***
Праздник Соцветия — дань традициям восточников. Отмечали его в доме, где омега достиг шестнадцати лет и вступил в период начальной течки, когда запах ещё не очень силён и дискомфорта почти не чувствуется. Перед приездом многочисленных гостей дом тщательно приводили в надлежащий вид: убирали комнаты и начищали до блеска полы, перемещали мебель и украшали стены сиреневыми да фиолетовыми цветами — символом долгой и счастливой семейной жизни у оргинейцев. Общий зал, которому предстояло стать основным местом действия, обставляли соответственно: мягкие диванчики и кресла около стен. В самом центре возвышался алтарь душ, на нём же и ждал своего часа жрец, чтобы видеть всё. И все три колонны алтаря из белого мрамора обвивали декоративные лианы. Под сводами размещали пять или более — количество могло быть разным в соответствии с приглашёнными на обряд омегами — деревянных стульев с резными узорами на подлокотниках и высоких спинках. Когда всё было готово к празднику, а гостеприимный дом стал наполняться людьми, которые приходили целыми семьями, Абдуб выдохнули с облегчением. Хлопоты позади, и теперь осталось только пожинать плоды нелёгкого труда, ожидая главного торжества этого вечера. Камиль лихорадочно расхаживал по своей комнате, и в такт стремительным движениям металась из стороны в сторону его коса. Парень не понимал, почему его до сих пор не зовут. Взглянуть на часы и проверить время как-то даже не приходило в перегруженную невесёлыми размышлениями голову. Мысли быстро перескакивали с одной на другую, не давая сосредоточиться ни на чём конкретном. Камиль сходил с ума от ожидания, не зная, как с этим бороться. А если он всё забудет? А если его запах никому не понравится? А что, если случится самое страшное?.. А может, просто сбежать? О Боги! Похоже, Камиль сойдёт с ума быстрее, чем начнётся сама церемония! Нервы бедного парня были на пределе, когда дверь в комнату открылась и на пороге показался не кто иной, как Раян. Папа жутко разозлился и устроил сыну нагоняй, а поскольку Раян не очень общителен, то и наказание попалось ему подобающее. Общение с гостями способствует повышению умственного развития. Так, по крайней мере, утверждал родитель. Мнение Раяна по этому поводу чаще всего не учитывалось. — Можно? Мельком взглянув на вошедшего, Камиль кивнул и продолжил вышагивать вперёд-назад. Раян пересёк комнату и, осторожно устроившись на диване, стал пристально следить за братом. — Что? — наконец не выдержал тот. — Может, прекратишь уже своё головокружительное хождение туда, сюда и обратно? — Пожалуйста, не мешай мне, — не прекращая движения, попросил Камиль. — Не мешать чему? Твоему мозгоедству? — язвительно поинтересовался Раян. Камиль остановился, сверля взглядом сверху вниз: — Чего. Ты. Хочешь? — произнёс, чеканя каждое слово. — Поговорить, — ответил Раян, но раздражённый тон брата заставил поспешно продолжить. — Слушай, я знаю, что ты боишься. И даже знаю, чего. Просто… — Просто что, Раян? — устало спросил Камиль и наконец сел рядом. — Просто мне кажется, что ты зря нервничаешь так сильно. Красивый, умный и, самое главное, здоровый омега не должен волноваться, что от него откажутся. Это неправильно. — Ты не понимаешь. А если… — Вот и отбрось все эти «если», — грубо перебил Раян и, тяжело вдохнув, отвернулся. Выглядел он неважно. От прежнего ехидства не осталось и следа. Парень сидел сгорбившись, нервно теребя пуговицу на рукаве тёмно-зелёного пиджака. Стало жаль его. Вспомнилось время, когда он в свою комнату не впускал даже папу, а десятилетний мальчишка не отходил от запертой двери и пел Раяну детские песенки, слыша в ответ лишь молчание. Тогда Камиль ещё не понимал, что случилось с вечно весёлым и беззаботным братишкой. А если он сейчас уедет, кто будет присматривать за ним, его ранимым старшим братиком?.. — Помнишь наше детство, Раян? — задал вдруг вопрос младший. — Конечно, помню. Почему-то ты не сбегал к своим друзьям, как только выпадала такая возможность, а оставался со мной. Сначала я думал, что ты играешь со мной из жалости… — Дети не умеют притворяться, Раян. Они не играют с теми, кто