...Silent waters are deep, you know... Diary of Dreams, «The Plague»
Это был один из тех редких моментов жизни, когда Паули готов был признать, что облажался по-крупному. Фортуна вообще была дамой вредной. У них с Паули давно существовала какая-то невнятная взаимная неприязнь. Взять хотя бы то, что в свои тридцать с небольшим Паули не то, что не был женат, но даже не имел постоянной пассии. Ему часто не везло в азартных играх, что много лет было основной статьей его устрашающих расходов, долгов и тяжб. Но крайне редко ему не везло так, как теперь. Последний такой случай был год назад. Он рискнул пошевелиться и предпринять еще одну попытку высвободить руки, чтобы, сперва подхватив себя под колени, как-нибудь, ногу за ногой высвободиться так, чтобы руки оказались спереди, а затем пустить в ход зубы и... Острая боль прорезала бок и, застонав, он прекратил попытки. Голова гудела, напоминая о щедрых возлияниях вчерашнего вечера, и Паули еще раз скорбно подумал о том, насколько же паршивым бывает утро, встреченное в незнакомом враждебном месте. И будь он проклят, если помнит, как сюда попал. ...Сивид-Бэй был конечной точкой долгого путешествия, полного скучных конференций, неудобных галстуков, дешевого кофе и многочасовых переговоров. Паули эта идея сразу показалась неудачной. Он не собирался покидать окрестности Вотер-7(1), и нисколько не был счастлив, когда его поставили перед фактом. Командировка. К черту на рога. А рогов у черта оказалось прямо-таки чертовски много. На вопрос «За что?» ему ответили развернуто. Он-де теперь вице-президент Галей-Ла, что само по себе обязывает, и еще потому, что: «Нма~... Знаешь, мне лень переть в такую даль, особенно когда у меня теперь есть для этого заместитель». Впрочем, в этой чехарде были и весьма интересные встречи. Так, Паули долгое время провел в королевстве Арабаста, где обсуждал странный, но крайне амбициозный проект, который выразился в вопросе короля Кобры: - Паули-сан, скажите мне как эксперт. Может ли поезд ходить под землей? Проект предусматривал прокладку подземной железной дороги, которая бы связывала города страны. Поверху такой поезд пустить было невозможно, и Кобра сразу озвучил, почему. Не считая песчаных бурь, вагоны будут разогреваться до таких температур, что скорее испекут людей заживо, чем куда-то безопасно доставят. Но вот подземный проект рассмотреть бы хотелось. И сколько бы Паули ни пытался объяснить, что он тут представляет только проекты морских поездов, и что строить какие-либо пути под пустыней – затея заранее гиблая, Кобра уверил его, что все может получиться. Под песками погребены города, и они могут выполнять роль крепких сводов. После разъяснений, разведки на местности и изучения грунта, идея все-таки захватила Паули. Он отплывал из Арабасты с кипой бумаг и чертежей, обещая сразу при возвращении в Вотер-7 все это представить Айсбергу. Но расставание было и крайне тягостным. Его пребывание в этой жаркой, пропахшей пряностями и благовониями стране суждено было скрасить нежному цветку пустыни. Виви-чан, как она, смеясь, просила себя называть. Темноглазая и невесомая, она сразила Паули наповал одним лишь взмахом ресниц. Это было совсем еще юное дитя, почти девочка, с пропорциями нимфы, каскадом блестящих голубых волос и кожей цвета топленого молока. В ней не было чопорного жеманства или кокетства, каких можно было бы ожидать от дочери короля. Паули деревенел рядом с ней. Становился косноязычным, грузным и неуклюжим, остро ощущал свою преступную небритость и то и дело начинал позорно краснеть. Они сблизились, выяснив, что оба знакомы с Мугиварой Луффи. Принцесса часто называла Паули «мой друг», она голодала новостями о Луффи из первых уст, жаждала и впитывала их с таким интересом, что каждый вечер они беседовали в саду после ужина, когда спадал зной. И Паули путано рассказывал, как они прорывались на морепоезде без тормозов через Аква Лагуну, как врывались на судебный остров и штурмовали его на кинг-буллях, как спасались из окружения мощных кораблей Дозора... Она слушала его, как завороженная, а его взгляд то и дело соскальзывал с ее темных глаз на быстро вздымающуюся грудь под расшитым бисером нарядом, на сцепленные на коленях беспокойные тонкие руки. Он был шокирован, узнав, что она входила в тайный преступный синдикат. И не меньше от того, что она является накамой Мугивар, хоть и отказалась отправиться с ними в дальнейшее плавание. Но принцесса рассказывала об этом непринужденно и весело, как об опасном, но увлекательном приключении. И всем видом побуждала говорить. У нее был такой проникновенный взгляд, что хотелось говорить еще и еще. Хотелось живописать выпавшие на его долю приключения, которые он таковыми не считал. Эти события оставили в нем глубокие раны, не зажившие даже год спустя, но там, под пристальным взглядом юной принцессы пустыни, они приобретали совсем иной окрас. Виви-чан тянулась к нему, ловя каждое слово, в ее глазах горели восторг, живая страсть и нежность. И именно тогда Паули поймал себя на мысли, насколько же в его жизни не хватает присутствия женщины. Особенно... такой, как эта. Плененный этим странным душевным порывом, он даже прикидывал свои финансовые возможности, и позволяет ли должность вице-президента крупной компании ухаживать за принцессой далекой страны. Он уже подумывал отправиться до ближайшей торговой точки и купить ей каких-нибудь баснословно дорогих цветов. Для начала. А там, кто знает, всякое может быть... Но бдительный Игарам, заметивший первые признаки опасной болезни, тактично уведомил его, что принцесса уже помолвлена. И хотя он постарался сделать это максимально вежливо, не ранив чувств высокого гостя, Паули все равно сделалось горько. Не вдребезги, конечно, но непростительно близко к тому. Была ли это правда или нет, а из Арабасты он отплывал с тяжелым сердцем. И хотя к дальнейшим событиям это имело мало отношения, он считал, что эта горечь во многом определила сценарий того рокового вечера. Сивид-Бэй был последним пунктом его путешествия. Крупный торговый порт, стратегически важная точка. Здесь располагался штаб одной из крупнейших по эту сторону Гранд Лайн судостроительных корпораций, поставлявшей древесину, металлы и камень, и занимавшейся их добычей на двух десятках островов. Если включить этот остров в маршрут следующего морепоезда, то проект получался головокружительно удачным. И Паули договорился. Во многом благодаря денежному чутью мэра города и владельца корпорации, нежели красноречию самого Паули. Потенциальные партнеры быстро прикинули, какую выгоду можно извлечь от такого сотрудничества, и даже предложили взять на себя часть расходов на строительство этой ветки путей. Результат, на который Паули не смел и рассчитывать. Когда все бумаги были подписаны, скреплены рукопожатиями и надлежащими формальностями, Паули, оказавшийся в незнакомом городе один на один со своим успехом, осознал, что не в силах держать его в себе. Закинув бумаги в гостиницу и переодевшись из строгого костюма в наряд попроще, он направил свои стопы в сторону мест, где можно было как следует порадоваться удаче. Он мог бы пойти и в ресторан не из самых дешевых, но Паули не любил рестораны, побаиваясь их чересчур чопорной обстановки и мудреных столовых приборов. Хотелось чего-то попроще, для души. Он тянулся к людям, жаждал разделить свою радость, чувствуя сосущее под ложечкой одиночество тех безжалостных морских миль, что отделяли его от друзей в Вотер-7. Как назло, игорных заведений в этой части города не оказалось. Ноги привели его в кафе, где сперва он пил весело, затем пил грустно. Вернулись горькие мысли об экзотической красавице пустыни, о своем длительном холостятстве, пока тоска не захлестнула его с головой так, что он заорал: - Эй, слушайте все! У меня сегодня праздник, ребята! Гуляем за мой счет! ...С трудом разлепив глаза в следующий раз, Паули понял три вещи. Что даже колесование по сравнению с похмельем кажется более гуманной пыткой. Что, судя по крикам и скрипу блоков где-то над ним, он находится связанным на борту корабля. И что этот корабль плывет. Его сильно мутило, и эта муть в ультимативной форме призывала желудок немедленно капитулировать на пол. И хотя за годы строительства кораблей он был привычен и к килевой, и к бортовой качке, все возрастающая паника вкупе с выпитым вчера вечером галлоном алкоголя довершили дело. Обстановку разъяснил капитан. Он спустился в трюм, громыхая сапогами по ступенькам, явившись как раз в разгаре судорожных попыток самоидентификации на местности. И с первого взгляда стало ясно – пират. Он был совсем не похож на Мугивару, как и на тех пиратов, что заказывали корабли в Галей-Ла. Вряд ли у этого капитана нашлись бы такие деньги, а главное, такие амбиции, ради которых стоило бы покупать хороший корабль для дальнего путешествия. Это был тот тип пирата, которого стоило бояться больше всего. Обычный морской грабитель. Здоровенный загорелый детина, уже начавший толстеть, совершенно лысый, зато с большой бородой и широкой абордажной саблей за поясом. Судя по состоянию его посудины, они не плавали дальше этого участка Гранд Лайн, да и не имели для этого возможностей. Капитан представился как Фидо Мукти по прозвищу «Откупщик», главарь Пиратов Мукти и на данный момент, его, Паули, судьба и участь. Ничего не утаивая, Мукти в простых и красочных выражениях безжалостно описал всю пикантность ситуации, а также события вчерашнего вечера, от которых Паули поплохело окончательно. Не верить капитану он не спешил. В пьяном угаре с него бы сталось и не такое. Со слов пирата, Паули шумно отмечал подписание какого-то контракта с крупной корпорацией, зачем и был направлен на этот остров как представитель компании Галей-Ла. Праздновал он в кафе, где его и приметили молодчики Мукти, околачивавшиеся неподалеку в поисках наживы, так как его «Линетт» вот уже почти месяц плавала от острова к острову без определенной цели. Они подсели к Паули и живо заинтересовались его успешной сделкой, щедро подливая ему темного крепкого пива, которым по праву славился Сивид-Бэй. Это Паули еще более-менее помнил. По мере того, как увеличивалось количество выпитого, язык Паули развязывался все дальше, а затем, когда в порыве нетрезвой щедрости он начал угощать своих новых друзей недешевым ромом, сомнения в его платежеспособности отпали напрочь. Бравые ребята капитана подсказали ему, что-де здесь ром паршивый. А гораздо лучше он в трактире «Отбивной гвоздь», что у пристани. Паули охотно согласился переместиться в пространстве до следующей пивной точки, после чего веселье продолжилось. Это он помнил уже лишь отчасти. Когда же пьяному в хлам вице-президенту ребята предложили помочь добраться до гостиницы, он и тут не стал противиться, и таким нехитрым образом оказался у него, Мукти, в гостях. Причем, со слов капитана, нисколько не удивился, что его ведут вовсе не в гостиницу. Наоборот – был даже не против отправиться на корабль. В шлюпке распевал что-то вроде «Как закрутим мы шурупы...», и на палубу взобрался тоже сам, правда, дважды запутавшись в веревочной лестнице и едва не кувыркнувшись в воду через бакборт. Этого Паули уже совсем не помнил. Связывать его сперва не собирались, но Паули рвался к штурвалу, орал немедленно спускать паруса и рулить в какую-то пустыню. Поэтому был признан слишком буйным, чтобы оставлять его без сдерживающих средств. От этих слов Паули побагровел от гнева. Судя по ощущениям, его связали его собственной веревкой. Мукти заверял, что насилия они не применяли, однако Паули ощущал подозрительную боль в боку, сильно похожую на пару сломанных или треснувших ребер. А на затылке, даже не щупая его рукой, но в тщетной попытке принять более удобное положение, он ощущал шишку величиной с голубиное яйцо. Впрочем, все травмы он мог получить и при падении в трюм... Положение было гиблое. В гостинице у него остались деньги, документы и все чертежи. Но капитан тут же с готовностью заверил его, что все это в сохранности и находится здесь же, на борту. Он, Мукти, предусмотрительно отдал распоряжение забрать все это, попутно выписав Паули из гостиницы, что обогатило швейцара на несколько