***
Одна капля дождя догнала другую и они уже вместе скатились в самый низ окна. Полковник поморщился и рассеянно подумал, что зонт с собой он так и не прихватил — нужная вещь осталась висеть в штабе и не было никакой возможности добраться до неё и при этом не намокнуть. Разве что попросить Ризу привезти сюда. Шевеление сбоку оторвало мужчину от своих мыслей и воспоминаний, и он сосредоточенно посмотрел на глядящего на него Стального. Взгляд мальчишки был не читаем. — Вы и правда в меня верите или просто хотите поскорее вычеркнуть из списка своих подчинённых? — Вопрос отчего-то привёл полковника в ярость и в следующее мгновение тишину палаты разрезал смачный хлопок. Мустанг вскочил с кровати и отступил на несколько шагов, поняв, что только что сделал. Наглый подросток схватился за покрасневшую щеку и, съёжившись, широкими глазами смотрел на начальника. Недоверие и шок в золотистых глазах смешались в одно и офицер почувствовал, как сердце ухнуло в пятки. Ну только этого ему не хватало! Пацан и так был не в лучшем состоянии, а тут ещё и эта оплеуха… Нужно было извиниться, и полковник уже открыл рот, чтобы сделать это, когда что-то пошло не так. — Если хочешь сидеть здесь и жалеть себя — пожалуйста! Я уже битый час пытаюсь уговорить тебя попробовать ещё раз, но ты, видите ли, «в печали». Если хочешь остаться в армии, прекращай это, слабаки нам не нужны. — Вместо слов извинений вышла самая настоящая нотация. Жестокая и обидная. Мужчина прикусил кончик языка и с напряжением посмотрел на шокированного подчинённого. Было видно, что подросток совершенно не ожидал этого. Золотистые глаза налились слезами, а брови яростно сместились к переносице. Мальчишка пытался совладать со слезами и дыханием, не желая ломаться перед начальником. Больно и страшно. Он надеялся, что полковник не будет столь суров к нему и хотя бы сделает вид что пытается ну… поддержать? К таким резким словам он совершенно не был готов. Подросток опустил голову и сжал губу в тонкую полоску, мысленно ругая себя за наивность. С чего он вообще решил, что начальник относится к нему по-особенному, более снисходительно и понимающе, чем к остальным членам команды? Он просто законченный карьерист, который предложил ему, Эдварду, пройти экзамен на Гос. Алхимика только ради своей собственной выгоды. Его не волновало, как себя чувствовал самый младший из его подчинённых. Его вообще ничто не волновало, кроме звёзд на своих погонах! И раз так… Эдвард схватил с тумбочки кусок мела и, неуклюже скатившись с кровати, принялся вычерчивать круг преобразования. Злость и обида подстрекали доказать полковнику, что он ошибался, что Стальной Алхимик не просто какой-то слабый ребёнок, неспособный постоять за себя и свою честь. Три ровных треугольника и один ромб заняли свои места в круге и мальчишка с силой хлопнул по нему рукой, прикрыв глаза. Медленно и осторожно, как говорил ранее полковник. Юный Алхимик яростно потряс головой, не желая ассоциировать свои действия с советами Мустанга; ему не нужен был этот человек, чтобы доказать всем, что он ещё может бороться. Слабая волна энергии медленно вошла в его тело, и в следующее мгновение алхимический круг залился голубым цветом. Открыв глаза, мальчишка тотчас зажмурил их обратно, всеми силами стараясь сосредоточиться на трансмутации. Преобразование шло словно бы в замедленной съёмке, но оно было! Он чувствовал это! Его алхимия не исчезла! Когда процесс реакции подошёл к своему логическому концу, Эдвард откинулся назад и опёрся здоровым плечом о кровать. На ещё минуту