Uncle Small Eyes

На следующий день Ухен просыпается полным энтузиазма. Хотя «просыпается» - это мягко говоря, потому что он почти глаз не сомкнул. Он всю ночь пытался заснуть, но едва закрыв глаза на какие-то пятнадцать минут, снова вскидывался и сбрасывал раздражавшее одеяло. В какой-то момент, не смотря на то что в ночное время снаружи было прилично холодно, он уселся на балконе. Грызя ногти, он наблюдал за огнями города, проезжающими автомобилями и окнами, гаснущими одно за одним, пока не погасло последнее. Зато к тому моменту, когда на горизонте восходит солнце, Ухен чувствует вдохновение и готовность изменить свою жизнь. Потому что Сонгю изменил свою жизнь. Он оставил здесь все свои вещи, все свои дурацкие шляпы, и идиотские штаны, и глупые книжонки, - все это он оставил здесь, но так и не пришел забрать. Он никогда и не думал их забирать. Поэтому Ухен ставит посреди комнаты сумку и складывает в нее все, что когда-то принадлежало Сонгю. Когда в этой сумке больше не остается места, он находит вторую, а затем и еще одну для дурацкой коллекции дисков – гордости Сонгю. Он оттаскивает все три сумки к мусорным ящикам на подземном этаже его дома и гордится проделанной работой ровно пять секунд, после чего ныряет за ними в мусорку. Только из-за ошарашенной пожилой леди и спустя три попытки он выбирается оттуда; без сумок. Этой ночью он спит еще меньше, если вообще возможно так сказать. Квартира кажется еще более пустынной, и Ухен осознает, что она такая пустая от того, что в ней никто не живет. Он – призрак в своем же доме. Ухен плачет так, как плакал только в день дембеля. На следующий день он решает избавиться от всего, что напоминает ему о Сонгю. Но только начав, он осознает, что в таком случае ему нужно избавиться от всей квартиры: диван – это диван, на котором они целовались во время просмотра телевизора, кухня – это та кухня, где Ухен готовил для Сонгю еду, кухня, на которой он сидел и слушал, как тот жаловался на вкус, но съедал все до последнего кусочка. Даже кровать – это кровать, на которой они занимались любовью. И чем больше он думает о Сонгю, тем больше воспоминаний всплывает в его голове, словно до этого он заталкивал их все в закрытую на замок коробку где-то в уголке своего мозга. Словно он ждал, что Сонгю придет с ключом. Сонгю был там. Долгое-долгое время был там. Ухен не может точно определить, когда он влюбился в Сонгю, но, наверное, это было в времена трейни. Лидерство давалось Сонгю нелегко. Он изначально не особо умел командовать – каждый день ему приходилось принимать на себя строгий вид, чтобы контролировать всю группу. Ухену не нравилось, когда его контролировали. Их отношения сначала не заладились. Но Ухену с легкостью удалось затронуть струны души Сонгю Сонгю ценил те же мелочи, что и Ухен. А Ухен находил характер Сонгю милым, он знал, на что надавить и что сказать, чтобы получить от него ответную реакцию. Сонгю выделял его из всех, даже не смотря на то что временами Ухен отпускал в его сторону язвительные комментарии, - ему это нравилось. Он был открытой книгой. Для Ухена. Для остальных он был более сложным. Когда они пели вместе, магия окутывала их, - магия, которую они делили только между собой. Он как будто были связаны. Брошенные вместе в огромную, темную яму, они даже в темноте могли найти друг друга. Ухен не уверен также, в какой именно момент он понял, что им стало неловко находиться в присутствии друг друга, быть на расстоянии прикосновения. Чувство страха и запрещенности тогда вдруг охватило его, он был слишком молод и слишком уязвим, чтобы позволить кому-либо это увидеть. С тех пор ему тяжело было находиться рядом с Сонгю. Страшно. Страшно, что кто-то мог заметить или он сам - нечаянно раскрыться. Его ужасала мысль, что, если он будет касается его слишком