тысяч белли. Капитан подозревал, что за эти бумаги можно будет сорвать едва ли меньший куш, чем за него самого. Чем тоже охотно поделился с пленным. К тому же, пояснил ему Мукти, широко улыбаясь во все свои кривые зубы, это подстраховка на тот случай, если его босс откажется признать в нем, Паули, вице-президента своей компании. Мало ли. Если уж ему вдруг за такие деньги сам Паули окажется не нужен, то эта кипа бумаг с подписями разных важных шишек уж точно вынудит его раскошелиться. А если Айсберг окажется совсем уж несговорчивым, то они будут отправлять ему Паули по частям. А на Вотер-7 очень кстати указывает этернал-пос, найденный у Паули, поэтому туда они и держат курс. Во время изложения последней части рассказа, в Паули попеременно сменяли друг друга стыд, страх и гнев. Итак, даже если в словах пирата были некоторые неточности и преувеличения, сути это не меняло – он в заложниках, и за его голову будут просить выкуп у Айсберга. Как и за всю ту работу, которую он проделывал на протяжении этих трех месяцев. Паули забился в путах, на все лады проклиная Мукти. Хотя должен был проклинать только себя, на что капитан и счел нужным ему указать, снабдив свой совет щедрым пинком в живот. От боли Паули закашлялся и сжался, после чего ему пожелали приятного плавания, и он снова остался один. Стыд черной желчью проедал нутро. В такой ответственный момент так подставиться... вляпаться в такое дерьмо, морские черти! Паули застонал, чувствуя, как спазмами утихает боль в животе. Он пытался убедить себя, что ему еще повезло и все могло быть гораздо хуже – его, пьяного, могли просто прирезать в подворотне, а так – они плывут в Вотер-7, и его пока не убьют, поскольку до получения выкупа он нужен им невредимым. Черта с два это успокаивало! Он не оправдал доверия. Какой из него вице-президент, если он не смог выполнить поручение?! Вокруг был пиратский трюм, у него затекли руки, безжалостно болела голова и хотелось пить. Он впал в тяжелое забытье, проспав большую часть дня и даже приход кого-то из матросов, издевательски поставившего перед ним еду и кружку с водой. Просыпался долго и тяжело, как вылезал из трясины, воду выпил, зажав борт кружки в зубах, а к еде не притронулся. Она напоминала помесь бурой глины с опилками, потому не внушала доверия. Один раз его грубо растолкали, подняли и отвели в гальюн, после чего опять вернули в трюм, где он снова забылся тяжелым сном, стараясь не думать, сколько времени займет у них путь до водного города. Все это страшно злило и не хватало сигары. В безжалостных муках совести прошли два чудовищно долгих дня. А на рассвете третьего он был крайне грубо разбужен. Сперва Паули не понял, что его столь резко выдернуло из полудремы, заставив подскочить так, что протестующе взвыло затекшее за ночь тело. И только следующий пушечный залп все расставил по своим местам. Сперва он спросонья решил, что пираты напали на кого-то, решив не упускать добычу, но по топоту и крикам наверху быстро понял, что это не так. А затем послышался еще более тревожный звук – быстро приближающийся свист. Паули едва успел рвануться в сторону, когда двадцатифунтовое ядро врезалось в трюм, накрыв его ливнем щепок. Кто бы в них ни стрелял, он бил по ватерлинии, намереваясь потопить корабль. В пробоину тут же хлынула вода. Качка усилилась. Судно, делая резкий поворот, сильно накренилось на левый борт, стремясь поднять пробоину над водой, и Паули кубарем покатился к противоположной стене. Несколько минут снаружи ревел ад, рявкали пушки и лопались снасти. После чего судно накренилось еще раз, как если бы резко меняло галс, но этому выводу мешал глухой стук абордажных кошек. Снаружи поднялся шум и лязг оружия, но несколько минут спустя все стихло. Несмотря на крен, Паули удалось, опираясь о стену трюма, кое-как подняться на ноги. Он уже понял, что случилось. Корабль захвачен. Это не сулило ничего хорошего. Особенно когда, к его вящему ужасу, вниз по трапу скатилось мертвое тело матроса. Но его «ничего хорошего» и близко не стояло с тем, что он ощутил, когда, переступив через труп, в трюм легкой походкой спустился человек. Это был мужчина не старше тридцати, высокий, одетый одновременно нарядно и мрачно – в рубашку с закатанными до локтей рукавами, брюки, подвязанные желтым широким поясом в леопардовых пятнах и начищенные до блеска ботинки. Не считая пояса, весь его наряд был погребально черным. Голову венчал высокий цилиндр с желтой лентой, из-под которого витые черные волосы свободно падали на плечи. Густая тень от полей цилиндра скрывала его скуластое обветренное лицо, но надменная складка бледных полных губ выражала пренебрежение и скуку. Его элегантный облик сильно контрастировал с грязным пиратским трюмом, и этот щеголь выглядел бы здесь нелепо и неуместно, если бы не застывшее на лице спокойствие. И кровь. Его шея, рубашка на уровне груди и даже подбородок с аккуратно выстриженной бородкой были покрыты мелкой красной крапью. Указательный палец правой руки так же был весь в крови. Однако ни в руках, ни за поясом у него не было никакого оружия, что пугало даже больше, чем если бы оно у него было. Паули замер. Все проблемы отступили, разом расхотелось пить и курить. Бежать тоже было некуда. Разве что ввинтиться в пробоину и... самоотверженно пойти ко дну, не имея возможности освободиться от пут. Но он уже чувствовал, как против воли его лицо искажает гримаса чистого, незамутненного бешенства. Перед глазами все запульсировало красным, во рту стало сухо и горько, и ему вдруг захотелось броситься вперед и зубами впиться в чертово открытое горло, пока эти смертоносные пальцы будут превращать его грудь в дуршлаг... Но когда их взгляды встретились, живот у Паули свело от страха. Этот чуть удивленный взгляд бесцветных равнодушных глаз словно выпил все его нутро, оставив пустую звенящую оболочку. Хаттори с ним не было. Но это, без всяких сомнений, был он. Бледный от волнения, Паули все же заставил себя выпрямиться, разжать стиснутые зубы и дрожащим от ярости голосом прорычать: - Люччи. Подонок, ты здесь что делаешь? Вошедший только чуть дернул изогнутыми бровями. - Ну и ну... Надо же, кто у нас тут. Разве это не я должен спрашивать тебя, что ты делаешь здесь, Паули? Да еще и, - вошедший окинул его красноречивым взглядом, - в таком виде. Голос его был глубоким и властным. Паули уже слышал его однажды и вряд ли когда-нибудь смог бы забыть. - Глаза раскрой! – грубо ответил он. – Неужели у правительственных мразей, вроде тебя, так туго с воображением, если им надо спрашивать то, что даже идиоту ясно? - Нарываешься на неприятности? Впрочем, судя по всему, ты в них и так уже по уши. Связанный, в пиратском трюме. А казалось, что за год что-то должно было измениться. Хоть ты и стал вице-президентом Галей-Ла, а привычкам все еще верен. Неужто так напился, что позволил этим отбросам себя похитить? Тон его был насмешливо-ироничным. Паули побагровел от гнева и стыда от того, как быстро Люччи его раскусил. Впрочем, никто не знал его лучше, чем Люччи. Правительственный убийца. Его бывший лучший друг. - А что насчет тебя? Не знал, что кошки любят плавать. Особенно те, которые плавают как топор! От своего голоса ему делалось дурно, но он не мог заставить себя замолчать. Боль и гнев, копившиеся в нем на протяжении этих тяжелых месяцев, хлестали из него потоком, послав к морским дьяволам чувство самосохранения. Слишком много думал о том, что он скажет Люччи, если они когда-нибудь встретятся снова. А обстоятельства, при которых волей судьбы эта встреча состоялась, не оставили Паули ни шанса сохранить самообладание, бросив его против такого противника безоружным и связанным, как какой-нибудь трофей. Секунду спустя чужой кулак врезался в живот с такой силой, что вышиб дух, отбросив к дальней стене трюма. Он больно врезался в борт, раздался опасный треск досок. А когда по причине крена снова упал на Люччи, его поймали за горло, и еще секунду спустя он был деликатно прижат к стене трюма спиной. Впрочем, деликатность была обманчивой, а рука, сдавившая ему шею, недвусмысленно давала понять, что откровений с него хватит. Паули пытался выровнять дыхание, хотя в животе жгло и болело так, словно по нему ударили кувалдой. - Ублюдок! – сдавленно хрипнул он, стараясь не застонать от боли. Люччи отвечал ему усталым, насмешливо-снисходительным взглядом, словно ничего другого он от Паули и не ждал. - Высказался? – поинтересовался он. – Или собираешься озвучить еще что-нибудь? Вынужден предупредить, что все, что ты скажешь, может резко сократить твой жизненный срок. Ну разумеется. Куда ему, жалкому смертному, против сверхнелюдя! Старая песня. На фоне этого выхоленного пижона Паули чувствовал себя тошнотворно – немытый, небритый, лохматый, в измятой одежде. Не то, чтобы ему хотелось перещеголять в чем-то Люччи, но было тошно встречать такого врага, как он, в столь жалком виде. Его бесила эта насмешка в глазах напротив и жестокая снисходительная улыбка. Люччи держал его левой рукой. Паули содрогнулся, представив, как окровавленный палец правой втыкается в его бок. Ввинчивается и проворачивается там... Беспомощность сводила его с ума. - Я уже, помнится, много раз тебе говорил, что вспыльчивость не доведет тебя до добра. Однако не думал, что ты настолько безрассуден, чтобы дерзить мне в твоем теперешнем положении. Не забывайся. Паули кожей ощутил, как рука, державшая его за шею, стала меняться. Вытягивались пальцы, перетекали под кожей мышцы, и, опустив взгляд на предплечье Люччи, он увидел, как руку все дальше к локтю покрывает короткая желтая шерсть. Шею сзади остро кольнули когти. Но Паули уже сумел взять себя в руки. - Как будто ты и так меня не убьешь, - выхрипел он. Разом заныли раны, полученные год назад, но он сжал зубы и заставил себя дерзко оскалиться, чувствуя, как на лбу и ладонях выступает холодный пот. – Мучить связанного, а? Ты тоже верен привычкам. За год ничего не изменилось, ты все та же бесчестная правительственная тварь! - В этом заключается наше главное отличие. Бесчестность, несправедливость, подлость... Если для тебя все это и имеет какое-либо значение, то для нас всегда в приоритете результат, какими бы средствами он ни был получен. Не пытайся сыграть на том, чего нет. Хотя это весьма забавно, не находишь? Провоцируешь, чтобы я тебя развязал? Хочешь взять реванш? Хитро. Но глупо. Ты, конечно, везучий, и даже весьма выносливый. Но у тебя, развязанного и вооруженного, уже был случай проверить свои шансы и сравнить силы. - Я рискну проверить еще раз. Не боишься, что на этот раз я сверну тебе шею? - Боюсь, надорвешься так, что мне и делать ничего не придется, – Люччи явно забавлялся этим диалогом. - Чертов подонок! – Паули мгновенно зарделся от гнева. – Только развяжи, и ты у меня за все ответишь! - Брось. Даже до тебя должно было уже дойти, что ты мне не ровня. - Да я, черт возьми, счастлив, что это так! Люччи только невесело рассмеялся, чего на Вотер-7 за ним не водилось никогда. - Старый добрый Паули! – он с хищной улыбкой пригнулся ближе к его остолбеневшему лицу. – Я тоже скучал. - Да пошел ты к дьяволу, Люччи! Если больше не представится случая высказать тебе все в лицо, то я это сделаю сейчас, мешок дерьма! Чего бы мне это ни стоило! Ты!.. - Паули, - голос Люччи стал предупреждающе ледяным. Паули на полном скаку готов был охотно плевать на это, но поджилки свело от холода, и пришлось признать, что его готовность пасть жертвой принципа оказалась мнимой. – Я был агентом элитной правительственной спецслужбы. Хорошо подумай, в чем ты собираешься меня обвинить. Паули охотно набрал воздуха, чтобы озвучить весь список, и... выдохнул его обратно. Яростно посмотрел в бесцветные глаза напротив. В самом деле, что ему предъявить? Ты нас предал? Ты пытался убить нас? Ты пять лет врал мне в глаза? Ты был моим лучшим другом?.. Агент правительственной спецслужбы. Все во имя правосудия, будь оно неладно... А потом он вдруг кое-что понял. Его отрезвило одно слово, проскользнувшее в последней фразе Люччи, которое заставило его нахмуриться и настороженно переспросить: - Был? Погоди-ка, что значит «был»?.. В глазах напротив что-то остро