Uncle Small Eyes

Сонгю садится на максимально дальнем расстоянии от Ухена и заливает в себя алкоголь. Сонель отчитывает его, собирая пустые пивные банки, окружающие Сонгю. Хотя Сонгю, кажется, пропускает все мимо ушей: когда спустя некоторое время Ухен снова бросает на него взгляд, Сонгю уже сидит с бутылкой вина, полупустым бокалом и большим (реально большим) куском торта. Они встречаются глазами, но взгляд Сонгю исходит злобой, и с презрительной усмешкой он осушает бокал одним глотком. Ухен раздумывает над тем, чтобы подойти к нему и высказать ему все, что у него на уме (правда, он точно не уверен, что именно это «все»), но когда он вроде решается, именинник уводит его. Сначала Мукель хочет, чтобы Ухен стоял рядом, когда он будет задувать свечи, потом он знакомит его со всеми своими маленькими друзьями, горделиво сообщая, что «это дядя Ухен, и он может испечь воооот такие блинчики». Еще он представляет Ухена своей любимой тете (которая как всегда пришла с опозданием), тете Джиэ, которая скрывает большую тайну (папа и Елли говорят, что она — слон, но это секрет). Собственно, у Мукеля, кажется, на всех собрано минимум по секрету. Елли рассказал ему, что у тети Эйми будет девочка, и это секрет. Девушка дяди Мунсу — страшная, но это он тоже хранит в секрете. И как папа спрашивал его, пока Елли был на работе, хочет ли Мукель братика или сестренку и как отнесется к такому же, как у тети Эйми, большому животику у Елли. Из всего этого Ухен заключает, что Менсу — никудышный папаша, и его ни в коем случае нельзя допускать до детей. Ясно как божий день, что из них двоих Сонель — самый здравомыслящий, и Ухен рад, что у ребенка есть хотя бы Сонель. После четырех большинство друзей Мукеля собирается домой, и Мукель заставляет Ухена стоять с ним у двери и провожать всех. Когда он видит, что остались только взрослые, в основном все самые близкие друзья, он вынуждает Сонеля одеть милый костюмчик, подаренный ему Хоей. Потом около получаса он носится под носом у взрослых, издавая свистящие звуки и вполне удачно изображая маленького супермена. Ухен почти не успевает побеседовать с Дону и Хоей. Кажется, словно он их уже сто лет не видел. Хоя даже приобнимает его как-то по-братски, похлопывая по спине. Ему не хватало этого чувства единения с ребятами. И вообще с людьми. Мукель объявляет, что сейчас они будут играть в догонялки. Ухен пытается воспротивиться, но Мукель напоминает ему, что сегодня он именинник. Сонджон замечает страдания Ухена и зовет Мукеля поиграть в видеоигры. Радостный, словно рождество пришло раньше времени, разрумянившийся Мукель, наконец, отпускает его руку и идет за Сонджоном. Опускаясь на сиденье, Ухен чувствует, как простреливает спину. Боли в пояснице. О, боги, уже от одной этой фразы чувствуешь себя старым. Помилуйте, ему еще даже нет пятидесяти! Тридцать четыре только стукнуло. И какой дурью он маялся в тренажерке все это время? — Держи, — перед его лицом возникает банка пива. Ухен поднимает взгляд и обнаруживает улыбающегося ему Менсу. — Ты заслужил. Ухен с благодарностью принимает банку. — Ты ему нравишься. Фиг знает почему, — Менсу плюхается рядом с ним на диван. — Почему это фиг знает? Позволь тебе напомнить, что я был вторым по популярности после тебя. «Сонгю обычно шел третьим», — думает про себя Ухен, блуждая взглядом по комнате. Менсу легко разгадывает его мысли: — Он вышел покурить, но я почти уверен, что он еще долго будет торчать снаружи. Зато он точно не уйдет совсем — Сонель конфисковал его ключи. Ухен хмыкает и опускает взгляд на пиво. — Хочешь совет? Исчезни на два года и вернись с ребенком — работает как по волшебству. — А на самом-то деле как это сработало? Когда это произошло? — Где-то