Нужную платформу Эдвард нашёл не сразу. Диспетчер по динамику говорил абсолютно неразборчиво и, судя по всему, находился в нетрезвом состоянии, из-за чего пассажиры нервно ходили по вокзалу туда-сюда и постоянно спрашивали друг друга: « Что он сказал? Кто-нибудь что-нибудь понял?».
Когда поиски нужного поезда и вагона увенчались успехом, на пути Стального Алхимика встала преграда в виде полненькой проводницы. Женщина долго не желала пускать его в вагон, заявив, что детей в обязательном порядке должны сопровождать взрослые: родители или опекуны.
Неизвестно, сколько бы времени Стальной Алхимик злился и пытался бы доказать, что он не ребёнок, ему четырнадцать и вообще он уже пять лет в одиночку заботится о младшем брате, а потому вполне взрослый и самостоятельный, если бы не вспомнил про серебряные часы — своё спасение и в то же время проклятие. Взгляд женщины практически сразу сменился с упрямо-обеспокоенного на холодный, слегка предвзятый и презрительный. Не желая пропускать в свой вагон Алхимика и, к тому же, «Цепного пса армии», женщина ещё минут десять сверлила взглядом и Эдварда и его часы, но, не найдя в документах никаких ошибок, всё же стиснула зубы и позволила уже находящемуся на грани отчаяния подростку пройти на своё место.
Забронированное Мустангом место оказалось плацкартным и, к великому ужасу Эдварда, на верхней полке. Подросток сжал руки в кулаки, представив на мгновение, что поручень, который уже начал скрипеть под силой стальной руки — горло сволочи-полковника. Однако выбора у Эдварда не было, да и привлекать к себе внимание ой как не хотелось — Эду сполна хватило презрительного взгляда со стороны проводницы. Та, к слову, решила, что «проклятый» прекрасно обойдётся без простыни-одеяла, а также выдала ребёнку самое старое и самое рваное постельное бельё, которое только смогла отыскать в поезде, бросив напоследок холодное: «Держи, мерзкий пёс».
Обидное прозвище Стальной стоически проглотил, постаравшись придать лицу задумчивый беззаботный вид. Однако по тому, как напряглись остальные пассажиры, слово, сказанное женщиной, и выглядывающая из-под красного плаща серебряная цепочка часов не остались без внимания.
По скривившимся физиономиям можно было сделать вывод, что временных соседей Элрика не прельщает перспектива делить одну полу-кабинку с Алхимиком.
— Куда вообще власти смотрят, что позволяют этим… существам находиться с обычным обществом?
— Они — хорошее оружие, к тому же, очень мобильное. Ну и пушечное мясо, если что. Если начнётся война с Ксингом, эти выродки обязаны будут пойти на фронт уничтожать врагов. Хоть какая-то от них польза.
— Мамочка, я не хочу быть рядом с ним…
— Потерпи, дорогой, сейчас придёт проводница и я попрошу, чтобы этого Цепного пса от нас убрали.
Пятеро пассажиров, с которыми «посчастливилось» ехать Эдварду, даже не пытались скрыть своего недовольства, бросая на закусившего губу мальчишку косые, полные раздражения взгляды и не понижая тон своего голоса. Эти люди не собирались обсуждать Алхимика шёпотом, их целью было высказать этому «отбросу общества» всё, что о они о нём думают прямо в лицо, маскируя прямые оскорбления под обмен мнениями.
Эдвард не сказал им в ответ ни слова, лишь расстелил измятую и местами порванную простынь на матрац и улёгся на своё место, отвернувшись лицом к стене.
— Дрянь! Не делай вид, что не видишь, что тебе здесь не рады! Убирайся туда, откуда пришёл! — один из пассажиров, массивный мужчина, который больше всех возмущался появлением в вагоне Эдварда, резко встал на ноги и, прежде чем тот успел понять, что происходит, схватил его за воротник плаща и сбросил с полки на пол.
Эдвард сильно ударился головой, отчего перед глазами потемнело и слёзы, которые он так старался удержать, потекли по щекам. Было больно. Однако больнее всего осознавать было тот факт, что его из-за алхимии и за человека-то не считают.
