i
03 марта 2013 года 11:08 утра
— Построились! — голос мистера Леттермана разнесся по стадиону эхом. Мы сразу выпрямили спины, стоя в одной линейке. Эмма схватила меня за запястье. Ветер закружил ворох листьев и поднял над землей вместе с грязью и пылью. Джейден, стоящий через троих людей от меня, закашлял и закрыл нос рукой. — Начинается сезон вечеринок, помнишь? — донесся до меня голос Эммы через шепот учеников и шум недовольного ветра. Она треплет на моем запястье растянутую резинку, которую я никогда не снимаю, а потом вдруг вздрагивает, смотря куда-то вправо. Я прослеживаю ее взгляд и замечаю Нейтана Фарелла, снимающего со своих плеч ремешки огромного рюкзака. Он останавливается у входа в школу и оглядывается по сторонам. Наши взгляды встречаются, и я чувствую, как по моему телу бегут мурашки. Мне хочется избавиться от этих странных, неприятных ощущений, и голос мистера Леттермана приходит на помощь: — Развернулись! — топот ног. — Бегом марш! Пять кругов вокруг стадиона, когда ветер тебе треплет волосы и свободная майка развивается как флаг, не смогут избавить тебя от противного тянущего чувства внизу живота, чувства непонятного страха, какое появляется, когда чувствуешь на себе чужой взгляд, изучающий каждый сантиметр твоего тела. Взгляд Нейтана, прожигающий меня, заставляющий сжиматься с каждой секундой, как сжималась и расширялась Вселенная в начале своего создания, не отпускает меня до тех пор, пока я не добегаю до своих друзей-выпускников, играющих в волейбол. Я останавливаюсь рядом с Лори, отбивающей мяч, стараясь скрыться за ее спиной. Она матерится, чтобы я отошла, поэтому от бессилия после забега я падаю на траву рядом с Джастином, и он делится со мной тем, что ему попали мячом в живот. Он кладет голову мне на колени, и где-то свисток мистера Леттермана заставляет нас вздрогнуть, а птиц взлететь с деревьев с возмущенным карканьем. Кристиан оборачивается на шум хлопающих крыльев, а затем замечает меня в углу поля. Я машу ему ладонью и получаю подмигивание в ответ. Эмма и Джейден добегают свой последний круг, и когда их ноги тают в мягком газоне, они оба падают на животы. Только если Эмма поднимается в ту же секунду, Джейден не спешит. Когда мяч приземляется рядом с ним, он даже не шевелится. Через громкий крик, топот ног и звук свистка мистера Леттермана я различаю шепот Джастина: «он без сознания!».ii
Я ненавидела женскую раздевалку по нескольким причинам: из-за исписанных гадостями обо мне и моих подругах стен, из-за тусклого света, духоты и тесноты. Но, конечно, больше всего меня расстраивали именно эти записи, слухи и сплетни, которые чаще всего действительно были не правдивы. Например, Лори никогда не строила глазки нашему учителю физкультуры, потому что всегда была влюблена в своего лучшего друга, а Эмма не была шлюхой, потому что была девственницей. Запись «Джастин спит с Ханной» всегда меня смешила, потому что, во-первых, мы с Джастином иногда стеснялись касаться друг друга, во-вторых, даже если слухи о наших отношениях оказались правдой, никто в школе не мог знать наверняка. Но я наделась, что он никогда не увидит этих слов и моей реакции на них. Лори всегда говорила о том, что нужно игнорировать гадости, что нам просто завидуют. Ей это нравилось. Нравилось, когда ей завидовали. Но только я знала, что когда раздевалка пустует, она прокрадывается в нее вместе с моющим средством и новой, нераспечатанной упаковкой одноразовых тряпок и старается стереть все эти лживые слова с ярко-голубых стен. У нее никогда не получалось. — Кто-нибудь знал, что у Джейдена астма? — спросила Ло, доставая из шкафчика свою школьную форму. Я побоялась