два года назад… может, два с половиной, но… все как-то периодами сначала… с разными перерывами, — Менсу отпивает из банки. — Могу я узнать чуть побольше подробностей, а? — Ухен бросает на него пристальный взгляд. — Тут особо и нечего рассказывать… Когда я вернулся с Мукелем… родители как-то отгородились от меня, и мне неловко было постоянно приходить к ним с ребенком. Короче говоря, я был просто связан по рукам и ногам, а он, как и всегда, был рядом со мной. — Запасной козырь на белом коне. — Были моменты, когда я думал отдать его на усыновление, я сам ощущал себя ребенком, и ему передавалось это чувство, и он не хотел, чтобы я был его отцом, — Ухен внимательно смотрит на его лицо. — Из-за меня та женщина не хотела связываться со всем этим…, но из-за меня же ей приходилось мириться с тем, что кто-то растет внутри нее. Когда я взял ребенка, я был уверен, что буду лучше ее, но, как оказалось, я был не готов. У Сонеля получалось лучше. В Мукеле он видел маленькое чудо, — хмыкает Менсу. — Мы раньше ночами напролет в панике носились вокруг его кроватки, потому что не имели ни малейшего понятия, что нужно делать с ребенком, и засыпали вместе на рассвете. — Это так мило, что я сейчас блевану радугой. Когда вы начали трахаться? — Пятнадцать лет прошло, а тебя все так же интересует только секс, — Менсу закатывает глаза. — Кто бы говорил… называть Сонеля котиком, потому что он любит твое молоко, мда… Менсу чешет нос. — Ты даже не представляешь, как я стараюсь не пошлить. Никогда не знаешь, слышит он или нет. Иногда я думаю, что у него какой-то супер слух. Ухену хочется задать столько вопросов, и, казалось бы, сейчас самый момент, но он не уверен, будут ли они оскорбительными или в порядке вещей. Они все-таки теперь не так близки. Или все же близки? У него такое чувство, что еще вчера они вместе стояли на сцене и даже могли различить друг друга по запаху газов. Но в этот момент Менсу корчит особо уродливое лицо, устремляя взгляд куда-то, и когда Ухен отслеживает его взгляд, он видит Сонеля, корчащего такое же лицо и указывающего на скопившуюся на кухне посуду. Однако, его вскоре отвлекает Эйми, которая требует добавки торта. Менсу мягко улыбается. — Когда-то после каждой ссоры он хлопал дверью прямо перед моим носом —, а ссорились мы часто, чуть ли не каждую неделю — и каждый раз он обещал, что больше не вернется. Я даже помню тот раз, когда он начал встречаться с моделью — Хана, что ли — просто, чтобы позлить меня. Он даже лез из кожи вон, чтобы появиться с ней на публике, и слал мне ссылки на новостные статьи. — Но теперь, кажется, у вас все хорошо…? — Спустя какое-то время ссоры стали случаться все реже, и он все дольше оставался в нашем доме. Мы перестали выяснять, какая марка подгузников лучше. Со временем я разобрался, что выводит его из себя и что вообще доводит до белого каления, и я избегаю всего этого. А если я веду себя хорошо, мне перепадает секс, поэтому на мой взгляд — это отличная сделка. — Вау. Так ваши отношения, по сути, основываются на сексе… — Ты с ним не спал, так что тебе не понять. Если бы мне пришлось оценивать его по шкале от 1 до 10, где 1 — это «одноразовый перепих с участием лошади и зубной щетки«… — выражение отвращения на лице Ухена заставлять Менсу заржать, после чего он продолжает, — и где 10 — «самое крышесносное и потрясающее ощущение в жизни», то, в таком случае, я дам ему все 20. — Да ты гонишь. — Ты знаешь, какие штуки он вытворяет своим языком? Так вот… — Спорю на мою клубную карту в тренажерке, что ты преувеличиваешь, потому что ты мечтал об этом лет с восемнадцати, а? — С семнадцати с половиной, но не все ли равно? Ухен отстранённо перекатывает банку с пивом из ладони в ладонь, следя