***
— Это какой-то сговор, я абсолютно в этом уверен! — Сговор? Что за бред ты несёшь, Стальной, сон с реальностью спутал? — Полковник Мустанг лениво потянулся и, одарив своего юного подчинённого ехидной ухмылкой, развалился в кресле. — Тебе никто не запрещает идти в больницу к Алу, так что не надо тут ныть. А то, что на улице сейчас можно на водных лыжах кататься — не беда, да и настоящему желанию не помеха. Так что преспокойно можешь выдвигаться в дорогу, правда, идти тебе придётся на своих двоих, так как общественный транспорт работает с сильными перебоями, а я тебя подвезти не могу. И дело не в том, что моя машина «затонула». Просто лейтенант Хоукай была удивительно настойчивой на подписании всей этой… макулатуры. А ты иди, Стальной, иди. Утонешь — чур я не виноват. — Рой Мустанг прикрыл ладонью зевок и продолжил подписывать документы и редкие отчёты, не особо вникая в смысл написанного. Да и зачем? Его адъютант уже наверняка всё перепроверила по десять раз, прежде чем передать бумаги начальнику, и не было даже маленькой вероятности, что на этих «рукописях» может быть что-то, что подорвёт ему, полковнику, репутацию. Сейчас ему было скучно и даже не просто скучно, а невероятно скучно. Верная старлей Риза Хоукай ушла в архив, остальные члены его небольшой команды тоже разбрелись по штабу кто куда и под каким угодно предлогом. Младшему лейтенанту Джину Хэвоку вдруг срочно понадобилось сделать звонок генералу Хи́гану, чтобы обсудить ряд вопросов по какому-то супер-важному делу. И полковник Мустанг великодушно отпустил его, про себя улыбаясь наивности своего подчинённого. То, что Хэвок пошёл созваниваться с кем угодно, но только не с генералом, было ясно как сегодняшний ливень. Почему? Да потому, что с таким воодушевлением и радостью в глазах к вышестоящим чинам не ходят. Особенно к генералу Хигану. Особенно с вопросами. Почему? Всё очень просто. Хи́ган был мужчиной того самого возраста, когда срок его службы, как и срок контракта, медленно, но верно подходил к концу, в связи с чем произошло обострение расстройства нервной системы. Нельзя сказать, что будучи более молодым он был спокойным и рассудительным, лояльно относящимся к подчинённым, нет. Он был как раз из того самого типа людей, что умудряются одним своим присутствием раздражать окружающих. Генерал был, мало того, что жутко дотошным и цеплялся к каждой мелочи, так ещё и испытывал просто неземное наслаждение, указывая людям на их недостатки в любой возможной форме. Чаще всего в неимоверно грубой и пренебрежительной. Что же касается вопросов ему заданных, то в такие моменты (а случались они ой как редко по понятным причинам) Хи́ган всячески давал понять несчастному, что тот является полной бездарностью и что вообще удивительно, что его, жертву генерала, приняли в такое ответственное место, как вооружённые силы. Конечно же, такое поведение раздражало и не могло вызвать у офицеров ничего, кроме негатива, однако на старших по званию не жалуются и им не оставалось ничего другого, кроме как перешептываться между собой и сдерживать жгучее желание нагрубить или «врезать по роже» за извечные придирки в особо грубой форме. Полковник Мустанг генерала, как и все остальные, мягко говоря, недолюбливал. Причём неприязнь эта была взаимной и, как заметила однажды Риза Хоукай, с первого взгляда. Из-за чего начался этот конфликт сам Рой уже не помнил, как, впрочем, и его оппонент, но это недовольство друг другом между ними было прочное, нерушимое и продолжалось по сей день. Поэтому заявление Хэвока его начальника немного позабавило, немного позлило, но не убедило. Рой был почти на все сто процентов уверен, что его подчинённый побежал звонить девушке из цветочного