им безразличен. — Я понял эту простую истину лет шесть назад. И благодарен за твою детскую любовь, хотя не знаю, чем заслужил такое доверие. — Раян, — осторожно улыбнулся Камиль, — ты мой брат. Сильный, отважный, добрый, смелый и умный. Да ты просто идеальный брат, Раян! Знаешь, как я мечтал быть таким, как ты? А после того случая и вовсе зауважал тебя. И сейчас не боюсь последствий предстоящего ритуала. Я боюсь чем-то огорчить родителей. Очень боюсь… — последние слова прозвучали тихо. Некоторое время в комнате царило молчание, но не давящее, а, скорее, умиротворённое. Издалека слышались приглушённые голоса новоприбывших гостей. — А я почему-то уверен, что у тебя сегодня всё получится. — Твои бы слова да Богам в их светлые уши. Только пообещай, что не забудешь меня и наш договор. Раян вздохнул, но всё же кивнул. — Кстати, как ты ускользнул от папы? — удовлетворённый ответом, поинтересовался Камиль. — Легче лёгкого, братишка. Просто сказал, что тебе нужна моральная поддержка, — подмигнул Раян, поддержав смену темы. — Ах ты, паршивец! — Камиль выхватил одну из подушек и запустил парню в лицо. Не ожидая подвоха от любимого братца, Раян упал на спинку дивана. — Ты не ушибся? Всё хорошо? — тут же начал хлопотать младший. — Да-да, всё хорошо. Только помоги мне подняться. Но, ухватившись за протянутую руку, Раян сильно потянул Камиля на себя, и тот оказался лежащим на груди брата. Раян же не стал терять времени даром, и вскоре комнату заливал смех обоих. — Всё… Хватит… Прекрати… Убьёшь… Пожалуйста… Испортишь… Дурак… Причёску!.. — сквозь смех еле выговаривал Камиль. — Ну, только ради твоей причёски… — сказал Раян и, прекратив щекотку, отпустил уже почти ничего не соображающего брата. Чуть придя в себя, Камиль стал приводить себя в порядок: — Придурок. Ты помял мою одежду! — А по-моему, так даже лучше… — Раян снова получил подушкой, но на этот раз успел её поймать.***
Церемония началась ровно в двенадцать часов ночи. Как тогда… Голоса гостей доносились даже сюда, на чердак, где Раян спрятался от посторонних глаз: жалостливых, презрительных и завистливых взглядов. Хотя непонятно, чему тут завидовать?.. Раян сидел в темноте среди размытых силуэтов ненужного хозяевам хлама, что хранился здесь, под самой крышей дома. Он закрыл глаза и почувствовал себя такой же вещью, когда-то нужной и любимой, но теперь забытой всеми, оставленной пылиться только потому, что жалко выбрасывать. Правда ли было время, когда казалось, что всё в твоих руках, что всё можно исправить по желанию души? Или это был лишь сладкий дурман, который мешал видеть реальность сквозь пелену наваждения? Очевидно, так оно и было. Ведь всё шло к этому… С самого рождения Раян был обречён — слабый ребёнок болел, не держал голову, часто плакал. А затем выяснилось, что мальчик не может ходить. Родители не знали, что делать. Они встали перед сложным и ужасным выбором: воспитать дитя самим в любви и заботе или навсегда отказаться от него, забыв как страшный сон. Поначалу было трудно. Тяжело ухаживать за больным малышом, но они не сдавались. А через шесть лет узнали, что вновь ждут ребёнка. Врачи не давали никаких гарантий, однако пара решилась. И на свет появился совершенно здоровый омежка, который с первых дней своей жизни проявлял невообразимую активность. Родители не могли нарадоваться на младшенького сыночка — Камиля. А Раян был просто рад появлению друга — Камиль, несмотря на разницу в возрасте, почему-то играл только с ним, не подпуская к себе ни нянь, ни других детей. Старший не ревновал к братику, который часто просился на ручки. Но завидовал, когда тот стал бегать по улице, а он, Раян, сидел на скамейке или в кресле, укутанный в плед. Братик мог заранее поставить стульчик и достать книжку с самой верхней полки шкафа, а ему нужно было позвать слугу, чтобы что-нибудь поднять или убрать. Мальчик огорчался, когда, в попытке сделать что-то самостоятельно, падал, не удержавшись. Либо с какой-нибудь игрушкой или чашкой случалась беда, а потом они оказывались в мусорном ведре вместе с другими разбитыми и сломанными вещами. Он плакал по ночам в подушку, не