назад отчаянном лице сияла широкая улыбка, а в глазах танцевали бесенята. Рой Мустанг осторожно опустился к подчинённому и взял в руки небольшую статуэтку, сделанную из куска пола палаты. На небольшом постаменте были две фигуры: маленькая, в которой легко угадывался её создатель, с самым пафосным видом стояла, вернее сидела верхом на ставшим на четвереньки человеке, который, вроде как, пытался что-то сказать. Приглядевшись, Огненный Алхимик, вопреки оскорблённому чувству достоинства, залился смехом, притягивая смущённого мальчишку к себе и взъерошивая золотистую чёлку последнего. — Я знал, что всё у тебя получится. Если Эдвард и не хотел показывать Мустангу свои чувства, искренняя радость последнего заставила усомниться в надуманных ранее мыслях, пуская корни догадки, что противный начальник специально решил спровоцировать его таким образом. Это злило самую малость, но в то же время заставляло чувствовать некое тепло на душе. Он был счастлив. И всё-таки, безумно хотелось показать Мустангу, что «врагу не сдаётся наш гордый Варяг», поэтому подросток скорчил наглую рожицу. — Я не собираюсь доставлять тебе удовольствия своим уходом и, обещаю, сделаю всё, чтобы твой стол однажды сломался от количества счетов и жалоб на меня! — За такие цели раньше ремня давали, — нехорошо прищурился полковник и не без удовлетворения отметил, как на долю секунды вытянулось личико подопечного. — Как хорошо, что те времена прошли, а то ход Ваших мыслей несколько напрягает, полковник. — Эдвард вывернулся из хватки начальника и, надеясь, что офицер не заметил, как покраснели его щёки и уши, коснулся рукой воспалённого плеча и, отвернувшись, высоко задрал нос. На небольшом постаменте были две фигуры: в маленькой без труда угадывался старший Элрик, который стоял, вернее, сидел верхом на своём непосредственном начальнике, Рое Мустанге. Полковник стоял на четвереньках, держал в зубах уздечку и, похоже, весьма удачно пародировал лошадь…16 — Статуэтка и возвращение способностей
16 февраля 2017 г. в 12:10
Оглушительный раскат грома заставил перепуганную птицу взмыть в небо и та, перелетев на другую сторону улицы, поспешила укрыться под раскидистым клёном. Гроза началась внезапно и стремительно, в считанные секунды покрывая всех и вся сплошной водной стеной. К счастью местных жителей, за окном уже сгустились сумерки, из-за чего на улице почти никого не было. Только бездомный дворняга, которого подкармливали всем двором, жалобно заскулил и забился под небольшой навес, не желая промокнуть.
— Ещё раз! — Рой сложил руки на груди и нахмурился, не сводя пристального взгляда с понурившегося подчинённого. Эдвард сидел сгорбившись на кровати, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом. Казалось, его уже ничто не интересовало. Мальчишка не среагировал даже на оскорбительное «фасолина», вызвав у начальника лёгкое беспокойство. В принципе, Огненный Алхимик понимал его состояние: если бы он оказался в подобном положении, наверняка бы тоже впал в депрессию. И всё-таки, что-то казалось неправильным. Мужчина вздохнул и ещё раз потряс мальчишку за плечо, надеясь получить хоть какую реакцию.
Ничего.
Стальной Алхимик словно бы впал в транс и, кроме сбившегося дыхания да лёгкого подрагивания плеч, не показывал никаких признаков жизни. Полковник запустил пятерню в волосы и, взъерошив, вновь посмотрел на подростка. У него уже заканчивались аргументы, а на приказы подчинённый не реагировал с самой последней попытки трансмутации. Вздохнув, мужчина решил использовать последний способ.
— Эд… Ну же.