за ней взглядом. Хоя и Дону громко ржут над чем-то. Он осматривает комнату, отмечая, что это уже вечеринка для взрослых. Они теперь взрослые. Еще нет даже семи часов, но у всех в руках бутылки с пивом или соджу, и никто не планирует напиваться до беспамятства, потому что у всех, наверняка, еще есть дела. У всех еще есть дела. Никому завтра не вставать для записи шоу по графику. Никто не переживает за свой образ, не сидит на диете, стремясь угодить подросткам, желающим видеть никак не меньше, чем прекрасного принца. — Ты не боишься…? — Чего? — спрашивает Менсу. Кажется, он действительно не понимает, чего он должен бояться. — Ты уже это проходил, Менсу… Что, если кто-то сфотографирует вас троих, гуляющих в парке? Или вместе кушающих мороженое? Или целующихся? А если кто-то узнает вас в детском садике и начнет задавать вопросы? Вопрос даже не в том, что пострадает твоя репутация или закроются фан-сайты. У тебя теперь есть сын. У тебя есть, что терять, ты так рискуешь. Несколько секунд Менсу выглядит озадаченным. Он смотрит на Ухена своим странным пристальным взглядом и закидывает ему руку на плечо. — Помнишь, Сонджон всегда смотрел свои сопливые дорамы и чуть ли пальцы нам не откусывал, если мы пытались забрать пульт? — А я уж было подумал, что ты сейчас выдашь что-то глубокомысленное. — Ща, погоди, — Менсу кривит лицо. — Менсу, я пятнадцать лет ждал от тебя хотя бы одну умную мысль. — Я не настолько плох! — Ты вообще… — Можешь заткнуться на секунду? Отлично, так вот: в тех дорамах главные герои встречают друг друга, и это самый романтический момент, и после этого у них еще стопицот романтических моментов, словно жизнь лишний раз доказывает, что они предназначены друг другу, но всегда их разлучают либо злобная мать, либо общество или кто-то еще, но в конце концов, все-таки, каким-то образом все разрешается по мановению волшебной палочки, и они справляют свадьбу и живут долго и счастливо с детьми или огромным наследством или чем-нибудь еще… — Короче, ты к чему-то ведешь? — Да. Веду. К тому, что не бывает счастливого конца. И когда ты встретишь своего человека, жизнь не закидает вас романтическими моментами. Никто не станет доказывать, что любовь — есть. Влюбленность – да, но эйфория сходит на нет, после чего ты видишь человека таким, какой он есть, и большинство времени тебе это не нравится. Знаешь, что отличает Сонеля от всех тех, с кем я встречался? Знаешь, почему именно он? Потому что я любил его даже тогда, когда он ушел от меня. Любил и тогда, когда он кричал мне отвратительные слова. Почему я в таком случае любил его? Потому что он оставался рядом со мной, когда мне было херово, когда я был на самом дне. Мы смогли пройти через все неудачи вместе, даже после того, как успели разочароваться друг в друге. И нам комфортно вместе. Нам хорошо вместе. Раньше я смотрел на него и воображал, что было бы, если бы мы встретились при других обстоятельствах или если бы жизнь была другая, но сейчас я смотрю на него и на Мукеля и знаю, что любовь — тоже самое, что было с ИНФИНИТ. Хочешь добиться чего-то? Тогда надо попотеть. Надо выложиться по полной. Без твоих усилий ничего не выгорит. Ухен открывает было рот, чтобы ответить, но затем молча закрывает. — И отвечая на твой вопрос: какой-то долбанутый репортер заснял нас, когда мы поехали летом в Пусан. Мы сидели на пляже рядом с другими парочками с детьми, и никто даже не обращал на нас внимания, но этот парень, он не спеша фотографировал нас в HD качестве и нужном освещении. Была даже фотография, где я положил голову Сонелю на плечо, — Менсу фыркает. — Когда я увидел статью в интернете, то сделал все возможное, чтобы спрятать ее от Сонеля. Я думал, он взбесится. Но когда