Я буду гореть в твоей ненависти; Я буду упиваться его любовью.

Боль была столь невыносимой, что казалось, будто во все мое тело разом вонзили миллионы мельчайших осколков стекла. Я попытался восстановить в памяти события произошедшего, но мысли путались, воспоминания ускользали. И эта идея казалась мне всё больше и больше бессмысленной и бесполезной. Я не понимал, где я и что происходит. Любая попытка пошевелиться отзывалась невообразимой болью во всем теле. Даже дышать было невыносимо тяжело. Не смотря на сильный протест всех моих органов и конечностей, я всё же решил попытаться сесть. Около 20-ти минут спустя моих нечеловеческих стараний и усилий, я кое-как приподнялся на подушке. Но, учитывая моё нынешнее состояние, это можно считать личным достижением. Теперь я мог более или менее осмотреться. Моему затуманенному болью взору предстали белые стены незнакомого помещения. Судя по оборудованию, что своим жужжанием неприятно резало слух, капельнице, катетер которой был вставлен мне в вену, я находился в больнице. В неясном сознании стала медленно восстанавливаться хронология произошедших событий. Перед глазами возник образ незнакомых старшеклассников. Более или менее разобравшись, что произошло, я попытался расслабить измученное тело. — О, ты очнулся? Как ты себя чувствуешь? — Вошедшая медсестра с порога засыпала меня вопросами. Я перевёл на неё свой усталый взгляд и… От неё исходило непонятное свечение. Оно было спокойным, неясным. Оно не резало глаз и не раздражало зрительный нерв. Это было прекрасно, завораживающе, и в то же время это пугало. Люди не святятся. Похоже, последствия вчерашнего вечера гораздо серьёзнее, чем мне показалось на первый взгляд. Меж тем работница больницы, совершив необходимые и не совсем понятные махинации, проверила перевязку на руке и предплечье, заменила полупустую капельницу и вновь обратилась ко мне: — Мне нужно позвонить твоим родным. Они должны знать, что ты в сознании. Но, думаю, они, узнав эту новость, тут же изъявят желание увидеть тебя. Её слова не совсем понятны мне. Выходит, пока я был в отключке, ко мне никого не пускали, что ли? — Да, конечно, мне хотелось бы увидеть близких. ххх-хХх-ххх — Наруто! Милый, как ты себя чувствуешь? — я конечно понимаю, что она искренне беспокоиться и переживает за меня, но от этой суеты у меня сейчас начнется головокружение. — Я тебе мандаринов принесла, будешь? — баа-чан показала мне целлофановый пакет с названными фруктами. Я предпринял очередную попытку унять головную боль и поднес горящие руки к вискам. Боль в запястьях, по сравнению с головной казалась ничтожной. — Наруто, ты слышишь меня? — как-то грустно произнесла баа-чан, пытаясь привлечь моё внимание. Я поднял взгляд и принялся рассматривать её свечение. Это было красиво. Цвет не возможно было описать словами. Он искрился, переливался и излучал крайнее беспокойство, волнение. К этим эмоциям добавилось разочарование — Наруто! Ты не рад меня видеть? — Баа-чан! Что ты такое говоришь? Конечно, рад! Ещё как рад! — от звука собственного голоса в висках забила пульсирующая боль, но я продолжил говорить — А где все остальные? Джирайа, Иркука-сенсей, Какаши, Киба и… неко?.. — Ох. Джирайа уехал по делам в другой город. Сначала он хотел перенести поездку, но сегодня утром нам сообщили, что ты чувствуешь себя гораздо лучше, и он со спокойной душой уехал. Какаши и Ирука на работе, они обещали заехать несколько позже, а все остальные здесь. — тараторила Цунаде. Судя по мерцанию во круг неё, она волновалась всё больше и больше, но не смотря на это внешне она оставалась спокойной. — Если они здесь, то почему не заходят? Баа-чан замерла в нерешительности. Первые секунды молчания она лихорадочно приводила мысли в порядок, явно намереваясь объяснить причину, заставившею навестить меня одной, но, решив не усложнять и так не слишком простую ситуацию, сказала, что позовет их и покинула палату. Какое-то время я оставался один. Я точно помню потасовку у школьного двора. Но что-то я сомневаюсь, что моё нынешнее состояние результат драки с ровесниками, даже если учесть их численное превосходство и наличие ножа. Если бы я не знал, что произошло, то я бы подумал, что скорее всего меня заразили какой-то непонятной болезнью, прокрутили в стиральной