***
Эндимион действительно приехал рано утром, что было в порядке вещей. Распорядок их дня был невероятно плотным, настолько, что на простые встречи почти не оставалось времени, однако это не мешало им всем порой пренебрегать своими обязанностями и вместо деловых вопросов обсуждать совершенно не относящиеся к королевским делам вещи. В этот раз осуществить это получилось лишь только в конце их относительно долгого разговора по поводу устойчивого экономического развития Солнечной Системы, чтобы с другими планетами Галактики не получилось так же, как в свое время с Землей перед Великим Сном. Когда Мина была маленькой, еще тогда, в далекие-далекие времена, она и подумать не могла, что ей придется обсуждать нечто подобное. Однако реальность кусалась и не церемонилась, а потому и привыкнуть Мина уже успела. — Бал у Медеи через неделю, а я даже понятия не имею, что надеть, — наигранно капризно пробормотала Мина, откладывая в сторону очередной рассмотренный вариант. Она подняла голову, глубоко вздохнула и посмотрела на склонившегося над бумагами Эндимиона: тот продолжал внимательно читать аннотацию… чего-то. Мина не могла понять, чего именно. — Уж не перепутала ли ты меня с Серенити? Это вы обычно вдвоем на пару вопите, что вам нечего надеть, — усмехнулся он, так же не поднимая взгляда и делая пометки. — Мы разобрали целую кипу, Артемиc с Луной должны быть счастливы, — хмуро произнесла Венера. Однако ее лицо моментально приняло выражение глубокой недоуменности, когда Король задал наконец свой вопрос, который мучал его с самого приезда на Венеру. — Ты что-то совсем сегодня мрачная, Мина. Что-то произошло? — осторожно поинтересовался Эндимион. Мина вздрогнула. Она бы сказала ему, что произошло, но прекрасно знала, что Эндимион и сам знает, что именно. Это была… не то что бы запретная тема, но нежелательная. У каждого из них были свои незажившие раны и вечно стенающая на просторах их душ тоска, и если кто-то начинал давить на больное, было действительно… больно. Они никогда это не обсуждали напрямую — всегда обходили стороной. И были друг другу за это молча благодарны. Все. Что Серенити с Эндимионом, что девочки. — Очень сложно улыбаться, когда улыбаться не хочется совсем, — просто ответила она, не имея в виду ничего конкретного. «Я устала», брякнуло у нее в голове. — У тебя получается. — Из меня получилась бы отличная актриса. — Но стала ты Королевой. — Да, — она помолчала. — Стала Королевой. Они взглянули друг на друга, не произнеся ни слова, но прекрасно зная, о чём думает каждый участник этого странного разговора. Взглянули и опустили этот взгляд. Смотрели куда угодно, но не в глаза, потому что видеть свою боль в глазах другого человека — гораздо больнее, чем испытывать её самому. — Как Серенити? Всё так же лопает всё подряд? Поначалу она оправдывала это тем, что проспала слишком долго, — внезапно весело спросила Мина, резко сводя тему, что не осталось незамеченным Королем. Однако принимая правила игры, Эндимион заметно оживился и приложил все усилия, чтобы это как раз стало заметно. — Да, — он улыбнулся собственным мыслям, — она стала есть в два раза больше. Они переглянулись и засмеялись: атмосфера заметно разрядилась. В конечном счете, что может быть лучше, чем простой задушевный разговор хороших друзей после нескольких часов напряженной работы? — Может, — Мина заговорщически ухмыльнулась, — она беременна? Эндимион лукаво взглянул на Венеру, словно бы пытался разгадать неозвученную загадку. — Может, и беременна. Узнаем мы это в лучшем случае через месяц. Мина вскинула бровь и вцепилась взглядом в Эндимиона. — Что-то ты не договариваешь, Энди… — Может быть, — он многозначительно помолчал. — Может, потому что я и сам не знаю. Мина философски хмыкнула. — Нам нужны сейчас столь радостные события. Землянам так точно, — она ухмыльнулась, бросила вальяжным движением на стол ручку, поправила платье, сложила в стопку рассмотренные ими обоими законопроекты и отставила ее в сторону, таким образом говоря, что на сегодня определенно хватит. Молчание, сопровождавшее всю незамысловатую последовательность действий, было несколько неловким. — Она скучает, — неожиданно произнёс Король Земли, когда улыбка в миг исчезла с его лица. — Очень. Лицо Венеры стало вновь идеально высеченной гипсовой маской, которая было невероятно