сверкнуло – и тут же погасло. Но Люччи не успел ему ответить. Послышались шаги по трапу, и прозвучал бодрый голос: - Корабль вскоре затонет, но погрузка почти завершена. Воды у них было не ахти, зато в достатке вяленого мяса и овощей. Фукуро в капитанской каюте какие-то документы нашел, взяли их с собой. А у тебя тут?.. О. В это удивленное «О» каким-то образом вместилась вся щекотливость положения. Каку, перешагнув через тело пирата у трапа, остановился в двух шагах от Люччи, во все глаза рассматривая бывшего коллегу. - Паули? Вот уж кого точно не ожидал встретить тут! Откуда ты взялся? Он совсем не изменился. Из-под козырька черной бейсболки смотрели удивленные круглые глаза, высокий ворот оранжевой спортивной куртки закрывал нижнюю часть лица по самый квадратный нос. - Еще один, - горько озвучил Паули, приходя в себя. – Чего еще было ожидать... Калифа тоже? Эй. Объяснит мне хоть кто-нибудь, что за чертовщина тут творится?! - Это ты его связал? – обратился Каку к Люччи. - Я его таким нашел, - ответил тот. Тон его сразу стал жестким и деловым. Искорка насмешки во взгляде потухла, на лицо вернулась угрюмость. – Эти пираты взяли его в заложники, как я понял, в надежде на солидный выкуп. По их меркам, его голова стоит не меньше, чем головы многих из них. - Что собираешься делать с ним? – Каку озвучил вопрос, который в немалой степени волновал и самого Паули, но тот не решался его задавать, боясь услышать честный ответ. Однако Каку добавил еще кое-что. – Он гражданский, и сейчас весьма заметная фигура. Если убьем еще и его, то ему это точно не понравится. И Паули счел за лучшее промолчать, поскольку по тону, каким это было сказано, «ЕМУ» относилось явно не к его скромной персоне. Насчет «еще и» думать категорически не хотелось. Как только Каку сказал это, лицо Люччи приняло озабоченное выражение. Убрав руку и быстро возвращая ей человеческий вид, он отступил назад, свел брови, словно усиленно думал о чем-то. Затем поднял голову и бесстрастно посмотрел Паули прямо в глаза. - Мы собираемся потопить это судно. Так что решай. Или ты остаешься здесь, или идешь с нами. ...Он ошибся. Это был не Люччи. Пусть у него была внешность и голос этого гада, это был точно не Люччи. Потому что Люччи убил бы его. Приставил палец к его голове и пробил бы дыру в черепе, прямо между глаз... - Будто у меня есть выбор, - хмуро отозвался он, отгоняя страшную картину. – Веди. - Мудрое решение, - заметил Люччи, и Каку железными пальцами взял его за локоть, выводя из трюма. Развязывать его, разумеется, никто не стал. Едва Паули вышел на солнечный свет, как был ослеплен громадой белоснежных парусов на фоне кромешно-синего неба. Паруса незнакомого корабля были треугольными, совершенно чистыми, что еще более оттеняло его матово-черный корпус с широкой белой полосой вдоль борта. Едва они вышли из трюма, послышалось хлопанье крыльев, и Хаттори с курлыканьем опустился на правое плечо Люччи. Еще один знакомый клюв. Паули еще моргал, оглядываясь по сторонам, и едва не споткнулся о распластанное перед ним грузное тело Фидо Мукти. Пиратский капитан неподвижно лежал лицом вниз. Вокруг его живота расползалась большая багровая лужа, впитываясь в доски настила. То тут, то там лежали убитые. Многие – так и не выпустив из рук оружия, которое ничем не смогло им помочь. В воздухе плыл металлический запах крови и еще один, острый и едкий – пороха. Паули, предчувствуя новый приступ тошноты, перевел взгляд на корабль с белыми парусами. То, что он сперва принял по звуку за абордажные кошки, оказалось вовсе не ими. Незнакомое судно было накрепко пришвартовано к пиратскому бригу шипованными хлыстами. Бриг, сильно накренившись на левый борт, уже погружался в воду, потому переходили с борта на борт в спешке. Хлысты отцепили, и, отойдя на безопасное расстояние, корабль дал по бригу последний пушечный залп. Одно из ядер угодило в пороховой погреб, и бриг расцвел огромным огненным шаром, расшвыривая в разные стороны щепки и обломки рангоута. Паули, глядя на этот печальный конец Пиратов Мукти, был настолько ошарашен происходящим, что в общей суматохе не сразу понял, что в его положении не изменилось почти ничего. Судно, на борт которого он ступил, оказалось двухмачтовой гафельной шхуной. Редкий тип в этой части Гранд Лайн. Шхуна была небольших объемов и явно имела быстроходный нрав. Носовая фигура в виде белого голубя остро выступала вперед и белыми крыльями словно бы обнимала матово-черный корпус. Шхуну звали Оргас Фаль Го. Как впоследствии разъяснил ему Фукуро, в вольном переводе с языка народов Бану, населяющих остров Бануархан – самое обильное место произрастания дерева панга-панга, послужившего материалом для корпуса корабля – «Оргас Фаль» означало «предвестник беды», зловещее предзнаменование или злую участь. Честное название. Иного от СР9 никому ждать не приходится. Но почему лично для него ничего не изменилось, Паули понял только тогда, когда до него дошло, что же в этом корабле так насторожило его. Он задрал голову к небу. На верхушке грот-мачты развевался черный флаг с изображением «Веселого Роджера» в высоком цилиндре. *** - Пираты?! Вы теперь пираты?! – смысла сдерживаться Паули уже не видел. Он сидел у мачты, связанный, а вокруг стояли бывшие коллеги, бывшие друзья и нынешние враги. Все мрачные, как на похоронах. Свои шансы Паули оценивал как нулевые, поэтому с удовольствием давал волю возмущению, намереваясь как следует надышаться перед смертью. – Ааа, кажется, понял! Снова работа под прикрытием, да? То-то я не видел листовок с наградами. Правительственные агенты прикидываются пиратами! Что дальше? Цирковые артисты?! - Угомонить его? – осторожно спросил Каку, но Люччи отрицательно качнул головой. - Если перестараешься, придется давать пояснения. - Волнуешься из-за Сирокко?.. - Немного. С ним никогда не знаешь, чего ожидать. - Да что здесь происходит?! – Паули понимал, что близок к панике. И тут послышался незнакомый голос. - Ну и шум тут у вас, - грубо заметил высокий увалень со шрамом через левый глаз и длинными тонкими усами. Он был обнажен по пояс, на крепких мускулах блестела испарина. Тип скалил зубы в широкой улыбке и похлопывал себя по плечу фитильным пальником. На этом плече чернела татуировка «волк». – Что за хлыщ, Лю? Не знал, что мы берем заложников. Или ты взял его как резерв на случай крайнего голода? Последний вопрос прозвучал издевательски, и Люччи предпочел проигнорировать его. - Это плотник из компании Галей-Ла и ее нынешний вице-президент, - вздохнув, просветила его Калифа, поправляя очки. – Давно не виделись, Паули. Довольно неожиданная встреча. - Калифа... – мрачно поздоровался Паули, прикусывая комментарий о ее наряде. Она стояла перед ним в коротком малиновом платье с затянутым поверх черным, шнурованным спереди корсажем в золотых позументах. Калифа была очаровательна, как всегда. Связав светлые волосы в конский хвост, она выглядела моложе. В ее руках, затянутых в перчатки, был черный шипованный хлыст, свернутый в кольца, и на широком кожаном поясе по обеим сторонам от тонкой талии висели два пистолета. Паули не знал, зачем они ей, но в этом наряде, вкупе с высокими сапогами и красным шейным платком, она выглядела чертовски лихо, несмотря на очки. Выглядела... как пиратка. Бруно в широкой цветастой рубахе стоял чуть поодаль и только легко качнул головой в знак приветствия. Здесь же были еще двое, кого он не знал – этот усатый тип в широких черных шароварах, а также второй – здоровенный пузырь в салатовой футболке, шортах цвета хаки и ртом, застегнутым на молнию. Считая Хаттори, всего их было семеро. Причем голубя тоже не следовало списывать со счетов. - Ааа, так вот оно что, - незнакомый бугай почесал пальником в затылке. – Вы, значит, вместе работали, понял. Но вопроса это не снимает, капитан. Так он заложник или продовольственный запас? - Он пассажир, - поставил точку в разговоре Люччи. – Это было вынужденное решение. - Что с ним делать сейчас? – гулко прогудел Бруно. - Можем написать в отчете, что утонул при штурме брига, - без особой надежды в голосе подсказала Калифа. - И ты думаешь, он нам поверит? – нахмурился Люччи. – К сожалению, он знает эти уловки слишком хорошо. - А, понял. Грохнешь его – и Большой Босс снимет с тебя три леопардовые шкуры. - Заткнись, Джабура! – раздраженно рявкнул Люччи. - Еще скажи, что я не прав, - ухмыльнулся тот. - Чапапа, Люччи злится, что Босс не приветствует жестокость без необходимости, - приоткрыв застежку молнии, доверительно просветил Паули этот Пузырь голосом неожиданно высоким и звонким, как у мальчишки. - Мы высадим его в ближайшем порту, - объявил Люччи. – Каку, отведи его в трюм. Его уже привычным движением взяли за локоть. - Ступай, - коротко скомандовал Каку, и он вынужденно повиновался. Уже дойдя до трапа вниз, Каку не то по доброте душевной, не то по молчаливому приказу Люччи, велел ему не шевелиться и в два движения перерезал путы. Руки взвыли от благодарности, и Паули с трудом разогнул их, болезненно выдохнув. - Смею надеяться, ты не станешь делать глупостей, - сказал ему бывший плотник, и Паули хмуро посмотрел на него, потирая затекшие запястья. - Вы действительно больше не агенты? – он окатил Каку мрачным взглядом и, спохватившись, устало вздохнул. – Хотя, кого я спрашиваю! Даже будь это так, кто я такой, чтобы говорить мне правду! Не провожай, сам дойду. И, оставив Каку в некотором недоумении, спустился в трюм. Впрочем, этот трюм был значительно чище, чем предыдущий. Не такой просторный, как на пиратском бриге, зато здесь пахло пряностями и с лихвой хватало бочек и ящиков. Оседлав один из них, Паули повертел кистями, возвращая им подвижность, а затем просто сидел, опустив руки и ощущая, как кровоток горячо покалывает пальцы. Гудели ребра. Над головой слышался топот ног, сквозь решетку люка на другом конце трюма падали косые лучи солнца. Он попытался собрать мысли в порядок, чтобы трезво оценить свое положение. Связывать его, судя по всему, больше не будут. Оно и понятно, они здесь хозяева, и Паули не представляет для них никакой угрозы. Сознавать это было неприятно. Но вообще-то... что за чертовщина происходит?.. Капитан Люччи, черт возьми. Пират! Правительственный убийца – и капитан пиратского корабля! Того, который двадцать минут назад пустил ко дну другой пиратский корабль. Что же они за пираты такие? Каку, Калифа, Бруно... знакомые лица. До боли. ...Был агентом элитной правительственной спецслужбы... Был... Пиратский флаг. Шесть человек на борту. И голубь. Шхуна. Отличный выбор в их положении. У шхуны в разы меньше оснастки, что дает возможность ее вести сравнительно небольшой команде. А еще у нее нет прямых рей, что позволяет проводить все работы с парусами прямо с палубы. Под косыми парусами моряки на Гранд Лайн почти не ходят из-за резкой смены направления ветра, что здесь случается часто. Суда с прямым вооружением такие каверзы переносят лучше. Шхуны при попутном ветре становятся слишком непредсказуемыми, виляют, и их начинает болтать с галса на галс. Зато при боковом ветре им нет равных по быстроходности. А судно было выполнено отлично, он с первого взгляда понял. И поддерживалось в чистоте. Палуба, на которой он совсем недавно сидел у мачты, была надраена до чистоты обеденного стола, все снасти убраны и уложены в должном порядке. Паули поймал себя на том, что мысленно оценивает качество постройки, цепляясь за что-то знакомое и понятное, лишь бы не думать о том, о чем думать следовало бы. Но все остальное было незнакомым, непонятным и отдавало чистой воды безумием. Он поднялся на ноги, хрустнул костяшками пальцев и отправился исследовать трюм на предмет веревок. Без них он чувствовал себя совсем неуютно. ...