Адвокатура - дело тонкое.

* * * - Итак, гражданин Дмитрий Лобов, - я сидел за столом в местном отделении милиции, оно же – дом нашей многоуважаемой Бабы Яги. - Что вы можете сказать о происшествии на площади? Митька сидел напротив, уже несколько пришел в себя, по крайней мере, он был в состоянии связать пару слов в единое предложение. Он ведь парень вообще неплохой: силен, могуч – настоящий русский богатырь, куда уж до него всяким шварцнегерам. Только вот изъян имеет существенный – слишком творчески подходит к любому заданию, ну и ум обратно пропорционален силе, а о ней, я уже, кажется, выразился. В общем, попасть в какую-нибудь не слишком приятную ситуацию – это как раз по его части. -Ну, Никита Иванович, чесслово, не я это. Я хоть землю целовать готов, а только не смог бы я супротив царя народ поднять. Да я живота заради царя, отечества, да может еще нашего отделения, не пожалею. Грешен я, как есть грешен, а токмо на том стоять буду, что не я это, – с каждой новой фразой Митяй все больше и больше распалялся. Так, боюсь, дойдет и до разрывания последней рубашки. – Как вы приказали смотреть за отделением в ваше отсутствие, так я доблестно исполнял свой долг милицейский. А до того, как народ на площадь повалил, я службу нес тяжкую, непосильную. Так что я это имею… как бишь его... алиби, вот. - Врет, супостат! Смотрит в глаза и прямо так врет, не краснеючи. Хоть бы постыдился, – не мог не вставить свои пару копеек думный дьяк, сидевший чуть позади виновника. – А ты и рад, сидишь тут, уши развесив. Вот царь батюшка прознает, ужо будешь знать как предателей да изменников покрывать. Ужо узнаешь, морда милицейская, гнев царский, отведаешь… - Попрошу вас не перебивать, – чтобы остановить словесную атаку нашего нежно любимого дьяка, мне даже пришлось хлопнуть рукой по столу. - Кто из нас тут допрос ведет? Вы или я? Ох, не раз мне придется еще напомнить, кто есть кто в нашем отделении. В общем да, прошу прощения, забыл представиться. Ивашов Никита Иванович, лейтенант милиции в городе Лукошкино – столицы Руси времен царя Гороха. От роду 26 лет, холост, в политических партиях не состою. В это время и в это место попал по счастливой (или не очень) случайности квартирую у Бабы Яги. Да, вы не ослышались. Да, той самой. Золотой человек, чтобы о ней ни говорили. - Ты бы, касатик, лучше поинтересовался у нашего доброго молодца, чего это он там за службу такую непосильную вел. Уж больно подозрительно энто, – из соседней горницы показалась, собственно, сама Баба Яга, держа в руках вязание. – Как бы он и вправду ненароком чего не натворил, сам того не разумеючи. Станется с него, дурочка деревенского. Митька аж подпрыгнул. - Бабуля, и вы туда же? – он попытался изобразить как можно более укоризненный взгляд. – Нешто можно так? Обидеть сироту всяк норовит. Да сколько мы с Никитой Ивановичем дел понараскрывали, сколько раз жизнью своею ради отечества рисковали! А вы... А вот тут уже не вытерпел дьяк, чье самолюбие, видимо, было задето. Это ведь не его воспевают, не о нем речь такую ведут. Как же тут не возмутиться неоцененному по заслугам дьяку? - Да что вы сделали-то? Так пару мелких воришек изловили, да без разбору хватать невиновных обучены, да сплошь боярского роду. Знать, хотите взяток поболе огрести? Так огребете, не сумневайтеся. Вот прознает про ваши дела Царь-Батюшка… Мне хватило одного взгляда на Бабу Ягу, чтобы понять, что этот цирк стоит прекращать, а не то она сейчас сама Митеньку вызволять «из лап милицейских» полезет. Обижают же сиротинушку. Двухметровую. - Хватит комедию ломать, артист малого театра. И вы, Филимон Митрофанович, сядьте, успокойтесь. Да сядьте же вы наконец! Митька, рассказывай все и по порядку. Ох, что он плел, что городил… Он у нас вообще парень с фантазией, но сегодня сам себя превзошел. И в лицах, и монологи задушевные, и руки заламывал трагично, вот только что на пол не бросался. Чего он нам только не нарассказывал: и про «супостатов лютых, что на родину-матушку посягали», и про «чудищ невиданных», про «маньяка» поведал, и про «подвиги на благо отечества» не забыл. Информации – ни на грош, но сколько эмоций, пафоса, страданий… Великий актер, не иначе. И вот ведь не остановишь, заставит выслушать до последнего трагического вздоха. Но все же ему пришлось прерваться. В дом постучали робко так, неуверенно. Баба Яга, на правах хозяйки, пошла приглашать посетителя. Вскоре послышался скрип двери, а еще через несколько минут в горницу вошел невысокий парнишка, лет пятнадцати на вид. Он остановился на пороге и замер, видимо, в ожидании, что к нему обратятся. - Вы по какому делу, гражданин? - Так я ж это… Насчет Гришки… Правду молвят, али брешут, шо то все боярские проделки? Паренек был смугл, выглядел неряшливо. Я на секунду засмотрелся на его руки: все им неймется, перебирают что-то невидимое, шевелятся. Как если бы своею отдельною жизнью жили. - Опять бояре? Да что ж вы помешались на них сегодня? Ну-ка, добрый молодец, хоть ты объясни нам толково, что такого случилось, пока нас с Бабой Ягой в городе не было. Доброго молодца долго уговаривать не пришлось, и вскоре у нас была относительно полная картина произошедшего. Сразу вам скажу: уволить Митьку – мало. А дело было так: Шел я, значитсо, домой к себе. Оно ж и понятно, роботы-то в лавке нету, не сезон нынче, вот и отпустили раненько. Ажно тут крики какие-то с соседней улицы – я думал, случилось чего. Так ведь надо пойти да посмотреть - может и подмогну кому, али просто позаглядываю. Выхожу, я, значит, к той улице, она аккурат к вашему отделению ведет, к людям-то подхожу, чего там твориться – ничего не видать, только слышно молву людскую. - Ой, бабоньки, это что ж это деется? Куды его ж ведут-то а? - Знамо куда – в милицию, куда же еще. Там-то Никита Иванович с ним справится – не посмотрит на чины да богатства, судить его, значит, по всей строгости будет! - Так чего его в милицию-то тащат? Своровал чего? Али чего против царя удумал? - Супротив царя пошел – заговор они там с боярами стряпали, да не вышло. Никитка-то наш, чай, не промах, взял да и сцапал убивцу нерадивого. - Чего? Убивцу? Стало быть, он царя убил? Бабоньки, что ж это деется, среди бела дня самого царя убили! - Когось убили? Царя? Да мы его… Да они... Православная, не потерпим! Сами его пришибем, сами! Да бояр всех заодно на кол! - Вона как… Ну-ка, братушки, тащите сюды топор мой родимый. За царя пойдем, за отечество! Ну, я, стало быть, услышав речи такие, подумал: «Это что же, что же деется-то. Всякий боярин теперича может на цареву власть посягнуть?». Вот… Да и пошел со всеми аккурат на площадь. Чего там творилося-я… Я уж было думал, что до смертоубивства дойдет. Ан-нет, не так все вышло. Царь-Батюшка жив-живехонек, помирать и не думает. Тут я, значит, подумал о том, что неплохо бы к братцу моему сводному, непутевому зайти. Он с годик назад конюхом к боярину Ершову подрядился, а там про того самого боярина чегой-то в толпе кричали. Ну дак я и пошел. А чего не пойти? Времени хоть отбавляй, да и интересно же. Ну как там натворили чего? А чего? Я ж и подмогнуть всегда готов. Прихожу я значится к Гришке, прошу девку дворовую, Аньку, позвать его сюды. А она мне, значит, и говорит, что нет мол больше энтого охальника. Нет, и ужо не будет. Я ж с вопросами к ней – чего, говорю, с ним такого сталося? А она мне отвечает, что, мол, убили его. Да не кто-нибудь, а сам боярин, говорят, руки заморать не постеснялся. Гришка ж он бабник да пройдоха. Вот и получил по заслугам, видать. Ну, так вот, я сразу к вам. Вот и... В общем, и все тут. - Митяй, – вкрадчиво начал я, - ты про боярина, почему не сказал? Наговорил семь верст до небес, да все лесом. Про подвиги ратные нам тут сказки рассказываешь, про чудищ байки травишь. Куда Ершова девал? Почему не доложил? Последние слова зависли в воздухе. Я перевел дыхание. - Никита Иванович, да ведь я же вам