— Я не виноват в том, что родился с этими способностями! Никто из вас не был застрахован от этого! — Стальной прекрасно понимал, что никто не придёт к нему на помощь и его слова скорее ещё больше разозлят пассажиров, чем откроют им глаза на истину. Но он не мог просто сдаться и позволить недоброжелателям делать с собой всё, что им вздумается. Он столько лет прожил в страхе и бегах, что, когда стал частью военных, позволил себе расслабиться, надеясь, что хоть теперь обретёт покой. Каждая частичка его тела протестовала против такого отношения, и он боролся. Боролся, как мог, не пуская в ход свои способности, так как прекрасно знал, что, порань он хоть кого-нибудь при помощи алхимии — трибунал ему обеспечен.
Агрессор не обратил на справедливое замечание никакого внимания, лишь сильнее сдавил горло паренька, отчего Эдвард стал задыхаться. Кто-то из попутчиков робко заметил, что не стоит убивать Цепного пса армии, ибо потом проблем не оберёшься, однако на разъярённого мужчину ничто не действовало. Изображение перед глазами мальчишки начало расплываться, и он в панике попытался хлопнуть в ладоши. Уже было совершенно не важно, выгонят его с позором из армии или нет. Приоритетом было спасти себе жизнь.
Внезапно хватка ослабла и тяжёлое тело мужчины перестало вдавливать Алхимика в пол. Эдвард поспешил перевернуться на живот, жадно хватая ртом воздух и непрерывно кашляя. Зрение потихоньку восстанавливалось, дышать становилось всё легче. Слышались чьи-то гневные голоса. Кто-то явно спорил друг с другом, но подросток не вслушивался в разрастающуюся словесную перепалку. До его мозга дошёл смысл только последней фразы, предназначенной явно ему, Эдварду.
— Вставай, малец. Как ты?
Стальной Алхимик поднял взгляд на человека, стоявшего над ним и протягивающего ему руку. Это был мужчина лет пятидесяти с чистыми синими глазами и светлыми волосами. На носу его «сидели» очки в синей оправе, что придавало ему некого озорства.
Эдвард не спешил давать руку. Он испытывал самые противоречивые чувства: смятение, недоверие, гнев, страх, радость… Почему-то перед глазами возник образ полковника, когда тот появился в его подвале, направляя луч света из фонарика на сжавшихся в комочек братьев. От него, так же как и от Мустанга в своё время, не исходило опасности. Он был хмур, но на инстинктивном уровне Эдвард знал, что гнев этот был направлен не на него. И это казалось сном.
— Ну же, давай руку. Я тебе не враг, — незнакомец легко улыбнулся, и Эдвард, прежде чем отдал отчёт своим действиям, осторожно протянул ему руку. Мужчина быстро потянул его на себя, помогая подняться на ноги. — Знаешь, здесь я оказался по чистой случайности, но, пожалуй, махнусь с тобой местами. Вот мой билет. Место № 57, следующий вагон. Беги. И спрячь цепочку от часов.
Эдвард в неверии смотрел на по-доброму улыбающегося незнакомца, который не только помог ему, но и решил отдать ему свой билет, тем самым спасая от беснующихся взрослых. Эдвард некоторое время потоптался в смятении, но желание не наживать себе дополнительных врагов взяло вверх, и в следующее мгновение мальчишка, прихватив чемодан, скрылся за дверьми тамбура.
Новое место тоже оказалось плацкартным и, словно по иронии судьбы, тоже на верхней полке. Эдвард мысленно застонал.
— Деточка, а ты один, что ли? С чемоданом наперевес… Где твои родители? — сидевшая напротив дама в полосатом чёрно-зелёном свитере изумлённо захлопала накрашенными ресницами и вопросительно подняла бровь. На лбу Стального вскочила жилка, однако парень сумел перебороть рвущееся наружу раздражение и, ничего не ответив, поспешил положить чемодан под сидение, предварительно достав из него несколько пачек печенья и булочек с корицей, взять с собой которые настоял Альфонс. Младший брат неимоверно переживал за Эдварда и особенно за его питание, ибо прекрасно знал ту бездонную дыру, что пряталась в желудке его брата. А когда брат был голоден, он всегда умудрялся влипать в неприятные истории, выпутаться из которых бывало делом долгим и проблематичным.