понимая, почему у маленького братика получается лучше, чем у него, уже большого мальчика. И злился за это на самого себя. Но, несмотря на ночные терзания, он всё равно пытался помогать родителям и играть с братишкой. Пока однажды… Однажды папочка наводил порядок в детской комнате. Уже никто и не помнил, как там оказалась хрустальная ваза… Заботливый родитель хотел убрать её подальше, чтобы в случае чего дети не поранились, но тут закапризничал трёхлетний Камиль, и прекрасный предмет интерьера пришлось поставить обратно. Потом зазвонил телефон, и о вазе забыли. Маленький Раян всё видел и просто хотел помочь. Одной рукой едва держась за подлокотник своего кресла, а другой — взяв вазу, мальчик осторожно сел обратно. Положив вазу между коленями и крепко прижав, он стал аккуратно крутить колёса. В коридоре он остановился перед окном. Мальчику захотелось посмотреть, не вернулся ли с работы отец, но преграда в виде вазы мешала подняться. Тогда Раян снова взял её в руки и поставил на подоконник. Между тем, закончив разговор и уложив маленького Камиля, папочка поспешил вернуться. Каково же было его удивление, когда в коридоре он увидел Раяна. Он сидел в своём кресле и осторожно пытался поставить вазу на подоконник, от старания сморщив лоб. Старший омега хотел было подойти и помочь, но что-то остановило его. Видеть, как усердно день за днём твой сын пытается доказать не кому-нибудь, а самому себе, что ещё немного и он сможет… Что ещё не всё потеряно… Это… невероятно тяжело. Хочется оградить, закрыть своё дитя от всего мира, но ты понимаешь, что не всегда будешь рядом, чтобы подать руку помощи и поддержать в трудную минуту. И тогда нужно дать ребёнку свободу, чтобы он сам смог больше, чем дало бы любое любящее родительское сердце. Позже старший омега подошёл к мальчику и крепко обнял. — Папа, я опять сделал что-то не так? Прости… — Сыночек, нет-нет, милый, ты сделал всё правильно. Ты молодец. Сыночек мой, родной, какой же ты молодец! — проговорил папочка, прижимая сына к себе. После этого случая мальчик стал учиться не просто хорошо, а так, словно от этого зависела вся его жизнь. Ему отчаянно не хотелось расстраивать родителей, а особенно папочку, ведь он видел, с какой любовью и гордостью смотрели на него его глаза. Самый любимый, самый лучший папочка им гордился… Значит, надо сделать всё, дабы не разочаровать. А в тринадцать лет пришла первая течка. Слишком спонтанно и быстро, чтобы Раян придал этому событию большое значение. Но родители вздохнули с облегчением: может, хоть в личной жизни Боги даруют сыну удачу. Как оказалось, рано… Раян всегда любил познавать что-то новое, а учился и вовсе лучше остальных, поэтому с отличием окончил школу. Перед поступлением в Академию родители сообщили, как им казалось, невероятно радостную новость. Несмотря на некоторую недееспособность омеги, совет старейшин решил дать семье Абдуб шанс устроить в доме настоящий Праздник Соцветия. Шестнадцатилетний парень словно пребывал в прострации всё время до начала церемонии. Когда его посадили на стул в непосредственной близости от священного алтаря, накрыли белой и тонкой, но плотной вуалью, скрывающей всё тело юноши и даже сиденье от посторонних глаз, ему стало плохо. Страх, что был неведом ему до того момента, вдруг завладел телом, и его начало трясти, руки от волнения заледенели, а разум помутнел. Ещё немного, и он бы потерял сознание, как вдруг тяжёлая ладонь коснулась головы. Как ни странно, её тепло чуть успокоило и вернуло самообладание, а проникновенный голос жреца, который начал петь молитву, подарил надежду на лучшее. Стоило руке исчезнуть, как отступивший было страх окутал вновь, и Раян напрягся, зажмурившись, когда вуаль, скрывающую его от всего мира, внезапно сняли. Следом воцарилась пугающая тишина, которая буквально через секунду превратилась в неодобрительный, осуждающий гул голосов. Что-то определённо пошло не так. Раян, упорно продолжавший жмуриться в попытке не реагировать на внешний раздражитель, всё же открыл глаза… Лучше бы он ослеп… Молодой красивый альфа, что всего минуту назад мягко касался его головы, видимо, сделав