говорил, что изловил супостата лютого, маньяка пришибленного. Он самый и есть. Меня туда Манька, дочка его покликала. Грит, мол, беда случилася: убили там не то конюха, не то сторожа. Из мужичья, в общем. Помощь ваша неоценимая нам требуется,– Митька было приосанился, но под моим взглядом быстро сник и продолжил. - Я ведь, как вы учили, сразу на место преступления и пошел. А там кровищи-и… Во! Все залито. Так я, значит, начал следствие вести. Кто тут был, чего видел. А Анька – девка дворовая ихняя и говорит, что де, то боярин и был. Я к нему в покои – а он бел, и глазищи большие. Я ему ласково так, с поклонами, значит, и говорю, что, мол, пройдемте со мной - я вас по делу энтому допрашивать буду. А он, знать, одно твердит: «Я не мог, я не мог.» А идти – ну ни в какую. И тут-то я и заприметил ножичек в оправе ненашенской, да весь в крови. Как есть, весь. Я значит, его и так, и эдак. А оно бормочет себе под нос что-то и стоит себе. Пока Митяй вел свой рассказ, я повернулся к дьяку – больно долго его не было слышно. Только нет его. Исчез дьяк. Когда успел только уйти? - Ну дак я его взял под белы рученьки, да и повел в отделение. Дворовые налетели, Манька та же с упреками, мол, батюшку забирают. Я им вежливо так, нежно, а они знай одно голосить. Потом и другой народ налетел, а потом… ну вы и сами знаете. - Ну допустим. Боярина-то ты куда дел? И почему ты в зачинщиком стал? - Так я его в поруб, куды ж еще его девать-то. Вот. А потом за калитку вышел, надо ж сказать всем, чтобы де расходились, чай не скомороший балаган у нас тут, а отделение. Как тут подбегает ко мне Анька, больно любопытно девке стало, и спрашивает, правда ли это боярин? Шумно было, так она меня сперва и расслышать-то не смогла, а я возьми, да и крикни, что все боярин виноват. Ну, а потом, народ ужо на площадь повалил. Так вот к энтому, сами ж видите, я ни при чем. Я мысленно представил себе эту картину: выходит сотрудник милиции и кричит, что во всем виноват боярин. В благодатную почву попали слова… - Не врет, бабушка? – я обратился к нашему бессменному эксперту. Она у нас и вместо полиграфа, и экспертизу делает, и колдонуть может, а готовит-то как! На все руки, как говорится. Только сейчас я обратил внимание на маленького плешивого хорька, которого она держала за шкирку. - Это что у вас? Никак дьяка заколдовали? Бабуля… вот и как мы про это Гороху доложим? Это же превышение служебных полномочий! Бабка рассержено взглянула на меня и разжала руку. Хорек шлепнулся на пол, и начал метаться по горнице. - Ты, Никитушка, пока тут рассказы задушевные слушал, этот самый хорек кривозубый тебе тайный обыск учинить решил. Незаметно так, тихохонько, то к одной бумажке руку протянет, то к другой. За шиворот себе уже бумажек десять накидать успел. Так я, чтобы вас-то не отрывать от дел милицейских, его значит и… Баба Яга потупилась. Нет, мы дьяка все любили по-особому, он личность у нас запоминающаяся. Но ведь так разве можно?! Он же теперь тут такой крик подымет. Нам только этого сейчас не хватало. Вон, у нас из-за одного доброго молодца и так мундир слегка того… - Сдается мне, бабуля, что не просто так, чтобы не отвлекать, его такой-то шубой наградили. Могли бы ведь и прикрикнуть. Так, поводом воспользовались. Расколдовывайте обратно. - Поводом... Скажешь тоже. А вот нечего к чужим вещам ручки свои загребущие протягивать. Ишь ты, а если так вот каждый копаться начнет?! - Бабуля... - Да сейчас, сейчас. – бабка устало поправила фартук, провела руками и что-то неразборчиво пробормотала. Уже спустя две минуты я сам чуть было не начал умолять бабушку превратить его во что-нибудь мелкое и тихое. Это ж надо, так выразительно и оригинально ругаться. Даром, что дьяк. Общими усилиями, по большей части Митькиными, мы его выдворили за дверь. - Так, гражданин… - Федор я, - представился смуглый юноша. - Федор, ступай-ка ты домой. Нам сейчас и без тебя забот хватает. А ты, Митька, веди сюда Ершова.