— Вот так детей и воруют, а потом все дружно удивляются, каким образом пропадает подрастающее поколение, — не дождавшись от Эдварда ответа, прискорбным голосом запричитала женщина, после чего довольно быстро вернулась в состояние безмятежности: — А знаете, я тут один случай вспомнила…
Дамочка оказалась на редкость болтливой и за каких-то два с половиной часа езды сумела «вынести мозг» остальным пассажирам. Эдвард, спасаясь от россказней попутчицы, забрался на свою полку и едва не с головой завернулся в одеяло, пытаясь приглушить громкий писклявый голос женщины и ещё раз прочесть «инструкцию» от полковника.
Полностью абстрагироваться от речей попутчицы не удалось, и Стальной, разглядывая карту Лиора, что предусмотрительное начальство заботливо через Хэвока буквально всунуло ему в руки за пять минут до того, как он выскочил из общежития, помимо воли вслушивался в её рассказы. Дамочка тем временем вошла в азарт и, не обращая на прискорбные лица внимания, решила пересказать попутчикам всю свою жизнь…
Разумеется, без смешных историй не обошлось.
— Так вот, дело было в театре. Буквально за минут пятнадцать до начала спектакля на балконе произошло одно весьма курьезное событие: одна пожилая дама, вы не поверите, приклеилась к полу! Представляете? Её пытались отодрать чуть ли не всем залом! А знаете, как так получилось? Супер-клей! Всему виной был супер-клей! Оказывается, та дама решила подклеить оторвавшуюся босоножку, да, видимо, капнула клеем на пол и встала на эту самую каплю! Приклеилась она намертво! И как на зло прямо посреди прохода на этот злополучный балкон! Охранник её босоножек потом ножиком отдирал. До сих пор та тоненькая полосочка искусственной кожи сверкает на паркете, напоминая о случившемся казусе! Вот так вот дело было. — Эту историю женщина рассказывала так выразительно и так удивительно гримасничала, что смеялись все находившиеся рядом пассажиры. Даже Эдвард не выдержал и зашёлся в диком хохоте, несмотря на обещание самому себе не отвлекаться на пустую болтовню попутчицы.
Поезд уверенно нёсся по рельсам, покачиваясь и убаюкивая своих пассажиров тихим размеренным «чу-чух».
***
Рой медленно шел по штабу. Шаги его отдавались звучным эхом, нарушая стоящую тишину. Рабочий день закончился еще три часа назад, но полковнику пришлось задержаться из-за огромного количества неподписанных документов, сдать в архив которые нужно было уже завтра.
Каким таким волшебным образом на его рабочем столе стабильно каждый раз к концу месяца появлялись эти горы бумаг, молодой полковник не знал и, если честно, не горел желанием выяснить. Однако из года в год всё повторялось: бумаги приходили, Мустанг, не задумываясь, откладывал их сначала просто на край стола, а затем и вовсе в дальний ящик, чтобы «не мозолили» глаза. Таким образом к концу месяца, когда наступал момент их сдачи в архив или начальству, документов у Огненного Алхимика успевало накопиться столько, что на месячном конкурсе сдачи макулатуры он бы, без сомненья, занял первое место. И так тянулось до того самого рокового момента, когда дверь в кабинет полковника не открывалась и не заходила грозная старлей Хоукай, которая терпеливо напоминала любимому начальству о его прямых обязанностях. Рой ворчал, но спорить с подчинённой не решался — себе дороже выйдет. Да и лейтенант в такие моменты была непробиваемой и довольно убедительной.
Вот и в этот раз полковнику пришлось разгребать горы документации, скопившейся за месяц и терпеливо дожидающейся его подписи, и даже задержаться ради этого неблагодарного дела аж на целых три часа, жертвуя драгоценным свободным временем, которое мог бы провести в компании симпатичных девушек. Роль ловеласа иногда утомляла, но в такие моменты это было лучшим способом снять накопившиеся за день стресс и напряжение.