часто, слишком охотно подыгрывать, то кто-нибудь узнает. Когда Ухен встретил Кибома, то подумал, что станет легче, что он забудет об этой неловкости. Им не придется делать вид, что они не нравятся друг другу, не придется держать себя в рамках, боясь наломать дров. Но из-за это стало только хуже. И ему было больно быть вдалеке от Сонгю. Потом Сонгю встретил девушку, с которой даже обручился. Каждый раз, только услышав ее имя, Ухен боролся с комком в горле, а затем старался не выдать радости при новости об их расставании. Только уволившись из армии, Сонгю появился на записи единственного проекта, что Ухену удалось заполучить. Ухен был так… счастлив быть рядом с ним снова. Они вышли из студии, но не смогли расстаться и пошли в бар, а потом в его квартиру. Сонгю спал на его диване. Так продолжалось какое-то время, даже когда закончилась работа над проектом. Тогда Ухен поцеловал его – и Сонгю ответил ему. Эти несколько месяцев были, наверное, самыми лучшими в жизни Ухена. Он снова пел, и у него был Сонгю. Конечно, его сингл провалился, но ему было все равно. Утром Сонгю – первый, кого он находил рядом с собой, а ночью – последний, кого он видел, когда закрывал глаза. Они так долго шли к этому моменту. К моменту, когда вещи Сонгю перекочевали в квартиру Ухена, когда он мог позвонить Сонгю в час ночи, чтобы спросить, где он, что делает, во что одет, и получить в ответ смешок или пару непечатных словечек, а не неловкое молчание или несвязное бормотание. Но Ухену обязательно надо было пойти и сказать ему это. Сонгю хотел съехаться. У него была куча планов. А Ухен не мог представить, что он будет воплощать их в жизнь вместе с ним. Он так и сказал Сонгю. Почему он так боялся? Чего он так боялся? И почему боится до сих пор? . «И как у нас сегодня дела, Блинчиковый дядя?» «Что тебе надо?» – Ухен вытирает нос. В трубке раздается шмыганье, и слышен шум машин. Он на громкой связи? «Звоню проверить, как ты там, учитывая, что сегодня…» - Сонель замолкает. «И что сегодня?» Сонель не успевает ответить, как его перебивает писклявый голос: «Елли, скажи ему! Скажи ему!» Вздохнув, Сонель продолжает: «Ребенок хочет увидеть тебя, поэтому я везу его к тебе». Ухен обводит глазами комнату. У него нервный срыв, и он вообще не в том настроении, чтобы принимать гостей. «Я теперь что, твоя личная нянька?» «А, еще я к тебе господина Эла закину». «Что?» «Господин Эл, вероятно, посчитал, что нормально – проработать всю ночь и вернуться домой с простудой. Либо он идиот, либо изменяет мне с моделью, которая, наверное, и заразила его герпесом». «Ой, ну вот не надо» - Менсу снова шмыгает носом. «Что такое гер-пис?» - спрашивает писклявый голос. «Так что мы будем где-то к десяти». «Погоди, я не…» Сонель уже успевает повесить трубку. Ухен вздыхает и решает убраться в квартире. Закончив с уборкой, он заодно надевает чистую рубашку и ополаскивает лицо холодной водой. Глаза немного красные, но, в целом, он выглядит неплохо. Когда Сонель и Менсу, наконец, приходят, он слышит, как они ругаются под дверью. - Ну, если бы ты не устраивал оргии у себя в студии поздней ночью… - Сколько еще раз тебе нужно сказать, что никого я не трахал. Ничего такого не было, в студии было человек десять людей, можешь позвонить Минхо, он подтвердит… - Ага, как же, твой помощник скажет что угодно, чтобы подлизаться к тебе. Скажешь ему обоссать штаны – он без раздумий в них нассыт. Ухен открывает им дверь, обнаруживая, что Мукель стоит, прижимаясь к ногам Сонеля, который прикрывает его уши. - О боже, ты себя хоть слышал? – Менсу шмыгает носом. – А я еще думал, что я – ревнивый. Мукель перебегает к Ухену, обнимая его за ноги. Менсу входит в квартиру за ним со стоном: - Брр, эта головная боль меня убивает. - Божье наказание. В следующий раз ты мне позвонишь и