Маленькая фигурка на миг съёжилась ещё больше, но достаточно скоро мальчик выпрямился и большими глазами посмотрел на начальника. Трудно было сказать, что так удивило его: неожиданно мягкий тон мужчины или то, как он назвал его. Не «Стальной», не «Элрик» и даже не «Эдвард» — по имени Мустанг звал его только в первые недели знакомства, когда братья жили у него до сдачи экзамена — просто «Эд». Уменьшительно-ласкательная форма его имени, которую имели право использовать только самые близкие: мама, Альфонс и Винри. Когда он был ещё ребёнком, в этом списке была и Пинако Рокбелл, однако со старушкой он не виделся уже много лет и поэтому не мог сказать, вернутся ли их отношения на прежний уровень. Полковник знал этот небольшой секрет, и от этого такая фамильярность с его стороны казалась ещё более нереальной. Словно мужчина решил посмеяться над ним.
И всё-таки ониксовые глаза смотрели исключительно с беспокойством и участием, не было ни намёка на насмешку или попытку задеть. Скорее, он выглядел так, словно хотел, чтобы Эдвард доверился ему — было в глубине этих глаз что-то очень печальное. Поняв, что завладел вниманием подростка, Рой осторожно сжал худенькое плечико и чуть кивнул.
— Давай, попробуй ещё раз. Только не спеши.
Стальной Алхимик открыл рот, чтобы возразить, сказать, что уже перепробовал всё, что только мог, но… не смог. Взрослый смотрел чуть ли не в душу и, в отличие от его собственного, его взгляд пылал уверенностью. Эдвард закусил губу и попытался сглотнуть вставший в горле ком. Почему Мустанг продолжает верить в него после стольких часов безуспешных попыток? Он уже почти смирился с произошедшим, так почему?.. Глаза внезапно защипало, а ком в горле подступил ближе к глотке; Элрик с ужасом понял, что вот-вот разревётся перед своенравным начальством, которое ни разу не упускало момента подколоть самого младшего своего подчинённого. Быстро опустив голову, чтобы скрыть следы своего позора, Эдвард сильно зажмурил глаза, желая вернуть ещё не пролившиеся слёзы обратно внутрь.
Пламенный Алхимик тактично сделал вид, что не заметил блеснувшей в золотистых глазах влаги и будто бы про между прочим посмотрел в окно. Это была уже другая палата, с видом на вишнёвую аллею. Мужчина задумчиво посмотрел на стекающие по стеклу капли дождя, прокручивая в памяти последние события. Да уж, предлагая себя в качестве донора Стальному, он совершенно точно не ожидал таких последствий.
«Зря я всё-таки послушал тебя! Твой мальчишка слетел с катушек: впал в истерику и теперь крушит госпиталь. В своей палате он уже вынес окно и лишь вопрос времени, когда он уничтожит дверь».
Доктор позвонил ему спустя три дня после госпитализации Стального в середине рабочего дня, и Рой не сразу понял, что тот пытался ему сказать. Эдвард Элрик решил уничтожить военный госпиталь? Для молодого полковника это не имело никакого смысла: восстановление подопечного шло своим чередом и, вроде как, не должно было возникнуть никаких осложнений.
Насколько он помнил, механик мальчишки всё же приняла нелёгкое решение о смене портов и несколько часов провозилась со скальпелем и отвёртками, осторожно отделяя металл от воспалённой плоти. Когда Мустанг увидел плечо своего подопечного, еле сдержал рвотный порыв: место, где раньше крепилась автоброня, воспалилось и по цвету могло потягаться с перезрелым томатом, кое-где даже началось гниение кожи, сопровождающееся естественным запахом и инфекцией. Культя левой ноги была в похожем состоянии.
По словам Рокбелл, нужно было дать конечностям отдохнуть и восстановиться, прежде чем приступать к операции. Особой проблемы в этом никто не видел: Эдварду предстояло проваляться на больничной койке ещё как минимум полторы недели.