свой выбор, с ужасом и неверием смотрел на Раяна. Его светлые волосы спадали на напряжённые плечи, голубые глаза были широко распахнуты, а манящие тонкие губы то открывались, то закрывались в попытке вымолвить хоть слово. Будто опомнившись, альфа перевёл медленный взгляд на свою ладонь, где блеснули два обручальных браслета, а затем так же неторопливо стал поднимать руку. Раян сразу разгадал дальнейший план действий. Его мысли судорожно заметались в поисках выхода из ситуации. Он отрицательно замотал головой, отчаянно умоляя не совершать задуманное, но альфа был так увлечён, что даже не взглянул на него. Удерживая предметы любви и верности в обеих руках, он сильнее сжал их, и… — Нет! Тихий крик, разнёсшийся по дому, заставил присутствующих вздрогнуть, а альфу — испуганно обернуться на сжавшегося омегу, но было поздно. Раян горящими глазами наблюдал, как, звеня и переливаясь всеми цветами радуги, разлетались по полу осколки его надежды на счастливое будущее. Он был раздавлен, опозорен, лишён всяческих привилегий, но самое главное — Раян теперь был никому не нужным существом, нахлебником, который лишь портил репутацию семьи. В былые времена омег, от которых отказались на церемонии, сжигали без угрызений совести — ведь от них больше не было проку. Обречённый умирал в муках, не понимая, за что Боги так его наказали. Говорят, восточники были беспощадны к врагам, но ещё безжалостнее оргинейцы обходились со своими соотечественниками. В тот вечер Раян больше не проронил ни слова. Позже, когда гости начали расходиться, он увидел Его — того, по чьей милости отныне никогда не будет таким, как прежде. Альфа стоял к нему в профиль, пытаясь что-то сбивчиво объяснить жрецу. Раян осторожно подъехал ближе, чтобы внимательнее рассмотреть красивые черты мужественного лица, запечатлеть в голове чудесный образ, который подарил ему крохотную надежду… и разбил её в одно мгновение. Словно опомнившись, он резко развернулся и укатил в противоположную сторону, не заметив, как альфа обернулся. С тех пор Раяна будто подменили. Он успешно поступил в Академию на бюджетное место, но при этом стал необщительным: всё чаще язвил и уединялся в своей комнате, читая очередной учебник. Только с Камилем он оставался прежним. И вот теперь… Горькие слёзы, душившие всё это время, наконец вырвались наружу и скатились по щекам, оставляя мокрые дорожки. Воспоминания, мучившие Раяна на протяжении шести лет, съедали изнутри, не давая покоя. Чтобы не закричать от безысходности, приходилось кусать губы до крови: физическая боль не давала окончательно замкнуться в себе, держала на краю бездны. Вытерев бессмысленные слёзы, Раян устало лёг на потрёпанный временем диван и забылся неспокойным сном. Разбудил его очередной «кошмар», что преследовал каждую ночь. Раян уже и не помнил, когда это началось. Казалось, с детства, и с возрастом сны становились только реалистичнее, а детали — отчётливее. Но каждый раз, просыпаясь, он помнил лишь ласковые чёрные, словно омуты, глаза и загадочную улыбку, от которой сладко ныло что-то в душе. Раян тяжело вздохнул, включил свет и неторопливо поднялся. Мотнув головой, отгоняя наваждение, он на миг прислушался к приглушённому шуму и решил, что пора уже выйти из укрытия. Руки стали шарить по карманам брюк, и из одного появился маленький пульт, похожий на автомобильную сигнализацию. Нажав на кнопку, Раян услышал привычное шуршание шин, затем, когда кресло-коляска подъехала ближе, схватился за подлокотники кресла и, придерживая свой вес на руках, пересел. Раян направился в сторону лифта, который родители установили специально для него, и уже нажимал кнопку вызова, когда неожиданно дверь, ведущая к лестнице, с довольно громким звуком впечаталась в стену и почти сразу захлопнулась. Испуганно вздрогнув, Раян ошарашено уставился на тяжело вздымающуюся спину незнакомца, который посмел вторгнуться в чужое личное пространство и, усмирив колотящееся сердце, стал внимательно рассматривать пришельца. Узкие светлые джинсы обтягивали стройные длинные ноги, через полупрозрачную ткань коричневой футболки с длинными рукавами