скажешь не ждать тебя всю ночь, пока ты там напропалую наводишь свой «объектив» на моделек в бикини. - Вроде бы итак понятно, что фотограф-гей, снимающий моделей в бикини, не представляет никакой угрозы, - Менсу оглядывается. – Где я могу высморкаться и лечь спать? - Только не на кровать Ухена, там можно заразиться чем-то похуже герпеса, - Сонель улыбается Ухену, на что Ухен качает головой. - Даже будучи в таком больном состоянии, должен сказать, что шутка удалась, - смеется Менсу. - Правда что ли, Менсу? Ты смеялся над его дурацкими шутками с семнадцати с половиной лет, видно, ты в крайнем отчаянии? - Не буду отрицать, - Менсу чихает, затем прокашливается и продолжает гундосым голосом, - он знает, что я в отчаянии. - Окей, ладно, мистер великий фотограф, ты прощен. Иди уже ложись. - Дядя Ухен, приготовь папе блинчиков, тогда ему станет лучше, - предлагает Мукель, вытаскивая все содержимое своей сумки. Он расставляет своих плюшевых животных на кухонной столешнице и деловито раскладывает на кофейном столике карандаши и блокнот для рисования. Менсу освобождает для себя место на диване, при этом издавая странные звуки. И квартира вдруг кажется не такой пустой, скорее оживленной. - Малыш, никаких блинчиков, твоему папе просто надо выспаться. И не подходи к нему близко, чтобы не заразиться. - Нельзя даже обнять? - Особенно обнять. - Но когда Мукель болеет, ты меня всегда обнимаешь, - Мукель с любопытством склоняет голову набок, словно участвует в настоящей дискуссии. - Папины микробы – злые и страшные, из-за них на твоей коже вырастут монстры. А микробы Мукеля – дружелюбные. Мукель с серьезным видом кивает, словно все понимает. Менсу приподнимается на кровати и бросает в Сонеля подушкой. Сонель и Ухен инстинктивно уклоняются. - Малыш, это вовсе не так. Елли – врунишка. Можешь подойти и обнять папу, я тебя ничем не заражу. - Ты также говорил, когда признавался мне в том, что ты – гей, и посмотри, что в итоге случилось. Ухен пытается сдержать рвущийся из него смех, пока Менсу кидает в Сонеля другую подушку, а тот в ответ бросает ее обратно. Мукель дергает Сонеля за джинсы. - Это правда, Елли? Ты наврал? Врать – плохо. - Если это ради кого-то, кого ты любишь, как я – тебя, то можно. Поэтому старайся не подходить к папе близко, хорошо? - Хорошо. Может, эти двое и выглядят старше, да еще в отношениях и с ребенком, но ведут они себя по-прежнему, словно время для них остановилось. Это так забавно. - Кстати, когда это я записался в бесплатные няньки? У меня вообще-то дела… - Да-да, ты идешь в тренажерку, мы в курсе… А мне нужно в супермаркет, потому что у нас не осталось продуктов, и нельзя оставить Менсу одного, потому что его нос мне кажется прекрасной основой для возникновения нового злобного врага Человека-паука, плюс Мукель всю неделю приставал ко мне, прося съездить к тебе в гости. Поэтому я подумал, что неплохо будет привезти их сюда, учитывая, что сегодня… - Что сегодня? - Ну, Сонгю сегодня уезжает. Я не хотел оставлять тебя одного. Ухена застает врасплох эта новость, и он ищет в глазах Сонеля подтверждение того, что тот сейчас не шутит. Он не шутит, хотя сразу отводит взгляд; он всегда плохо выдерживал зрительный контакт. - Менсу, я на всякий случай оставлю машину внизу. Веди себя хорошо. - Не буду. Я буду бунтовать, - Менсу сварливо отвечает, но тут же выглядывает из-за покрывала, - если ты не организуешь какой-нибудь десерт на ночь. - Какой десерт? Шоколад, да? Шоколад? – Мукеля охватывает волнение. - Я куплю Мукелли какие-нибудь вкусные шоколадки, а вот папа ничего не получит, если только его нос не вернется к своей изначальной форме. . После того как Елли уходит, папа отключается на диване, прижимая к себе туалетную бумагу. Мукель с дядей Ухеном садятся за журнальный столик порисовать. Дядя