магазина дабы пригласить её на завтра на свидание в театр, что, конечно же, заранее было провальной идеей. И вовсе не потому, что по радио обещали продолжение ливня (для Хэвока это не было проблемой — когда касалось сердечных тем, младший лейтенант мог и на лодке поплыть на свидание и с парашютом спрыгнуть прямо на место запланированной встречи). Просто Рой тоже приметил юную цветочницу и тоже предложил ей встретиться. В своей победе он был уверен: ещё ни одна дама не смогла отказать ему, даже учитывая его невероятную славу бабника, что летела впереди своего обладателя за несколько километров. Однако его подчинённому совсем необязательно про это знать. Пусть думает, что сам виноват и его начальник тут совсем не причём. Сержант Каин Фьюри — совсем ещё молодой паренёк со смешными очками, вечно сползающими ему на нос, слишком добрый и сострадательный для карьеры военного, но при этом обладающий огромной силой духа и великолепно разбирающийся в различного рода технике — тоже куда-то запропастился, а ведь чуть ли не на крови клялся, что просто отлучится в соседний отдел, чтобы то ли забрать какие-то важные детали для рации, то ли, наоборот, отдать их… Лейтенант Хайманс Бреда, которого Эдвард непонятно за что невзлюбил с самых первых минут знакомства (он просто слишком скептически оглядел нового члена команды, непрозрачно намекая, что полковник явно перегнул палку, завербовав в армию ребёнка) вообще на работу не явился, предварительно позвонив и взяв отгул. А прапорщик Ватто Фарман уже третью неделю валялся дома на кровати, наслаждаясь отпуском. По этой причине Стальной так и не познакомился с этим членом команды. В общем, полковник Мустанг был вынужден оставаться в офисе почти в полном одиночестве, жалуясь на скуку и ненавидящим взглядом сверля горы отчётов и приказов, гордо и с вызовом возвышающихся на его столе. Не перестающий за окном ливень и развалившийся на небольшом диванчике Эдвард только ухудшали и без того не радужное настроение, и Рой был готов стерпеть любую неожиданность, лишь бы только хоть как-то разрядить обстановку. Однако ничего необычного не происходило, разве что только Стальной, пробурчав что-то нечленораздельное, а потому не поддающееся переводу на нормальный человеческий язык, вяло поднялся с нагретого места и потопал к двери, бросив через плечо тихое: «Гадина». У Роя дёрнулась бровь. Не то чтобы он оскорбился изречением мальчишки — он уже привык к подобным высказываниям в свой адрес — всё же почти две недели прошло с тех пор, как Эдвард стал Стальным Алхимиком, и за это время пацан успел сполна продемонстрировать свой сложный характер. Наблюдая за некрасивым поведением своего подопечного, Рой благоразумно умолчал, что звание государственного Алхимика приравнивалось к званию майора — не хотел, чтобы наглец стал использовать эту информацию в своих целях. И да, первое время он пытался бороться с таким пренебрежительным к себе отношением, но все его лекции и нотации по этому поводу результата не дали. Вернее результат был, но совершенно противоположный ожидаемому: несносный ребёнок стал ещё больше глумиться над начальником и к Рою намертво прикрепилась кличка «Гадина». Был ещё вариант «Полковник-сволочь», но он использовался в тех случаях, когда настроение у Стального падало ниже плинтуса и когда Рой категорически отказывался удовлетворять прихоти своего юного подчинённого. Однако не это разозлило Роя. Стальной собрался покинуть штаб, что могло значить только одно: у мальчишки появились какие-то дела, и он, полковник, в скором времени останется один-одинёшенек в этом огромном пустом кабинете наедине с кипами неподписанной «макулатуры». Такого расклада Рой вынести не мог. Пока