виднелась смуглая кожа, а рыжие густые волосы беспорядочно струились по спине, создавая иллюзию огненного водопада. — Ты кто? — последовал вполне закономерный вопрос. Судорожно дёрнувшись, рыжий незнакомец резко обернулся и стал что-то напряжённо высматривать над головой Раяна, пока его взгляд не сместился ниже. Большие серые глаза смотрели в напряжённом ожидании чего-то крайне опасного. Смешно. Облегающие штаны оказались дырявыми в нескольких местах, а футболка ничего не скрывала и даже не подчёркивала — всё было на виду. Раян поморщился. Пару секунд они играли в гляделки, пока посторонний звук не вывел из состояния оцепенения и, не сговариваясь, оба повернулись на источник шума. Открывшийся лифт оповестил о своём прибытии. — Так кто ты? И что здесь делаешь? — Раян первым прервал затянувшееся молчание. Поняв, что ничего ему не угрожает, незнакомец, не таясь, вздохнул с облегчением: — Ух, я уж думал, конец моей девственности! Как же хорошо иногда ошибаться! Раян вытаращил глаза. Такого… он точно не ожидал. Может, это своеобразное продолжение сна? Появившееся желание ущипнуть себя побольнее удалось кое-как подавить в зародыше. Тем временем рыжий окинул его внимательным взглядом с головы до ног. — Кстати, я Никита. Но ты можешь звать меня просто Ник, — протянув для рукопожатия ладонь, представился пришелец, но Раян демонстративно скрестил руки на груди и вопросительно поднял правую бровь. — Что ж, ладно… Никита договорить не успел. Со стороны лестницы послышались быстрые шаги, и в серых глазах вновь появился страх. — Слушай, а можно отложить наше знакомство? — его взгляд судорожно заметался по комнате, пока не наткнулся на старый деревянный шкаф. — Не выдавай меня, хорошо? — он вмиг оказался внутри и плотно закрылся. Продолжая в шоке таращиться на шкаф, Раян поразился скорости этого странного парня. Да только долго размышлять над чудом природы ему не дала вновь открывшаяся дверь. Он даже не удивился, обнаружив на пороге чем-то обеспокоенного папочку. — Раян, сынок, у тебя всё хорошо? Ты один? Раян удивлённо выгнул бровь: — А разве должно быть иначе? Показалось… или он в самом деле услышал тихий вздох облегчения со стороны деревянного шкафа? — Нет, что ты! Просто в доме появился какой-то странный парень и чуть не сорвал церемонию. Но не волнуйся — мы уже его ищем. — Надеюсь, с Камилем всё в порядке? — Раян внимательно посмотрел на родителя, который выглядел крайне встревоженным. — Да всё с ним хорошо, только нервничает очень. Даже ты так не волновался, как сейчас твой… — догадавшись, что разговор свернул куда-то не туда, родитель поспешил сменить тему: — В общем, Выбор скоро начнётся. Ты спустишься? — со слабой надеждой в голосе. Раян задумался. Недавнее желание выбраться из укрытия пропало, словно и не было вовсе. Хотелось остаться одному и ещё поспать, и пусть себе снятся эти сны, всё равно на утро он почти ничего не вспомнит. Жаль, однако, что он не мог так поступить… — Хорошо, пап. Я спущусь. Только позже, — прозвучал ответ, когда мужчина в парадном костюме уже открывал рот, чтобы привлечь внимание сына. Он ничем не выдал своего удивления. Они ещё поговорили ни о чём до тех пор, пока родитель, сославшись на незаконченные дела, не ушёл, заперев дверь на ключ. — И как мне теперь выбраться на улицу? — раздался за спиной уже знакомый голос. Никита с затаённой грустью рассматривал дверь, растерянно стряхивая с себя пыль из шкафа. Проследив за его взглядом, Раян усмехнулся: — Ответь на вопрос, Никита. Что ты, судя по запаху, находясь в периоде начальной течки, забыл в доме, где полно альф? И да, в твоём случае есть два варианта спуститься с чердака без помощи лестницы и никем не замеченным. Первый — через окно, — Раян кивком милостиво указал на маленькое окошко позади собеседника. Заправив огненную прядь за ухо, Никита состроил жалобно-смущённую мину, умоляюще глядя на парня, сидящего в коляске с независимым видом. Тот держался спокойно и уверенно, но в глубине глаз затаилась лёгкая печаль и безграничная усталость. Этот взгляд мог принадлежать старику, давно отжившему своё, но никак не молодому парню лет