машинке, а уже потом заставили драться с кучкой подростков. ххх-хХх-ххх — Ну как ты? — скорее из вежливости поинтересовался Шикамару. Я всмотрелся в его свечение. Цвет было ровным, не имел переливов и примесей; он нёс скорее некую спокойную задумчивость. — Если я услышу ещё один вопрос о своём самочувствии, то точно повешусь — устало бросил я. — Наруто! Как самочувствие? Долго ещё валяться здесь собираешься? — в палату ввалился Киба. Его свечение было под стать поведению и полностью противоположностью свечению Шакамару. Оно искрилось, мерцало, имело непонятные яркие пятна, цвет которых невозможно было определить; в то время, как сам Киба что-то громко говорил, носился по палате, успел сунуть мне в руки пакет с апельсинами и в целом создавал непонятную суету. От какофонии различных звуков и цвета моё затуманенное болью сознание отказывалось соображать. Голова взрывалась болью. Я ощутил непреодолимое желание повеситься, но вовсе не из-за того, что Киба спросил меня о моём самочувствии. Заметив моё состояние, Шакамару решил отправить его причину за напитками. Когда за Кибой закрылась дверь, он сказал, что ближайший автомат с кофе расположен в забегаловке, что находиться на другом конце улице. Я искренне понадеялся, что он не додумается воспользоваться машиной. Шикамару пытливо осмотрел меня и задумчиво произнес: — Несколько синяков и пару неглубоких ножевых ранений. Небольшая потеря крови, конечно, повод потери сознания, но не на неделю же. — Неделю? Ты шутишь? — поразился я. Кинув быстрый взгляд, я понял, что его свечение ни как не изменилось. Меж тем Шикамару спокойно продолжил: — Ты пролежал здесь восемь дней. Это девятый. Первую ночь у твоей кровати дежурили твои родные, но на вторую ночь их не пустили. Мы смогли попасть к тебе только сегодня. Я исподлобья оглянул стены своей палаты. Заметив взглядом то, что я искал я спросил друга: — А ты принес мне домашнее задание? Он, видимо поняв меня, даже не удивился и, спокойно достав одну из своих тетрадей, протянул мне. Я повернулся под определенным углом и, чиркнув пару строк, отдал её обратно Шикамару. Он почти не взглянул на надпись, спрятал тетрадь обратно. Но, взглянув на изменения его в свечении, я понял, что он всё прочел. В палату вошли ещё трое: Итачи, Саске и Сакура. Сакура мне очень нравится. Могу сказать, что когда-то я даже был влюблён в неё. Но, увидев, как она вешается на Итачи, я ощутил раздражение. Я получше рассмотрел её свечение. Оно насквозь было пронизано какой-то фальшью. Словно до этого вы видели окно в прекрасный лес, а сейчас вам показали лишь его фото, в надежде, что вы не заметите разницы. Итачи склонил голову в приветствии, продолжая внимательно слушать то, что ему вещала Сакура. Меня удивило то, что свечение вокруг него я не наблюдал. Его не было. Я выдал смешок. Я на столько привык к своему отклонению, что считаю ненормальным его отсутствия. Итачи и Сакура остановились у двери, продолжая мило ворковать. Я посмотрел на Саске. Тот замер посреди палаты в нерешительности. Он, как и Сакура, не удостоил меня ни приветствием, ни хотя бы кивком, как Итачи. — Кажется, я знаю, кто может сделать это — тихо проговорил Шикамару. Он, как всегда попытался всё переложить на другого. Да, хочешь, что бы всё было идеально — сделай это сам. — Мне нужно выйти — сказал я и направился к двери. Когда я проходил мимо Саске, он словно хотел мне что-то сказать, но передумал. Итачи, никак не обращая на меня внимания, продолжал говорить с Сакурой. Я ощутил злость. С каких это пор она меня так раздражает? Откинув лишние мысли, я вышел из палаты и закрыл за собой дверь. Посмотрев на неё, я понял, что до сих пор вижу два свечения: одно спокойное, нейтральное и второе — фальшивое, раздражающе. Я оторвал взгляд от закрытой палаты и прошел вдоль коридора. Несмотря на закрытые двери, я видел мерцание каждого больного, находящегося на этаже. Я прошел к лестнице и поднялся на восьмой этаж. Даже если учесть, что я находился на втором этаже, поднятие всё равно оказалось очень трудным. Пройдя по тихому коридору, я наткнулся на дверь, в замочную скважину которой был вставлен ключ. Внимательно осмотрев дверь и прилежащие к ней стены, я понял что за ней никого нет. Немного завозившись, я вынул ключ из дверного замка и шагнул