ответить, что я была единственным человеком, который об этом знал. — Надеюсь, он будет в порядке, — донеслось из угла раздевалки. — Главное, что он пришел в себя, — еще один голос среди десятка девичьих тоненьких голосов. Сейчас все разговоры были только о нашем друге, а значит, и о нас самих, но наши мысли о Джейдене улетучились в ту самую секунду, как Эмма достала из рюкзака свой телефон. — Опять, — тихо произнесла она. И это «опять» заставило нас с Лори застыть на месте. Мы понимали, что это «опять» не относится к Джейдену, оно относится к тому, что Эмма только что увидела на своём телефоне, и это «опять» всегда заставляло нас переживать. Потому что кто-то неизвестный «опять» слал ей странные смс о своих сексуальных фантазиях, о том, как сильно он влюблен в Эмму, как он следит за ней на каждом уроке и на каждой перемене. Эти сообщения порой доводили Эмму до истерики, а нам лишь приходилось её успокаивать, что получалось далеко не всегда. Эмма была очень впечатлительной, она принимала все близко к сердцу, настолько, что после того, как впервые увидела оскорбления в свою сторону на стенах раздевалки, она не появлялась в школе неделю. И если к этим записям она привыкла, потому что мы с Лори сумели ее вразумить, то к сообщениям, приходящим в одно и то же время каждый день, она так и не смогла привыкнуть. Несмотря на этот страх, уничтожающий её, она не хотела никому признаваться в том, что происходит, кроме нас с Лори. Но что мы втроем могли сделать? — Мне это надоело, — вдруг произнесла Ло, застегивая пуговицы рубашки на груди. — Я всё расскажу Кристиану. Плечи Эммы опускаются. Она заставляет себя раздеться, чтобы пойти в душевую. Я знаю, почему она молчит — она не хочет перечить подруге. Я следую за Эммой, краем глаза замечая Кортни Сойер, входящую в раздевалку. Я быстро забегаю в душевую, снимаю с себя белье и вешаю на крючок в кабинке. До меня доносится крик Лори, которая наверняка уже потешается над бедной Кортни. Почему-то именно её моя подруга выбрала для издевательств, почему-то именно Кортни она ставила подножки, задирала юбку, обзывала и заставляла плакать при скоплении учеников. Я и сама знала, каково это, когда над тобой издеваются, потому что однажды переживала это вместе с тихоней Кортни. Раньше мы были хорошими друзьями. Но между ней и мной была большая разница — я решила, что хочу прекратить насмешки, а она так и осталась там, где-то внизу, ловящая падающие на ее голову оскорбления и плевки. Падающие в том числе и от меня. Потому что как часто говорила Лори: «не ты, так тебя». Каждый из нас выбрал свою сторону. Включая воду в душевой, я заметила, как Кортни сняла кроссовки, майку, шорты, как взяла полотенце из шкафа, направляясь к белой двери душевой. Она встала в соседнюю кабинку. Ее волосы стали кучерявыми от воды. Лори забежала в жаркую душевую в школьной форме и положила руку мне на плечо, остерегаясь воды. — Давай стащим ее белье? Она ничего не заметит. Я пожала плечами, а Ло засмеялась, сняла белье Кортни Сойер с ее крючка в кабинке и выбежала. Я закрыла кран, оборачиваясь и закутываясь в полотенце. Кортни все еще мылась, а в душевой все девчонки смеялись. Я быстро натянула под полотенцем белье и вышла из душевой комнаты, хлопая мокрыми ногами по полу. — Посмотрим, как она пойдет сегодня обедать, — смеялась Ло, держа белье Кортни в открытом окне. Я улыбнулась, натягивая юбку, хотя мне было совсем не смешно. В душевой послышался крик и плач, все девчонки быстро выбежали, хохоча. — Кортни ревет, как сучка, — Эмма закинула сумку на плечо и потянула свою юбку чуть вниз. — Шалость удалась, — Лори отпустила белье Кортни, и оно полетело вниз со второго этажа.iii