Конечно, можно было бы воспользоваться прикрытием ночи, спустить шлюпку на воду и попытаться бежать, но сейчас это было равносильно самоубийству. Да и, кажется, никто не стал бы ему препятствовать. Его появление на борту явно осложняло убийцам жизнь, вспомнить хоть их мрачные мины. Повезет, если Люччи не соврал, и они действительно высадят его в порту. Неслыханная щедрость для профессионалов мокрых дел, но что-то подсказывало, что в их интересах было избавиться от него как можно скорее. И избавиться чисто. Кто-то будет недоволен, если с ним случится какая неприятность. А это значит, убивать его пока не станут. Скрипнув зубами, он сделал неутешительный вывод, что лучшим в его ситуации будет, проглотив неприязнь, сотрудничать, позволив этим убийцам и предателям беспрепятственно доставить себя в порт. Он чувствовал себя так паршиво, словно, соглашаясь на это, сам становился предателем Айсберга и всей Галей-Ла. Но ничего другого ему на ум не шло. И Айсбергу, и компании он мог гораздо больше пользы принести живым, пусть и замаранным, чем мертвым, но принципиальным. Придя к такому компромиссу, он позволил себе расслабиться. Это сон, разумеется... Он плавает пассажиром на пиратском корабле СР9! Что за черный юмор... И надо бы спросить кого-нибудь о судьбе документов, о которых он в спешке и суете почти забыл. Спустя несколько часов, уже ближе к закату, к нему пожаловал гость. Это был тот самый длинноусый тип со шрамом, которого Паули не знал. Он явно был старше Люччи и даже Бруно, но, судя по некоторым признакам, тоже принадлежал к Сайфер Пол. Глаза его выдавали. За ними прятались злые силы, целый взвод. Тип явился не один, а с подносом. Благоразумный засранец. Он застал Паули за методичным завязыванием узлов на длинной веревке, которую тот наматывал на руку. Паули встретил вражеского агента подозрительным взглядом. - Я Джабура, - сразу представился вошедший, скалясь во все зубы. – Морской волк и канонир этой посудины. Ты Паули, будем знакомы. На, поешь. Не пугайся, нормальная еда. Бруно готовит вполне съедобно. Еда действительно выглядела нормально: мясо, кусок сыра, тушеные овощи, три ломтя хлеба и кувшин воды. Причем, все это выглядело настолько нормально, что желудок Паули одобрительно забурчал. Сглотнув слюну, он еще раз недоверчиво глянул на визитера. - С чего мне тебе верить? Ты же тоже один из этих убийц. - А ты мозгами пораскинь, - Джабура поставил перед ним поднос и оседлал ближайшую бочку. – Стал бы братец-Лю оставлять тебя в живых в том пиратском трюме, чтобы потом отравить в своем? Хахаха! Он, конечно, тот еще изверг, но не настолько! А ты, как я слышал, с ним плотничал? Расскажи! Он что, правда носил подтяжки? Широкая сальная ухмылочка на лице этого морского волка не оставляла разгула воображению: пришел за сплетнями о капитане. Голодный Паули отложил веревку, взял кувшин с водой и выдул за раз почти половину. Утерев губы рукавом, он сказал: - Спасибо за еду, но о том, как мы работали, я говорить не стану. Неприятная тема. Он не был честен. Тема не была неприятной – ее не было в принципе. В его голове зиял черный вакуум об этих пяти годах – пласт, где сходилась реальность настоящая и реальность ложная. Паули долгое время пытался убедить себя, что раз реальность тех пяти лет не была настоящей, то это означает, что ее и не было вовсе. Предполагалось, что это поможет справиться с потрясением. Черта с два помогло. - Да брось! – фыркнул Джабура, ерзая на бочке от нетерпения. – Мне интересно. Никогда еще не видел нашего котяру без этой кислой мины. Как представлю его с рубанком и молотком в руках – смех так и распирает! - С пилой, - поправил Паули. – Он занимался пилением. - Тем более! Пильщик! Или пилитель? Перепиливатель, ахахаха! Наши про это задание особо трепаться не любят, так что ты – мой Джекпот! - А если говорить не стану, будешь меня пытать? - Можно, конечно, - не стал спорить Джабура и хищно улыбнулся, накручивая на палец длинный ус, - но зачем же вот так сразу? Могу тебя вытащить из этого трюма. - И хтобы Люххи мея га это газогвал как беглекха? – уминая мясо за обе щеки, прогудел Паули. - Дурак! Я же не просто так тебе дверь открою! Отутюжу пятнистые уши нашему зануде, и он сам тебя выпустит. - Не слишком-то уважительно ты относишься к своему капитану. Джабура презрительно махнул рукой. - Люччи капитан за неимением лучшего. Он же надменный весь такой, чуть что – сразу демонстрирует, что в нас не нуждается. Проклятая кошачья морда! Вне боя и бури, чтоб ты знал, у нас тут полное равноправие! - То есть, беззаконие, - догадался Паули. Джабура расхохотался. - А ты весельчак! После этих постных рож как глоток хорошего рома. Так как, хочешь, чтобы выпустил? - Нет. Мне тут как-то спокойнее, - он вздохнул и жестко произнес. – Сигары. И мои документы. И ты, в свою очередь, ответишь на некоторые мои вопросы. Например, какого это хрена вы, ребята, встали под пиратский флаг. Он ожидал услышать что-нибудь вроде «это секретная информация», но Джабура только оскалился. - Заметано! Морской волк ненадолго исчез куда-то во внетрюмные пространства, а вернулся уже с сигарами и объемным бурдюком саке – лучшим другом разговоров. Про документы сказал, что они в каюте у Люччи, но заверил, что там они уж точно в полной безопасности. Пить Паули не собирался, но, учитывая личность собеседника и предмет беседы, понял, что без горячительного не обойтись. Отвертеться этот хмырь не даст, а провоцировать его на физическое принуждение не хотелось. Нужно было расслабиться и немного привести мысли в порядок, а потому сперва пили просто так. За знакомство. Паули выпил ровно столько, чтобы улеглась в груди неприятная тяжесть, до того состояния, когда все дается легко и безболезненно. Даже мысли какие-то полезли в голову, сами собой, пыльные и обветшавшие. Он заговорил. В конце-то концов, почему бы и нет? Уснувшая боль просыпалась в нем сонной змеей, но сейчас он чувствовал себя легко, как под наркозом. Говорить об этом в Вотер-7 считалось негласным табу. Не из соображений цензуры, а чтобы раны не бередить... Он рассказал о том, как док пытался споить Люччи. Это было в баре Бруно, еще в первые месяцы работы этой парочки в доке. Бруно появился в городе раньше всех остальных, если Джабуре это по каким-то причинам неизвестно. Он выкупил помещение у одного выпивохи. Тот держал сарай, в котором разводил тараканов и всякий хлам, по капканы и базуки включительно, хотя вывеска нагло врала о товарах для дома и отдыха. Бруно выселил товары вместе с тараканами и выпивохой и отстроил бар. На бизнес у него оказалась легкая рука, очередь к нему выстроилась еще за месяц до открытия. Плотники и прочие заинтересованные лица выигрывали, проигрывали и покупали друг у друга места поближе к стойке. Против строительства бара не возражал никто – таких девиантов среди работяг не нашлось. А если такие и были, то бедняги побоялись, что товарищи по ремеслу быстро исправят несоответствия мнений попавшимся под руку инвентарем. Разве что Айсберг неодобрительно сделал бровями, но до прямых распоряжений дело не дошло. Затем, где-то через месяц, появилась Калифа, ум и честь мэра, как ее называли тогда. Неприступная, как Гранд Лайн. Она очень быстро стала незаменимой, посвященной во все городские дела. И именно она предъявляла рекомендации Люччи и Каку, которых с испытательным сроком приняли в док. Новички сразу показали класс, и были встречены вполне приветливо. Если бы не одно «но». Люччи раздражал даже самых миролюбивых. Каку, в отличие от него, вписался сразу – со всеми болтал, задавал вопросы, и вообще вел себя как общительный трудоголик неуемного энтузиазма. С Люччи тема была совсем другая. Он словно бы источал глубокое презрение к человечеству. Хотя Люччи поначалу никому в открытую не дерзил и был вежлив, и напрямую его обвинить в чем-либо было нельзя, это ощущалось всеми, как дурной запах. Что-то в нем было не так, помимо разговора через голубя. И с легкой руки Паули – негласного лидера и главного заводилы Первого Дока – было решено устроить новичку питейное посвящение. В профилактических и воспитательных целях, так сказать. По задумке, в кружку с пивом незаметно добавлялся крепкий алкоголь – и так до тех пор, пока новичка не свалит. А еще лучше, пока он не станет откалывать смешные пьяные глупости, главную страницу позора всей своей жизни. И вот, субботним вечером в баре Бруно было решено осуществить задуманное. Впрочем, не тут-то было. Люччи спокойно выпил свое пиво с алкоголем, и его голубь нагло заметил: - Хурро-хоо, довольно неожиданно, коллеги. Но если вы хотели всерьез напоить нас, то вышло слабовато! Мужики, которые сидели и ждали, когда же он напьется и будет смешно, восприняли это как вызов, набычились и ринулись доказывать, кто тут на самом деле плотник. В итоге, спаивание салаги превратилась в алкогольный поединок. Голоса со всех сторон подбадривали один-единственный столик, ставший в тот вечер ареной массового крушения представлений о себе, о салагах и о законах материальной Вселенной заодно. За стол садились хмурые ребята, чтобы несколько минут спустя убедиться в полной своей питейной несостоятельности. Люччи скучающе смотрел на коллектив. Даже, как медуза, уже на две трети состоя из крупнокалиберного пойла, он оставался раздражающе бесстрастным. Судя по виду, его не свалил бы даже пропанол. Паули не поддавался порыву дольше всех. Он тогда больше других недолюбливал Люччи, считал его пижоном с неуемным самомнением, потому хотел лицезреть всю картину его позора более-менее трезвым. Но когда даже Тайлстоун сполз под стол, а наглый голубь спросил «и это все, что вы можете?», Паули не выдержал. Они пили вдвоем среди поверженных коллег, молча, глядя глаза в глаза как дуэлянты. И когда Паули почувствовал, что близок к потере сознания, отношение его к новичку под влиянием спиртного сильно поменялось. Несмотря на то, что выглядел тот как интеллигентный хмырь, совершенно непригодный для этой работы, он выдул количество алкоголя, которое срубило бы кингбулля. Это не могло не найти отклика в грубом плотницком сердце. Паули, сменив гнев на милость, хлопнул ладонью по столу, расхохотался и пожал Люччи руку, хоть тот и выразил вялое сопротивление. Люччи этот жест воспринял странно, только бровями дернул. А когда встал из-за стола, и его ожидаемо качнуло, на его лице расцвело такое неподдельное изумление, что Паули покатился от хохота. Люччи моргал, держась за стол, затем отпустил его и сделал на пробу несколько шагов, пытаясь пройти по прямой. Его слегка пошатывало, но в целом он был в норме. Когда же Паули отсмеялся, то быстро выяснилось, что они с новичком – единственные, кто остался на ногах из всей команды. Каку не присутствовал, он остался на верфи выпиливать какую-то носовую фигуру. А вот кто еще не пил, так это Бруно, который намекнул, что всю эту храпящую ораву размещать у себя не станет, ибо у него тут бар, а не трактир. В итоге им двоим пришлось разносить павших товарищей по домам. После чего, вконец обессилевшие, только что оттащившие на боковую гиганта Тайлстоуна, булькающего как большой аквариум, они сидели на ступеньках барака, и Паули в порыве пьяной щедрости обязался подтянуть новичка вязать узлы... Ему стало так горько в горле, что он умолк. Потом разозлился, подумав, что эта история выставляет Люччи в слишком выгодном свете, и решил это исправить, судорожно вспоминая что-нибудь компрометирующее. Как проходили ежегодное медицинское обследование. Точнее, как его не проходили, потому как тогда еще проводил его доктор, прозванный в городе как «Скоропройдет». Паули подозревал, что медицине этот светила учился исключительно на транспортных средствах. Слыша за дверью смотровой жалобные вопли титана Тайлстоуна, Паули предложил тактически капитулировать, и он, Каку, Люччи и Лулу сбежали на дальний берег на рыбалку. Ничего не поймали, но Люччи там сильно продуло, и Хаттори еще с неделю потом хрипел подсаженными связками. В это время года ветер с каналов дул особенно промозглый, да и вообще в Вотер-7 крайне влажный климат, непривычных к нему всегда срубает по осени. А за этот прогул они потом так получили от Калифы, что все последующие разы исправно мучились... Как Люччи нарочно держал у себя в каморке самый отвратительный в городе кофе, чтобы пытать им гостей. Как он проиграл Паули пари (наивно не поверив утверждению о том, что веревки Галей-Ла не рвутся) и вынужден был танцевать качучу на столе в баре Бруно. Получилось весьма недурно, и было даже весело, но все несколько портило то, что сам Люччи эту адову пытку воспринял совершенно спокойно. Отдал Паули шляпу, завязал