он ее увидел, он долго всматривался в одну из фотографий, а потом сказал: «Я правда таким толстым выгляжу со спины?». Я уже не говорю о комментариях к статье: «Оставьте их уже в покое» или «Почему про них еще пишут?», «Кажется, этот парень был фотографом на свадьбе моего друга». — Серьезно? — Ага. Но я все равно позвонил в редакцию и заплатил — «пожертвовал» — довольно большую сумму. Сонель сказал, что не хватало еще, чтобы какие-нибудь педофилы смотрели на Мукеля, бегающего по пляжу в шортах. Через неделю статью убрали, — Менсу допивает пиво и ставит бутылку на захламленный столик. Ухен чувствует себя по-дурацки. Даже не так — он хочет ударить себя. Правда? И это все? У него всегда мурашки пробегают по коже при воспоминании об инциденте с девушкой Менсу. Сначала он думал, что Менсу заслужил это, потому что игрался с огнем. Но по сети ходило столько хейтерских комментариев, что Ухен, видя, как они задевали Менсу, взял свои слова обратно. Никто не заслуживал такого. Никто не заслуживает, чтобы их жизнь придирчиво изучалась безжалостными и злобными нетизенами, которые скрываются под маской анонимности и плюют на чувства Менсу. — И тебе для информации: появление ребенка ни в коем случае не значит, что у вас будет счастливый конец. Когда Мукель был поменьше, он как-то накакал в подгузник и размазал своим какашки по детской кроватке и по стенам. Но даже этого ему было недостаточно — остатки он бросил в меня и Сонеля, когда мы попытались зайти в комнату и остановить его. А летом он решил, что больше никогда не наденет штанишки. И если мы силой пытались надеть их на него, он устраивал истерику. Целую неделю он ходил в детский садик в нижнем белье. Серьезно, если ты думал, что стать айдолом — нелегко, попробуй завести детей. Ухен смеется. — Менсу, куда ты поставил шоты с вишневым виски, которые я приготовил утром на десерт? — кричит Сонель из кухни. — В морозилку, — отвечает Менсу. — Их нет в морозилке, — в голосе Сонеля слышится раздражение. — И клянусь богом, если я обнаружу их в буфете, я изничтожу твою бестолковую задницу! — Сорри, хен, долг зовет, — Менсу лениво встает. Ухен прослеживает за ними взглядом, замечая, как Сонель находит то, что искал, в одном из шкафов и бьет Менсу по голове. Они с минуту переругиваются, а потом Менсу заключает его в объятия с самодовольным выражением на лице. Сонель какое-то время пытается вырваться, издавая стоны умирающего кита, но потом Менсу целует его в шею. Джиэ кричит им: «Не при людях же, идиоты», и они отрываются друг от друга. Ухен думает, что, несмотря на все то, что Менсу ему сейчас рассказал, у его истории все же счастливый конец. . Закончив играть с Сонджоном, Мукель тянет Ухена смотреть свою «книжку с картинками». «Книжкой с картинками» оказывается фотоальбом, сделанный Менсу и заполненный в основном фотографиями их троих: Сонеля, Менсу и Мукеля. В какой-то момент Мукель уходит, захотев тортика (хотя он слышит, как Менсу говорит ему, что он уже итак много съел), и Ухен остается сидеть в комнате с телевизором с альбомом в руках. Он листает страницы и смеется, обнаруживая Мукеля в подгузнике и замечая, каким счастливым выглядит Сонель, гуляющий с ним по парку. Фотографии кажутся сделанными профессионалом, похожие на те, который были на обложках их альбомов и синглов. Забавно, насколько Менсу хорош в том, чем занимается сейчас. Возможно, фотографировать у него получается даже лучше, чем быть айдолом. Ухен не задумывается, сколько уже времени сидит один, когда внезапно Сонгю заходит в комнату. Какое-то мгновение они пристально смотрят друг на друга, потом Сонгю цокает языком, сжимает зубы и проходит мимо, осматривая столики и открывая ящики. — Не это ищешь? — Ухен звенит