После физкультуры мы разделились: Эмма убежала на биологию, забыв о «самом важном тесте в её жизни», Лори пошла просить учителя физкультуры поставить ей зачёт и делала она это порой так часто, от чего, я думаю, и пошли эти слухи об их романе, я же решила стать анонимным суперменом и вышла во внутренний двор за нижним бельём Кортни Сойер. Во внутреннем дворике после третьего урока обычно курил Кристиан и ещё несколько знакомых мне ребят, однако сейчас это место встречи пустовало. Курилка или Треугольник, как её между собой называли ученики, была довольно маленькой, располагалась за школой у лестницы, ведущей к стадиону, состояла из железного мусорного ведра и трёх лавочек, разрисованных и исписанных разными поколениями учеников. За треугольной площадью дворика можно было следить лишь из окон спортзала и женской и мужской раздевалок, а с лестницы из-за высоких пышных кустов обзор был так себе, поэтому двор оставался незаметным и единственным свободным местом, где ты не заботился о своём поведении. Здесь так же устраивались стычки между ребятами, частенько кому-то разбивали голову о край скамейки. Именно сюда, на эти высокие кусты упало белье Кортни, так что я спускаюсь по лестнице вниз к пустому двору, и за моей спиной в школе звенит звонок на урок. Я знаю, что учитель географии не заметит моего отсутствия, потому что не знает даже моего имени. Почему-то внутри меня все сжимается, когда я отдаю отчёт своим действиям, почему-то что-то внутри меня не даёт помочь Кортни. Наверное потому что я отвыкла помогать, потому что я больше ни на что не гожусь, наверное потому, что я обречена, как и мои подруги. «Ничего, кроме зла в глазах», однажды сказал Джастин, и ничего не описывало нас лучше, чем эти слова. Я перелажу через одну из лавочек, оглядываю колючие ветки с молодыми зелёными листьями, сильно царапая запястья, а в моей голове рисуется забавная картинка этой ситуации, и когда я не нахожу ничего, кроме паутины и окурков, я чувствую, как к глазам подкатывают слезы. Мне становится хуже, когда я слышу своё имя. Я оборачиваюсь, стоя на сиденье лавочки, а с перил лестницы свешивается вперёд Майкл Ньютон, и его улыбка светит ярче весеннего солнца. — Что ты делаешь? — спрашивает он. Его вопрос ставит меня в тупик. Мое молчание его смешит. — Мы встретились не в то время и не в том месте? — спускается он и помогает мне спрыгнуть с лавочки. — Тогда давай сделаем вид, что этого всего не было, а я застал тебя просто за курением? — Я не курю, — смеюсь я и смотрю в его лицо. Он краснощекий, а челка светлых волос нелепо спадает на его глаза. Майкл щурится на солнце и делает пару шагов мне навстречу в тень от школы. Мы стоим в метре друг от друга. — Давай сделаем вид, что этого тоже сейчас нет. Он собирается что-то произнести, но его отвлекает какой-то шум, доносящийся сверху. Мы поднимаем головы, как по команде, и целую секунду наблюдаем за матерящимся Нейтаном, который понял, что остался замеченным. Он исчезает из окна мужской раздевалки так же резко, как и появился, оставляя нас со странным молчанием. Я начинаю волноваться и во рту у меня пересыхает. — Кажется, теперь наша тайная встреча не такая уж и тайная, — пытается шутить Майкл, дабы избавить нас от неловкости. — Сегодня утром он уже наблюдал за мной, — я обнимаю себя руками, так безопаснее. — На стадионе. Майкл хмурится: — Наблюдал в смысле «следил» или в смысле «просто случайно увидел»? — В смысле наблюдал, — почему-то злюсь я. — Ты рассказала Джастину? — Джастину? — теперь хмурюсь я и обхожу парня стороной. Он носит эту спортивную куртку футбольной команды, в которой выглядит