волосы в хвост. Собрались поглазеть на это только свои, человек пятьдесят. Женщин не было, их психику решили не травмировать, к тому же для Люччи это было обязательство, а не способ выпендриться даром. Но он все выполнил, мерзавец. Его подбадривали, хлопали в ладоши. Он танцевал, закрыв глаза, щелкая пальцами и выбивая каблуками ритм. Хаттори сидел на плече у Каку, тот смеялся. По-дурацки как-то вышло. Когда в тебе сто семьдесят восемь сантиметров сплошной элегантности, крайне сложно выглядеть глупо. Надо было заставить его танцевать в набедренной повязке, но Паули подозревал, что при общем градусе выпитого в ней бы запросто осело несколько зарплат. Все-таки, Люччи умел быть эффектным... Или как у него образовался фан-клуб «Лю-чан». Девушек Люччи гипнотизировал, даже не глядя. Высокий длинноволосый брюнет с недружелюбным нравом. На женский вкус, он почти идеален. Аура дамского обожания клубилась над ним как туча. За один его взгляд девушки готовы были простить ему голубя и дурной характер. Вот только эта группа терроризировала весь док. Возглавляла фан-клуб юная поклонница-сталкер, особа чудовищной вредности. Изнывающие от любви девчонки выстраивались за забором рядами и колоннами, такие сосредоточенные, что сразу было ясно – готовятся штурмовать. Розовое зарево феромонов над ними намекало, что как только объект наблюдения окажется в зоне досягаемости, его окружат плотным облаком. Они выслеживали Люччи до барака, бара, пристани, складов и других мест обитания. Интригами и шантажом выпытывали его привычки в еде, досуге и девушках, вели разведку боем и выставляли ночные патрули. На День Влюбленных завалили шоколадом. Посвящали объекту страсти простыни лирических строк и исправно выплакивали в подушки соленые литры. Но главное – строго регулировали доступ к Люччи потенциальных соперниц, будь то клиенты, коллеги или Калифа. В общем, были столь настырны, что довели бы любого до маниакального психоза, но Люччи был нечеловечески стоек, поэтому длилось безобразие почти четыре месяца. Разговоры, крики и угрожающее рявканье не помогали. Девицы все равно продолжали исправно источать киловатты обожания, а разного рода препятствия воспринимали не иначе, как преграды на пути Большой Любви. Положение спасали всем доком, из мужской солидарности. В том же баре Бруно, в целях конспирации – после закрытия. Сам Бруно, кладезь сплетен города, нипочем не хотел пропускать финал истории, и позволил сделать из бара штаб-квартиру на три часа, если ему тоже позволят поучаствовать. И даже пригодился. Когда Паули горячо предлагал на роль спасителя Калифу, что было бы понятно и естественно, Бруно на это справедливо заметил, что в этом случае весь пыл девчонок выльется сопернице в волосы. Нужно было отвадить так, чтоб напрочь. Предложили сперва Тайлстоуна, как особо радикальное средство, но икающий от смеха Каку заметил, что так они скорее доведут несчастных барышень до каталепсии, чем отвадят. В итоге, в условленный час подловив девчонок на очередном разведывательном рейде, Паули на вопрос «а где сейчас Люччи-сан?» небрежно махнул рукой в сторону мастерских – на основную сцену всей трагикомедии. Подобравшись с другой стороны, он наблюдал, как зеленые от ужаса девушки во все глаза созерцают сцену, где в лунном свете между складами обнаженный по пояс Пипли Лулу увлеченно целует прижатого к стене Роба Люччи. Паули не знал, целовались ли они на самом деле достоверности ради или только делали вид – Люччи так удачно склонил голову набок, что шляпа скрыла от слабонервных все пикантные подробности. Но здоровенные лапищи Лулу, собственнически лежащие на его боках, и руки Люччи в узнаваемых татуировках, обнимающие гиганта за шею, убивали в этой картине всякую двусмысленность. Девчонки рванули оттуда наутек, все в слезах и разбитых надеждах, а над доком еще с полчаса стоял громовой гогот. Красному Лулу и смурному Люччи желали счастливой семейной жизни и благословили на двойню. Но все как один признавали, что в их лицах театр Вотер-7 потерял неплохих артистов. Фан-клуб был расформирован, главная заводила умотала на морепоезде залечивать душевную травму в соседний Пуччи. Слухи еще побродили по городу, но в баре Бруно они встречали такие взрывы хохота осведомленных, что жители быстро узнали подробности этого коварного предприятия... «- Я считал, что мы накама!.. - Только ты и считал...» ...Разве была эта жизнь плохой настолько, чтобы с ней вот так?.. С пожаром и мертвецами... Паули мрачнел все сильнее, налегая на алкоголь, лелея кипучую боль в пустой груди. Впрочем, Джабура откровенно веселился, аж до слез. Заметив состояние собеседника, перестал его мучить и стал, в свою очередь, рассказывать свое наболевшее, пользуясь тем, что теперь никакие грифы секретности его от этого не держат. О миссиях, о заданиях, зачастую кровавых и грязных, но в исполнении Джабуры это казалось вполне естественным. Паули кивал и даже в чем-то проникся. Это была какая-то совсем другая жизнь секретных агентов, полная погонь, перестрелок, разведки, выслеживаний и допросов. Но все сводилось к тому же – Люччи чертов эгоист, который не умеет работать в команде. Паули не заметил, что они засиделись глубоко за полночь. Джабура, розовея щеками, красочно описывал шпионскую драму: - И вот представь: сидим мы, значит, в засаде часов где-то уже семь! Ни поесть, ни в сортир отбежать, еще и холод собачий. Бдим, значит, ждем сигнала. А тут этот паршивец... - Джабура. Прикрути фонтан красноречия на пару минут. У меня к нему дело. Люччи, как достойный представитель семейства кошачьих, вырос перед ними как из-под земли. Спина прямая, словно швабру проглотил, на лице надменно-кислое превосходство, руки в карманах. Позер. Паули к тому времени уже так оживился, что совершенно забыл, где он и почему. Этот треп напоминал ему обычную болтовню в баре, а алкоголь сглаживал острые срезы памяти. Но как только он увидел Люччи, весь хмель с него как рукой сняло. В животе заворочалось болезненное волнение, стало жарко и тошно, вспотели ладони. Очень захотелось с ним подраться. Как раньше. До едкой горечи в горле. Щедрые тумаки, говорят, означают, что отношения идут на поправку... Хотя, какие еще отношения? Что за дурные мысли?.. ...И как давно он тут стоит?.. Что он слышал?.. Джабура принял разочарованный вид. - Умеешь же ты портить настроение. - Ты еще в состоянии понимать человеческую речь? – не обратив на него внимания, спросил капитан у Паули. - Я еще достаточно трезвый, чтобы перечислить тебе имена всех погибших в главном офисе, Люччи, - тихо и зло ответил он, заставляя себя вспоминать это. Ему не должно было быть так горько. Ему нельзя было чувствовать себя так, словно он, черт возьми, рад его видеть. Нечему радоваться, этот ублюдок по горло в крови... - Хорошо. Я пришел сказать тебе, что мы идем в Наолак Бикав. Знаешь, где это? - Архипелаг Нао? – удивился Паули. – Мы настолько далеко от Сивид-Бэй? - Этот остров нам по пути. Плыть до него пять дней. Мы высадим тебя в порту, где ты сможешь пересесть на любое торговое или правительственное судно, которое доставит тебя домой. Паули задумался. Нао. Они идут в Нао. Не самый плохой для него вариант. Вот только... Люччи уже развернулся к трапу, когда Паули решился окликнуть его. - Эй. Как давно ты был там в последний раз? Капитан обернулся. - Какое это имеет значение? - Когда мы плыли в Сивид-Бэй, - вздохнув, неохотно заговорил Паули, стараясь не смотреть Люччи в лицо, - то быстрее всего туда возможно было попасть, проплыв через Нао. Однако мы огибали его по широкой дуге. Капитан тогда сказал, что в Нао начался сезон ураганов, и между островами такие шторма, что перетирают галеоны в щепки. Это было две недели назад. - Это должно меня испугать? Если тебе не нравится место высадки... - Я тебя предупредил! – взвился Паули, вскинув голову. – Черт подери, просто имей это в виду! - Я приму к сведению. И он удалился. Паули, чертыхнувшись, сильно глотнул саке и крепко затянулся сигарой. - И вот ты бы поверил, - с горечью произнес он, ища поддержки, - что мы все это время об этом типе говорили? Но Джабура смерил его каким-то странным взглядом. Сочувствующим. Поднялся, потер шею. Вздохнул. - Ты вроде мужик нормальный, поэтому лови простой совет. Не жди от Люччи человечности. Никогда. Видишь ли, лучший способ убить дракона – это натравить на него другого дракона. Так думает Мировое Правительство, пусть ему там икнется. С перевербовкой у них получается туго, а все эти проекты шичибукаев нестабильны. Вот и выращивают. Я был подростком, когда попал к ним на обучение, а Люччи – это дело совсем другое. Он же сирота, был там с пеленок, и уже шестилеткой мог отделать до переломов парней вдвое и втрое старше. Дракон из него получился что надо. Каку нормальный малый, и ему это внедрение в плотники вшибло нехилый клин в башку. Но ему ж тогда было всего восемнадцать, он у нас младшенький, да и характер у него куда более хах... миролюбивый. Но насчет Люччи я бы ни на что особо рассчитывать не стал. - Ты это о чем? - О том, почему ты сейчас саке хлещешь как воду. Все еще больно, а? Не бери в голову. Для тебя этот котяра даже не живой. Так, машина, робот. Лучше так к нему и относись, нервы будут целее. Высадит тебя в порту – скажи и на том спасибо, возвращайся домой и забудь его, как страшный сон. Хреново, конечно, будет... Люччи умеет хорошо притворяться. Но есть вещи, которые он умеет еще лучше, и о которых тебе лучше не знать. - Не понимаю, что именно ты имеешь в виду, – вздохнул Паули, машинально трогая плечо, - но пальцами он меня уже протыкал. И морду его кошачью я тоже видел. Впечатлился на всю жизнь. Джабура удивленно посмотрел на него. - И ты еще жив? – он вдруг хрипло расхохотался. – Тогда как знать! Может, еще и не все потеряно. Пойду, завтра моя смена. Еще поговорим, плотник, спасибо за болтовню! Занятный ты собеседник, я в тебе не ошибся. И, сверкнув клыками, вышел. Паули допил саке и откинулся на стену трюма. И что он всем этим хотел сказать?.. Спать не хотелось. Лежа между бочками, Паули курил и пялился в потолок. Им владело то мерзкое состояние энергичной бессонницы, которое толкает на всякие глупости. Сколько раз представлял, какой будет эта встреча, если она состоится. Будут ли драться. Что друг другу скажут. Но встреча оказалась вот такой. Они все были здесь, в шаговой доступности, но он так и не придумал, что сказать им. В тот раз, в главном офисе... Ему было бы легче, если бы Люччи подсластил пилюлю, сказав что-нибудь вроде: «Мне жаль, Паули, ничего личного, но у меня приказ». Если бы отстранился. Но те слова, что он тогда сказал... нет. Это было личное. И к чертежам, и к Айсбергу, и к Нико Робин... и именно это засело глубже всего остального. Он верил своим словам о Правосудии. И поставил себя выше других. Выше морали, выше человечности. Себя и свое Правосудие. Словом, сделал то, чего не прощают. Паули не хотел ничего прощать. И не собирался ничего прощать. Ему просто было немного любопытно, что за чертовщина творится с этим «был» и какого черта на их мачте делает черный флаг. И вдруг поймал себя на том, что собирался спросить все это у Джабуры, но так и не спросил. Впрочем, он тоже не был до конца откровенен и о многом умолчал. Есть вещи, которые этому волку знать не стоит. Не то, чтобы Паули всерьез пекся о соблюдении субординации на этом судне, но за эти сведения Люччи его точно по голове не погладит... Люччи не понравился ему с первого взгляда. Интеллигентный, выхоленный, явно породистый. Равнодушный ко всему мирскому и бренному. Не мужик. Такие пьют то, что от шести лет выдержки и старше, знают, как пахнут большие деньги и красивые женщины. Что ему делать в плотниках? Впрочем, руки у него были хорошие. Спокойные и сильные, пальцами он мог раздавить орех, стакан или чьи-то кости в неосторожном рукопожатии. Но руки – это еще не все. Гордость, в ней все дело. Люччи демонстрировал такое явное пренебрежение к коллегам, которое чревато травлей. В коллективе приходится или поубавить высокомерие, или коллектив тебя задавит. Травля была неявной, все знали пределы допустимого, но очень уж хотелось поставить хлыща на место. Паули лично