Стальной был рядом, он мог про между прочим обозвать нерадивого подчинённого «фасолиной» или «букашкой» и получить от вспылившего мальчишки завёрнутый ответ с доказательствами, подтверждающими или пытающимися подтвердить обратное. Если говорить простым языком, Стальной как-никак развлекал начальника своими речами и выходками, стоило тому только заикнуться о росте (вернее, его отсутствии) своего подчинённого. Теперь же мальчишка надумал уйти, несмотря на льющий как из ведра дождь, и оставить своего «дорогого» начальника изнывать от скуки и выполнять свою работу. — Стальной! А ну стоять! — Рой поспешно отложил документы и бросился вслед за скрывшимся по ту сторону двери подчинённым. — Эй! Я кому говорю? Коротышка! — Ты кого коротышкой назвал?! — этот крик души Стального Алхимика был слышен, наверное, на весь штаб и за его пределами.***
Дверь в палату привычно скрипнула, и Альфонсу даже не пришлось поворачиваться, чтобы сказать, кто решил его навестить. Он провёл в госпитале уже достаточное количество времени, чтобы научиться различать шаги медсестёр, своего лечащего врача — Тима Марко, а также полковника Мустанга и старшего братца. Последних двоих узнать было проще всего, особенно Эдварда. Альфонс помнил все визиты брата в этот госпиталь наизусть. Сделать это было несложно, так как у Эдварда был автопротез на правой ноге, гулко звякающий при каждом шаге даже сквозь толщу подошвы его сапог. Ну и ещё каждый визит Эдварда в больницу сопровождался какой-нибудь неприятностью. В прошлый раз, например, Альфонс проснулся от истеричных криков в коридоре и лязга металла о пол, а через ничтожное количество времени в палату заглянул его старший брат — весь мокрый, с ведром на голове и без ботинок, но улыбающийся во все тридцать два зуба и, судя по всему, довольно счастливый. Позже выяснилось, что ботинки Элрик снял, чтобы тихо пробраться к брату во время тихого часа в больнице, но не заметил уборщицу и перевернул ей ведро с водой. Женщина заголосила и от обиды швырнула в улепётывающего парня этим самым ведром, которое сидело на его голове аки шляпа на пузатом снеговике. В другой раз Эдвард добрался до палаты брата без происшествий, однако потом пришёл Рой Мустанг и эти двое поскандалили, после чего одна из особо смелых медсестёр решительно вытолкнула их из палаты Альфонса, а после и из больницы. А ещё раньше Эдвард решил, что дверь для слабаков и попытался проникнуть к Альфонсу через окно. Проник. Но окно потом пришлось новое вставлять… Полковник Мустанг тогда так орал, так орал… Впрочем Альфонс очень сомневался, что на Эдварда это оказало хоть какое-то влияние, несмотря на весь его скорбный и раскаивающийся вид. — Когда мне уже можно будет вернуться к брату, доктор Марко? — Альфонс оторвался от разглядывания стены дождя за своим окном и повернулся к вошедшему врачу. Каждый раз он задавал доктору один и тот же вопрос, и каждый раз в ответ получал одно и то же: «Уже скоро». Это «уже скоро» Альфонс слышал все последние десять дней, что провёл в больнице и уже почти отчаялся услышать желанный ответ. Ходить ему всё ещё не разрешали, поэтому мальчику не оставалось ничего другого, кроме как любоваться видом из окна и читать книги, которые ему поочерёдно приносили Эдвард с полковником. — Думаю, дня через три мы тебя выпишем, — вдруг выдал Марко, с лёгкой улыбкой наблюдая, как лицо его юного пациента сначала выражает удивление, потом недоверие, потом, наконец, понимание и следующую за ним радость. — Правда?! Честно-честно?! — Честно-честно. Не вижу больше повода держать тебя здесь. Только посмотрим, как ты на костылях держишься и, как только будем уверены, что не упадёшь — отпустим. — Ура! Доктор Марко-сан, я вас обожаю! — Альфонс победно поднял руки вверх и счастливо улыбнулся. Если бы он мог сейчас ходить, то непременно кинулся бы врачу на шею. И всё же, несмотря на непрекращающуюся грозу, день вдруг показался не таким уж и мрачным.***