одновременно прекрасно и как дурацкое клише. — Вы ведь встречаетесь. — пожимает он плечами, следя за каждым моим движением. — Откуда ты это взял? — качаю я головой, дойдя до бетонных ступеней. — И что ты делал здесь? Тоже следил за мной? Он достает из кармана спортивных штанов пачку сигарет и крутит ее в пальцах, улыбаясь. Однако улыбка уже не такая яркая, как несколько минут назад. — А ты что делала? — продолжает он эту странную игру. — Пыталась восстановить справедливость. — Так, — он потирает подбородок. — Наверное, нам действительно нужно сделать вид, что ничего этого не было. Я соглашаюсь и прежде чем поднимусь наверх, слышу его тихий голос: — Как твоя пьеса, Ханна? — В порядке, — отвечаю я, хватаясь за перила. — А сама ты как? Я не отвечаю и убегаю, прежде чем Майкл захочет меня остановить.iv
— Сегодня из окна нашей раздевалки видел чье-то белье внизу, лежащее на кустах, — Джастин жевал картошку. Я с грохотом опустила поднос на пластмассовый стол, так что парень нервно дернулся от испуга. Я выдавила улыбку и села на стул рядом с ним, подпирая голову ладонями. Мои друзья удивленно на меня уставились, но через пару секунд переключились с меня на прошлую, более интересную тему: белье Кортни. — Это ваших рук дело? — спросил Кристиан, ерзая на стуле напротив меня. Эмма положила ему ладонь на плечо: — Не наших рук, а рук Лори. — Тс! — зашикала та, оборачиваясь. И все мы обернулись вместе с ней. Кортни зашла в столовую, и свет падал на ее волосы, от чего они казались прозрачными. Сама она будто плыла, идя на носочках. Какие-то двенадцатиклассники поставили ей подножку и она, размахивая руками, словно мотылек, упала на пол под смех всей столовой. Я фальшиво засмеялась, но старалась не смотреть на Кортни и на ее кривую улыбку, будто и ей от этого весело и она не держит ни на кого злобы. — Она что же, голая? — Лори поперхнулась колой. — Так вот чье это белье, — вздохнул Крис. Я отвернулась и уставилась на свой поднос, а затем почувствовала, как моего локтя касаются холодные пальцы. Джастин сдавливал мою руку и что-то писал на салфетке. Когда он закончил, то протянул ее мне под столом. Эти слова, написанные кривым почерком, навсегда застряли в моей голове: «это не твоя вина». Но ведь чья еще? Четыре года назад Кортни была моей лучшей подругой. Но Лори предложила мне дружбу, и тогда я перешла к ним. Не чувствую предательства, но меня на куски разрывает, когда над Кортни в очередной раз смеются, и она смотрит на меня, моля о помощи, а я в ответ лишь улыбаюсь, пряча лицо за маской «крутой» девчонки из одиннадцатого класса. Но я не «крутая», я сама не знаю, кто я и как должна с этим бороться.v
— Как там твоя пьеса, Ханна? Эти слова заставляют меня вздрагивать, возвращая обратно к утру, когда Майкл застал меня, лазающей в кустах. Я оборачиваюсь на голос друга, задавшего вопрос, и замечаю, что все мои друзья, за исключением Джейдена, которого отправили домой, явились в актовый зал и сейчас нервно мяли ремешки своих рюкзаков и сумок, боясь, что я заставлю их уйти. Кроме нас пятерых в зале находились моя помощница в постановке Алисия Белт, больше тридцати ребят, пришедших на пробы, Гарри Питтерсон, занимающийся декорациями, и Викки Клифорд, которая была здесь просто так, для массовки, лишь бы прогулять математику. Я стояла, прижав к груди свой блокнот, а умоляющие лица моих друзей заставили меня закивать и заулыбаться. Они побросали свои сумки и побежали к сцене, заняв места в первом ряду. Я услышала разговор Викки и Джастина: — Как думаешь, стоит ли мне попробоваться на главную роль? — спрашивал он. — Её тебе не дадут, — улыбалась она, сидя на сцене и