красивой, но как будто бездушной. Эндимион мельком взглянул на Королеву, но ничего не сказал, выжидая её ответа. Венера была достаточно умна, чтобы понять тонкий намёк. — Мы тоже, Энди, — тихо вымолвила она, наконец. — Даже очень. Но ты сам знаешь, каково это, и… — она замялась, — вас двое. А мы по одиночке. Раньше я и представить не могла, как это трудно — тащить всё одной. Эндимион знал, о чём она говорит. Ему тоже было тяжело остаться в конечном итоге всё равно одному. И видеть, как последняя надежда горит таким же последним фениксом. И преданные, до режущей боли в груди добрые глаза Серенити, которая наблюдала за тем, как жизнь девочек была одномоментно разрушена вновь: не настоящая, не их мира, а та, о которой раньше они предпочитали тоже молчать, но на живое дыхание которой когда-то вновь понадеялись. Не получилось. Не срослось. Не выгорело. — Вы никогда не одни. Мы всегда с вами. Просто ты изначально заняла позицию, что помощь тебе не нужна вообще. А уж если ты это делаешь, то и остальные не преминут воспользоваться возможностью. Ты их лидер. Они всегда будут делать так, как ты, даже если ты об этом и не попросишь. Мина поджала губы. Королева. Сенши. Лидер. Венера. Иногда Богиня. Ей казалось, что титулами они все — и она в том числе — были обвешаны настолько, что понять, которое из всего этого сонма её (или их) «лиц» было настоящим, тем самым, которое когда-то принадлежало Минако Айно или Миане — было невозможно. И каждая из них была ими всеми, но ни одним из них одновременно. Мина так вообще перестала ощущать… саму себя. И жила она словно не своей жизнью. По крайней мере, ей так казалось. — У них есть своя голова на плечах, Эндимион. Я им не приказ. — Есть, — мягко согласился он, — но вы вчетвером всегда делаете всё… одинаково. Про Серенити я сейчас не говорю, она всегда шла рядом, но будто бы отдельно от вас. Вы вчетвером… словно единый организм. Идеальный, не дающий сбоев. Правильный. Мина наклонила голову вбок. — Может, ты и прав, но сейчас… когда весь этот ад закончился, стало слишком сложно быть собой. Мы вместе, но у каждой из нас своя дорога. Иногда мне кажется, что единственное, что нас связывало — это битвы и сражения, когда каждый день мог стать последним. А сейчас, когда эти самые битвы и сражения закончились, словно не стало того, что всех нас держало вместе. Мне сложно это объяснить, да и ты, наверное, не хочешь влезать во все тонкости женских отношений, — она тихо засмеялась, удивившись собственным рассуждениям, и поспешно достала из старомодного шкафа бутылку хорошего плутонианского вина, взглядом спросив о его желании выпить. Эндимион с призрачной улыбкой кивнул и невольно удивился тому, насколько Венера… выросла?.. Да. Именно выросла. И этому событию предшествовало слишком многое. Это началось ещё давно. Эндимион не рискнул бы сказать, что ещё до Великого Сна, но сразу после него. В тот момент, когда восторжествовала справедливость, когда они проснулись, словно заново рождённые, когда Мир изменился, став чуть более похожим на тот мир, что они знали когда-то прежде, но всё равно отличным от него, как зима от лета. Он помнил, как пришёл тогда к ним ещё… в начале. Когда все только произошло. Когда их силы были испиты до дна, а сами они казались… вроде, счастливыми, но невероятно измученными. Они невозмутимо сидели в одной из гостиных бесконечно большого Хрустального Дворца и… молчали. …и в молчании был их разговор. Ни единого слова, ни звука, ни шёпота. Они заметили его тогда не сразу, но Рей была первой. Она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц и ничего не сказала. Лишь отвернулась и грациозно уселась рядом с Мианой, которая читала последние сводки из статей и прекрасно отыгрывала свою роль ничего не знающей и не ведающей. — Вы заняты? — немного глупо спросил он, совершенно не сознавая, как вести себя в подобной ситуации, когда всё, вроде как, нормально, но ты чувствуешь, какая эта нормальность на самом деле химера. Медея вздрогнула, затем неловко оправила юбку своего платья и посмотрела на Короля. — Да не особо. Что-то срочное? — Вы не появились на ужине. Мы с Серенити подумали, что что-то случилось, — облегчённо произнёс он, втайне радуясь, что ничего катастрофичного не произошло. На первый взгляд. Рей, чьи движения выдавали неимоверную усталость, мягко улыбнулась. — Усаги