доступно, по этой теме. Он узнал, что в этом мире у одинокого маленького сироты Тома Реддла на самом деле есть вторая половинка души. Он уверился в том, что его жизнь важна для одного человека, которого он еще не встретил. Который живет, возможно, где-то там, далеко, откуда невозможно заметить маленького Тома. Но этот человек всегда будет на его стороне и будет любить его. Он решил, что не умрет прежде, чем встретит этого человека. И это стало для него самым главным стимулом, чтобы жить.
И, глубоко погрузившись в тему темных искусств, Том разузнал о крестражах. Стремление сохранить свою маленькую жизнь приблизило его к тайне о темнейшем колдовстве.
Практика темных искусств – тонкий и опасный процесс. Такая волшба может навредить душе и телу мага, решившего пользоваться ей. Реддл всегда знал об этих рисках. Создание крестража, темнейшего изобретения чьего-то злого гения, обладало страшнейшими из возможных последствий. Само назначение этого колдовства было в разделении души. Но сколько же всего, помимо этого, могло оказать влияние на практика! Травмы, нанесенные душе, могли отражаться даже внешне, заставляя свежесть юности завять, а красоту – сгнить. Если совершенно неосторожно подойти к созданию столь тонкого волшебства, можно было укоротить себе жизнь, отдав лучшие годы Магии.
Когда Том размышлял о ритуале создания крестража, он не учел того, что его ожидало в будущем, когда теория превратилась в практику. Если ранее он считал душу чем-то равномерным, как многослойный пирог, который можно просто разрезать на несколько долей, то в результате он получил совершенно иное: отщеплённые куски души уносили с собой его чувства. Он становился более черствым, более циничным или менее восприимчивым к счастью. Каждый крестраж отбирал какую-то важную частичку его самого, не оставляя ее ему в пользование. Будто бы в крестраж обращалась часть души похожая не на дольку пирога из слоев с разной начинкой, а какой-либо один из этих слоев, срезанный со всей поверхности пирога.
Первым своим крестражем Реддл сделал собственный дневник. Но крестражем он пробыл недолго. Тогда он воспользовался подвернувшимися обстоятельствами ради эксперимента.
Том открыл Тайную комнату, и под взглядом василиска умерла Миртл Уоррен. Не сказать, что Том желал ей зла. Это была случайность. Однако в ее непредвиденной погибели был виновен Реддл. Именно он вызвал василиска, из-за которого скончалась девушка.
И тогда, воспользовавшись неумышленно совершенным убийством, оставившим незримую рану на его душе, он провел ритуал создания крестража.
Впрочем, через некоторое время он искренне пожалел об этом. В то время он стал сильнее, обучился беспалочковому колдовству, не был обделен соратниками, его жизнь была не сильно-то плоха. Лучший студент, восхваляемый профессорами, красавец, по которому тихо вздыхали девушки, харизматичный лидер, за которым шли парни. И лишь своего магического партнера он до сих пор не встретил.
И, создав крестраж, он обнаружил, что стал скупее на важные эмоции и чувства. Он подумал, так ли нужен был ему крестраж, чтобы создавать его? Так ли необходим он ему сейчас, так ли нужно ему было становиться эмоциональным калекой? Каким его увидит его магический партнер, когда они встретятся? Не отвратит ли его то, кем стал Том после своего эксперимента?
За несколько месяцев до выпуска из школы Реддл искренне раскаялся и соединил свою душу воедино. Но до этого он успел, лишенный сострадания и горящий о ненависти, уничтожить остатки семей матери и отца.
Странствуя после выпуска со своей благодетельницей-медиведьмой, вытащившей его из безумного процесса принятия наследия, и, можно сказать, наставницей, Том снова задумался над созданием крестражей. Время шло, его навыки и знания становились лишь обширнее, он уже не был испуганным маленьким Томом. Он продолжил создавать себе имя, вел благую деятельность ради сохранения традиций волшебного мира и боролся за права магических существ. Имя Лорда Волдеморта вскоре начало греметь на всю Магическую Великобританию. Он уже не был невидимым. Он сделал все, чтобы о нем знали, чтобы его заметили. Чтобы его заметил тот, кого он пока не знал, но очень желал встретить.
Но шли годы, а Том оставался одиноким. Ни разу он не ощутил зова Магии. Ни разу не зацепился взглядом за девушку или юношу, что заставили бы его сердце пуститься вскачь. Иногда ему казалось, что его партнер уже умер где-то далеко и очень давно, может, десятилетия назад – и именно это является причиной его одиночества.
Он отчаивался, сердце покрывалось льдом. Однако Том все еще лелеял надежду, что его родственная душа еще пребывает в добром здравии, и однажды они смогут встретиться.
Однажды он вызнал, что у его приближенного, Абраксаса Малфоя, был артефакт, определяющий истинную магическую партнерскую связь. Расспросив его подробнее, Том понял, что артефакт более функциональный, чем ему думалось изначально. С его помощью можно было понять, живы оба партнера, или же нет, даже если они еще не встречались друг с другом.
