В потёмках холодного безразличия

      — И как вы познакомились? — на свою беду спросил Богдан, узнавший от дорогого родителя только то, что у младшего братика появился новый ухажёр.       — О, со мной целая детективная история приключилась! После встречи с друзьями я решил немного пройтись — там же рукой подать до моей квартиры… Ну и вот, я уже подходил к подъезду, как ко мне пристали какие-то уроды! Много уродливых иродов! Простите, не могу сдерживаться. И тут, когда я уже мысленно видел свет в конце этого самого, появился Арслан и спас меня от злобных уличных хулиганов, готовых наброситься на беззащитного одинокого омегу всей толпой! Мой герой! — тут же начал восторгаться Никита.       Богдан сразу понял: преувеличивает, и потому, уморившись от долгого сидения, равнодушно поднялся с плетёного кресла и шагнул к перилам мраморной террасы, обзор которой направлением вёл на цветущий во всю ароматный сад. Время летело, а нить разговора всё никак не желала сворачиваться к деловому ключу.       — Бог ты мой, Никита! До сих пор в дрожь бросает от твоих вечных детективов. Сколько раз я просил тебя не ходить одному и нанять уже телохранителя! А если бы молодого человека рядом не оказалось, а если бы он был с преступниками заодно, что бы ты делал? — схватился за сердце Юрий. — Не поймите меня неправильно, Арслан, я искренне благодарен вам за спасение моего глупого сына!       — Кхм, Юрий Павлович, не стоит. На самом деле я просто вызвал ОБиП и оказал необходимую первую помощь. Меня не за что благодарить.       — Папочка, я жив и здоров! Что ещё надо-то?       Но от Никиты только отмахнулись.       — Господин Юзим, вы вырастили настоящее золото!       — Спасибо, — пролепетал худощавый седовласый омега средних лет. — Мой сынок хоть и очень сильный, но, уверяю вас, вы не одиноки в стремлении защитить своё дитя от нежелательных элементов.       Семья Богдана прибыла в поместье Абдуб в полном составе и устроилась с хозяевами на летней террасе, прекрасный вид из которой игрался с дыханием ветерка и переливами солнца, кланяющегося к закату. Сам Богдан езжать не собирался, но в последний момент поддался на уговоры Юрия, вспомнив про незаконченный документ. Да и хотелось выяснить, что за фрукт этот истинный братишки, появившийся из ниоткуда.       — Ой, — ни с того ни с сего хлопнул в ладоши Никита, — а можно я буду называть вас папенька, господин Юзим? Я слышал, что в вашей диаспоре так принято обращаться к младшему родителю мужа или супруга.       Господин Юзим слегка изменился в лице, но поспешно вернул себе добродушную улыбку:       — Конечно, дитя моё. Если ты сделаешь нашего Арслана счастливым, то я могу уйти к предкам со спокойной душой!       Подпирая одну из внушительных белоснежных колонн с искусными узорами и ожидая окончания муторного вечера, Богдан взирал на всё с изрядной долей скепсиса: его брат и традиции оргинейцев… Кто не выдержит первым, интересный вопрос. Он бы даже сказал, неразрешимый.       — Ха-ха, дядюшка, как же сильно вы воодушевлены предстоящим союзом наших семей столь крепкими узами! Неужели скоро можно ожидать ещё и третью свадьбу?.. — с ноткой иронии в голосе полюбопытствовал Раян.       — Мне кажется, что торопиться в таких вещах не следует, — хмуро вставил Богдан и встретился взглядом со странно смеющимся Раяном, поразившись появившимся в зелёных глазах озорным искрам, сейчас живостью наиболее точно подходящим скорее Никите, чем...       — Ты даже не представляешь, Раян, насколько сильно. Но, как и выразился господин Богдан, торопиться точно не стоит. Сначала нужно устроить вашу свадьбу, а потом, через годик, можно подумать и о помолвке Арслана и Никиты. Вы согласны со мной, Юрий?       Однако Юрий ничего ответить не успел.       — А как же наши дети? — вдруг, обиженно надувшись, выдал брат.       — Дети?! — в два голоса воскликнули старшие омеги.       Арслан чуть не опрокинул кувшин с клюквенным морсом — рука дрогнула, когда тянулась за угощением для своего парня. Раян тут же повернулся в сторону не следящей за своим языком рыжей бестии, усиленно о чём-то размышляя, а потерявший зрительный контакт Богдан подавил раздражённый вздох. Его брат кретин.       — Дядюшка, папенька, не волнуйтесь! — попытался успокоить всех Раян. — Я полагаю, что Никита просто излишне эмоционально напомнил про возможные последствия долгого ожидания. Но всё сейчас не так и критично, да, Никит? Арслан?       Те одновременно кивнули.       — Сын, ты нас чуть до инфаркта не довёл! — первым пришёл в себя Юрий. — Раян, дорогой, твоё умение успокаивать сердца стариков впечатляет! Но… как ты меня назвал?       — Я? — задумчиво протянул Раян, будто перебирая в уме свои же слова, и мгновения спустя растерянно вскинул голову. — Я…       — Раян, веди себя соответственно своему статусу! — не преминул прищучить племянника господин Юзим. — У тебя же не горит…       Раян прищурился, и всё естество будто бы замерло в ожидании. Перестала шелестеть даже трава в лужайке неподалёку, чтобы случайно не пропустить ни единой надвигающейся волны. Но Раян оказался себе на уме: вместо закономерно ожидаемых возмущений послушно извинился перед Юрием, вежливо и немного озадаченно, словно сомневаясь в самом себе. Юрий ответил мягкой улыбкой, предпочитая замять инцидент, хоть осадок витал в воздухе ещё долго.       Богдан сложил на груди руки. Бури так и не произошло. Он поймал себя на мысли, что разочарован сдержанным поведением невольного наречённого. Неужели тот взгляд маленького чертёнка, непривычный и совсем неподходящий образу скучного домоседа-умника, так легко и просто спрятать, засунуть вглубь себя и приберечь, придержать для… кого-то другого? Богдан определённо помешался, раз ему вдруг захотелось узнать — невзирая на способы и последствия, — какой же его будущий супруг на самом деле…       В конце концов они с Раяном удалились в кабинет Абельгаффара — потом Никита обязательно упрекнёт их, что бросили родных братьев на растерзание старшему поколению, и прожужжит об этом, пока самому не надоест. Время неумолимо близилось к ночи, и буквы, цифры, диаграммы начинали расплываться перед глазами. Упорная работа над окончательным вариантом документа не давала замечать неладное: Раян болезненно бледнел лицом, постоянно потирая виски, старался говорить тише, даже споря, и морщился каждый раз, когда оппонент чуть повышал тон. К стыду, подобное насторожило лишь тогда, когда не увидел бы только слепой.       — Если что-то беспокоит, говори, — силился не выдавать излишнего интереса Богдан.       — Хорошо, — даже не удосужился поднять усталых глаз с бумаг Раян. — По поводу поставок сырья…       Богдан нахмурился. Что же, конспирация оказалась несколько неуместной.       — Мы это уже обсуждали, — серьёзно посмотрел он на Раяна. — У тебя явно болит голова. Прервёмся?       — Пройдёт. Здесь немного осталось. Вот тут… — резко мотнул этой самой головой Раян и приглушённо застонал, несильно скрипнув зубами.       Пришлось, аккуратно разжав чужие пальцы, спасать просматриваемую Раяном ранее макулатуру от участи измятого комка. Швырнув исписанный правками лист на стол, Богдан сам не просёк, как вскочил с кресла и в мгновение ока переместился за спину наречённого. Он и не предполагал, что докатится до помощи мальцу — до контактного массажа. Руки мягкими плавными движениями осторожно спускались к основанию шеи и плечам, и напряжённые мышцы под воздействием массажа постепенно расслаблялись. В бессилии откинувшись на спинку, Раян смиренно — или же просто пребывая в шоковом состоянии — дал развязать очередной цветастый платок, оголяя шею и открывая доступ разминающим движениям, пока болезненные ощущения потихоньку отходили на второй план.       — Что ты делаешь? — запоздало осведомился Раян, пытаясь отряхнуть от себя слишком дерзкие, по его мнению, руки.       Богдан пресёк бессмысленные потуги, надавив на сконцентрированный сгусток боли чуть сильнее необходимого. Раян сразу обмяк, притупляя свой пыл.       — И давно ты это терпишь?       Ответа не было. Малец оцепенел, дышал через раз, но успокоенно и не тревожно, позволив даже наклонить тяжёлую многострадальную голову для удобства назад. Богдан слегка нагнулся, бездумно отмечая все неровности овала лица напротив, длинную тень пушистых ресниц на пергаментных щеках, мимические морщинки, форму упрямого подбородка. То, как расширялись при вдохе маленькие ноздри и как терзались кроваво-красные губы жемчужными зубами. Чистый омежий запах волос запутывал эфемерное всё ещё больше.       — Отпустило?       Раян хранил безмолвие. Богдан не брался гадать, что у того на уме, поскольку у самого мысли разбредались в разные углы и ничего не желали выяснять. Напоследок он почти невесомо провёл по идеальным бровям подушечками больших пальцев, спустившись круговыми движениями к вискам. Их взгляды пересеклись, и Богдан неожиданно для себя понял, что его немилосердно затягивает: сейчас покорность омеги — хоть и вынужденная — манила наклониться ещё ближе, приковывала на месте. Руки снова потянулись к чужой шее, ладонь нежно накрыла метку принадлежности, которую зачем-то всегда прятали либо под платком, либо высоким воротом одежд.       Неизвестно, что бы произошло и во что бы они неминуемо вляпались, если бы не звук открывающейся двери, заставивший отскочить от Раяна на шаг. Что было поздно.       — Ой, детки, я помешал, да? — застыл у порога Юрий, внимательно изучая сначала хмурого сына, выглядевшего одновременно пробежавшим стометровку и давшим сдачи самому дьяволу; после — его судорожно пытавшегося завязать на шее кусок яркой ткани истинного. Но поразило отнюдь не напряжение вокруг этих двоих, а нечто гораздо более любопытное и перспективное, на взгляд познавшего жизнь омеги. Юрий тут же плотно захлопнул дверь. — Это что, метка? Постоянная?!       — Папа, ты можешь тише? Голова ещё разболится с тобой, — не стал уточнять Богдан, чья именно голова может пострадать от неоправданной громкости Юрия, но тоже обратил взор на Раяна, пальцы которого явно справлялись со своей задачей плохо, и, сжалившись, потянул к нему раскрытую ладонь. — Дай помогу.       — Не надо. Я сам, — прозвучал слишком быстрый и сухой отказ.       Наконец завязав треклятый шейный платок, Раян отодвинулся от рабочего стола. Его щёки порозовели, что внушало некий оптимизм.       — Мы почти закончили. Что ты хотел? — между тем поинтересовался причиной появления родителя столь… благотворно вовремя Богдан.       — Правда? Я как раз пришёл убедиться, что вы не застряли здесь до утра. Всё в порядке, Раян?       — Да, Юрий, — растерянный Раян теребил последнюю пуговицу на кофте. — Уже скоро, полагаю, приступим к строительству проекта, а мелкие детали можно обсудить и в процессе, — он кинул вопросительный взгляд на жениха.       Богдан согласно кивнул и стал собирать их труд в отдельную папку. Конечно, самый первый вариант, что сразу забраковал Раян, было бы легче реализовывать, но оказалось, что тот не учитывал множество факторов, так или иначе влияющих на жизнедеятельность простых людей. Отдел, отвечавший за эти вопросы в его компании, он уже уволил всем составом. Без жалости.       В нагрудном кармане завибрировало, и Богдан вынул из пиджака телефон. И пока он отвлёкся на входящие и исходящие, папа и Раян, судя по всему, продолжили общение.       — Вы как два сапога — пара: одна работа на уме. И зови меня папенькой, Раян. Мне так больше понравилось.       — Ещё раз про…       — Не извиняйся, мы же родственники. Раян, ты будущий супруг господина Мирнова, выше подбородок. Я по себе знаю, что всю жизнь красиво подбирать слова не получится: случайно ли, намеренно ли оговоришься всё равно. Но у каждого произнесённого тобой слова будут последствия, и не всегда такие приятные, как сегодня, и встречать их ты должен с высоко поднятой головой. Богдан, сынок, я прав? — чуть повысил голос Юрий.       — Да-да, ты прав, — «в чём бы то ни было», мысленно продолжил Богдан, совершенно упустивший суть повествования.       Печатая очередное вежливо-возмущённое сообщение, он почувствовал на себе взгляд, пробирающий насквозь. Большие пристальные глаза Раяна не оставляли другого выбора, кроме как повернуться и тонуть в их зелени. Чёрт возьми, на что, интересно, Юрий его обрёк в этот раз…       — Хорошо. Я приму к сведению.       — Вот и прекрасно! — папа дружески сжал чужое омежье плечо в знак поддержки. — Прими это как данность, Раян.       — Мне нужно ехать, — всем своим видом выражая недовольство, произнёс Богдан, не в силах понять, отчего его так штырит.       Выйдя во двор, они столкнулись с господином Юзимом, неспешно бредущим в сторону дома, и следующей за ним милующейся парочкой. Достойно держащийся Арслан и пытающийся вывести того из равновесия Никита — дикая гремучая смесь. Вряд ли уживутся. Хотя Богдану было сейчас точно не до личной жизни дорогого братика. Пусть сам разбирается, не маленький уже.       — Ник, прощайся — уезжаем, — прокряхтел раздосадованный буквально на всё Богдан.       — Я тебе что, собачка? — тут же запротестовал Никита, но тем не менее прощаться начал, заметив грозный настрой старшего брата.       — Юзим, если вы не возражаете, я пожелал бы остаться у вас до завтра, — ошарашил заявлением Юрий.       Богдан недоумённо уставился на родителя. Зачем ему оставаться у семьи Абдуб? Что за игры затеял?       — Обижаете, это я должен предлагать, ведь мы с вами так приятно беседовали, верно? — господин Юзим понятливо залюбезничал, но тут его внимание переключилось на всё ещё приглаживающего волосы руками племянника. — Раян… Боги, почему ты такой лохматый? Какое убож…       — Господин Юзим, Раян, благодарю за ваше гостеприимство, — со всеми нормами приличия поочерёдно поклонился Богдан — если можно так считать перебивание старших.       Он снова ощутил на себе взгляд Раяна и вдруг отчётливо осознал, в какую ситуацию загнал сам себя. Выпрямившись, под пятью парами глаз Богдан поправил пиджак и двинулся к машине.       — Арслан, я уже скучаю по тебе! А ты, ты будешь скучать по мне хотя бы чуточку?       — Буду.       — Нет, я передумал! Скучай по мне сильно!       — Хорошо.       — Правда будешь скучать?       — Да.       — Сильно-сильно?       — Мгм.       — Сядись уже! — не выдержал Богдан и замер как вкопанный.       