внутрь. Помещение оказалось очень тесным и темным. Похоже, осматривая стены на наличие свечений, я сделал немаленький запас. Я стал шарить по стенам, в попытке найти включатель. Спустя минут пяти поисков, я мог полностью осмотреть помещение. Оно больше походило на какую-то кладовку. В узком углу было составлено множество коробок, между шкафами и большими пакетами образовался небольшой квадрат, который и составлял всё свободное пространство данного помещения. Открыв шкафы и коробки, я понял что в них есть все, что мне нужно. По верх больничной одежды я одел белый больничный халат, на руки одел медицинские перчатки из тонкой резины. Немного поразмыслив, на лицо одел медицинскую маску. Пожалев, что здесь нет парика (и не может быть) и не найдя медицинских шапочек, я решил получше рассмотреть связку ключей. Первое, что привлекало внимание, это электронный ключ. Он представлял собой Белую пластмассу прямоугольной формы, на одной стороне которой была информация о владельце с его фотографией. На фото была миловидная девушка с темными волосами. Среди прочей информации о её имени, возрасте, и всем прочем я нашел то, что меня действительно заинтересовало. В графе «должность» было указано, что она работает помощником заместителя главного врача. Ксо… Было бы практичней, если бы ключ принадлежал самому заместителю и главному врачу. Хотя глупо надеяться, что люди с такой ответственной должностью будут столь рассеянны. Я вышел из кладовки и вновь двинулся по коридору. Через пару пролетов и поворотов я увидел дверь с табличкой «Главный врач» По наличию свечения, я понял, что он на рабочем месте. Посмотрев на табличку, я переписал номер телефона Я еще пошарил глазами, но ничего, что полезного не нашел. Хотя… Я шагнул ближе к плану эвакуации и внимательно осмотрел его. Кивнув самому себе, я пошел чуть дальше. Увидев дверь с нарисованным на ней треугольником, что смотрел вершиной вниз, я юркнул туда. Нажав на телефоне кнопку вызова, я затаив дыхание, стал ждать. Ответили не сразу. — Хьюга Хиаши? — припомнил я имя с таблички на двери. Женский голос сообщил: — Главный врач отсутствует. У него операция. Я припомнил план эвакуации: — Ясно. А вы не моли бы пройти в 16 палату? Тут возникла ситуация, решить которую без вас просто не удастся. На том конце провода недовольно вздохнули и буркнули: — Сейчас буду. Я перевёл дыхание и стал вслушиваться. Что-то щёлкнуло, дверь открылась. Ещё пару щелчков и цокот удаляющихся каблуков. С восьмого этажа на первый и обратно. У меня есть минут 10. -Что же, госпожа Аико, — я взглянул на фотографию — Будем надеяться, у вас есть доступ в кабинет главного врача. Я прошёл к нужному мне кабинету. Недолго размышляя, я провел электронным ключом. С противным писком загорелся зелёный индикатор. Я шагнул внутрь. В центре стояло два рабочих стола и множество стеллажей вдоль стен. Понимая, как мало у меня времени, я подошел к работающему компьютеру. В открытых вкладках среди социальных сетей и пасьянсов и прочей бесполезной шелухи я нашёл базу данных больницы. Быстро введя в графе пациент своё имя, я кликнул «Поиск». Машина думала очень и очень медленно. Через насколько долгих секунд я смог открыть свой профиль и осмотреть его. И… ничего. Только общая информация о дате поступления и прописанных витаминах для повышения гемоглобина. Даже о том, что я все это время провел без сознания, ничего не было указано. Это начало жутко напрягать. Я закрыл все открытые мной вкладки, убирая все следы моего здесь присутствия. И стал открывать по очереди стеллажи и пересматривать папки. Одни выглядели так, будто лежали здесь с самого открытки, другие же, наоборот, были новыми. Спустя пары минут метаний и поисков, я нашёл свою папку. Я тут же открыл её, вчитываясь в содержимое. С одной стороны мне очень хотелось прочесть всё, что в неё содержится, с другой — я понимал, что делать это прям здесь, более чем глупо или безрассудно. Я собрал всё содержимое и спрятал у себя под одеждой. Меня привлекло мерцание за дверью. Оно было беспорядочным, излучало волнение. Я успел пожалеть о том, что не запер дверь и подумать о том, как глупо прятаться под столом, если зайдя в кабинет он непременно сядет за него, и всё же я юркнул туда, буквально за секунду до того, как дверь открылась.