приложил к этому руку. За этот «я выше вас, беспозвоночные» взгляд и слишком вылизанную внешность Люччи за глаза называли «Принцессой» или даже «Наш декоративный». Ужас и кошмар любого самолюбия. Разумеется, Люччи об этом знал. Первое время пытался игнорировать, потом его голубь неловко отшучивался, потом они с Паули впервые подрались, а потом до новичка что-то дошло, и он с зарплаты поставил всем выпивку. Через неделю состоялось и питейное соревнование, хотя Паули до последнего не верил, что с таким типом можно сработаться. А поди ж ты, как-то все наладилось. Само собой. Уже много после Люччи прозвали «совестью дока» за отвратительную привычку попрекать в бытовых пороках и давать советы. Его не любили, пока не доказал, что умеет работать, но эта привычка поучать была неискоренима. К тому же, за Люччи никогда не застревало распустить руки за дерзость, а Паули не терпел нравоучений, что вместе нередко детонировало на беду всем попавшимся под руки людям, предметам и помещениям. Но этот самый Люччи, пусть и ворча, а все-таки иногда одалживал ему деньги. Несколько раз помогал отбиться от кредиторов, но чаще вытаскивал за ухо из казино, чтобы Паули не продул все до конца. Они дрались. Спорили. Вытаскивали раненых товарищей из-под завалов под проливным дождем, когда за час до сообщения о приближении Аква Лагуны поднялся такой силы каррок, что опрокинул кран на крышу мастерских... Девочки-фанатки... «-Пурро-хоо! Забирай хоть всё, Паули. Мы не любим шоколад. - О, спасибо! Будет чего пожрать на выходных. Ха-ха-ха! Вот увидишь! Если не отвадишь их, то на следующий День Влюбленных они сделают из шоколада твою статую в полный рост! И что они в тебе находят? Девчонки любят загадочную неприветливость, а? - Заткнись, Паули! - Смотрите все, ха-ха! Мне удалось смутить Роба Люччи!..» Как отмечали праздники... Плотники высшего звена Первого Дока четко делились на зимних и летних. Летними были Паули, Каку и Люччи, зимними – Лулу и Тайлстоун. Причем Люччи был летним дважды, поскольку Хаттори родился где-то в начале августа, а все зимние плотники, вкупе с Айсбергом, мало того, что были январскими, так еще и родились с разницей в несколько дней. Поэтому традиционно устраивали два шумных пиршества, одно – на День Фейерверков, другой – на Новогодний Фестиваль. Они устраивали гонки на буллях, соревновались друг с другом, чей подарок фееричней в плане ненужности, и пили за процветание компании и Вотер-7 в целом. Как собутыльник Люччи был ужасен. О себе говорил мало, в разговоры вступал редко, не хмелел, все время хмурился. Как самый трезвый, он часто спасал их от неприятностей еще на стадии подготовки к оным, чем сильно портил веселье, но в итоге оказывался прав. Голубь еще этот... Зато умел слушать. Внимательно, вдумчиво... Сейчас это все воспринималось совсем иначе. Чертежи, будь они прокляты. «- Вы должны были пройти мимо рабочих! - Может так... а, может, и нет... я не запомнил... - Черт... Вы никого не пощадили!.. - Я не совсем понимаю, почему мы должны были…» Однажды Паули влюбился в пианистку. Она преподавала в музыкальной школе, на праздниках играла для большой публики. Одевалась скромно, жила по соседству, улыбалась ему при встречах. И ресницы у нее были длиннющие, и пальцы, и ноги, которые рисовало себе воображение Паули под длинным платьем. Он долгое время вынашивал в груди томление, чувствуя знаки внимания с ее стороны. Позволял себе осторожно думать о чем-то дальнейшем. В самом деле, почему бы и нет? Думал, что, может, пора бы уже и остепениться. Или о том, как она будет ослепительна в белом. И как, наверное, будет приятно просыпаться от шкворчания завтрака и аромата горячего кофе. Или и того лучше – просыпаться и понимать, что кто-то дышит рядом, теплый, сонный, ворочается, тянет одеяло. Смотреть, как ушная раковина тонет в локонах волос, как подрагивают во сне ресницы... Она была очень милой. Несколько раз они ходили под руку. Дважды стыдливо целовались на прощание. С нового выигрыша он подарил ей букет большущих георгин, сказав себе, что теперь уж точно бросит игры... Ей нужен был свободный пропуск в док. И там она призналась в любви Люччи. На Паули тогда впервые упало небо. Он ушел со смены, напился в баре, мечтал начистить кое-кому розовый клюв. А потом пришел Люччи. Паули не знал, что он ей сказал, но в доке она больше не появлялась. Он видел ее потом лишь мельком, словно она не хотела показываться ему на глаза. Может, нагрубил, кто его знает. Подсел, за что-то извинялся, говорил, что дружба важнее. А Паули сперва огрызался, что это Люччи может вообще в этом понимать, а потом как-то незаметно для себя начал говорить. И про пальцы ее, и про ресницы. Как смотрела, как улыбалась. Выложил, казалось, всю душу, а тот слушал, и слушал так, что было даже почти не стыдно. Снаружи пошел дождь. Перед Паули дорога вилась серпантином, поэтому Люччи пришлось взять его на буксир. Он ворчал. Пока шли до стоянки буллей, дождь перешел в ливень. Спрятались под аркой моста, мокрые насквозь. Сигару пришлось выплюнуть, а новую зажигать он не рисковал, боясь потерпеть фиаско. Стены воды громоздились с обеих сторон, с канала до них долетала мелкая морось. Хаттори возмущался на погоду, пока Люччи все еще держал Паули прижатым к себе. Паули не был уверен, что это случилось тогда, память его подводила. Это могло быть и сном, или тем вариантом событий, который выстроился в безумно гудящей с похмелья голове. Но на очередном таком витке недовольного ворчания, он повернул голову и заметил, что очень выгодно обнимает товарища за шею. Вид у Люччи был самый мрачный, брови сведены, губы сомкнуты, как всегда. Но какие же длинные у него ресницы... Был или нет запах древесной стружки и смолы, была или нет та минута, когда он долго смотрел в лицо Люччи, понимая, что тот же красив как дьявол. Глаза эти, волосы, губы... Была ли та реплика, когда он неуклюжим движением снял с головы удивленного Люччи мокрую шляпу, вспугнув недовольного Хаттори, сказав что-то вроде: «Жаль, что ты не говоришь». Было? Не было?.. Губы у Люччи оказались куда мягче, чем он представлял. А руки у него всегда были теплые и спокойные. Паули помнил смутно, как в полусне, что они, кажется, целовались под мостом, долго, как старшеклассники. Как он прижимал Люччи к красной кирпичной кладке, как вокруг барабанил дождь, а Люччи почему-то не отталкивал. Был удивлен, не без того, но так и не ударил. Держал за плечи, не то в ступоре, не то просто удерживая на месте. Или даже обнимал, но Паули не заметил. И сперва было вроде бы как-то неловко, а потом даже хорошо. В какой-то момент уже его прижали к стене, ничего не соображающего, горящего румянцем, и чей-то голос шепнул, как ему показалось, насмешливо и грустно: «Жаль, что ты слишком пьян». Было? Не было?.. Он не успел подумать тогда, что это должно означать, потому что они опять целовались. Или нет. Он не помнил. Не был уверен, возмущался ли, когда Люччи начал недвусмысленно гладить его ладонью. Не знал, стоял ли Люччи перед ним на коленях, вытворяя этими губами с его телом какой-то неприемлемый разврат. И что нужно же было возмутиться, но было слишком хорошо, чтобы возражать. Не помнил он, звал или нет охрипшим голосом, повторяя имя, снова и снова, сгорая от стыда, путаясь пальцами в мокрых черных волосах, подстегивая ритм... И было ли это насмешливо-торжествующее выражение льдистых светлых глаз... Страсть эта внезапная, скоропостижная... Кажется, он кричал. А ливень глушил все звуки окрест как белый шум. Утром проснулся с тяжелой головой, в своей постели, полураздетым, а сон вспоминался фрагментами, мутными и смущающими. Полагаться на точность своих ощущений не мог, а спрашивать у Люччи так и не решился. Впрочем, последний вел себя как обычно, то есть ворчал розовым клювом, что пришлось переть пьяного Паули под дождем до самого дома. Значит, все было в порядке. Или не было?.. Его это мучило еще долго, до самого трагического финала. Но на трезвую голову ни один из них не пытался прояснить это, а значит, это было не важно. Хотя и витало потом между ними в доке этакое напряжение, через взгляды и полунамеки, но поскольку, в конце концов, оно все изошло на драки, то в таких случаях принято думать, что и не было ничего. Второй раз небо обрушилось, когда накама оказались предателями. А в третий – когда он окончательно и бесповоротно понял это. Это случилось не сразу. Не во время пожара, не во время штурма Эниес Лобби. Тогда ему было не до того, а после у них квартировали Мугивары, шло восстановление разрушенных кварталов и главного офиса. Все казалось чудовищным сном, мир был вывернут наизнанку и не давал времени принять его таким – вывернутым, вынуждая быстро применять новые правила игры. А когда Мугивары отплыли, начались работы по устранению последствий последней Аква Лагуны и жизнь следовало вернуть в привычную колею... Именно тогда он ощутил это. Словно что-то сломалось. С Айсбергом он старался об этом не говорить, зато пару раз выговаривался Лулу и Тайлстоуну. Нес какую-то сумбурщину, иногда, когда был пьян. Думал, что гнев, который он испытывал к Люччи, Каку и остальным, затмит эту горечь. И что гнев этот не позволит ему скорбеть. Нельзя скорбеть после такого. А потом пошел разбирать их дома. Он долго не решался это сделать. И никому не позволял, говоря, что должен сам. Ему не противоречили. Отпер двери квартир, где жили друзья, и внезапно остался один на один с вещами, которые они оставили тут. Навсегда. У Люччи все было сложено аккуратно и педантично, но не как у человека, который надолго уехал, просто он любил порядок во всем. В отличие от того же Каку, у которого постоянно расползались по комнате носки, стамески, ветоши и древесная стружка... В квартире Каку он уже был после их побега, однажды, и любыми способами внутри своей головы обходил воспоминания об этом. Но когда он увидел комнату Люччи, покинутую навсегда, он понял все. Окончательно и бесповоротно. Тогда все случившееся рухнуло на него, как крыша злополучных мастерских, погребая под обломками насмерть. Он упал на узкую кровать, сжал голову руками. И закричал. Этот крик рвал ему легкие, горечь давила горло, он не мог успокоиться, не мог совладать с собой. Здесь жил накама, здесь жил его друг. Друг, которого не было никогда! Не существовало! Но он был тут повсюду, его вещи, его запах, семечки и орехи для Хаттори в верхнем ящике стола, бумаги с его почерком, шляпа на вешалке у двери... Он трясся весь, плакал, до судорог и озноба, не в силах остановиться, и казалось тогда, что муки сильнее он не чувствовал за всю свою жизнь. Скорбь заполнила его до предела – это все правда, они не вернутся, он похоронил друзей, он похоронил их... похоронил... Как же они могли так!.. «- Ну почему... почему это оказались именно вы?! Я думал, что мы накама! - Только ты и думал...» Как отпечатались в нем эти слова! Как они жгли его! Он сам не заметил, как уснул там, уткнувшись лицом в подушку, вдыхая чужой терпкий запах. А когда наутро нашел под ней длинный витой волос, то разозлился и смутился так, что едва не сжег этот барак со всеми вещами. Хотя потом даже гордился, что не раскис окончательно, а держится вполне себе бодряком. Что дал себе волю всего раз, что не так много, когда живешь в развалившемся мире без сердца и памяти. Только долго еще недоумевал, насколько же пусто в доке. Казалось бы, такое многолюдное место... Люччи и Каку покидали его не сразу. Их присутствие ощущалось везде, словно они все-таки сгорели в том пожаре, и это их призраки ходят по верфи, мерещатся повсюду, перекладывают инструменты. Первое время он называл нового бармена «Бруно», таскал в карманах арахис из бара – для Хаттори, по привычке. Клиентам, желающим провести диагностику, говорил «ищите Каку», и, вспоминая, угрюмо плелся диагностировать сам. Где он теперь, Горный Ветер?.. Он упорно рисовал перед мысленным взором Люччи-леопарда, здоровенного кровожадного монстра, бездушного и бесчеловечного, но... вспоминался другой. Паули не мог их сложить в одного. И понимал теперь, зачем Люччи предложил пнуть Айсберга в лицо, чтобы Паули ему поверил. Он не был готов поверить. Кто бы знал, что будет так