Он услышал тихий смех. Смех Раяна походил на стиль океана перед наплывом большой воды и, наполненный неподдельной теплотой, вызвал нехилые мурашки по всему неподготовленному телу, заставляя инстинктивно откликаться, поддаваться, отвечать на неслышный зов.       — Берегите себя, дети мои, — обнял Юрий сперва младшего сына — так, будто прощался на месяцы. Когда очередь подошла к старшему, он еле слышно прошептал: — Удели немного внимания своей паре, сынок. В этом гадюшнике его вряд ли балуют лаской. Мм?       — Пусть обратится к психологу, папа. Мне некогда возиться ещё и с ним.       — Ладно, как скажешь.       — И всё? Ты просто отступишься? — подозрительно вырвалось у него.       — А что мне прикажешь предпринять? Живи своей головой. И думай тоже. А я предупредил.       Всю поездку до дома пришлось провести под бубнежом Никиты, отвлекаясь на его многочисленные восхваления конкретным альфой. Но оставив брата под надёжной охраной в безопасности родных стен, Богдан окунулся в мыслительный круговорот и ясно понял, что захлёбывается. Однако только после встречи с надоедливым инвестором, что совершенно варварски требовал в сообщениях поздним временем аудиенции, он набрал заветный номер и включил громкую связь, но вышел лишь на автоответчик. Потом ещё и ещё с тем же результатом. И с чувством выполненного долга позволил себе чуть-чуть выпить.

***

      После хорошей душистой ванны напряжение наконец-то ушло полностью, и Раян смог свободно вздохнуть. Увлажняющий крем и питательная маска приятно холодили тело и лицо. Рядом пыхтел в такой же маске и намазанный кремом Алем, не в состоянии усидеть на месте даже минуту.       — Стул неудобный?       — Нет, господин, всё в порядке.       — Рад это слышать. Алем, может, тебе записаться на курсы? Например, не хочешь стать массажистом? А что! Если у меня что-то заболит…       — У вас снова боли? Дать таблеток?       Энтузиазм Раяна зарубился под корень.       — Забудь.       — Но, господин…       — Я сказал: забудь, Алем! Посиди ещё пять минут и отправляйся спать.       — А вы куда?       — А я… — резко содрал с лица тканевую плёнку Раян и выбросил в мусорку. — А я устал. Сегодня был насыщенный день.       — Спокойной ночи, господин.       — И тебе.       Раян действительно лёг в постель и через некоторое время крепко уснул. Однако не суждено было ночи быть спокойной. Настойчивый телефонный звонок оборвал тишину и пробился сквозь сон, тормоша сознание, и, проклиная всё на свете, омега потянулся к гаджету.       — Абдуб слушает, — с закрытыми глазами подавил зевок Раян, всё ещё надеясь на продолжение сна.       — Вас беспокоит ОБиП. Вы можете говорить?       — ОБиП? — остатки дремоты улетучились в небытие. — Могу. Что случилось?       — В личной характеристике задержанного вы значитесь как официальная пара Мирнова Богдана Львовича. Вы можете подтвердить это?       — Да, я… да, конечно… Подождите, его задержали?.. На каком основании?       — Вы можете приехать в участок и забрать вашего истинного?       Раян вообще ничего не понимал. То ли это шутка, то ли бред.       — Я?! — его взгляд упал на часы, безжалостно показывающие без пяти минут первого. Что за… — Я приеду, скажите адрес.       Адрес прислали сообщением. Переодеваться Раян не стал: просто накинул на пижаму длинный джемпер с высокой горловиной и большими пуговицами, забрал кошелёк, ключи от гаража и автомобиля и поспешил к выходу.       — Господин Раян?       — О, Манзиль, как хорошо, что сегодня твоё дежурство! Сможешь отвезти меня в одно место, — Раян вывел на экран телефона сообщение. — Вот.       — С лёгкостью, господин Раян. Когда?       — Сейчас. Жду тебя в машине.       Люди с камерами и микрофонами сбили Раяна с толку. Столпотворение репортёров у самого участка ОБиП явно чего-то ожидало. Вот только чего именно?       — Шакалы! Не волнуйтесь, я их всех разгоню, — телохранитель схватился за ручку двери, собираясь выйти разобраться.       — Стой, дай подумать, — за испоганенный сон Раяна Абдуб кто-то должен заплатить. А кто подходит для роли страдальца больше, чем виновник всех его нынешних бед? Правильно, никто. — А пока я буду думать, разузнай, в чём, собственно, весь сыр-бор.       Звезда шоу-бизнеса в тюрьме по обвинению в мошенничестве — сенсация месяца. Очень кстати, конечно.       — Манзиль, слушай внимательно. Избавься от шумной шелухи любыми способами, а про тех, кто работает в тени, забудь. Не трогай. Сами пусть решают, уйти со всеми или остаться. Ясно выражаюсь?       — Предельно, господин.       Полтора часа спустя Раян оставил Манзиля вместе с несколькими правоохранителями старательно следить, чтобы микроавтобус с настырными журналюгами не вернулся. Наживка удалась. Хоть одна славная весть.       — Вы не переживайте, господин Абдуб, с вашим истинным всё в порядке. Просто напился, с кем не бывает, — лепетал тучный участковый всю дорогу до камеры временного задержания. — И ущерб минимальный, хозяин бара сказал, что уладит вопрос лично с господином Мирновым, когда он, ну, очнётся. Не то что в прошлый раз…       — Спасибо. И часто он вас так… беспокоит?       — Ну что вы, не очень. Всего-то пару раз в три-четыре месяца захаживал. Но вы постарайтесь повлиять на него, чтобы навещал нас хотя бы не чаще раза в год. А вот, кстати говоря, и ваш ненаглядный, помятый немного, ну, ничего, отоспится — и всё пройдёт.       — Вы не могли бы ненадолго нас оставить?       — О, конечно, — открыл решётчатую дверь участковый, имя которого Раян запомнить даже не пытался, и послушно скрылся, видимо, решив не ввязываться в чужие семейные разборки.       Раян направил кресло внутрь тёмной камеры. Его «ненаглядный» расположился с комфортом: лежал на узкой скамье лицом в стену и безмятежно сопел. Вчерашний костюм весь измялся, запачкался, кое-где и порвался. Так вот куда тот так спешил, что даже не попрощался толком…       — И что мне с тобой делать? — задал бессмысленный вопрос Раян, неуверенно касаясь плеча человека, походившего на избитого бомжа, и принимаясь осторожно того трясти. — Мирнов? — позвал он тихо, но впоследствии повысил голос, не дождавшись ответной реакции, и смелее стал дёргать каменное плечо. — Мирнов, очнись уже! Боги, за что мне такие испытания?.. Богдан!       Под рукой зашевелились, и Раян отнял ладонь.       — Мм, — промычал Богдан, поворачивая собственное неуклюжее тело. — Пить.       Раян тяжело вздохнул.       — Выпьешь дома. Давай поднимайся. Нужно торопиться.       — Куда? Не хочу никуда, — заупрямился Богдан, вновь укладываясь на скамье.       — Проклятье, — стукнул себя по лбу Раян и полез в карман джемпера за телефоном, чтобы позвать на помощь Манзиля — он один, определённо, не справлялся.       Но Раян так и не позвонил. В его душу заглянула ночь. Неожиданно сел и подтянул к себе ногу Богдан, не отрывая от него чернильного взора, околдовывая, опустошая. Западня вышла крайне удачной.       — У тебя такой вкусный запах, видение.       — Вкусный запах? — вконец растерялся Раян.       — Только у тебя такой, больше ни у кого, — убеждённо улыбнулся Богдан.       Может, тело всё ещё под уютным объятием тёплого одеяла и всё, что происходило с ним за последний час, — чересчур реалистичный кошмар? Замечательный самообман, Раян, не ведись, — мысленный упрёк самому себе не дал никакого результата: ни положительного, ни отрицательного.       — И многих ты пробовал на вкус?       — Достаточно, — перестал улыбаться Богдан и вдруг потребовал: — Дай мне руку.       — Зачем? — насторожился Раян.       — Дай.       И Раян, коря себя на все лады, позволил крепко ухватиться за свою кисть. Богдан встал. Шатко стоящий на ногах в испорченной несвежей одежде господин Мирнов выглядел, мягко говоря, нелепо. А когда тот чуть не упал, Раян решил высвободить взмокшую ладонь из цепких пальцев, но хватка лишь усилилась.       — Богдан, не упрямься, тебе же неудобно. Хочешь навернуться?       — Видение, не отпускай меня хоть ты, а.       Они передвигались очень медленно, периодически останавливаясь перевести дух и спотыкаясь на ровном месте. Все проходящие мимо люди глазели на них как на сумасшедших, но сцепленные вместе руки не разжались под их натиском. Богдан держался за Раяна и за стены, стремясь сохранить ошмётки равновесия, а когда на помощь подоспел тот тучный безымянный участковый, стал прогонять его далеко не лестными эпитетами.       — Простите, пожалуйста, — извиняться пришлось, конечно же, Раяну.       Слава всем Богам, участковый лишь понятливо кивнул, а не вписал что-нибудь ещё в личную характеристику за оскорбление правоохранителя при исполнении.       Ночной свежий воздух немного прояснил мысли, но наученный горьким опытом Раян мотнул головой Манзилю, принуждая отступить. Не хотелось опозориться ещё и на весь квартал. Спустившись по модульному пандусу и кое-как добравшись до машины, Раян осознал всю щекотливость ситуации.       — Богдан, сейчас я выпущу твою ладонь и ты без лишних претензий сядешь в машину, хорошо? — мягко проговорил он, всё же готовясь к длительным пререканиям.       — Только если ты сядешь со мной, хорошо? — капризно улыбнулся этот… дурак.       Ещё и смеётся над ним… Боги, за что?..       — Договорились. Я сяду рядом, как тебе угодно.       Раян выдернул руку и откатился назад, чтобы дать возможность водителю открыть дверь авто. Но после этот дурак не сел на заднее сидение, как было обговорено, а неожиданно твёрдо шагнул в его сторону. Раян выгнул бровь.       — Что на этот раз? Мы же вроде условились…       Ни слова не говоря, Богдан опёрся на подлокотники кресла, нагнувшись. И, как тогда, глупое омежье сердце оторопело, бешено застучав где-то… везде.       — Спасибо, — сказал с придыханием альфа.       И поцеловал.