ключами, которые нашел на кухонной стойке. Хоть и с облупившейся краской, но Сонгю сохранил брелок в виде хомячка, подаренный ему Ухеном для ключей. Он постоянно терял ключи и по утрам, убегая прежде, чем Ухен проснется, всегда их искал. Он бросает Сонгю ключи, который неуклюже их ловит и смотрит на них. Ухен возвращает свое внимание к фотоальбому. — Почему ты пришел сюда сегодня? Рассчитывавший, что Сонгю уйдет сразу, как только получит ключи, Ухен с удивлением поднимает голову. — В прошлом году, в этот самый день, я был здесь, полагая, что мы могли бы как-то наладить отношения, если бы встретились лицом к лицу. Но Сонель сообщил, что ты, словно пятиклашка, отказался приходить из-за того, что я тоже собирался прийти. Да, было такое. Он помнит, как ему звонил Менсу, помнит, что сказал, что не придет, если придет Сонгю. Он даже помнит, что Менсу молчал в трубку секунд пятнадцать, прежде чем пробормотать что-то типа «я его уже пригласил». Он помнит, как остался дома и катался по дивану, сожалея о том, что не пошел на день рождения. Теперь он понимает, что только по этой причине он пропустил еще много дней рождения в этом году. И еще, может быть, потому что он немного боится выходить из дома. Боялся. Он не уверен, боится ли он сейчас или нет. — Так почему ты пришел сегодня? Почему только сейчас? — Я не знаю! — Ухен трет лицо. — То есть, я знаю… мысль о том, что я увижу тебя снова, просто выворачивала меня наизнанку…, но я не знаю, почему сейчас. Я не знаю. Сонгю кивает, словно понимает его, только это не так, потому что следом он говорит: — Так чего именно ты сейчас ждешь? Чтобы я с готовностью рухнул в твои объятия? — Нет! — Ухен встает и делает шаг вперед, но Сонгю отступает, и Ухен замечает, как его пальцы еще сильнее сжимают ключи. – Нет, Сонгю… я знаю, что должен радоваться, что ты нашел себе кого-то, кто любит тебя таким, какой ты есть… даже если этот человек спокойно относится к тому, что ты носишь этот брелок… — Ухен, — он раздраженно цокает языком. — У меня никого нет. Я соврал. — А-а. Сонгю запускает руку во волосы, зачесывая их назад, отчего короткие прядки остаются встопорщенными. Это напоминает Ухену о том, как классно парень выглядит со взъерошенными после сна волосами. Он закусывает губу. — Почему ты соврал? — А ты как, черт возьми, думаешь? Я так давно тебя не видел, и тут такое нападение… — Я не нападал на тебя. — Еще как нападал. Пришел с этой дурацкой клевой стрижкой, весь такой красивый, словно только со страниц журнала сошел, хотел поговорить о чувствах — это как раз и есть основные методы нападения. И вообще, я не могу позволить тебе врываться в мою жизнь с криками «я тебя люблю» вот так, каждый чертов раз! Не думай, что я снова и снова буду таять и с радушием принимать тебя обратно. И вообще, что с тобой не так? Сонгю избегает его взгляда, и просто потерянно стоит посреди комнаты. Кажется, он пытается собрать свои мысли в кучу, потому что у него всегда так: ему нужно время, чтобы решиться на что-то. А Ухену хочется… Просто поцеловать его. Что он и делает. Их поцелуй нежный. Такое чувство, что он целует кого-то хрупкого и маленького, кто может сломаться под весом его губ. Сонгю не сопротивляется; напротив, он коротко выдыхает, так, словно ждал этого долгое время. Ухен отстраняется, ожидая подтверждения и вообще какой-нибудь реакции. Глаза Сонгю закрыты, но он открывает их, когда их контакт прерывается. — Из нас двоих именно ты сказал, что у нас нет будущего. — Я знаю. Я кучу разных глупостей говорил. Потому что я трус и эгоист. Я боялся, что ты первый меня бросишь. Или из-за меня тебе придется пройти через то, что прошел Менсу со своей девушкой. — Вау, столько бреда, и даже ни одного извинения? — голос