двадцати. Внешностью Раян — Никита хорошо расслышал имя нового знакомого — отличался от остальных омег, и прежде всего слишком умным и цепким взором. Непривычно коротких и чёрных, как у большинства восточников, волос, торчащих в разные стороны, наверняка никогда не касалась краска. Сухие губы потрескались, словно обладатель безжалостно кусал их до крови, а тёмно-зелёный костюм сидел как влитой, хоть и выглядел немного помятым. Тем не менее, рядом с этим парнем Никита чувствовал себя гадким утёнком, попавшим на приём если не к принцу, то к высокопоставленному графу уж точно. Пусть средневековье давно кануло в небытие, за свою неподобающе вульгарную одежду и за то, что бесцеремонно ввалился в чужой дом, Никита испытывал крайне редкое в его случае чувство стыда. Несколько последних лет он посвятил изучению обычаев восточных народов и благодаря своему интересу хорошо знал, как жестоко относятся оргинейцы к таким, как Раян. В древние времена тех, кто оказывался слабее остальных, ничто не спасало, даже хвалёное богатство. Младенцев, нуждающихся в большем внимании, чем другие дети того же возраста, выбрасывали в море или приносили в жертву. Восточники не терпели хилых и болезненных, поощряли только крепких и сильных. Лишь для омег они делали исключения, в основном их старались обходить стороной. И только отвергнутого на церемонии Выбора омегу считали грязным и предавали очищению путём сожжения. И потому Никита не удивился, встретив Раяна на чердаке среди забытых вещей и хлама. Вернее, удивился, конечно, но не так, чтобы тут же бежать в соответствующую службу за помощью бедному омеге. Однако, когда услышал разговор, он понял, что ещё не всё знает об этом загадочном народе. Когда они спустились в общий зал, церемония уже началась, и альфы кружили в завораживающем танце вокруг укрытых ритуальными покровами омег. Найдя укромный уголок, Раян следил за Никитой, который восторженно наблюдал за представлением, что не только являлось частью обычая, но и демонстрировало силу и ловкость самцов. Сложные движения молодых мужчин напоминали древнюю охоту и брачные игры животных, и вскоре Раян сам не мог оторвать глаз от волнующего зрелища, что уносило в таинственную первобытность, куда ему была заказана дорога. Жрец поднял руку, останавливая танец, и альфы один за другим стали подходить к омегам, стараясь уловить неповторимый аромат, но не предпринимая активных действий. По знаку жреца Выбор начался, и первый претендент приблизился к своему избраннику, втягивая носом воздух и убеждаясь в правильности выбора. Раян не представлял, куда посадили брата: никто, кроме жреца, не имел права знать, как распределили омег. Решившись, альфа положил ладонь на трепещущую вуаль, и Раян зажмурился. Церемония пробудила воспоминания, а он не хотел, чтобы его старый кошмар повторился. Никому он не желал испытать унижение, подобное тому, что испытал когда-то сам. Не желал… Прикосновение к плечу заставило вздрогнуть и поднять голову. Раян встретился взглядом со светловолосым мужчиной, который тут же убрал ладонь. — Вам что-то нужно? Оглядевшись, Раян заметил рядом Никиту, поглощённого сценой у алтаря, и вздохнул с облегчением, чувствуя ответственность за легкомысленного парня. Он снова повернулся к гостю. — Нет… то есть да. В общем, надо поговорить… — растерянно пробормотал тот. — Мой отец — Абельгаффар Абдуб. Если вас не затруднит, поищите его в саду, пожалуйста. Раян хотел обратиться к Никите, подозрительно навострившему уши, но его остановил странный вопрос: — Ты меня не помнишь? — А должен? — Раян недоумённо уставился на альфу. Светлые волосы, голубые глаза. Ничего примечательного. — Простите, но я вас не знаю, — спохватился он, вспомнив своё обещание не дерзить гостям. — Что ж, ладно. Пойду, наверное, поищу твоего отца. Хорошо? Раян кивнул. — Странный он какой-то, — послышалось за спиной, когда незнакомец отошёл на приличное расстояние. — Не страннее тебя, — повернув кресло, Раян скрестил руки на груди. Никита заправил волосы за ухо. Он всегда так делал, когда смущался. — Ты так и не сказал, зачем пришёл сюда, да ещё в такие дни? — Просто