Разгул стихии продолжался не очень долго, и погода улеглась к концу недели. Впрочем, за это время ветер с дождём нанесли городу значительный урон. Централ медленно отходил от обрушившейся на него стихии, постепенно возвращая себе привычный вид. Служба МЧС, военные да и просто добровольцы, коих было немало, приводили в порядок покореженные заборчики, убирали с дорог упавшие в неравной борьбе с ветром деревья, заново красили стены домов и больниц. Жизнь шла своим чередом, невзирая ни на какие препятствия. — Значит, восстановление идёт успешно? Ну и каково это? — Рой лениво растянулся на мягком диване в комнате Элриков, с добрым любопытством смотря на младшего. Альфонса три дня назад выписали из больницы под пристальное наблюдение его брата и полковника Мустанга. Не то, чтобы Рой горел желанием присматривать за мальчиком, но тот был единственным родственником его младшего подчиненного, да и чисто по-человечески мужчине было жалко пацана. Поэтому не интересоваться состоянием его здоровья Рой не мог. — Да, всё хорошо, спасибо. Мне немного непривычно использовать костыли да и ходить в принципе — всё же пять лет не мог передвигаться, но я счастлив. Наконец-то не чувствую себя обузой. Ещё раз спасибо. Это ведь только благодаря вам мне сделали эту операцию. — Альфонс склонил голову в знак признательности и, дойдя до своей кровати, устало опустился на мягкий матрац. — Но всё же долго передвигаться я не могу: сильно уж устаю. Но доктор Марко сказал, что я и так молодец: он вообще сначала не хотел разрешать мне передвигаться ещё неделю, но снимки показали успешное восстановление и мы с братцем смогли убедить его. Так что усталость — это нормально. С каждым последующим разом я смогу держаться ногах чуточку дольше. — Что ж, это радует, — Рой легко улыбнулся, в который раз подмечая, как сильно они со Стальным различаются. Вроде бы и одной крови и разница в возрасте ничтожно мала, да и выросли эти двое в далеко не благоприятных условиях, а различия в поведении колоссальные. Если Стальной был грубым, упрямым и непослушным мальчишкой, то его младший брат был полной ему противоположностью. Это было удивительно и даже немного странно. Стальной говорил, что последние пять лет они с Альфонсом жили вдвоём. За этот промежуток времени старший брат должен был во всём стать примером для младшего, но этого, похоже, не произошло. Не нужно было быть психологом, чтобы понять, что Альфонс восхищается Эдвардом, но всё же… Всё же он не перенял его манеру поведения, что означало, что, либо мальчик куда сообразительней, чем кажется, раз в таком юном возрасте смог понять, что такое «хорошо», и что такое «плохо», либо с братом Стальной был исключительно вежлив и терпелив. Правда, последнее предположение Рой отбросил практически сразу. В комнате повисла неловкая тишина, которую разрушил звук открывающейся двери. Стальной Алхимик вернулся из похода в аптеку за необходимыми Альфонсу витаминами и минералами. Он недовольно свёл брови к переносице, стоило ему только завидеть у кровати брата начальника. — Ну и каким ветром вас сюда принесло? Вновь решили работу на подчинённых свалить, а себе устроить внеплановый перерыв, а? — Эд! — Что не так? Я всего лишь констатировал факт. Уверен, этот гад придумал увлекательнейшую отмазку для старшего лейтенанта Хоукай, чтобы только она позволила ему побыстрее покинуть кабинет и не заниматься теми горами документов, что преданно дожидаются часа своей подписи. — Эдвард достал из пакета