как всегда. Много шума из ничего. Мы просто заработались с девочками. Точнее, — она выдержала театральную паузу, — мы работали, а Мина журнальчики читала, — в следующую секунду Миане пришлось уворачиваться от маленькой бархатной подушки, невероятно точно брошенной прямо в её лицо Марсианской Королевой (что ж, когда-то о меткости наследницы Марсианского трона ходили легенды). Эндимион невольно улыбнулся: хоть что-то в этом мире остаётся неизменным, — однако затем его лицо едва заметно омрачилось, и он нахмурился. — Вы не голодные? — заботливо спросил он, словно старший брат у младших сестёр или отец — у своих дочерей. Медея жалостливо взглянула на Короля. — Энди, — ласково произнесла Королева Юпитера, — ты думаешь, что Рей и Минако позволят остаться своим желудкам пустыми? Они кусочничали весь вечер, теперь вряд ли вообще хотят есть. — А вы? — обратился он к Амалии и Медее. — А мы это делали вместе с ними, — как-то радостно подхватила Меркурий и бросила выразительный взгляд на тарелки. Только сейчас Эндимион разглядел, что весь стол был в крошках, а на полу то тут, то там виднелись пустые пиалы и блюдца. Девочки тут явно не скучали. Однако внезапно раздавшийся голос Королевы Меркурия отнял у Эндимиона возможность попричитать на тему правильного питания. — Я почти добила новый план расстановки королевской стражи, он будет готов к завтрашнему утру, — неожиданно бодро начала тему Амалия. — Я хочу с этим покончить уже, потому что есть уйма других дел. Король Земли благодарно кивнул. — Да, Эндимион, кстати, — подала голос Венера, — раз уж мы о… работе: телепортационный барьер в замках не снять ни здесь, ни на Венере, ни где-либо ещё. Я всё проверила, испробовала все варианты, даже с Сецуной посоветовалась, — она демонстративно начала загибать пальцы, — та сказала, что это бесполезно. Магию просто так не пробить, а оно нужно нам вообще? Повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь потрескиванием огня в камине. — Было бы неплохо, мы же уже об этом говорили, — Юпитер закинула ногу на ногу и локтём уперлась в спинку стула. — Кто знает, как быстро нам надо оказываться рядом друг с другом. — Резонно, — согласно кивнула Венера, глухо захлопнув журнал и отложив его в сторону. — Однако не менее резонно и то, что наши враги тоже смогут воспользоваться подобной лазейкой, если мы не придумаем, как сделать так, чтобы телепортационный барьер работал против незваных гостей, но спокойно пропускал нас. — Это невозможно, — возразила Амалия, — он всегда работает либо так, что не пропускает никого, либо никак. Третьего не дано. Рей закатила глаза: за сегодняшний день она устала разговаривать о телепортационных барьерах, выплавке оружия, обороте марсианской стали и прочих радостях жизни. Эндимиону же в тот момент впервые подумалось, что нет ничего более отвратительного, чем женщина, выполняющая чисто мужскую работу, — сколько бы эта женщина ни была красива, умна и в самых общих словах прекрасна, сути это не меняло. А ещё он подумал, каких усилий им стоило держать себя так, словно ничего не происходило. И как виртуозно и одномоментно они превращались в прошлых себя, игнорируя настоящие реалии и откровенно попуская их по ветру, когда существовала угроза того, что их печаль, носимая под сердцем вместе с драгоценными и лелеемыми воспоминаниями, вырвется и явит себя этому прекрасному миру: миру, где печали быть не должно. А уж веками незаживающих душевных шрамов — тем более. У каждой из них была своя история, которая идеально вписывалась в общую картину, но не вписывалась в их собственные представления. Скажи им тогда Эндимион, что ничего невозможного нет, они бы радостно закивали и поддержали бы его. Однако подобного он не сказал, не озвучил. Не посмел это сделать — есть вещи, которые неосуществимы. Амалия дёрнула головой, недоумённо уставившись на Короля. — Как обстоят дела с восстановлением библиотеки? Нормально? — обратился к Ами Эндимион и сел в свободное кресло. — Да, Эндимион. Даже более чем, — глухо отозвалась она, прежде чем допить воду в своём стакане. — Дело двигается гораздо быстрее, чем я предполагала, что не может не радовать. Он оглядел их лица по очереди, и они вновь завели разговор, совершенно не касающийся работы: девочки иногда посмеивались, порой надевали маску серьезности на лицо, но в общем и целом