***

      Раян больно стукнулся лбом о дорожную плитку. Ушибленное колено и задранные локти ныли ужасно, но он даже не пискнул. Сцепив зубы, стерпел, заставляя себя улыбнуться спешащим на помощь слугам. Коляска наверняка валялась где-то рядом — Раян вяло улавливал постепенно угасающее бултыхание колёс по воздуху. Когда его, стараясь не причинять дополнительного вреда, усадили в кресло, предварительно поставив колёсами на землю, а не вверх дном, как было до этого, ему не удалось сдержать судорожного вздоха. Пришлось прикусить себе язык.       — Что здесь… — на шум из беседки выглянул Даут и, узрев покалеченного старшего сына и хлопочущих над ним прислужников, ринулся к толпе сломя голову. — О Боги, Раян! Сыночек мой, родной… — опустился он на колени перед израненным сыном. — Что случилось?.. Где болит?       — Папочка, всё хорошо, правда! Не волнуйся… — вымученно улыбнулся Раян, болезненно морща нос, но не протестуя против прикосновений любимого папочки.       — Как это «хорошо», Раян?! Как это «не волнуйся»? У тебя кровь! — Даут бережно заправил выбившиеся из испорченной причёски вьющиеся пряди волос ему за уши и обернулся к молча наблюдающим слугам: — Кто?..       — Папа, — хотел было вновь обратить на себя родительское внимание Раян, но тут из кучки бесполезных слуг всплыл мальчишка, и пострадавший мысленно взвыл.       — Э-это… я! — Камиль выглядел совсем уж жалко, будто это он истекал сейчас кровью, а не Раян. — Прости-и-и… ик… ме-еня-а-а…       Зрелище предстало поистине ужасающее: тщедушное тельце девятилетнего братика с красным зарёванным лицом колыхалось на ветру, словно тоненький стебелёк давно отцветшего цветка — при малейшим дуновении надломится.       Даут резко поднялся на ноги. Нервно стряхнув пыль с одежд, он посмотрел на Раяна потяжелевшим взглядом. Понимание всей картины произошедшего медленно поступало к нему.       — Объяснись, — обращение прозвучало строго, почти сурово.       Обращение для Раяна, которого вмиг обдало холодом.       — Я… Мы просто играли в догонялки и… И я не справился с поворотом и забыл про ступеньки…       Не слишком убедительная ложь, но другой у него, к сожалению, не вышло.       — Но… — шмыгнул носом растерянный Камиль, что в негодовании перестал лить слёзы да пытаться что-то понапрасну донести намеренно не слышащей его публике. — Папа…       — Не сердись, папочка, я виноват, я понесу наказание. Камиль просто сильно испугался, наверное… вот и несёт всякое… — поспешно затараторил Раян и нежно улыбнулся братику: — Не бойся, Камиль. Со мной всё будет хорошо!       — Но… это же я…       — Довольно, — Даут тронул плечо младшего сына, склоняя к молчанию, и зыркнул на старшего. Раян опустил взгляд на свои покалеченные падением и судьбой ноги. — Раян, ты уже взрослый, ты ответственен не только за себя, но и за окружающих. И ты должен присматривать за братом, а не устраивать тут непонятно что! Возвращайся в комнату и подумай над своим поведением. Ты будешь наказан.       — Да, папа, — покорно вымолвил Раян. У него заслезились глаза — точно от ветра.       Личные слуги расстроенно провели его в комнату, обработали раны и оставили одного ожидать очередной встрёпки. Раян на них не обижался. Жаль, правда, что Елгыр не скоро вернётся домой — в этом году среди слуг ему выпала честь обучаться дополнительным профессиям, и ещё полгода предстояло его ждать. Раян грустно улыбнулся, вспомнив о том, как беспечно смеялся самый любимый прислужник при прощании и обещал, что непременно выберет дело по душе и защитит своего господина ото всех бед мира. Как же его недоставало.       Раяна распекали редко. Чаще хватало одного строгого взгляда, чтобы мальчик временно забывал о шалостях и сконцентрировался на полезных, хоть и скучных ему вещах. Да и шалости эти никому не вредили, а порой даже приносили кое-какую пользу. Но как только Камиль стал активничать в их играх, так палки и полетели в Раяна.       