Сонгю дрожит. — Прости, что я такая скотина. Прости, что ранил тебя. Прости, прости, прости меня, — Ухен прикусывает губу, чтобы остановить поток извинений. Он мог бы еще миллион раз извиниться. Сонгю отворачивается от него и трет лицо. — Я просто… я не могу больше, понимаешь? — его плечи опускаются. — Я не могу вечно ждать, пока ты выберешься из своей раковины. Я не могу жить, снова и снова прощая тебя и надеясь, что в следующий раз все будет в порядке, когда я знаю наперед, что не будет, — он надолго замолкает. — Я получил работу в Америке. — Что? — Да, одна корейская команда собирается дебютировать там, типа первая корейско-американская группа. Они хотели музыкального продюсера-корейца, знающего все ходы и выходы в индустрии. Я сначала не хотел…, но я уже согласился, поэтому поеду. И я думаю, что это к лучшему, — закончив, он делает глубокий выдох. — Когда? — На следующей неделе. — Какого фига ты согласился? Ты же полный лопух в английском. — Вау, всегда приятно услышать от тебя слова поддержки… — Сонгю закатывает глаза. — Это крупная работенка, Ухен. За много лет я ни разу не работал над таким большим проектом. — Когда ты вернешься? — Они уже подали заявление на грин-карту… и я…, — Сонгю закусывает губу, пожимая плечами. — Мне уже нужно идти. Завтра рано вставать, решать вопросы с менеджерами… Я пришел сегодня только для того, чтобы попрощаться со всеми. — Они знают? — Ага. Ухену кажется, что что-то застряло у него в горле, и он с трудом сглатывает. Сонгю выпрямляется, затем наклоняется, чтобы нежно чмокнуть Ухена в губы. — Ты тоже прости меня, Ухен, — добавляет он и уходит. Ухен еще долго стоит на том же месте. Он чувствует, что заслужил это, что так и должно быть. Затем он как можно незаметнее пробирается к входной двери, спускается в лифте и сидит в машине до тех пор, пока его пальцы не перестают дрожать. Хотя это случается только спустя час. . Убравшись в квартире и открыв все подарки, Менсу помогает Мукелю переодеться в пижаму. В целом Мукель доволен своим днем рождения, он много веселился с друзьями, особенно во время поиска сокровищ, потому что Сонель держал в тайне, какой будет приз, и где он его спрятал. Еще он видел Сонджона, на котором он собирается жениться, когда повзрослеет, и Сонджон даже довольно долго оставался в гостях и разрешил ему посидеть у него на коленях и играл с ним, когда все друзья ушли. — Какой подарок тебе больше всего понравился? — папа спрашивает, застегивая его пижаму. — Дяди Ухена и дяди Сонгю. — Они оба подарили ему по планшету. Ухен подарил «Айпад», а Сонгю — «Галакси Таб». Вот такая ирония, — Елли заходит в комнату с коробкой карандашей, которую Мукель оставил в гостиной, когда ему с другом понадобилось порисовать. — Почему «ирония»? А у меня есть «ирония»? Как у супер-героя? — Ты и так супер-герой, тебе просто надо немного подрасти, — ободряет его папа. — Отдашь папе «Айпад»? Тебе все равно не нужны два планшета. Елли смеется над папиными словами. — Но это мой подарок… — Но тогда у тебя будет один, и у папы будет один. — У нас уже есть один планшет, он лежит в гостиной, и никто им не пользуется, — напоминает Елли. — О чем они вообще думали — такой подарок не подходит для четырехлетнего ребенка. — Подходит, подходит! — Ну-ка, именинник, давай в кровать! — Елли взбивает его подушку. Мукель забирается под одеяло. Папа устраивает Енджи рядом с ним. — Тебе сегодня было весело, малыш? — Да, — отвечает он гордо. — Мне только жалко, что дядя Ухен и дядя Сонгю не помирились и ушли расстроенными. Елли с папой обмениваются взглядами, и затем Елли садится на кровать рядом с Мукелем. — Малыш, как ты узнал о дяде Сонгю и дяде Ухене? Дядя Ухен рассказал тебе? — Нет. Просто на