Первая проверка ввергла Реддла в отчаяние. Она показала, что его партнера не существует в этом мире.
Он находился в душевном раздрае и не помнил себя, слоняясь призраком по своему жилищу, которое делил со своей наставницей и любовницей по совместительству. К ней он не чувствовал ничего, кроме симпатии, уважения и благодарности, но согласился на подобные «отношения» с ней, потакая ее прихоти. Ей, видимо, нравился Том как мужчина, поэтому она уцепилась за шанс побыть его женщиной, пока тот не отыскал своего партнера.
Первые несколько лет их странствий он не трогал ее, не покушался на ее честь и не давал ей самой нарушить эту границу. Потом, улучив момент его слабости, когда Реддл терялся в сомнениях, она все же смогла удачно предложить ему себя в качестве утешения. Колдунья была на удивление верной и терпеливой. Несмотря на все выстраиваемые им стены, она терпеливо билась в них, пока не крошила в пыль, чтобы подобраться ближе. И не смотрела ни на кого другого. И их совместное существование, начавшееся со встреч в течение пятого курса Реддла, продлилось ни много ни мало пятнадцать лет.
Совершенно разбитый после первой проверки, он все же нашел в себе силы сохранить слабый огонек надежды на ошибку артефакта. Он пошел к Абраксасу требовать ответа по результатам: какие варианты мог в принципе выдать этот прибор и не мог ли он вынести ошибочное суждение.
Абраксас подложил сухих поленьев и веточек в его душу, заставив огонек надежды разгореться увереннее: он сказал, что его партнер, возможно, еще просто не родился. Том сам удивился тому, что такая простая мысль раньше не приходила в его голову. Также Малфой заверил, что некоторым ранее артефакт выдавал ответ «за гранью», а не просто «не существует в этом мире». Это также убедило Реддла в том, что его родственная душа еще найдется им в будущем. Пустота в его груди, которую он ничем не мог заполнить с детства, сможет исчезнуть.
И через несколько лет случилось несколько событий. Во-первых, проверки все еще не давали положительного результата. Во-вторых, на фоне нервного ожидания и неуверенности в будущем, вечных неудач на политической арене, где его со всех сторон пытались задушить, и нескольких попыток покушения на его жизнь, Том поехал крышей. Стресс и нервное напряжение преследовали его повсюду, он начал ожесточаться и беспокоиться за свою жизнь. У него начались проблемы с доверием, и он не мог быть абсолютно искренен даже со своей преданной любовницей; даже этой женщине он не мог излить душу. И даже уверенность в собственных силах перестала спасать от страха смерти. Он все еще не встретил своего партнера, он все еще не добился своих политических целей, он все еще чувствовал себя недостаточно живым, все еще бился о мутное стекло, которое закрывало ему все краски жизни. Он не мог умереть сейчас.
Именно тогда он вспомнил про крестражи и отбросил сомнения, терзавшие его ранее. Прибранный к рукам давно медальон Слизерина, чаша Хаффлпафф, диадема Рэвейнкло, кольцо Мраксов – все постепенно пошло в ход. И венцом его творения годы позже явилась Нагайна, его фамильяр, ставший для него отдушиной, его утешением, подругой и собеседницей.
Она заменила ему его наставницу, с которой он расстался после создания первых крестражей. Их пути разошлись, ведь Том охладел ко всему. Ничто больше не трогало его за живое, он был саркастичен и собран, строил планы, писал научные труды, выдвигал безжалостные стратегии на собраниях со своими соратниками. И тело будто стало бездушным куском металла. Прикосновения медиведьмы уже не дарили ни успокоения, ни утешения; не разжигали страсть. Он и самой ей не мог больше дать того, что даровал раньше. Он понимал логику происходящего, знал, что она станет заложницей своих страданий и чувств из-за него, находясь рядом. И он заставил ее взять себя в руки и уйти. Уйти от него к лучшей жизни. Перестать тешить себя иллюзорными надеждами и тратить свои лучшие годы на него, того, кто никогда не будет полностью и без остатка принадлежать ей. Он сказал ей забыть его и найти хорошего мужчину, построить с ним свою семью – она была достойна счастья для себя. Но не с ним.
Напоследок она попросила лишь об одном – может, таком банальном и глупом – подарить ей последнюю ночь с ним. Наутро и след ее простыл. Она не оставила ни одного доказательства своего пребывания в его доме в течение свыше десяти лет. Будто ее и не существовало.
И спустя еще несколько лет, в конце марта тысяча девятьсот шестидесятого года, артефакт наконец-то сказал ему, что его партнер жив.