решил посмотреть на Праздник Соцветия. Интересно же. Но скептический взгляд Раяна не дал увильнуть от ответа: — Хорошо-хорошо. Слышал о всенародном музее? — Это который в столице? — Да. Я работаю там историком. Мне нравится, но из-за этой течки пришлось взять отпуск. А так как партнёра у меня нет, я приехал к папе. Друзья случайно разузнали, что восточники решили устроить Праздник Соцветия, а я не мог такое пропустить! Всю жизнь хотел узнать о вас как можно больше. Это моя работа, как историка. Внезапный болезненный возглас прервал рассказ, и Раян повернулся на звук. Никита последовал его примеру. Жрец у алтаря продолжал петь молитву, а альфа нежно зализывал метку на шее своего избранника. Несмотря на боль и испачканную в крови рубашку, омежка сиял счастливой улыбкой. Истинные. Редкое и волнительное явление. Такие пары самые крепкие из возможных. Что ж, хороший знак. Следующий альфа казался медлительнее других. Не спеша вёл носом, останавливаясь перед каждой дрожащей вуалью, пока не скользнул тревожным ищущим взглядом по толпе людей. Затем подал знак жрецу, что выбывает, и спустился из возвышения. Тяжело вздохнув, жрец призвал другого участника и снова начал петь. — Так разве можно? — спросил удивлённый Никита. — Отчего же нельзя? Если запахи омег не нравятся альфе, он может покинуть священный алтарь и попробовать в другой раз. — А омега? Если ему не нравится запах альфы, который его выбрал? — Омега, который противится судьбе, слаб. — Что?! Это значит… — Чего ты так удивляешься, историк? Это же не я придумывал эти правила. И вообще, почему ты возникаешь? Тебя это никак не касается. Никита только фыркнул в ответ. Тем временем очередная пара покинула священный алтарь душ. Остались двое омег, и, если последний альфа сделает выбор, оставшемуся омеге жрец попытается отыскать супруга среди гостей. Если такового не найдётся, жрец обязан взять ответственность за омегу на себя до тех пор, пока им не заинтересуется какой-нибудь альфа или бета. Все затаили дыхание. Кого выберет альфа? Взгляды людей восторженно следили за каждым движением мужчины, но его нисколько не напрягало пристальное внимание к своей персоне. Он властной походкой прошёл к алтарю и довольно быстро сделал выбор. В напряжённом ожидании Раян молился богам. Альфа с достоинством поднял руку, положив ладонь поверх вуали, и жрец подал ему золотые браслеты, не прерывая молитвенного песнопения. Наступила тишина, жрец сорвал покров с омеги, и он, красиво колыхнувшись в воздухе, упал на пол, открывая тяжело дышащего Камиля. — Бедный. Наверное, воздуха не хватало, — еле слышно прокомментировал Никита. Раян ничего не ответил. Откуда этому пришельцу знать, что испытывает омега во время церемонии? А посвящать в свои мысли совершенно незнакомого человека Раян не собирался. Между тем альфа надел один браслет на своё запястье и, протянув руку к омеге, произнёс: — Я, Гильфан Дикмаут, выбрал себе супруга. Обещаю уважать его и оберегать. После этих слов Камиль поднялся, обводя взглядом присутствующих. Отыскав Раяна, он благодарно улыбнулся и вздохнул почти с облегчением. Раян нерешительно кивнул. — И что сейчас будет? — тихо спросил удивлённый Ник. — Увидишь, — шёпотом отозвался Раян. Альфа со жрецом обменялись недоумёнными взглядами, и Камиль решился… — Мой господин, благодарю, что вы выбрали меня, — без каких-либо эмоций заученно начал Камиль. — Но прежде чем надеть символы вечной любви, вы должны знать… Шесть лет назад моего брата Раяна Абдуб отвергли на Выборе, разбив оба золотых браслета. Теперь он без рода… И если вы всё ещё хотите сделать меня вашим супругом… — он поднял правую руку, отважно глядя альфе в глаза. Ни один мускул не дрогнул на лице альфы. Затянувшееся молчание давило на всех без исключения, но когда отчаявшийся Камиль стал медленно отпускать ладонь, альфа словно очнулся. Нежно коснувшись кисти избранника, надел браслет, и Раян облегчённо вздохнул. — Прости за бестактность, но я спрошу — как это «без рода»? — полюбопытствовал Никита, когда они покинули опасную для него территорию. Раян понял, что запах незваного гостя усиливается, когда