Ухен рассеянно калякает линии и закорючки с печальным выражением лица. - Окей, а теперь пора показать, что мы нарисовали! – торжественно объявляет Мукель и прижимает к себе листик с рисунком. – Ты первый, - он говорит, выглядывая из-за рисунка. На листе дяди Ухена много линий и закорючек. Дядя Ухен шумно сглатывает и с трудом улыбается. - Случился большой взрыв, поэтому это – облако, сформировавшееся из пыли. А это – трава. То есть, по сути, здесь – взрыв и травка, - он указывает на зигзаги, нарисованные синим карандашом. Мукель тихонько поглаживает дядю Ухена по голове. - Все хорошо, дядя Ухен. Елли говорит, что я – самый талантливый, и такой талант мало у кого встречается. Ухен смеется. - Ну а что у тебя? Мукель показывает ему свой рисунок. - Хм-м… это снежный человек, который превращается в улей, и его обнимает маленький человечек, потом улей превращается в человека с фиолетовыми волосами и очень длинными руками, - комментирует Ухен. Мукель понимает, что дядя Ухен не совсем разобрался в рисунке, поэтому объясняет: - Сегодня в садике мы проходили гусениц, куколок и бабочек. Так что вот это – ты, дядя Ухен, когда ты был грустной гусеницей и был одиноким, - он указывает на грустного снежного человека, и потом – на стрелочку, спускающуюся вниз. – А вот ты – куколка, и я помогаю тебе вырасти красивым внутри кокона, - он серьезно гордится тем, как нарисовал куколку, и даже не думает, что она выглядит похожей на пчелиный улей. – А тут, дядя Ухен, ты уже бабочка и держишь меня за руку, а этот маленький человечек в углу листика – дядя Сонгю. Он далеко-далеко в Америке, поэтому он такой маленький. Ухен долго смотрит на схематичную крошечную фигурку в уголке рисунка и может только спросить: - Почему мы держимся за руки? - Америка – плохое место. Она забирает людей. Папа тоже уехал в Америку, но он вернулся. Елли говорит, что из-за работы, но я думаю, что мы с Елли спасли папу, когда позвонили ему за день до того, как он вернулся. Я сказал ему, что мы очень скучаем по нему, тогда он сказал, что вернется, и вернулся. Мукель молчит какое-то время, ожидая ответа дяди Ухена, но тот молчит. Он придвигается поближе и дергает его за рукав. - Мукель думает, что, может быть, мы тоже сможем спасти Дядю-Невидимые-Глазки от Америки. Ухен смотрит на него так, словно у него отросли рожки. - Елли звонил дяде Сонгю перед тем, как мы приехали сюда, и дядя Сонгю сказал, что он уже в аэро-пол-ту. Но дядя Ухен все также не реагирует. - Дядя! Когда папа уехал в Америку, мы с Елли очень грустили и звонили ему каждый день. Я понимаю, у вас с дядей Сонгю еще нет ребеночка. Но если бы у вас был ребеночек, как у папы и Елли, ему было бы очень грустно! Вы хотели бы, чтобы он грустил?! Ухен дважды моргает, затем вытирает глаза, и Мукель понимает, что сам расстроил его. Он уже хочет сказать ему не плакать и что он очень сожалеет, но тут Ухен его обнимает крепко-крепко. От него пахнет свежевыстиранным бельем. - Хорошо, - он делает очень глубокий вдох. – Хорошо, поехали. - В аэро-полт? Дядя Ухен кивает. Мукель подпрыгивает пару раз, затем бросается будить папу. Папа вскидывается с громким вскриком. - Папа~ Мы уезжаем~ Вставай, вставай~ - Куда уезжаем? – тот спрашивает, пытаясь осознать, где он и что здесь делает. - Спасать дядю Сонгю от Америки! . Менсу с заторможенным видом спускается на парковку, присоединяясь к ним. - Папа, у нас миссия! Ты должен помочь! – Мукель дергает его за рукав. - Какая миссия? – спрашивает Менсу. – Он ел? - Нет еще, - отвечает Ухен. Мукель бегает вокруг, размахивая руками и его игрушечной Енджи. - Быстрее! Быстрее! Мы его упустим! – вопит он, и его крики отдаются эхом по всей до этого безмолвной парковке. - Нет, малыш, ты еще не кушал, и Елли, наверное, уже скоро придет забирать нас домой. - Нет, папа