«Интересно, Стальной сильно пыжился, когда прочёл мой приказ? Надо будет спросить у Ала, чтобы знать, готовиться мне к вооружённому вторжению в свой кабинет посреди рабочего дня или нет. Хотя, я почти на все сто процентов уверен, что без возмущений и оскорблений в мой адрес не обошлось… Ну да ладно», — Полковник усмехнулся своим мыслям и вышел наконец из Центральной штаб-квартиры вооружённых сил Аместриса.
Настроение Огненного Алхимика практически сразу упало до нулевой отметки: на улице шёл дождь. Не такой сильный и впечатляющий как пару дней назад, нет. Это был обычный кратковременный грибной дождик, что так часто идёт в середине лета, омывая и освежая землю от дневной жары. Ничего страшного или опасного. Просто небольшой дождик. Однако именно такие сырые дни полковник ненавидел больше всего на свете: в такую погоду он был не только бесполезен как Огненный Алхимик — что особо сильно било по самолюбию Мустанга — но и практически беспомощен.
Недоброжелателей у полковника было немало и, если они хотели устранить своего конкурента, лучше всего было выбирать такой вот дождливый день или вечер. Под напором льющейся с неба воды он не мог использовать алхимию огня, а на табельное оружие тоже рассчитывать не приходилось: пистолеты Рой не любил почти так же сильно, как и сырую погоду.
— Полковник, сюда! — Риза Хоукай появилась словно из ниоткуда, заставив начальника вздрогнуть от неожиданности.
Девушка выглядела уставшей, а синяки под глазами говорили о длительном недосыпе. В руках она держала раскрытый зонт.
— Вы совсем себя не бережёте, лейтенант Хоукай. Не нужно было приезжать сюда из-за меня, особенно в такую погоду. Отдохнули бы дома. — Рой старался придать голосу ворчливости и недовольства, но по его сверкающим глазам было ясно, что он более чем доволен появлением своей подчинённой.
***
Лиор встретил юного Алхимика тёплым солнцем и практически безоблачным небом. Лёгкий ветерок приятно колошил волосы, и Эдвард, сделав глубокий вдох кислорода после душного вагона поезда, радостно улыбнулся.
Наконец-то он на свободе.
Миссия начиналась хорошо, несмотря на все те неприятности, что случились во время поездки.
Заснуть на своей верхней полке Эдвард, как ни пытался и как ни крутился, не смог. В салоне поезда царила ужасающая духота, справиться с которой не могли даже включённые на всю свою мощность кондиционеры.
Ситуация осложнялась ещё и младенцем, который ехал в одном со Стальным вагоне, но, благо, в другой полу-кабинке. Впрочем, сей факт не особо утешал. Ребёнок орал всю ночь напролёт, видимо пытаясь донести до своей матери — женщины очень молодой и невероятно уставшей из-за криков драгоценного чада — что он то ли описался, то ли попросту хочет есть. Никто из попутчиков не сказал бедной женщине ни слова упрёка, так как все они, по невероятным стечениям обстоятельств, оказались как раз в том возрасте, когда свои «спиногрызы» подросли и уже не так виртуозно высасывают из родителей последние силы и нервы. Все прекрасно понимали состояние молодой матери, а потому не донимали её ещё и своими упрёками.
Однако Эдвард сам был ещё ребёнком, несмотря на то, что в своём возрасте умудрился пройти экзамен на государственного Алхимика. Поэтому ничего удивительного в том, что под конец третьего часа неумолкающих криков младенца у мальчишки кончилось терпение.
— Да заткните вы его наконец! — В сердцах крикнул со своей полки Эдвард, но в ответ не получил ничего кроме осуждающих взглядов. Младенец же, напуганный грозным криком справедливости, разорался ещё громче.
Элрик протяжно застонал и уткнулся носом в подушку, прижимая её концы к ушам. Так прошла почти вся ночь. «Концерт» прекратился лишь под утро, когда до прибытия в Лиор оставалось каких-то полтора часа.
Поэтому теперь Эдвард, сонный и жутко уставший, но счастливый, бродил по вокзалу, выглядывая того самого провожатого, который, если верить наставлениям начальника, должен был встретить его на станции.
