rainbow stories (ot12)

Он его теряет. Смуглая ладонь беспомощно выскальзывает из руки. Кисть дергается в воздухе, словно пытается сделать последний рывок и схватиться-таки за свое спасение, но нет. Широко расставленные пальцы обмякают. Родные шоколадные глаза больше никогда не согреют своими теплом и уютом. – Чонин! Хриплый вскрик раздается в темной затхлой квартирке. Сехун смотрит на часы – 3:12 ночи, затем хмурится, когда оглядывает смятые простыни и одеяло, запутавшееся в ногах. По шее и спине стекает холодный пот, заставляющий нервно передернуть плечами, вчерашняя рубашка прилипает к широкой влажной спине, и Сехун ежится от противного ощущения. Стянув ее, насквозь мокрую, с себя, ложится обратно, выравнивая сбитое после кошмара дыхание. Он понимает, что ему всего-навсего приснился страшный сон, повторяющийся, к сожалению, почти каждую ночь, в котором он всегда теряет своего Чонина. Откинувшись на подушки, парень поворачивается на бок и не может счастливо не улыбнуться. Потому что его Чонин рядом. Он расслаблено погружен в глубокий сон и не распахивает глаз, даже когда Сехун продолжительное время пристально наблюдает за безмятежным выражением чужого лица, после чего с мягкой улыбкой тянется к губам Кима. Смазанное касание, и Сехун уже ведет поцелуями к скуле, челюсти и шее. Его трепетная и дорогая собственному сердцу ласка укрывает Чонина теплым покрывалом, в котором тот тонет, совершенно не сопротивляясь. Хун только рад подобному разрешению делать со старшим все, что взбредет в голову, и списывает подобную его пассивность на сильное желание беспрекословно отдаваться Сехуну, чьи губы и руки действуют сообща, упиваясь каждым участком смуглой кожи, до которого те добираются. В какой-то момент он вплетает собственные пальцы в мягкие локоны Чонина и ненароком задевает самыми кончиками чистый загрубевший рубец на затылке, после чего возвращается обратно и аккуратно вводит пальцы внутрь. Чувствует плоховато расходящиеся в стороны куски тканей, за которыми следует расколотый череп. Его неровности дарят приятные ощущения, а от очередного осмысливания того факта, что именно О нанес эту смертельную рану, низ живота возбужденно сводит. Из некогда тщательно промытого рубца вновь сочится отвратного запаха жидкость, но Сехун, вместо того чтобы поморщиться и заткнуть нос из-за распространяющейся гнилости, громко, с неприкрытым удовольствием, вздыхает и тянется к кромке собственного нижнего белья. Он садится на обнаженные бедра Чонина и с упоением оглядывает полностью раздетое и чистое тело под собой. Глаза, радующиеся открывшемуся зрелищу, темнеют и довольно блестят, в то время как его ладонь оглаживает твердый пресс старшего, пока вторая порхает над возбужденным членом, дразня упругую головку с проступившей смазкой. Его Чонин рядом, и Сехун может наслаждаться им, сколько будет угодно. Ведь тот старательно ухаживает за любимым, сохраняет его в практически первозданном виде, если, конечно, не считать того небольшого изъяна на затылке, доставляющего порой проблемы. Но зато эта рана, ставшая для Чонина смертельной, служит красноречивым свидетельством, на какие меры способен пойти О Сехун, чтобы сохранить свою любовь.