должен отвезти дядю Ухена в аро-полт! - О чем вообще речь? - Сонгю переезжает в Америку, - объясняет Ухен, роясь в кармане в поисках ключей. - Да, я знаю. Ухен ненавидит, когда он не в курсе чего-то. И его бесит, что все узнали об этом раньше него, и что Менсу не делает из этого трагедию, по крайней мере, не в такой степени как Ухен. Но опять же, не Менсу влюблен в Сонгю. - Дело в том, что мы хотим вернуть его. - Ммм… ну-ну, - Менсу выглядит нелепо с Мукелем, тянущим его за штанину. - Мукелли поедет вместе с дядей Ухеном! Мукелли поможет! - Нет. Елли с ума сойдет, если обнаружит, что мы уехали без него, а ты еще и не покушал. Ты этого хочешь? - Мы можем сказать, что это папа виноват! Ухен пытается не заржать, а Менсу сводит брови. - Нет, Мукель. У дяди Ухена нет в машине детского сидения. Поэтому мы остаемся. Мукель топает ногами, затем садится на пол посреди парковки и скрещивает руки на груди. - Ты это брось! – Менсу выходит из себя. – Боже мой, Елли осатанеет! Вставай, быстро, вставай! Мукель пожимает плечами, словно ему до лампочки, и корчит рожицу. - Ты ему дал шоколад? Обычно он такой после шоколада, - Менсу поворачивается к Ухену, когда понимает, что сын не сдвинется с места. - Ничего я ему не давал… - Я расскажу Елли, что папа выбросил весь его кофе в унитаз вместе с моими какашками! – после этих слов Мукель задирает подбородок высоко-высоко. - Йа, ты что, шантажируешь меня? – Менсу теряет дар речи. Самое забавное, что в ИНФИНИТ Сонель был главой преступной организации, сформировавшейся в их группе, и он частенько подбивал Менсу (а иногда даже Сонджона и Хою… да и самого Ухена тоже) на бредовые выходки, о которых оба потом жалели. Теперь, когда им за тридцать, Сонель до сих пор в какой-то степени остается главой организации, только теперь эта преступная организация – Дом семьи Ким. - Просто подбрось меня до вокзала, а по дороге можно захватить Сонеля, - Ухен пытается найти удобный для всех выход из ситуации. Менсу вздыхает и внезапно выглядит очень уставшим. Он поднимает Мукеля с пола. У них уходит десять минут на то, чтобы пристегнуть ребенка к креслу, потому что тот буянит, вопя: «Быстрее!» Закончив с пристегиванием, Ухен садится сзади рядом с ним, а Менсу заводит двигатель. Ухен нервно оглядывает салон. Джип Менсу выглядит очень дорогим, и в салоне хорошо пахнет. У Менсу всегда была эта странная способность держать все свои вещи в почти идеальном состоянии. Почему он и психовал, когда Сонель ломал его планшет или новый телефон. Ухен замечает белое пятно на кожаном сиденье и понимает, что это он его мог посадить, потому что перед рисованием картинок он готовил Мукелю блины с маслом, но Мукель быстро опровергает его теорию: - Дядя Сонджон, говорит, что это пятно любви. - Что?! Мукель! – порозовевший Менсу оборачивается, чтобы увидеть реакцию Ухена. – Никогда так больше не говори! – ругается он и шмыгает носом. Нос у него красный и опухший. Ухен отсаживается подальше. - Серьезно, Менсу? В твоей машине? Тебе, что, семнадцать? - Это пятно от мороженого! – спорит Менсу. – Я даже не знаю, откуда он узнал такие слова. - Что значит, не знаешь? Ясен перец, что от Сонджона. - У нас еще на кухне есть пятно любви, - продолжает Мукель. – Дядя Сонджон говорит, что дело в том, что папа и Елли очень сильно любят друг друга. Тут Ухен уже не может сдержать смех. - Мукель, такие слова неблагопристойно и невежливо говорить. - Что такое «не-бла-го-строй-но»? - Это значит, что такое не произносят при разговоре. - Понятно. - Серьезно, это пятно от мороженого. Сонель сидел здесь с мороженым и обляпал им все. Клянусь. А Сонджон просто … - Менсу одними губами произносит «скотина» и возвращает взгляд на дорогу. Все в салоне молчат, пока машина стоит на светофоре. Наконец, Ухен вздыхает: - Каждый раз, как