тяжело... Сперва было горько, и все думал – как же теперь получится, после такого? Но нет. Год прошел, а все как-то наладилось. Жил, как и жилось. Счастлив не был, зато успокоился немного. Кое-что он хранил, пользовался инструментами Каку. Он растерял часть своей жизнерадостности и, чего греха таить, наивности. Стал более угрюм и задумчив. Не думал, что после особняка и барака что-то осталось, а все-таки. Как увидел его – внутри что-то щелкнуло. Скучал, оказывается. Еще как скучал... К своему удивлению, несмотря на мечущиеся мысли, он вскоре уснул так крепко, словно не кочевал из трюма в трюм, а весь день наматывал круги вокруг шпиля. *** Так он просидел еще сутки. Приходил Джабура, дважды, приносил обед и ужин. Оба раза надолго не задержался, но случая поспрашивать еще что-нибудь пикантное не упустил. Пикантное больше не вспоминалось, но волк не настаивал – ему и полученных данных с лихвой хватало. Джабура был фруктовиком и хищником, как и Люччи, только нисколько этого не скрывал. - Я Волк! – говорил он не без гордости. – Причем, настоящий! Мне даже идет быть пиратом! Не то, что эти. Сам подумай: Люччи – морской леопард, а Каку вон вообще морской жираф! Шикарная мы команда, ха-ха-ха!.. А ближе к вечеру к нему спустилась Калифа, едва не доведя до сердечного приступа. - Может быть, тебе нужна медицинская помощь? – спросила она, улыбаясь. – Эти пираты не были особенно с тобой дружелюбны, да, Паули? Голос ее был сладким, как патока, и Паули застыл соляным столбом, глядя на нее в упор. - Калифа, что на тебе надето?! – вскипел он как-то жалобно. - А что со мной не так? – спросила убийца, одетая в облегающий, вызывающе короткий белый халат и шапочку с красным крестом. В руках у нее была объемистая аптечка. Заподозрить в ней медсестру мог бы только слепой, потому что такие медицинские феи водятся только в мужских фантазиях. - Что не так?! – взвился Паули, заливаясь багрянцем. – Это форменный разврат, вот что! Она засмеялась, этот смех прошелестел по его позвоночнику как теплый бархат. - Это сексуальное домогательство? – насмешливо поинтересовалась она, подступая совсем близко. – А ты все такой же скромник, Паули. Давай я тебя осмотрю. Как знать, вдруг не все твои части тела исповедуют пуританство? Она вскинула тонкую руку к его лицу, может быть, чтобы убрать прядь волос, но он перехватил и чуть сжал ее. Посмотрел ей прямо в глаза, и словно бы наваждение схлынуло. Шпионки не бывают красивыми. Особенно те, которые поступают так, как она поступила с его наставником. Калифа тоже поняла это. Прочитала по лицу. Высвободила руку, вздохнув, тряхнула головой, поправляя волосы. - Вот по этой причине мы стараемся не оставлять в живых таких, как ты. К чему заставлять вас страдать? - По-твоему, смерть была бы гуманнее? - Иногда это так и есть. Я знаю, ты другого мнения, поэтому давай о более приятном. Раз уж ты здесь, я должна тебя осмотреть. Люччи хотел убедиться, что ты дотянешь до порта. Она говорила уже без шуток, но Паули завладела знакомая до горечи память. - Вырядить тебя так тоже была его идея? - Нет. Но раз уж я играю роль медсестры, почему бы не делать это со вкусом? – она еще раз улыбнулась. Верхние пуговицы ее халата были расстегнуты, ткань соблазнительно натягивалась на груди. - Я прошу тебя уйти. И передай Люччи, что подыхать я не собираюсь. Пусть не надеется. Калифа смерила его досадливым взглядом. - Жаль, - она направилась к трапу, покачивая бедрами, поставила аптечку на ящик. – Тогда я просто оставлю это здесь. Зря не принял мою помощь. Все могло бы обернуться для тебя весьма приятно. А так... – она поправила очки, - мне даже жаль тебя, бедняжка Паули. Обработай свои раны, пока не поздно. - Ага, я учту, - хмуро отозвался он. Разумеется, аптечку он проигнорировал. Сейчас, со свободными руками, выбирать безболезненное положение тела было легче. Однако кое-чего он все-таки не учел. А именно, к чему относилось это ее «бедняжка». Через час люк открылся, послышались уверенные шаги. - Эй, я тут как раз вспомнил, как мы... а, - Паули сразу насторожился. – Ты. Люччи, одетый в элегантный траур, спускался медленно и хмурился так, словно перемножал в уме трехзначные числа. Паули сглотнул. Им очень быстро овладело нехорошее предчувствие. И касалось оно явно не его недавней неосмотрительной болтовни с морским волком. Люччи посмотрел на нетронутую аптечку. - Я так и думал. А потом перевел взгляд на Паули. И Паули осознал, что очень зря отказался от осмотра Калифы. Минуту спустя он отчаянно ругался, стоя лицом к стене с прижатыми над головой руками, пока Люччи, стоящий позади и удерживающий его кисти всего одной рукой, другой безжалостно исследовал его грудную клетку. - Люччи, подонок, отпусти меня! - Лучше не вырывайся. Ты ранен. Я видел, как ты дергался, когда Каку выводил тебя из трюма. - Это, черт возьми, не твое дело! Сволочь, не смей меня трогать! - Калифу ты выгнал сам, так что теперь не ной. - Я же сказал! Я не собираюсь умирайяйяй!.. – он зашипел и дернулся, когда Люччи надавил на больное ребро. - Это. И, кажется, нижнее тоже. Я наложу тебе повязку, а ты не станешь делать глупостей. Если, конечно, не хочешь добавить к двум сломанным ребрам еще и сломанные руки. Сказав это, он ощутимо надавил на кисти так, что загудели кости. - Ванная! – крикнул Паули. Руки, будь он проклят! Руки плотника ему были дороже ребер... - Что? - Если я пассажир, а не заложник, то дай мне хотя бы принять душ и побриться! После можешь играться в доктора сколько влезет, черт тебя дери! Может, я и не в том положении, чтобы что-то просить, но если ты собрался меня бинтовать, то мне бы хотелось сначала помыться. Люччи медленно отпустил его и отступил назад. Паули зло обернулся, уши у него горели. Он чувствовал себя унизительно. Но если уж рискнул пойти на попятный, то хотелось пойти на него на своих условиях. Этот же гад насчет перевязки сейчас серьезен, как памятник невинно убиенным, поэтому лишний раз его злить не хотелось. Люччи злой – это, на секундочку, три метра в холке очень болезненной смерти. - Хорошо. Иди за мной, - просто сказал этот изверг и вышел наружу. Паули угрюмо последовал за ним. А снаружи была ночь. Ясная и звездная. Палуба освещалась мощными фонарями, за бортом гудел океан. Едва они вышли, как захлопали крылья, и Хаттори яркой белой кляксой опустился Люччи на плечо. Судя по всему, этот клюв не очень-то любит замкнутые пространства. - Хурро-хоо! Давно не виделись, Паули! – сказал Хаттори. Паули споткнулся, словно его огрело обухом по затылку. Выпрямился, ожег спину Люччи яростным взглядом. - Не смей! – прорычал он. - Прости. Не смог удержаться, - ухмыльнулся тот, глянув на него через левое плечо. Издевается, чертов хищник. Глумится, когтит за больное. Впрочем, до ванной он довел. Даже дверь открыл. Паули, чувствуя себя подконвойным, неприязненно глянул на Люччи, ожидая, что тот пойдет за ним следом и будет надзирать. - У тебя полчаса, - просветил его капитан. – Я дам тебе знать, когда время выйдет. Паули хмуро кивнул и запер за собой дверь. Вот и считай после этого, что ты не в тюрьме. Горячей воды оказалось в достатке. Паули наскоро вымыл голову и вымылся сам, а потом просто сидел, отмокая, греясь и возвращая себе человеческий облик. Пялился на желтую резиновую уточку на полке. Никак не мог понять, что она делает тут и кому может принадлежать. Наверняка, Калифе. Или тому Пузырю с мальчишеским голосом. Воображение напрочь отказывалось представлять, как, например, тот же Люччи плещется тут с этой уткой. Люччи. Моется. Тут. Паули выругался и приказал себе вылезать. «Впрочем, это вовсе необязательно» - думал он, бреясь перед зеркалом. Он же фруктовик, да еще и леопардовый, ему в ванной должно быть дурно. Скорее всего, стоит под душем. Интересно, а Хаттори моется с ним же? Или в отдельном тазике рядом?.. И полотенце у него, должно быть, свое собственное. Маленькое махровое полотенце. У Люччи какой-то пунктик насчет этого голубя. Или это у голубя пунктик о том, что он человек... кто их поймет, этих секретных агентов... В дверь раздался тройной вежливый стук. Причем настолько вежливый, что не оставалось сомнений – в случае отсутствия немедленного ответа эта дверь слетит с петель. - Иду, - буркнул Паули, вытерся и вышел прочь. Мокрую голову сразу остудил ночной ветер, заставив зябко поежиться. В груди противно ныло. И не только от того, что были сломаны ребра. Десятью минутами позже он сидел в том же трюме, на ящике, зажав во рту сигару и разведя руки в стороны, а Роб Люччи, стоя на одном колене, туго бинтовал ему грудь. Его руки уверенными движениями накладывали повязку, и он, казалось, не обращал никакого внимания на шрамы, покрывавшие грудь и плечи Паули. Еще розовые, вспухшие и круглые, как от пуль. Люччи продолжал методично работать, так же, как когда-то методично пробивал эти дыры в его теле, и никакого диссонанса не испытывал. Паули помнил ощущение твердых пальцев, врывающихся в ткани, рвущих кожу как бумагу... - Эй. К чему это все? – глухо спросил он. - Что именно? - Зачем ты так трясешься из-за двух сломанных ребер? Это даже по моим меркам сущая ерунда. - С твоим неуемным пылом эта ерунда может быстро стать фатальной. - Будто тебя это волнует. Но не знал, что ты что-то понимаешь в медицине. - Думал, я умею только убивать? Это лестно. Однако, если того требует ситуация, приходится и лечить. - А ситуация того требует? - Тебя это не касается. - Эй, это же мои ребра! Это еще как меня касается! – Паули с трудом заставлял себя говорить спокойно. Он был напряжен, его мелко трясло, что тоже не могло уйти от внимания Люччи, но тот делал вид, что этого не замечает. - Не вынуждай меня раскрывать карты, Паули. Иначе придется тебя убить. - Вот как? Тогда мне неясно, почему ты до сих пор этого не сделал. В прошлый раз ведь было именно так, - он поймал мимолетный взгляд капитана и задержал его на себе. – Ты, ублюдок, сообщил мне то, чего я знать был не должен, чтобы был повод меня убить. Люччи, казалось, впервые посмотрел на него внимательно. Затем лениво скользнул взглядом по шрамам. - Все, что тебе следует знать – это то, что сейчас обстоятельства на твоей стороне. Пользуйся, пока есть шанс. - Ага. Значит, в прошлый раз они были не на моей стороне? - Именно, - Люччи продолжил перевязку. - Черт тебя дери, это не ответ! - Это единственный ответ, который ты получишь. На твоем месте я бы радовался хотя бы тому, что это так. - Что обстоятельства на моей стороне?! - Да. Не дергайся, иначе получится туже, чем нужно. - Какая к черту разница?! Тебе же наплевать! – он крепко прикусил сигару. Люччи нахмурился и посмотрел на него недовольно, как родитель на непослушного ребенка. Глаза у него были бесцветные и пустые. - Ты так ничего и не понял, Паули. Слушай внимательно, дважды повторять не стану. Вами, обычными людьми, руководят потребности, желания, эмоции и представления о жизни. А функциями руководят только обстоятельства, приказы и задачи. Я - функция Правосудия. Пять лет я был к тебе лоялен, потому что того требовали обстоятельства. Они изменились, и закономерно изменилось отношение. Ты можешь называть это изменение предательством, несправедливостью или подлостью, как угодно. Но предательство подразумевает осознанный выбор. Функции же просто меняют вектор для достижения поставленной задачи. Ты можешь быть недоволен нашими методами, или тем, насколько болезненно это было для тебя лично. Но не пытайся меня измерить привычными тебе законами морали и этики, потому что я по ним не живу. - Даже сейчас? Под этим чертовым черным флагом?! - Пусть он не вводит тебя в заблуждение. Мы все равно подневольны и находимся в подчинении. Это все, что тебе нужно знать. Просто довольствуйся тем, что сейчас обстоятельства сложились в твою пользу. Что же касается твоих эмоций, обиды или жажды мести, то с ними тебе придется справляться самостоятельно. - Что, совсем никаких сожалений? - Сожаления непродуктивны. А теперь сиди смирно, если не хочешь, чтобы я ненароком сломал тебе остальные ребра. Больше он не задавал вопросов. Боялся, что не выдержит, ударит. Гулко стучало сердце, сильно чесались кулаки. Паули молчал, глотая горькую слюну, пока Люччи