картинке они выглядят такими же счастливыми как папа и Елли. — На какой картинке? Мукель указывает на стену, куда он двумя магнитами прикрепил помятую картинку, которую он нашел у себя в комнате. Елли рассматривает ее и мягко улыбается, но папа тут же сбивает его настрой. — Я говорил тебе. Он мега-проницательный. Надо подумать на тем, чтобы отдать его в школу для одаренных детей. — Дети по своей природе проницательны. Если он пойдет в такую школу, то станет чудиком. — Не станет. Дэель ходил в подобную школу и, даже будучи айдолом, отлично успевал на каждом курсе в колледже. Ты просто злишься от того, что я прав. И не забывай, что моя идея с десертом в цветочных горшках была воспринята на ура, так что ты мне задолжал… — Сонель закрывает Мукелю уши, но не очень плотно. Мукель слышит что-то про «банан» и «лизать». — Ну и ладно, — вместо того чтобы выглядеть обескураженным, папа, кажется, принимает вызов. — Я тогда пойду в свою комнату ждать, когда ты откроешь мой подарочек. — Какой подарочек? — спрашивает Мукель. Сонель что-то бросает в Менсу, и тот, смеясь, вылетает из комнаты. Елли садится на кровать и пропускает руку Мукелю под голову. — Не слушай папу, ладно? Нет никакого подарка, просто твой отец — больной старикан. — Папа болен? Елли приготовит ему куриный супчик? — Что-то типа того, — Елли хмыкает и наклоняется, чтобы поцеловать его в лоб. — И возвращаясь к теме нашего разговора, не вздумай еще раз отколоть такой номер. Закрыть двух взрослых в одной комнате было очень, очень плохой идеей. И твой папа был очень недоволен. — Ага, — соглашается папа, прислонившийся к двери. — Простите. Мне казалось, что если дядя Ухен поцелует дядю Сонгю, они станут такими же счастливыми как мы или как дядя Дону с тетей Эйми. Или как бабушка. — Мукель, иногда у взрослых возникают разногласия, которые никак не решить поцелуем. — Значит, иногда взрослые не могут быть счастливыми? — Ну, да. Иногда им нужно поговорить о том о сем, иногда они боятся. Я думаю, что именно это случилось с Ухеном и Сонгю. Кроме того, дядя Сонгю скоро переедет в Америку, так что не думаю, что тут можно еще что-нибудь сделать. — Америка очень близко, — заверяет Мукель, хотя он не знает, почему сам так уверен. — Когда папа уехал в Америку на неделю, я измерил линейкой, и оказалось, что она всего в 10 сантиметрах отсюда. Папа смеется и наклоняется над кроватью. — Все же она немного дальше, малыш. — Почему Дядя-Невидимые-Глазки не останется? Он все портит! — Мукель бьет кулачком по одеялу; он очень устал и немного сердится. Если Дядя-Невидимые-Глазки уедет, у него будет меньше дядюшек, и уже не будет так, как на картинках. А Мукель хочет, чтобы все было, как на картинках. — Не волнуйся, малыш, в Штатах говорят по-английски, а дядя Сонгю в нем очень плох. Он вернется через месяц, самое большее. Елли ударяет папу за эти слова, но потом они оба смеются. — И вообще, никогда не знаешь, может, Ухен притащит свою задницу в аэропорт и остановит его. А, может, они уже помирились, пока мы тут разговариваем. Времени еще много. — Взрослые такие странные, — вздыхает Мукель. — Но Мукелли теперь понимает. — Хорошо, — Елли целует его в макушку. Папа улыбается, тоже целуя его в макушку, и встает. — Спокойной ночи, милый, — Елли выключает свет. Прежде чем пожелать ему в ответ спокойной ночи, Мукель зовет: — Елли? — Да? — Ночник, ночник. — Да, точно, — Сонель включает ночник у его кровати, и он освещает комнату мягким голубоватым свечением. Так ни одного монстра не будет ползать у него под кроватью. — Елли? — он снова зовет. — Что такое, малыш? — Теперь зови дядю Ухена присматривать за мной, а не дядю Мунсу. — Кажется, ему все равно больше и нечего-то делать, — хмыкает Елли.