я вижу вас, мне кажется, что я вернулся в общежитие. - Может, тогда нам стоит встречаться почаще, - отвечает Менсу, и, что странно, его голос полон нежности. Он оглядывается, бросая взгляд на своего сына, который вертится в кресле, усаживаясь покомфортнее. Машина делает последний поворот, и Менсу тормозит перед супермаркетом, расположившимся недалеко от многоэтажки Ухена. Телефон Сонеля стоит у него на быстром наборе. Ухену интересно, кто записан под номером два. - Что такое, большой мальчик, не можешь без меня и двадцати минут прожить? Я уже на кассе, - отвечает Сонель. - К твоему сведению, ты отсутствовал уже больше часа, не двадцать минут. А теперь выходи оттуда, мы ждем тебя снаружи. - Что? Почему? - Ухен хочет поехать остановить Сонгю, - Менсу шмыгает носом. - Мог бы и поумерить степень осуждения в голосе, - комментирует Ухен, но его слова пропускают мимо ушей, потому что Сонель возникает в поле видимости. - Я не осуждаю тебя, просто считаю все это бесполезным. Даже если мы приедем вовремя, он уже наверняка пройдет в зону посадки… будет ходить по дьюти фри… А нас туда ни за что не пустят без билета. Тебе придется его купить, а кто сказал, что на его рейс остались свободные места. Даже если тебе и удастся… Сонель открывает багажник и заталкивает туда пакеты с покупками, затем открывает водительскую дверь. - Вылезай, ты не в том состоянии, чтобы вести машину. - Но мы же только до вокзала… - О, хрена с два. Мы едем в аэропорт. Если у них там будет эпичная сцена встречи, я хочу это увидеть, - Сонель выпихивает Менсу из автомобиля и садится за руль. С широкой улыбкой на лице он оборачивается и тянется к Мукелю, чтобы пощекотать у него под подбородком, пока Менсу обходит машину, садясь рядом с ним. – Мой малыш успел подрасти, пока меня не было. Мукель хихикает. Менсу тем временем захлопывает за собой дверь и скрещивает руки на груди. - Я болею и хочу домой, - он звучит точь-в-точь как Мукель, когда так говорит. – Меня никто не любит. - Не волнуйся. Я вылечу тебя сегодня силой своей любви, - вздыхает Сонель. - Я думал, что буду спокойно относится к вашим отношениям, но я уже не так уверен, - Ухен кривит лицо. Мукель рядом имитирует его выражение лица, и тогда Ухен делает еще более жуткое выражение лица, от чего Мукель хихикает еще громче. Потом он бросает взгляд на передние кресла и замечает на лице Менсу хитрожопую ухмылку. . Мукель раздосадован от того, что родители не осознают безотлагательности их миссии. Это же миссия! И они должны бегать повсюду, крича и врезаясь в людей, спрашивая у них что-то. Как в фильмах. Вместо этого Сонель высаживает их у какой-то невероятной волшебной двери, которая открывается сама собой, когда они останавливаются перед ней, а сам отъезжает на парковку. Папа берет его за руку и входит следом за Ухеном. Внутри очень много людей, как в торговом центре; но меньше детей, и все везут за собой чемоданы. Мукель задается вопросом, что же в этих чемоданах. Если папа возвращается с чемоданом, там всегда обнаруживаются подарки. Они сразу идут к стойке с большой буквой «И». За ней сидит женщина, но Мукель не может ее описать точно, потому что ему плохо видно из-за маленького роста. - Привет, - Ухен широко улыбается. На Мукеля его улыбка наводит жуть. - Нам хотелось бы узнать, не могли ли бы вы нам помочь. Наш друг сейчас садится на самолет, а нам очень нужно поговорить с ним. - Если у вас нет билета, вы не можете пройти, - отвечает женщина. - Я, конечно, понимаю, но у нас чрезвычайная ситуация. Нам срочно надо туда попасть. - У нас на дню по пятьдесят таких чрезвычайных ситуаций, так что без какой-либо удовлетворительной причины я не смогу вас пропустить. Папа отталкивает Ухена в сторону. - Вы должны помнить нас, - он тоже натягивает на лицо улыбку. – Мы из