лишнего старались не сказать и Эндимион, и бывшие Сенши. Сам Король иногда бросал редкие взгляды на них и думал о том, что их боль срослась с их существованием и стала частью их самих. И, если честно, он сам не знал, что ответили бы ему девочки на предложение забыть эту боль. Ему казалось, что они бы этому воспротивились — не в их правилах это было. Мине было некуда деваться — она помнила всё изначально. Пришлось. Рей решила просто не упоминать ни о чём. Она могла слушать других, но обсуждать самой у неё не хватало сил. Медея… Медея предпочла сделать вид, что её ничто не беспокоит. Однако Эндимион помнит её единственную слезу, упавшую на тот самый хрустальный пол, когда она вспомнила всё до мельчайших подробностей. С Амалией было всё… сложно. Эндимиону трудней всего было понять именно её по той простой причине, что она умела филигранно скрывать любую эмоцию. Она оставалась спокойной в любой ситуации. Ему тоже было тяжело. Не только потому что он сам старался зализать раны, которые вряд ли когда-нибудь заживут, но стремился перенять боль девочек оттого, что вышло для них в очередной раз всё… боком. Не так, как хотели бы они сами. Не так, как того они заслуживали. Им предстояло проживать тысячелетия в гордом одиночестве, а Эндимион на пару с Серенити бесились от осознания того, что даже ни на малейшую йоту не знали, что с этим сделать и как это предотвратить. Достаточно на их пути было и виновных, и виноватых, и невинных. И достаточно было раз, когда всё становилось на круги своя. Конечно, они все помнили. Что забыли, — наконец, вспомнили. И что хотели бы забыть, не забывалось наперекор всем безмолвным мольбам. Серенити страдала вместе с ними: она не показывала, как у неё болит за них сердце, просто потому что знала, что это их расстроит ещё больше, но страдала. Она всё так же была неугомонной озорницей с невероятной душевной добротой, но стоило лишь чуть лучше приглядеться к ней, чем обычно требовалось от собеседника, и сразу всё становилось понятно. Она до сих пор не могла понять, кому повезло меньше: её Эндимиону или её девочкам, но болело сердце одинаково и за него, и за них. В конечном счёте, тогда Эндимион потерял братьев, сама она — верных друзей, а девочки… части своих жизней. И канули во мглу тогда и братские узы, и дружеские связи, и священная любовь между ними — Принцессами и Небесными Королями. Тогда — это то время, о котором Серенити вспоминать не любит и не хочет: слишком много крови впитала в себя земля, слишком много слёз было пролито впоследствии. Она очень редко задумывалась, каково им… там. Где именно — Серенити не могла сказать точно. Она никогда не знала и никогда не узнает, куда заказан путь таким, как они. А каком таким? Этим вопросом она тоже задавалась не раз, но никогда не находила ответа. И правильно ли не давать шансов? Серенити этого тоже не знала. Знала только, что если бы именно она раздавала эти шансы, то незамедлительно бы задарила ими всех четверых, хотя бы по той простой причине, что лишив шанса Ши-Тенно, кто-то лишил и девочек шанса на нормальную счастливую жизнь, которую они вымаливали у Судьбы тысячелетиями беспробудных войн с Тьмой, Смертью и… вечностью. И Серенити хотелось умереть от осознания того, что после всего того, что они прошли, этот чёртов шанс они почему-то не выстрадали. И теперь не помогали ни Серебряный Кристалл, ни магия, ни надежда, ни вера… ничего.***
Мина понежилась в кровати, поводила ступнями по шёлковым простыням, наслаждаясь их мягкостью, и прикрыла глаза. На резной тумбочке из Белого Дерева (редчайшая древесина на Золотой Планете) у кровати покоился найденный ею дневник, который она так и не прочла. Мина не решалась его открыть по нескольким причинам, главной из которых было знание того, чем окончатся её записи, а переживать это вновь, пусть даже через потёртые строчки, написанные ореховыми чернилами в мемуарах, она не хотела. А потому отложила это дело на неопределённый срок. Она зевнула, ладонями разгладила лицо и посмотрела в потолок. Наверное, стоило встретиться с девочками: они действительно давно не собирались все вместе. Осведомиться, как дела у Серенити. Отослать дипломатическое письмо на Кинмоку и, чёрт возьми, найти того, кто починит этот несчастный водопровод в Хрустальном Дворце, потому что ни один земной сантехник не смог с ним справиться.