Стальное небо

Каролин страшно. Она сама не знает, что напугало ее больше: полученное известие или усталый и встревоженный голос Стива, сообщивший о смерти Фьюри и попросивший ее не появляться сегодня в Трискелионе. Завернувшись в плед и поглубже забравшись в кресло – в городе резко похолодало – она в очередной раз недобрым словом вспоминает свою наивность при просьбе помочь контролировать свои способности, обращенной к главе Щ.И.Т. Было бы что контролировать. Она чувствовала себя не в своей тарелке в лабиринтах штаб-квартиры. Там не было случайных людей. Каждый владел оружием, занимал свое строго определенное место и знал свои обязанности лучше дней рождений родственников. Она не могла к этому привыкнуть. Выращенная в чудесном мире, полном чудесных игрушек и любви, обожаемая своей семьей и не меньше любившая их в ответ, мягкая и заботливая, она не стала другой даже после нескольких лет упорной учебы и суровых юридических практик. А уж отсутствие малейших подвижек в изматывающих тренировках и вовсе не добавляли ей уверенности среди суровых агентов Щ.И.Т. Последнее время держаться на плаву ей помогало проснувшееся упрямство. И еще Стив. Глядя на него, ей до слез хотелось стать полезной, чтобы хоть на мизерное расстояние приблизиться к нему, как к человеку. Не получалось. Даже сейчас, когда общение между ними стало более чем сносным, а некоторые его весьма человеческие недостатки были очевидны, он по-прежнему оставался для нее недостижимо светлым и правильным. Но, вопреки обыкновению, это ничуть не помогало ей, а наоборот, приводило в отчаяние, потому что рядом с ним хотелось быть безупречной, а она таковой не являлась. В итоге она оставила попытки стать идеальной, но с ожесточенным упорством, по правде сказать, пока достаточно бесполезным, продолжала тренироваться. Теперь у нее не было пути назад, но ответить честно самой себе, а хотела бы она перемотать пленку обратно и что-то изменить, она не решалась. В конце концов, Стив Роджерс, единственный, кому она безотчетно и как-то слепо доверяла, работал на Щ.И.Т.. Капитан Америка не может ошибаться. А значит, она выбрала правильную сторону. Каролин ежится и смотрит на телефон. Он больше не звонит, и девушка, набравшись терпения, устраивается поудобнее и, включив новости, переводит взгляд на телевизор. Кофе в красивой бежевой чашке с толстыми стенками летит на пол, неровным темным пятном растекаясь по пушистому белому ковру. На плоском экране Капитан Америка пробивает собой стеклянную крышу и бросается бежать.

***

Стив чувствует себя загнанным зверем. В груди клокочет гнев, смешанный с мутным подобием обиды. Никому нельзя доверять. Фьюри был прав. Но уходя от заградотряда на мотоцикле с ноющим от удара при падении с черт его знает какого этажа боком, он с непривычной горечью понимает, как ему надоела эта правда. И только надеется, что Каролин еще не пришла к подобным выводам и, послушав его, не высунется сегодня из дома. Это почему-то кажется ему очень важным. Она не вписывалась в Щ.И.Т., он понимал это, видел. И почему-то все равно казалась ему необходимым элементом. Лишним, но необходимым. Но на удивительно путанные для него размышления у него не остается времени, когда флэшки Фьюри не оказывается на месте.

***

Есть удары, которыми в шутку обмениваются друзья, они больше похожи на тычки и служат для поднятия настроения. Есть удары, не слишком сильные, но болезненные, умело нацеленные в уязвимые места. Есть удары в спину, которых совсем не ждешь, и оттого они ранят гораздо сильнее. Есть удары, от которых совсем не больно, но очень обидно. А есть удары, которые сбивают с ног. Они вышибают воздух из легких, врезаются в грудь так, что сердце пропускает удар. Эти удары никогда не наносят человеческие кулаки или новейшее оружие. Их наносит прошлое. Наносит безжалостно и без предупреждения. Прошлое, которое приходит во снах Капитану Америке каждую ночь. Стив получает два удара, которые впервые с момента действия сыворотки на его кровь не может отразить. Первый просто обескураживающий и чертовски обидный - щупальца "Гидры" оплели Щ.И.Т., зародившись в самом сердце этой, казалось бы, потрясающе мощной и надежной организации. После возвращения в строй он работал вовсе не на благо человечества, а на скользкую тварь, погубившую его друзей, прошлое и отнявшую шанс на мало-мальски нормальную жизнь. Но второй удар... О, он тот самый, что со страшной силой обрушивается не на тело, но на душу, выбивая почву из-под ног. Впрочем, у того, кого теперь называли Зимним Солдатом, сила и обычного удара была немаленькой, в чем Роджерс тоже успел убедиться. Зимний Солдат. Баки. Люди в форме со свежими синяками и ссадинами и очень злыми лицами что-то кричат, направив на него, Сэма и Наташу длинные черные винтовки. Где-то далеко рокочет вертолет. Но Стив не видит ничего из этого. Перед глазами будто в замедленной съемке вновь проносятся заснеженные горы, с грохотом мчащийся по самому краю обрыва искореженный поезд и искаженное лицо его самого лучшего друга, летящего в пропасть.

***

У Зимнего Солдата нет прошлого. Никаких воспоминаний, теплых весточек о детстве или юношестве, что иногда всплывают в памяти приветственным взмахом родной руки. У него нет будущего. Его память ограничена миссией, которую нужно выполнить. Затем следует обнуление. Дикая, нечеловеческая боль, перед которой он каждый раз чувствует беспомощное отчаяние, словно у него отнимают что-то, что по праву принадлежит ему. Он никогда не успевает додумать эту мысль - каждый раз металлический каркас вокруг головы внезапно слегка искрит, и противный вкус резиновой капы во рту остается единственным, что он способен ощущать. Когда он приходит в себя снова, он опять становится бездушной, совершенной машиной для убийства. Но без должного ухода любая машина рано или поздно дает сбой. И вот Солдату больно. Еще не смазанное обнулением сердце внезапно заржавело и тяжко, глухо бьется в груди, в которой ему отчего-то стало тесно. Человек на мосту... В раскалывающейся голове лихорадочно мелькают мутные, горячечные образы, чьи-то лица, то затихающие, то усиливающиеся голоса. Баки?.. В висках пульсирует. Высокий светлый мужчина. В нем светло все: волосы, глаза, лицо. Наверное, думает Солдат, душа у него тоже светлая. Этот мужчина назвал его именем, которое он никогда не слышал, но которое кажется ему смутно знакомым, как и сам человек. Солдат впервые думает о чем-то, кроме миссии, кроме цели. И это так тяжело и так больно, словно он взвалил себе на плечи целый дом. Приходит человек, который отправляет его на задания. У него бугристое непроницаемое лицо и колючие жесткие глаза. Он требует отчета, но Зимнему Солдату он безразличен. Даже после того, как Солдат получает удар по лицу. Все это неважно, потому что он помнит человека на мосту. Он знал его. А потом ему снова вставляют в рот черный кусок резины, и он хрипло воет в жестком подобии кресла, уже не помня совершенно ничего.