ИНФИНИТ. - ИНФИНИТ? Это ресторан такой, что ли? Папе с Ухеном не нравится ее ответ, и папа чихает. Ухен гладит его по спине. - Ладно, послушайте, девушка. Нам нужно срочно туда попасть, ну просто срочно. Что нам нужно сделать для этого? - Купите билет. - Уже лучше. Сколько он стоит? - Тут вы его не купите, это информационная стойка. Подойдите к стойкам авиакомпаний. Они находятся… - У нас нет на это времени! - Сколько нам нужно заплатить, чтобы зайти? – папа достает бумажник. - Вы хотите сказать, что собираетесь дать мне взятку?! Вы ведь в курсе, что это уголовно-наказуемое преступление? – женщина встает со стула. Она выглядит в точности как учительница из садика Мукеля, может только помоложе. В этот момент Елли налетает на папу, заставляя его опустить руку с бумажником. - Что происходит? Почему вы еще не внутри? Ухен начинает объяснять Елли, что эта женщина ведет себя абсурдно. Все это занимает гораздо больше времени, чем ожидал Мукель. И дядя Сонгю, наверное, уже вылетает в Америку. Им надо просто пойти искать его. - Папа-а, - хнычет он, дергая папу за рукав, но папа только смотрит на него и гладит по голове, а потом снова обращается к женщине за стойкой, которая к этому времени уже выглядит жутко возмущенной. Но тут Елли как раз начинает рассказывать какую-то историю, эмоционально жестикулируя, и женщина, кажется, наконец прислушивается к нему. Мукель топает ногой, но когда и этого никто не замечает, он прижимает к себе Енджи и решает, что сам пойдет искать дядю Сонгю. Взрослые такие странные. . - … это его единственный сын. И он проехал весь путь из Америки, чтобы увидеть его. Я вам серьезно говорю. Он ушел просто убитый горем и рыдающий навзрыд. Он еще неизлечимо болен. Я говорил, что он неизлечимо болен? У него рак – очень быстро прогрессирующий – а еще небольшое слабоумие. Ухен тычет Сонелю локтем под ребра. - Что? Я же сказал «небольшое»! – упорствует Сонель и прокашливается, чтобы продолжить. – По сути, это его последний шанс увидеть своего ребенка, прежде чем он умрет. Пожалуйста, дайте нам пройти. Мы заплатим все штрафы, все что угодно, только не дайте ребенку прожить всю жизнь, так и ни разу больше не увидев отца. По Сонелю просто «Оскар» плачет. Женщина за стойкой, кажется, склонна поверить этому, не смотря на то что Сонель существенно приукрасил изначальную историю, упомянув, что Сонгю – отец Мукеля. - И вообще, посмотрите на его лицо… - Сонель оглядывается по сторонам. – Менсу, где Мукель? - О чем ты? Я только что держал его за руку… - Менсу замолкает и начинает лихорадочно осматриваться. - Мукель…? – зовет Сонель, огибая информационную стойку. Ухен встает на цыпочки, оглядываясь вокруг. Сегодня в аэропорту как никогда много народу, и он не может обнаружить никого знакомого. Он не мог уйти далеко, он только что был здесь. - Мукель! – Менсу громко выкрикивает в толпу. - Боже мой. Боже мой, - Сонель снова проверяет за стойкой, а потом сжимает голову руками. - Успокойся, - очень быстро реагирует Менсу. – Он частенько так уходит побродить. Поэтому давай успокоимся и объявим о нем по громкой связи. - Как я могу успокоиться, когда ты потерял моего ребенка?! - Я думала, что он – сын этого вашего Сонгю… - некое колебание теперь отражается на лице женщины, словно понимание всей ситуации ускользает от нее. - Он прежде всего мой сын, а не твой! – огрызается Менсу. - Ой, ну конечно, Менсу, единственное, что у него есть от тебя – это твое лицо! Боже мой! Не могу поверить, что ты отпустил его руку. - Сонель, я болен и с трудом стою на ногах, поэтому, пожалуйста, не делай меня козлом отпущения! - О, так теперь я виноват? Ухен протягивает руку между ними. - Разве разборки о том, кто виноват, сейчас помогут? Нам нужно… - Заткнись! – они орут на него хором и продолжают бросаться обвинениями друг в друга.