***
Небольшой дом Пак Чанеля оказался буквально усыпан различными видеокамерами и отснятыми пленками. Половина из них оказалась поврежденной и непригодной к просмотру, зато несколько заинтересовали его тем, что однозначно могли здорово помочь дальнейшему делу. На первый взгляд, на них Чанель снимал свою обычную повседневную жизнь, если бы не несколько «но» – камеры были повсюду. Он снимал все и все время, следя за выводящимися на экран телевизора картинками, шарахался от каждого небольшого шума, периодически осматривал дом с зажатыми в руках камерой и фонариком, бубня что-то себе под нос, и постоянно черкал ручкой на бумаге значок «X» в круге. Включив очередную кассету, Бэкхен встречается взглядом с Паком. – Он следит за мной, – задыхаясь, шепчет Чанель, уставившись немигающими глазами прямиком в объектив. – Он скоро придет… Далее парень поднимается и берет в руки камеру, идя в ванную комнату. Снимая себя в зеркале, он оттягивает ворот футболки, обнажая ключицу, а заодно и то, что напрягает Бена, заставляя поставить видео на паузу и пару раз сморгнуть. Чуть выше ключицы, на бледной коже Чанеля было что-то вроде отвратительного ожога, вокруг которого кожа покраснела и болезненно припухла. Выпуклый крест в круге выделялся едкой раздраженной краснотой на светлом фоне. Нажав на покадровое воспроизведение, Бэкхен наблюдает за тем, как пальцы Чанеля аккуратно прикасаются к ожогу, после чего он одергивает их и шипит, крепко стискивая зубы. Переведя взгляд на выражение в почти черных глазах, вдруг сменяющее глубокое непонимание на неподдельный ужас, Бэкхен подается вперед, силясь разглядеть и понять, что именно так напугало этого парня. Переключив на обычный просмотр, Бэкхен вздрагивает от резкого басистого вскрика: – Твою мать! За которым тут же следует шум чего-то свалившегося с полок и громкий хлопок двери. – Черт-черт-черт! – роняет дрожащее Чанель, убегая в другую комнату и запирая все двери. Картинка неприятно скачет из стороны в сторону, и Бэкхен перематывает видео на несколько секунд назад. Пауза. И тут Бэк замечает кое-что, от чего по его коже пробегается табун мурашек. В тени, позади шторок для душа, в углу ванной он видит очертания человека. Очень высокого и худого, словно вытянутого. Камера успела смазанно заснять его фигуру, облаченную в, как кажется Бэку, черный костюм с белой рубашкой, но то, что ему не дает покоя, – это отсутствие каких-либо намеков на лицо в том месте, где оно, по сути, должно быть. – Что за черт, – выдыхает Бэк и снова включает покадровый просмотр, сосредотачивая все внимание на странном объекте в углу. Он не шевелится. Совершенно. Лишь рябит и размывается на передаваемой картинке, а стоило Чанелю вскрикнуть, как он тут же исчезает из кадра в какие-то сотые доли секунды. Нажав на паузу, Бэкхен откидывается на спинку жесткого стула и оглядывает стопки кассет с пленкой вокруг своего рабочего стола. В голову закралась мысль, что он мог и на уже просмотренных не заметить ничего подозрительного на первый взгляд, пропустив только что замеченную странность. За пропавшим парнем могли следить долгое время, из-за чего тот и понаустанавливал нереальное количество камер и никуда не выходил хотя бы без одной-единственной. Но что это за знак, что Чанель рисовал в тетрадях, который потом появился на плече? Он сам его себе поставил? И зачем? Что это все значит? Рука автоматом тянется к неизвестно какой по счету чашке кофе, и Бэкхен устало прикрывает ноющие глаза. Видимо, ближайшие пару дней его ждет увлекательный просмотр домашнего видео, где он познакомится с жизнью двадцати восьмилетнего Пак Чанеля, пропавшего на днях без вести, оставив после себя кучу кассет подозрительного пугающего содержания. Это дело его затягивает.4. chanbaek
20 июня 2015 г. в 20:53
Застенчивого и еще не привыкшего к окружающей обстановке Бен Бэкхена посадили отвечать на телефонные звонки, поступающие в полицейский участок, аргументируя это издевательскими смешками и снисходительным тоном:
– Молодой еще, рано заниматься серьезными взрослыми делами.
И вот в одну из его ночных смен, когда добрая половина полицейских в участке, погрузив свои задницы в глубокие просиженные кресла, отрубилась, а Бэкхен допивал уже четвертую чашку отвратного кофе, раздался звонок телефона, нарушая мертвую тишину помещения с приглушенным светом.
– Полицейский участок. Слушаю?
– Из-извините за поздний звонок, но мы… находимся возле д-дома сына, и… – заикаясь, произносит женщина.
На другом конце провода, отвлекая ее, слышен мужской голос, просящий телефон, и через пару секунд в трубку говорит мужчина, чьи интонации более уверенные и сосредоточенные:
– Здравствуйте, меня зовут Пак Джехун, наш сын, Пак Чанель, последние два месяца страдал от галлюцинаций и панических атак, периодически нес полный бред и наблюдался у семейного врача, – торопливо начал мужчина. – Мы с женой договорились забрать Чанеля к себе домой, но несколько дней он не отвечал на наши звонки. Сейчас мы приехали к нему, дверь его дома настежь распахнута, его самого нигде нет.
Бэкхен стреляет взглядом в сторону ближе всего расположенного к нему храпящего кабана, и, произнеся:
– Назовите адрес, – толкает ногой чужое кресло в жалких попытках разбудить напарника. Записав район, улицу и нужный дом, Бэкхен кладет трубку и поднимается с места, сразу же подходя к тому, кого ранее пытался растрясти.
– Эй, Чондэ, тут надо съездить и проверить, в чем дело… – начинает Бэкхен, сильнее толкая Кима.
Приоткрыв один красный глаз, старший грубо отвечает:
– Тебе надо, ты и езжай, что пристал?
Бэкхен на пару секунд опешил после услышанного и нерешительно застыл на месте, хмурясь от возникших в голове вопросов, типа: «Что с собой брать? Пистолет нужен? А что если там что-то серьезное? Кто останется отвечать на звонки? Может, попытаться разбудить еще кого?»
В конце концов, оставив на рабочем столе записку с адресом и припиской, что он выехал туда, Бэк покинул участок.