несколько коробочек и одну бутылочку с красноватой жидкостью внутри, аккуратно расставил всё это на тумбочке рядом с кроватью брата, после чего, не потрудившись снять обувь и ярко-алый плащ, вальяжно раскинулся на стоящем у двери кресле. — Стальной, не паясничай: нравится тебе это или нет, но я твой начальник. Если продолжишь так себя вести, могу и наказать. — Рой не без удовольствия отметил, как, пусть и всего на несколько секунд, но вытянулось лицо его подчинённого. — Но ты прав. Я пришёл сюда не только для того, чтобы спросить Ала о самочувствии, — полковник вынул из-за пазухи конверт, и, скептически осмотрев его, протянул Эдварду. — Это твоя первая миссия. Поздравляю. Координаты и само задание найдешь здесь, разберёшься, думаю. А теперь мне пора возвращаться в штаб, обеденный перерыв вот-вот закончится. Удачи, Стальной. Рой ухмыльнулся и, потрепав мальчишек по макушкам, поспешил покинуть комнату. Сделал он это очень вовремя, так как в следующий момент в уже закрытую дверь полетел графин с водой, сопровождающийся гневным криком Стального Алхимика: «Ты что себе позволяешь, скотина?!». Запал гнева у подростка прошёл почти сразу, и вскоре тот глупо пялился на лежащий в руке конверт. Его первое задание как государственного Алхимика. Эдвард сглотнул подступившую к горлу слюну и принялся осторожно, словно из него могло выскочить что-то страшное и опасное, вскрывать конверт. Капельки пота стекли от виска к подбородку, выдавая волнение мальчишки. Наверняка его первое задание будет каким-нибудь дурацким — он ведь почти ничего не знает о том, что должны делать государственные Алхимики. Наверняка его отправят проверять состояние каких-нибудь зданий, чинить разные необходимые военным предметы и что-то в этом духе… — А? Чего? — Эдвард с каплей недоумения посмотрел на письмо. Никаких приказов о ремонте или чего ещё, что он себе напредставлял. Вместо этого на бумаге находился хорошо пропечатанный текст с кучей подписей и печатей, который почему-то был перечёркнут. От последней печатной строки синей ручкой, что и зачёркивала весь текст, тянулась стрелка, указывающая на обратную часть листа. Перевернув «задание», как и просил «указатель», Эдвард ещё больше смутился. «Значит так, Стальной, не обращай внимание на всё то, что напечатано (я специально это перечеркнул) — ты пока всё равно не сможешь выполнить это задание, поэтому за тебя его сделаю я, всё-таки опыта у меня куда больше (можешь не благодарить). Теперь. ТВОЁ задание будет состоять в следующем (читай внимательно и не пыхти): есть подозрения, что на юго-востоке Аместриса (г. Лиор) в одной из шахт проводят махинации по превращению золота (что, как ты прекрасно знаешь, незаконно). Работами на подозреваемой шахте управляет старший лейтенант А. К. Блистэнд. Ты должен проверить шахту на наличие следов трансмутации и хорошо допросить управляющего. Не смущайся по поводу звания (хотя зная тебя, тебе наплевать на субординацию) и просто покажи ему свои серебряные часы. Он всё поймёт. По-быстрому проведи инспекцию (и не сильно раздражай всех вокруг) и возвращайся в Централ. Если хочешь, можешь взять с собой брата (лично я не рекомендую этого делать из-за его слабости). И да, если ты намереваешься бежать ко мне и портить мне нервы, настоятельно не рекомендую этого делать: твой поезд (№34-С, билет приложен к письму) отправляется со станции «Центр-сити» сегодня в 18:43. Советую тебе поспешить, т.к. следующий нужный тебе поезд пойдёт аж через два дня (а начальство ждать не любит, и нет, я не про себя!). Нужная тебе станция будет называться «Лиор». Удачи, Стальной! Постарайся не угробить управляющего и шахтёров — они нам ещё понадобятся.С уважением, полковник Р. Мустанг»