Негласно было принято решение, которого придерживались абсолютное большинство обитателей особняка Абдуб, что за все действия младшего члена семейства отвечает его старший единокровный брат. За любые прегрешения Камиля Раяна отчитывали так, как никогда за собственные. Особенно в этом усердствовал папа. Или так воспринималось поруганным подростком из-за уязвлённости тем, что это не кто-то иной, а всё-таки любимый папочка, от которого ни разу до не было упрёка…       Даут выплёскивал своё негодование мерными ложками по мизерным дозам, да и то только на людях, но Раян успешно уяснил, что младший братик важнее всего и всех. Даже его самого.       За дверью раздались шаги. Раян торопливо отложил скучный сборник сложных непостижимо-непонятных стихотворений, который читал в качестве наказания самому себе, и сел прямо, спустив на пол ноги. На стук он среагировал неровным «войдите». Весь его облик, должно быть, кричал о смирении: лежащие на коленях руки, опущенная вниз голова. Он не решился поднять взгляд, когда услышал тяжёлую поступь по комнате, стихшую лишь в полушаге от кровати.       — Я виноват, папа, и я приму всё, что ты скажешь, — повторно сообщил Раян, потому что это справедливо. Потому что заслужил все кары мира за то, что подверг опасности брата.       Усталый тяжёлый вздох удивил сильно и явно не принадлежал утончённому Дауту. Раян вскинул голову. Отец.       — Никто тебя наказывать пока не собирается. Успокойся, — присел рядом Абельгаффар и похлопал плечу.       — Но, отти, я…       — Ты ни в чём не виноват, — строго посмотрели в глаза Раяну. — Хочешь принять чужую вину на себя?       — Не наказывайте Камиля! — с ужасом воскликнул он. — Он ещё…       — Маленький? А когда ещё его учить нести ответственность за проступки? Если не посадить саженец прямо, дерево вырастет кривым. Я знаю, что ты очень любишь своего братишку и волнуешься за него. Это похвально. Но он толкнул тебя, Раян. А если такое повторится?.. Ты готов простить? Даже если и да, то я не готов. Не готов, даже если это Камиль. Особенно если это Камиль. Ты меня понял? — веско изрёк отец. — Но хочу, чтобы ты знал, он сожалеет. Сам признал вину и точно так же, как и ты его, пытается оградить тебя от наказания. А теперь расскажи, какая стрела между вами просвистела, чтобы это не отложилось в будущем.       Раяну было стыдно рассказывать. О том, как в прошлый приезд в реабилитационный центр — он называл такие учреждения школой, а ещё раньше — садиком просто потому, что хотелось нормальных названий, а не чувствовать себя ущербным ещё больше, — подружился с одним мальчиком. О том, как этот мальчик подарил ему на прощание очень красивый хрустальный шар и наказал хранить его как зеницу ока, чтобы потом они нашли друг друга. О том, как Раян увидел братишку, совершенно беззаботно играющего с блестящей вещицей на улице, и как с нескрываемым негодованием попросил немедленно отнести хрупкий предмет обратно. О том, как братишка послушно встал, направляясь к ступенькам, но не дошёл и споткнулся. О том, как переливающийся на солнце шарик упал с ослабевших рук на каменистую землю и разбился на хрустальные капли. О том, как больно было смотреть, о чём Раян не преминул сообщить младшему. О том, как Камиля отчего-то разозлили его слова и, видимо, желая показать настоящую боль, тот толкнул коляску старшего в пропасть.       На всём этом Раян старался не концентрироваться, и потому монолог получился сухой, отстранённый, без подробностей. В ушах всё ещё гудели восклицания братишки: «Ты забыл про меня! Ненавижу!». Неуместная ревность брата была непонятна и казалась глупой. Раян поморщился.       — Сынок, представь себя на моём месте, — внезапно предложил отец. — Твои дети ссорятся, и один вредит другому. При этом оба утверждают, что виноваты. Ты, конечно, любишь их одинаково, но вынужден прибегнуть к сложным мерам, чтобы сожаления не переросли в обиду. Какие меры, как думаешь, я должен применить?       — Наказать нас обоих? — задумался Раян.       — Обоснования будут? — тепло улыбнулся Абельгаффар.       — Очевидно, что виновно в моём падении с лестницы эмоциональное состояние Камиля. Причиной которого стало малое внимание с моей стороны. В последнее время мы редко остаёмся вместе: то я в школе, то он на встрече с дедушкой. А наказывая нас обоих справедливо, ты, отец, в первую очередь повышаешь свой авторитет, во вторую — налаживаешь наши отношения. Бонусом узнаёшь маленькие тайны провинившихся.       — Так просто разгадал мой план, молодец! — уже несдержанно смеялись в ответ. — Вот бы и Камиль вырос таким… любознательным, как ты. Что же, ждите.       Раян кивнул.       — Ждать что только?       — Похода к психологу.       Раян был почти счастлив. Отец остался с ним на весь вечер — редкая удача. Обычно подобные вечера наполнялись шорохом и запахом пожелтевших страниц из книг древних сказок, что читали вслух по очереди. Хотя каждые реплики героев, каждые подвиги великих выучены наизусть, Раян любил слушать голос отца. Любил их разговоры по душам, любил наставления. Любил говорить не скрываясь.       — Отти, почему меня не берут к дедушке? — не удержал всё же Раян вертящегося месяцами в голове вопроса. — Он не хочет меня видеть?       — Думаю, скорее не может, сынок. Не может себя преодолеть. Я надеюсь, когда-нибудь он пересилит это…       — Я буду любить его даже так, — вдруг решил Раян. — И при нашей встрече дедушка обязательно меня полюбит!       — Мой весенний луч солнца, я совершенно не понимаю, как тебя можно не любить! — с нежной улыбкой отец взглянул в глаза сыну и осторожно поцеловал болезненный лоб.

***

      — Извините, господин Раян? — голос Манзиля, аккуратно затормозившего на светофоре, вывел из раздумий.       — Что? — безразлично спросил Раян.       — А куда ехать? Прошу прощения, но мы уже минут сорок круги наматываем.       Раян опустил взгляд на виновника всех бед, что беззаботно дрых на его плече. Лоб до сих пор горел, и ощущение чужих губ там не стиралось, сколько бы раз он ни тёр. После поцелуя Богдан буквально рухнул на него, больно прижав к спинке кресла, и Манзиль изрядно помучился с бесчувственным телом в попытках усадить в машину. Раян пристроился рядом и тут же пожалел: уткнувшийся в его шею бессовестный гад никак не отлипал.       И если бы не было лишних глаз да ушей…       — Найди в навигаторе Королевский отель и поезжай туда. Он безопасный.       — Слушаюсь, — казалось, приободрился Манзиль и нажал на газ.       До отеля доехали в молчании. Их приняли не совсем радужно: общий внешний вид не делал им чести, а висящий на Манзиле Богдан добавлял хлопот. Любопытные взгляды Раян проигнорировал.       — Я хотел бы снять номер на два дня, — сказал он пареньку у стойки регистрации, протягивая ему удостоверение личности.       — Хорошо. Но вынужден предупредить, у нас нет номера дешевле ста тысяч.       — Я знаю. А пока мы улаживаем формальности, мой истинный полежит на вашем замечательном белом диванчике — ведь если у нашего охранника отвалятся руки, кто тогда его поднимет? И лучше вам не испытывать моего терпения.       Умный Манзиль, не дожидаясь ответной реакции от паренька, расположил ношу на мягком диване.       — Вы!.. Послушайте, господин… — взглянул — наконец-то — на удостоверение парень, и Раян воочию увидел, как посерело его лицо. — Господин Абдуб?       — Мм, какие-то проблемы?       — Ч-что вы, какие проблемы? Я сейчас же по-подготовлю документы на заселение. Подождите секунду.       Ждать пришлось и правда недолго. Раян быстро подписал необходимое и, подумав, попросил доставлять еду в номер — вряд ли Богдан будет в состоянии спускаться в ресторан. Господин Мирнов проспал и поездку в лифте на третий этаж, и волочение своей тушки по коридору, и укладывание на кровать. Манзиль снял с него наручные часы, обувь, пиджак, а когда черёд дошёл до рубашки с брюками, Раян отвернулся.       — Господин Раян, я закончил.       — Спасибо, Манзиль. Ты знатно выручил, — обернулся Раян.       — Это мой долг. Я подожду у машины доставку заказа. Вам что-то ещё нужно?       — Нет, ничего не нужно. Иди.       Спеленатый со всех сторон одеялом Богдан мирно видел сны. Блики серебристой луны игрались на молодом лице танцующими призрачными тенями, чудно освещая выдающиеся скулы, намечающуюся щетину, густые брови. Размеренное дыхание альфы и стук сердца омеги прекрасно дополняли друг друга в тишине.       Раян раздражённо зашторил окно, погружая комнату во мрак. Нужно возвращаться — он и так сделал всё, что было в его силах в подобной ситуации. Жаль, что от этого кошмара ему не проснуться.       — Как же я тебя ненавижу, Богдан Мирнов, — громко шепнул Раян в пустоту.