к нему попытался приставать тот самый альфа, что спустился с алтаря, не сделав выбора. Только бешеный взгляд Раяна остановил мужчину от необдуманного поступка, но эффект был явно временным. Не догадываясь о причинах столь навязчивого поведения, Раян понимал, что от греха подальше следует срочно ретироваться на улицу. Ночной воздух встретил прохладой, что быстро пробралась под костюм, заставив кожу покрыться колючими мурашками. Раян пожалел, что не взял с собой тёплую куртку и теперь вынужден мёрзнуть на ветру… Лишь бы не заболеть. Он всегда тяжело переносил простуду. От бесконечных вопросов Никиты разболелась голова, особенно от последнего. Говорить о личном Раяну совершенно не улыбалось, поэтому он сделал вид, что понял вопрос в историческом смысле. Если омега не врёт, конечно, то его, как историка, должен заинтересовать рассказ: — Сто лет назад, после последней войны, наши предки решили, что нельзя убивать слабых и отвергнутых, а нужно просто изолировать их от общества. Несогласных с новым законом игнорировали или затыкали им рты иным способом. Поэтому люди стали переезжать и селиться в других странах, смягчив правила, насколько это возможно… Но отвергнутых всё равно считают чем-то позорным, не заслуживающим внимания, легко отрекаясь от них. В основном это слабые омеги, но и альф тоже немало. Безродные живут в доме своих семей, стеснённые лишь правом голоса, то есть они не могут пререкаться с другими членами семейства. Их не замечают, относятся, как к мусору, и… — вдохнув холодного воздуха, Раян понял, что больше с ролью великого учителя не справится — исторические сведения его слишком вымотали. — И вообще, где твои друзья? Ты понимаешь, что я не самый лучший защитник? А если какой-нибудь извращенец решит, что мы — его добыча?.. — Ой, я об этом не подумал… — на лице Никиты появилось виноватое выражение. Раян устало закатил глаза. Как этот сущий ребёнок выживает в столице? Или это течка так сильно влияет на умственные способности? Неожиданно что-то затрещало, загрохотало и загремело. Раян вздрогнул, а Никита невозмутимо полез в задний карман дырявых джинсов, доставая издающий душераздирающие вопли телефон. — Ты совершенно не похож на музейного работника, — констатировал Раян, ёжась и плотнее укутываясь в пиджак. — Ага, — взглянув на экран, легко согласился Никита. — Брат. Ответить, нет? — А он сможет тебя забрать? — Да, — ответил тот и, немного подумав, добавил, — наверное… — Тогда ответь. Помявшись пару секунд, Никита соизволил ответить на звонок. Но стоило сказать робкое «алло», трубка взорвалась отборным матом — пришлось убрать её от уха. Вспыхнувший Никита заправил свободной рукой прядь рыжих волос, и Раян непременно умилился бы жесту, не будь так холодно. В голосе телефонного матершинника стали пробиваться усталые нотки, и Раян подумал, что иметь такого братца, как Никита — врагу не пожелаешь. К сути разговора он не прислушивался, согревая дыханием ладони, но пару мгновений спустя на него набросились и стали душить в объятиях: — Спасибо огромное, что не бросил! Там было так страшно одному… — произнёс Ник. — Брат скоро приедет за мной, так что у нас мало времени. Диктуй номер, — не прерываясь, потребовал он. — Зачем? — сощурившись, поинтересовался Раян. — Как это «зачем»? Чтобы звонить, конечно. — Хорошо. Давай телефон, — немного подумав, согласился Раян и протянул руку. Вводя цифры и сохраняя номер под своим именем, он был уверен, что им не воспользуются: скоро забудут и просто удалят за ненадобностью. Вернув железяку владельцу, Раян скрестил руки на груди: так было чуточку теплее. — Господин Раян! Господин Раян! — раздался неподалёку знакомый голос, и Раян заозирался в поисках его источника. В толпе гостей показался Алем, беспокойно оглядывающийся по сторонам. — Господин, — почтительно склонился слуга, приближаясь к Раяну и опасливо поглядывая на Никиту, — ваши родители желают вас видеть. — Вау, у тебя есть слуга? — Ты справишься дальше сам? — Раян проигнорировал вопрос. — Вполне, — ничуть не обидевшись, отозвался рыжий. — Тогда прощай. — Почему «прощай»? Пока! — Пока, — пожал плечами Раян.