Несмотря на явно сильную боль и совершенное смущение, старший Элрик пытался улыбаться и даже пару раз вызвал у Роя желание стукнуть его. Чтобы не нёс всякую ахинею. Кажется, тогда этот несносный подросток начал размышлять на тему «Зачем армии полковники, которые вечно сбегают от своих обязанностей?». Подтекст был более чем ясен да и наглая ухмылка не оставляла сомнений, что имел в виду он лишь одного представителя данного звания. А самым обидным было то, что именно в тот день Рой как раз таки закончил со всеми кипами бумаг на рабочем месте и по доброте душевной решил проведать Стального. Маленький спор быстро перерос в настоящую словесную войну, которую прекратила ворвавшаяся в палату медсестра. Несмотря на появившийся на щеках румянец при взгляде на полковника, девушка решительно указала рукой на дверь, ясно давая понять, что юный пациент должен находиться в покое. Рой тогда недолго поворчал (чисто для поддержания гордости) и, погрозив подростку пальцем, вышел на улицу. Спустя несколько минут к нему присоединилась Винри. Тогда этот разговор и случился.
«Господин полковник Мустанг, это правда, что Эд может перестать быть Алхимиком? — Неуверенный вопрос девушки заставил Роя поёжиться. Да, он знал о таком риске. — Когда доктор сказал ему это, он очень испугался… Эд… Он всегда храбрится и порой ведёт себя чересчур нагло, но он очень чувствительный. Я знаю, что он до сих пор корит себя за то, что случилось с Алом. Он так хочет вернуть ему настоящие связки. Если он лишится своего дара, что с ним будет?»
Тогда полковник делал всё, чтобы скрыть свои эмоции и выглядеть по максимуму профессионально. Девушка задала вопрос потому, что действительно волновалась за друга, она не собиралась укорять Мустанга.
«Если такое случится, он перестанет быть государственным Алхимиком и сможет зажить нормальной жизнью. Он больше не будет Цепным Псом или Проклятым». — Вместо кажущегося разумным на тот момент облегчением Винри поникла и, поджав губы, грустно посмотрела себе под ноги. Трудно было понять, о чём думала девушка. Рокбелл некоторое время молчала, но полковник понимал, что лишь дело времени, когда она задаст следующий вопрос. Он не торопил её. Отчасти потому, что боялся услышать в свой адрес обвинения, отчасти — потому что не знал, что ответить. Спустя самых длинных десять минут в жизни Мустанга, механик наконец решилась говорить дальше.
«Им некуда идти, если их выгонят из общежития. В Ризенбург Эд вряд ли согласится ехать, Ал — может быть, но против решения брата он никогда не пойдёт. Вы отправите их в детдом?» — Рой не был уверен, разыгрался ли у него слух или же девушка и вправду произнесла последнее слово с неимоверным ужасом. Но ведь Ризенбург, если верить словам Альфонса, малая родина братьев, почему они не захотят вернуться туда? Тем более, в этом городке живёт их подруга и механик — глупо убегать от такой возможности.
«А родители? Ты говорила, что дружишь с мальчишками с самого детства, в случае чего, твои родители могли бы оформить опекунство и…»
«Нет, не получится. — Винри едва покачала головой и с грустью посмотрела в глаза мужчины: — С четырёх лет я живу с бабушкой. Мои мама и папа были военными врачами и, когда началось ишварское восстание, они уехали на фронт лечить раненых. Там их и убили. Мы до сих пор не знаем, где их могила… Тогда я осталась одна с бабушкой и, точно не помню, но вроде как органы опеки хотели забрать меня в приют — у бабули маленькая пенсия и клиентов в её мастерской не очень много. Они говорили, что она не сможет вырастить меня в одиночку. Тогда тётя Триша — мама братиков — посоветовала бабушке уехать из города и „затеряться“ в другом конце Аместриса. Так мы и сделали. Но теперь мне уже четырнадцать и я учусь на автомеханика. У меня хорошо это получается, поэтому теперь клиентов у нас хватает. Да и, согласно нашему Закону, теперь я могу сама выбирать, где хочу жить. Поэтому мы решили рискнуть и вернуться в Ризенбург».