заканчивал перевязку, и, раз представился случай, исподволь рассматривал его точеное лицо. Люччи был скорее смазливым, чем красивым, хотя за девушку его трудно было принять, несмотря даже на длинные волосы. Классический обворожительный засранец. Пять лет Паули считал этого человека знакомым. Знал его привычки, жесты, звук его пилы, силу удара, поступь его шагов. Какое у него выражение лица, когда голоден или устал. Как улыбается, редко, как отбрасывает волосы, как вертит в пальцах разводку, когда думает о чем-то. Как потягивается до хруста в суставах после тяжелого дня. И сейчас, когда казалось бы, все давно позади, он с какой-то отчаянной и безнадежной страстностью вглядывался в Люччи, стараясь увидеть друга в этом человеке. Того, прежнего. Знакомого. Но этот Люччи не был ему знаком. Этот Люччи выглядел и вел себя так, словно его телом завладел дьявол. Хотя, по сравнению с этим душегубом, даже сам дьявол казался более веселым парнем. Паули еле сдерживался, чтобы не отбить от себя эти теплые, твердые руки. - Через два дня я сменю ее, - озвучил Люччи, вставая и оправляя рукава рубашки. – Не трогай бинты. Паули издал утвердительный мычащий звук. Капитан деловито собрал аптечку, после чего сказал: - Если не хочешь ночевать здесь, я могу устроить тебя наравне со всеми. - Обойдусь. - Ну и дурак, - вдруг заметил Люччи. – Предпочел стать жертвой собственной гордости? Чем просиживать время в трюме, мог бы отработать свой проезд и еду, если плавание в качестве пассажира настолько тебе претит. - Отработать? – Паули удивленно вскинул голову. – Что ты имеешь в виду? - Все, чем ты можешь быть полезен на корабле. У нас не слишком большая команда, как ты мог заметить. Каку тебя просветит. Если согласен, с завтрашнего дня поступишь в его распоряжение. - Я согласен. Хотя... Черт. Я же просил его ничего не говорить тебе! - Кого? - Этого длинноусого! Он предлагал выпустить меня из трюма, поговорив с тобой, но я просил его этого не делать. Губы Люччи искривила усмешка. - На твоем месте я бы не слишком доверял словам Джабуры. Скорее всего, он тебя обманул. Не бери в голову, просто у него такая натура. Во всяком случае, я ни о чем подобном от него не слышал. - Ясно, - выдавил Паули, и затем, повинуясь смутному чувству долга, добавил: - Спасибо. И тут же пожалел об этом. Люччи как-то странно глянул на него, но ничего не сказал. *** Едва только Паули выбрался из трюма утром, то сразу понял, что в этом судне он не ошибся. Вспенивая волны, к горизонту по волнам Гранд Лайн под всеми парусами в крутом бейдевинде летела шхуна. Ночью у него не было времени оценить ее по достоинству. Утреннее солнце заливало начищенную до блеска палубу, треугольные паруса туго натягивал ветер. Это был прекрасный корабль, и он нравился Паули все больше и больше. Люччи не соврал. До Нао плыть неделю, но с этой скоростью за пять дней – легко! На квартердеке скучал давешний Пузырь. Он стоял, хотя правильнее будет – сидел за штурвалом, широко разведя коротенькие ножки, и тот как раз достигал ему до груди. Кроме него никого на палубе не было. Паули почувствовал на себе пристальный взгляд, поэтому счел за лучшее подойти и выяснить все на месте. - Привет, - хмуро поздоровался он с Пузырем, пыхтя сигарой. – Люччи меня выпустил, сказал, есть работа. Мне надо найти Каку. Где он сейчас, знаешь? Пузырь расстегнул молнию рта. И тогда Паули понял, что с кадрами у СР9 большие проблемы. Все началось с предисловия: «Чапапа, я не должен тебе говорить этого, но...». И после этого «но» начался обвал. Так Паули узнал, что шхуну зовут «Оргас Фаль», или просто «Оргас» для краткости. Как, где и кем шхуна была построена. Оказывается, захваченный корабль Дозора (захваченный?!) был слишком приметен, и вести его было трудно. Они дважды попадали в шторм, и один раз, когда сорвало парус, они потеряли управление и налетели на рифы, поэтому Люччи решил сменить корабль. Что Кумадори (это кто вообще?!) встретил свою маму, которую давно считал погибшей, и которая тоже оказалась наемным убийцей, так что он отправился в свой путь еще до того, как их всех взял на службу Большой Босс. Что Люччи долго и зло смеялся, когда узнал о родне Мугивары Луффи после войны в Маринфорде, а Джабура подумал, что он сошел с ума. Что они пираты из тех, которые охотятся на других пиратов. Что им запрещено привлекать к себе внимание и убивать гражданских без уважительных причин. Что Джабура безуспешно ухаживает за Калифой, а та вовсю пользуется положением единственной женщины на борту, заведя себе привычку переодеваться в «униформу» по любому поводу. Что Бруно постоянно пересаливает суп, что Каку скучает по плотницкому ремеслу, а Люччи такой мрачный, потому что ему запретили убивать, и потому что он проиграл бой, и Большой Босс теперь выкручивает ему... - Гайки, - строго сказал подошедший Каку, отточенным движением руки с зажатой в пальцах «собачкой» прерывая поток откровений. – Честное слово, Фукуро! Мог бы и последить за речью, особенно при посторонних. После чего взглянул на Паули. «Ты ничего этого не слышал», - прочел он в глазах Каку смесь мольбы и угрозы. Хмуро вздохнул. - Давай, выкладывай, что надо делать. Несмотря на дороговизну и специфические трудности в обработке, Люччи отдал предпочтение древесине панга-панга – тяжелой, твердой, стойкой к гниению и насекомым. Темно-коричневый остов шхуны с черными прожилками был вощеным, а не лакированным, как он сперва подумал. Оргас оказался прочным и маневренным, он мог развивать большую скорость даже при тихом ветре. Оружие здесь было представлено шестью бортовыми, по три на каждом, и двумя вертлюжными пушками у носа, но бывшие агенты СР9 оружие явно не слишком жаловали. Наверное, потому, что сами являлись таковым. А вот такелаж ему не понравился. Если верить Пузырю по имени Фукуро, они плавали на этом судне всего ничего, а тросы выглядели так, словно их не меняли лет пять. И... Паули вдруг осознал, что это корабль Люччи. Что это во всех смыслах ЕГО корабль – тот, который он построил для себя, из любимого дерева, отдавая предпочтение скорости, маневренности и легкости в управлении. Это был корабль, построенный плотником-Люччи. Плотником, которого он знал. Сердце у Паули закипело, когда он это понял. И все мелочи предстали перед ним вдруг со всей ясностью. Он еще не знал, что делать с этим открытием, но его лихорадило то, что корабль оказался честнее своего капитана. На остальных обитателей Оргаса Паули старался внимания не обращать. Он работал молча, ни с кем не разговаривал. Все, что он делал сперва в своей новой должности – перевязывал бегучий такелаж. Это занимало время и давало работу рукам. А еще требовало полной концентрации, поэтому у него не было времени думать. Каку приглядывал за ним, но ничего не говорил, и Паули вскоре начал забывать о его присутствии, целиком уйдя в работу. Но надолго Горного Ветра такая роль не устроила. Он подходил все ближе и ближе, и его внимание становилось все более навязчивым. Когда терпение иссякло, Паули повернул к нему голову: - Эй, ты или помогай, или не мешай. Ну? Каку спорить не стал, и хотя в первый момент взялся за канат несколько неуверенно, дальше работа пошла как по маслу. И кто в чьем распоряжении находился? Каку легко слушался указаний, пока они меняли гитовы, и выглядел сосредоточенным, но уже не слишком мрачным. Казалось, зуд в его ладонях на какое-то время спал. Узлы-то они вязать умели. Древесина, в ней все дело. Для шхуны она отчасти решила вопрос устойчивости и балласта, но с веревками копились проблемы. И хотя Каку не оспаривал его авторитета в работе, как и в Вотер-7, с некоторыми пунктами все же возникли сложности. - ...А я говорю, надо перевязать ванты! Каку, ты мне как плотнику веришь или нет? - Я тебе верю, но в море делать это небезопасно. И долго. Люччи скажет тебе то же самое. - Да к черту Люччи с его намереньем плыть без остановок. Надо зайти на ближайший остров и все перевязать. - Понимаю. Но тебе известен приказ капитана, и даже мне не под силу его убедить. Он упрямец. - Я что, заложник? – хмуро прорычал он. – Люччи думает, что если мы причалим, то я сбегу? - Мне это неизвестно. - Тогда хоть выслушай! Идет? В Нао сейчас сезон ураганов! Шхуна из панга-панга, дерево прочное и должно выдержать шторм, но у этой древесины есть недостаток, о котором я Люччи твердил еще черти когда! Она тяжелая и создает слишком большую нагрузку на тросы. Если не сменим их сейчас, то в шторм ванты могут не выдержать! Голову даю на отсечение, что вы, ребята, их ни разу не меняли за время плавания. Объясни это Люччи. Или я сам ему объясню. И мне плевать, что он там будет думать о моих мотивах! Я просто не хочу на этой посудине пойти на дно. Если он доверяет мне как плотнику, он сделает, как я сказал. *** - В этом нет необходимости. Для нас это будет не первый шторм. Сквозь высокие кормовые окна, распахнутые над ревущей в кильватере водой, лился солнечный свет и свежий бриз. Здесь было просторно и даже почти роскошно: драпировки, люстра, отделка. Большой письменный стол под окнами был покрыт тисненым золотым узором, напротив него стояли два обитых черной кожей кресла. Пол был устлан ковром в оливково-зеленую клетку, вдоль стен тянулись книжные полки, буфет с напитками и секретер. Постель с резным изголовьем укрывало черное бархатное покрывало с тяжелыми кистями, напротив кровати высился дубовый насест для Хаттори. Роб Люччи, облаченный в белоснежную рубашку, сидел в кресле, изучая свежую прессу. Хаттори, почти сливавшийся с белизной рубашки, с его плеча внимательно читал статью. И хотя в капитанской каюте Паули был впервые, ему было не до красот. Его наполняла кипучая ярость. - Тогда ты растерял последние мозги, Люччи! Или все, чему ты научился, за год пошло псу под хвост! Капитан поднял на него серые глаза. - Не вижу достаточных оснований для остановки. Ты нашел прохудившийся трос? - Нет! Но... - Расшаталось крепление? - Нет. - Тогда это только предположения. Каку провел диагностику, когда мы взяли курс, и сказал, что все в порядке. Ты веришь его заключению? Или тоже считаешь, что за год он растерял свои навыки? Паули рассерженно выдохнул. - Нет. У него глаз наметанный. Но готов поставить что угодно, что с панга-панга он дела еще не имел. И тебе известна причина, по которой мы не строили корабли из этого дерева. - Да. Мне всегда это казалось несправедливым упущением. Эту древесину сильно недооценили. Паули не выдержал. - Ты меня выпустил из трюма, чтобы я был полезен, но какой тогда от этого толк, если ты не прислушиваешься ко мне?! Ладно, черт с тобой, - он вздохнул и досадливо взлохматил волосы. – Я свое мнение озвучил, так что моя совесть чиста. Пожалуй, оставлю за собой право сказать потом, что я тебя предупреждал. И это... тебе что, действительно запрещено теперь убивать без необходимости? Подняв глаза от газеты, Люччи окатил его взглядом людоеда на картофельной диете. - Зависит от того, что считать необходимостью, - многозначительно ответил он, и Паули счел за лучшее побыстрее уйти.Луччи/Паули, Вариант 1. «Тихий омут» Часть 1
1 ноября 2015 г. в 14:29
О том, как нелегкая забросила Паули на корабль СР9, а так же о личинах, о хищниках и травоядных, и о том, почему не стоит влюбляться в чудовищ.
Тайминг: таймскип
Предупреждения: курить и пить вредно. Присутствует призрак БДСМ. И еще – на правах авторского произвола в тексте «Луччи» пишем через «ю» для благозвучия. Можно за это закидать нас тапками.
Примечания:
Water-7 пишем как "Вотер", потому что английский вариант в тексте показался неуместным, а в переводе получается "о", ибо в японском варианте название произносится как "Wōtā Sebun", как и в английской транскрипции: "[ˈwɔːtə(r)]". Если же вас ввел в заблуждение русский перевод, то в RAWах манги название города написано по-английски, в том же русском переводе с 334 главы он тоже пишется по-английски, а в аниме на японском город звучит через "о". Слово "Ватер" в русском языке, безусловно, присутствует и означает вполне конкретную вещь, с которой не хотелось бы ассоциировать город. Поэтому решение этого вопроса оставили за собой - через "о", равно как пишем "Арабаста" вместо "Алабаста".
KL-1