***
С тех пор минуло больше десятка лет, и с Томом по оставленном им в школе пергаменту связался Джеймс. Реддл не сразу признал в нем своего партнера, ведь они не встречались лично, чтобы почувствовать знаки от Магии. Он ценил Джеймса как близкого друга, почувствовав в нем родную душу по их разговорам. Том мог бы сказать, что беседы с Джеймсом поселили в его сердце волнение – он ждал вестей от него, полностью поглощенный этим ожиданием.
Казалось, то, что отняли у него крестражи, постепенно возвращалось. Жизнь становилась ярче и резче в его глазах и ощущениях. Но сам он не считал себя влюбленным, ведь никогда на собственном опыте
не испытывал этого чувства. Да и признать, что он полюбил кого-то, чьего лица он по сути не видел, Том считал незрелым решением.
И тот момент, когда Джеймс в его шестнадцатилетие влетел в его объятья, он не забудет никогда. Ведь помимо того пугающего опыта, что принесла ему встреча с далеким магическим предком Поттера, он обрел свою пару, предназначенную ему Магией.
Спустя сорок девять лет с момента его рождения одинокий маленький Том, ставший большим и сильным, наконец заполнил пустоту в своей груди. Спустя долгих сорок девять лет его нашел тот, кто был предназначен ему с момента появления на свет. Спустя сорок девять лет он почувствовал тепло тела того, кто всегда будет любить его и всегда будет на его стороне.
Маленького невидимого Тома взяли за руку и вывели на свет, где светило яркое теплое солнце. И на покалеченной душе стало спокойно. И перед глазами забрезжил рассвет новой жизни: такой же яркой и теплой, как это солнце.
***
Том вынырнул из воспоминаний, когда хлопнула дверь. Северус пролетел мимо него на выход из своих апартаментов. Видимо, спеша по делам. На комнату снова тяжелым недвижимым пологом опустилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Под их мерный шум Реддла захватило воспоминание из другого отрезка времени. Оно было связано именно со Снейпом.
Юный Северус, только недавно примкнувший к соратникам Волдеморта, но пока не носивший метку из-за обучения в Хогвартсе, был кроток и учтив. С крайней почтительность и вежливостью он называл своего лидера «мой Лорд», с готовностью выполняя любое его поручение. Так длилось несколько лет, пока на своем седьмом курсе Снейп не получил от Лорда задание по улучшению состава нескольких редких зелий. Тогда ломать голову юноше предстояло отнюдь не в одиночестве. Сам Том также участвовал в этом исследовательском эксперименте. Совместными усилиями работа пошла бы быстрее, да и Реддл мог выступить наставником для молодого зельевара, по ходу обучая его хитростям-премудростям, которые тот еще не успел узнать, и посвящая в разработки самого Реддла, половину из которых он не описывал в своих трудах по Зельеварению. Таковых в принципе он выпустил из-под своего пера не много, уделяя больше внимания темам из других областей магических наук и политики.
Том и Северус трудились не покладая рук в припадке дикого ученого энтузиазма несколько месяцев. В один из вечеров Реддл со стуком опустил на стол перед ними бутылку огневиски, на которую Снейп смотрел со все возрастающим недоумением. Следом Том поставил рядом с бутылью два стакана, и это стало поворотным моментом истории, когда их отношения изменились окончательно и бесповоротно. В тот самый миг, когда Волдеморт разлил эту пришедшую в людской мир из геенны огненной жидкость по бокалам, пододвигая один из них под нос своего юного визави, год назад отметившего совершеннолетие, мироздание совершило сальто, переворачивая все с ног на голову.
Захмелевшие умы, до этого безрезультатно бившиеся над загадкой, почему не работает один из их вроде бы правильно составленных усовершенствованных рецептов, теперь вели жаркие дебаты. Пожиратели, имевшие неосторожность находиться в это время в мэноре своего Лорда, не могли даже просто зайти в комнату, где находился их лидер: надрывный рев в две глотки напрочь запирал двери и отпугивал волшебников. Кажется, это был первый и один из немногих раз, когда кто-либо слышал настоящий крик Северуса Снейпа: в остальных случаях он предпочитал использовать редкое искусство крика шепотом.
Два ученых лба жарко спорили до рассвета, напрочь забыв про субординацию и разницу в возрасте. Стопка пергамента была разодрана в пух и прах в процессе начертания диких схем и таблица и разлетелась мятыми комьями и лоскутами по всей комнате. На столешнице прямо пальцами, измазанными в чернилах, было выведено еще несколько таинственных изображений – на нее сразу перешли после уничтожения всего пергамента, чтобы не отвлекаться от увлекательного процесса.
Темный Лорд и его юный зельевар сидели на полу, заканчивая разрисовывать боковую сторону стола при помощи покоцанного пера и пальцев.
Так родилось нечто гениальное. Так «Да, мой Лорд, будет исполнено, мой лорд» сменилось на «К дракклам все! Ты упился в край, если думаешь, что я не сумею это провернуть!»
— Мой Лорд… — позвал Реддла Снейп, проспавшись.
— Можно просто Том, сердешный друг мой, Северус, можно просто Том…