Винри слегка прикусила губу и, присев на ступеньки госпиталя, обхватила колени руками. Выглядела девушка более чем растеряно и теперь Рой мог её понять. Он не знал, что у подруги Элриков такая тяжёлая история. Внезапно в мозгу что-то щёлкнуло и в памяти вспыли картины десятилетней давности. Врачи Рокбеллы? Облизнув пересохшие губы, мужчина присел рядом с девушкой и тихо кашлянул, привлекая её внимание. Голубые глаза уставились на него в ожидании и с интересом.
«Твои родители, как их звали и как они выглядели?» — Возможно это был не самый лучший вопрос и на лице Винри отразились боль и изумление вперемешку, но он должен был узнать. Девушка на секунду призадумалась, словно бы решая, как лучше объяснить.
«Сара и Ури Рокбелл, так их звали. Мама была очень похожа на меня, ну, то есть я на неё, но не суть, а папа был довольно крепким мужчиной со светло-каштановыми волосами и зелёными глазами. Он был очень добрым, всегда подбадривал своих клиентов», — Винри прикусила кончик ногтя и вновь задумалась, проклиная себя за то, что не может нормально рассказать о родителях. Как бы противно ни было осознавать это, но она уже почти не помнила время, проведённое с ними и, если бы не несколько фотографий, наверное бы забыла и их лица. Ей ведь всего четыре годика была.
Рой кивнул и переплёл пальцы в замок, после чего опёрся на них подбородком. В глазах мужчины появилась лёгкая печаль.
«Твои родители спасли меня, когда ишварский снайпер засадил мне пулю в лопатку. К Алхимикам на поле боя относятся не так, как в мирные времена. Нас уважали и пеклись о нашем состоянии. Но у меня всегда было чувство, что врачи Рокбеллы заботились обо мне не потому, что я — ценное живое оружие, а просто потому, что я был их пациентом. Им было без разницы, кого лечить — военных или ишваритов — они просто выполняли свой долг и хотели спасти как можно больше жизней. Их стараниями я пошёл на поправку довольно скоро и уже через три дня вновь вышел на фронтовую. Спустя неделю, когда наши силы стали теснить повстанцев, я решил наведаться к твоим родителям, но, когда пришёл в медпалатку, нашёл их лежащими в луже крови. Рядом была разбившаяся рамка: с фотографии улыбалась маленькая девочка, держащаяся ручками за соломенную шляпу. Раненые, что тогда были под присмотром врачей Рокбеллов, сказали, что это сделал ишварит — один из их пациентов. Тела были в жутком состоянии, и на улице стояла адская жара. Во избежание инфекции было принято решение похоронить их прямо там, на освобождённой от повстанцев территории».
Тихий всхлип прервал речь полковника, и мужчина с грустью посмотрел на дрожащую рядом с ним девушку. Она уткнулась лбом в сложенные на коленях руки и плакала. На миг офицер пожалел о своём решении рассказать ей о произошедшем, но голос разума настойчиво твердил, что, как родственник, она имела право знать. Приглушённое «спасибо» застало полковника врасплох и, прежде чем мужчина опомнился, что делает, уже обнял девушку за плечи, пытаясь дать поддержку.
Он уже и сам не помнил, что говорил тогда, но, кажется, он шептал ей про то, что врачи Рокбеллы погибли как герои и что он обязательно узнает точное место захоронения и поможет добраться туда. Винри лишь благодарно кивала и пыталась утереть льющиеся рекой слёзы. Спустя столько лет, это всё равно было слишком больно.
Потихоньку успокаиваясь, девушка решила вернуться к вопросу о друзьях детства.