— Господин Элрик? — на плечо Стального опустилась чья-то рука, и ему в лицо заглянул молодой, лет двадцати трёх, сержант с пронзительно-зелёными глазами и светлыми волосами, постриженными слишком коротко согласно уставу. Сержант приветливо улыбнулся, но в следующий момент лицо его стало смущённым. Он быстро извинился и попытался вновь раствориться в толпе; Эдвард схватил его за рукав формы.
— Ты не ошибся! Я — Эдвард Элрик, Стальной Алхимик прибывший в Лиор, чтобы проинспектировать шахты, — слегка пафосно представился Эдвард и для пущей убедительности достал из кармана брюк серебряные часы.
Молодой человек смутился, но быстро вернул себе маску полной невозмутимости и, несмотря на то, что его спутник был в гражданском, отдал честь.
— Сержант Жак Шутер. Прошу простить меня за это недоразумение. Полковник Мустанг предупредил, что Стальной Алхимик будет в красном плаще и… низковат, но он ничего не говорил о вашем возрасте.
— Кто здесь такой мелкий, что его можно задавить, наступив на него?! — в бешенстве взвыл Эдвард, со всей силы ударив сержанта в плечо. Послышался лёгкий хруст, и в следующее мгновение Шутер, едва подавив вскрик, скорчился от боли.
Эдвард нервно облизал губы. Он совершенно забыл, что его правая рука сделана из стали. Парень скулил, баюкал явно сломанную конечность и, казалось, напрочь забыл о существовании Алхимика. Проходящие мимо люди периодически останавливались, предлагая помощь, но, получая в ответ невнятные злые речи, уходили прочь. Скорую тоже никто не вызывал — крови не было, а хнычущий сержант явно находился не в критическом состоянии.
Долгими уговорами и извинениями Стальной Алхимик сумел-таки призвать Шутера к сознанию и убедил его не сидеть на месте, а пойти в госпиталь. Поддерживая сержанта за здоровое плечо, мальчишка пытался успокоить своё бешено бьющееся сердце и сообразить, что ему делать дальше. В том, что начальство Шутера не оставит инцидент без внимания, Стальной даже не сомневался, но мысль, что его полковника известят о случившемся, очень волновала.
Как бы Эдвард не врал самому себе, но гнева полковника Мустанга в этот момент он опасался куда больше, чем гнева какого-то неизвестного ему лица, которое, к тому же, не имело над ним никакой власти. А вот Рой вполне имел полномочия выставить его из рядов армейских, раз уж он даже такое элементарное задание не смог осилить. Да что там осилить — он это задание и начать-то не успел!
— Цепные псы, ненавижу вас.
Скулящий сержант вряд ли осознавал, что мысли, овладевшие его мозгом, выливались в приглушённый болезненный шёпот. Он просто исступлённо бормотал всё, что приходило на ум, не имея желания как-то задеть или унизить конкретно Эдварда. Стальной молча шёл рядом, поддерживая и направляя. Понимание, что ему (почти наверняка) придётся всю жизнь слышать в свой адрес нелестные, а порой откровенно унизительные речи, заставляло слюну собираться в ком, который никак не хотел глотаться, а глаза — устремлять взор в песчаную дорожку под ногами.
А ведь он так надеялся успешно окончить первую миссию и тем самым опровергнуть слова Мустанга, что он «совсем ещё ребёнок».
Крыло военного госпиталя показалось за следующим поворотом, и Эдвард, вдохнув поглубже и пробормотав что-то утешительное пострадавшему от его рук сержанту, решительно шагнул вперёд.
Убегать от ответственности глупо и неразумно. А ещё — совсем по-детски. Он намеревался предстать перед лицом командующего сержантом и… А что потом? Юный Алхимик совершенно не представлял, чем вся эта история может обернуться. Как он сможет убедить не сообщать полковнику, как загладит вину перед пострадавшим сержантом, как после случившегося ему проводить инспекцию — ответа не было ни на один из вопросов, и Эдвард, постепенно подходя к госпиталю, почувствовал, как скрутились в животе внутренности.
Становилось страшновато.