«Если случится так, что доктор Рико окажется прав и Эд перестанет быть Алхимиком, а я не смогу уговорить его вернуть в Ризенбург, умоляю, не отправляйте их в детдом! Они там не выживут! У Ала есть инстинкт самосохранения, у Эда он отсутствует полностью; если кто-то решит обидеть Ала, Эд кинется на того и совершенно не посмотрит, насколько уступает противнику. Без алхимии он не сможет постоять за себя, особенно учитывая, что две его конечности — протезы. Пожалуйста, господин полковник, я очень Вас прошу».
Казалось, ниже поклониться было невозможно, но, смотря на юную Рокбелл, Мустанг начал сомневаться в этом. Девушка прицепилась к нему так, словно бы от его ответа зависела жизнь братьев-Алхимиков. В какой-то степени так оно и было, но ведь не все вопросы мог решать он. И всё-таки Рой торжественно поклялся, что не допустит для своего подчинённого и его брата такой участи. Он задал вопрос, почему Винри настаивает на этом, ведь неизвестно, что будет, на что девушка ответила, что «у доктора было такое лицо, словно Эд уже лишился алхимии». В её словах был смысл.
«Эд сейчас скрывает своё беспокойство, но я же всё вижу… Пока протезы не установлены, алхимичить при помощи хлопка в ладоши он не сможет, поэтому всё время ноет, чтобы ему принесли мел. Послезавтра начинается рабочая неделя и сын доктора Рико дежурит в школе — отвертеться от просьб Эда не получится. Я просто надеюсь, что он примет это спокойно, ведь, как Вы раньше сказали, он сможет зажить нормальной жизнью. Но вся проблема в Альфонсе».
Мустанг машинально кивнул и поправил воротник рубашки, что уже начал натирать шею. Он, наверное, никогда не полюбит этот шершавый тип ткани. В мыслях всплыли слова девушки о Ризенбурге и, не в силах скрывать любопытство, полковник всё-таки поинтересовался, почему братья не захотят туда вернуться. В ответ юная механик занервничала и попыталась перевести тему, однако, видя настойчивость офицера, выдавила из себя несколько слов, поставивших, казалось, мужчину в тупик.
«Эд сделал что-то очень плохое, из-за чего местные жители ополчились против него и Ала. Он запретил мне говорить кому-либо об этом, поэтому лучше Сами спросите его как-нибудь. Хоть он и кичится постоянно, но всё же доверяет Вам. Может однажды и расскажет. Извините».
С момента его разговора с юной Рокбелл прошло три дня и мужчина, не наблюдая за подчинённым никакого беспокойства, слегка ослабил бдительность. Он хотел быть рядом с Эдвардом, когда тот решит проверить свою Алхимию, но, как это обычно бывает по закону подлости, в тот день ему прислали вагон и маленькую тележку документации, а так же фюрер внезапно решил провести собрание. Присутствие Огненного Алхимика было обязательным, поэтому, когда он в середине дня вернулся в свой офис и поднял разрывающийся от звонков телефон, на него обрушился целый водопад упрёков и обвинений в безалаберности. Понять, что звонившим был доктор Рико, удалось только после вести о бушующем в госпитале Стальном Алхимике, который «так расстроился, что стал крушить всё, что ни попадётся».
Из длинных навороченных речей старого друга и пары-тройки оскорблений в свой адрес Рой вынес одно: Стальной Алхимик утратил свои способности творить алхимию и от этого впал в неистовство. Что искалеченный ребёнок с двумя недостающими конечностями может такого натворить, чтобы привести завсегда спокойного Рико в ярость, полковник не знал и не был уверен, что вообще хочет узнать. И несмотря на долю раздражения на парня, мужчина больше боялся, как бы тот не навредил себе.
Наплевав на кипы возвышающихся над столом бумаг и нагло проигнорировав грозное «полковник» от своего адъютанта, Мустанг покинул стены офиса и пулей влетел в салон припаркованного на обочине автомобиля. Повернув ключ зажигания, мужчина понёсся по проспекту, с завидным упорством игнорируя дорожные знаки и светофоры.