свесив ноги. — Она достанется красавчику Тайсону Хоулу, а главную женскую получит Мийа Рейс. — Что за странные суждения? — подошла я ближе. Лицо Викки вытянулось. — Потому что они самая красивая пара нашей школы. — Просто так Викки хочет намекнуть, что я урод, и мне не стоит даже пытаться, — улыбнулся Джастин, смотря на меня. Алисия прервала наш разговор, произнеся: — Начинаем! Хлопок в ладоши, занавес, поднятый сильными руками Гарри, Викки, сползающая со сцены, — эти картинки застыли в моей голове, как строчки надоедливой песни. Белый свет прожектора, тёплая ладонь Джастина на моей коленке в виде успокоения и поддержки, а затем один за одним ученики выходят на сцену, читают строчки из Гамлета, волнуются, сжимают ладони в кулаки, запинаются, выглядят неловко и мило. Я смотрю на них, сидя в первом ряду, слышу за спиной разговоры своих друзей, и в этот момент мне кажется, что я упускаю какую-то важную деталь, что я — всего лишь наблюдатель в этой жизни, смотрю из зрительного зала какую-то второсортную пьесу, чувствую себя хуже некуда из-за мыслей, мешающих мне сосредоточиться. И единственное, что возвратило меня к реальности, имя, которое прочла Алисия в моем блокноте: — Нейтан Фарелл… на роль Гамлета. Зал затих. Затихли четверо моих друзей, затих Гарри за кулисами, затихли зеваки, расположившиеся на разных рядах, их было около сотни, и ребята, уже рассказавшие свои роли. Затихла и я. Когда Нейтан ступает на стену, поправляя мятую рубашку, я слышу вой Джастина: — Эй, фрик, что ты здесь забыл? С заднего ряда тоже доносится довольно громко: — На чью роль ты пробуешься, фрик? На роль вешалки для пальто? Я слышу смех Лори, Джастина и Криса за своей спиной, вижу на губах Алисии улыбку, которую она старается прикрыть ладонью, и мне хочется провалиться сквозь землю. Интересно, почему я чувствую это вместо Нейтана? — Начинай, — подаю голос я, не совсем уверено, но все же. Он встает на середину сцены и громко спрашивает: — Могу ли я прочесть диалог вместе с Эммой? Я, Алисия и Гарри одновременно оборачиваемся на Эмму, развалившуюся в кресле и смущенно оглядывающуюся по сторонам. Кристиан засвистел, а Джастин поднял ее на ноги. Только сейчас я заметила, что Нейтан держит папку с листами. Когда Эмма поднимается на сцену, сгорая от стыда, он отдает ей папку и начинает читать наизусть: — Леди, можно к вам на колени? Голос его твердый и громкий. Я смотрю на Эмму, сжавшуюся в маленький нервный комок. — Нет, милорд, — произносит она, не читая. — То есть виноват: можно голову к вам на колени? — Да, милорд. — А вы уж решили — какое-нибудь неприличие? — Ничего я не решила, милорд, — у Эммы так сильно дрожит голос, что слова пропадают. — А ведь это чудная мысль, — улыбается Нейтан, довольный собой, и его улыбка похожа на оскал саблезубого тигра, — лежать у ног девушки! — Что такое, милорд? — Ничего. — Принц, вы сегодня в ударе. Джастин хохочет как ненормальный, и Викки просит его успокоиться. — Кто, я? — Да, милорд. — Господи, ради вас я и колесом пройдусь! Впрочем, что и остается, как не веселиться? Взгляни же… — Бред! — слышу я сзади, и мне хочется начать молиться за то, чтобы никто сегодня не умер. Джастин запрыгивает на сцену, не желая пользоваться ступенями, его челка, покрытая лаком, блестит в свете огней. Он отбирает папку у Эммы, у которой сейчас просто остановится сердце от бури эмоций, и выкидывает ее куда-то за сцену: — Трижды тридцать казней Свались втройне на голову того, От чьих злодейств твой острый ум затмился!.. Не надо. Погодите засыпать. Еще раз заключу ее в объятья. — Его надо остановить, — говорю я Алисии, а сама не могу оторвать взгляда от Джастина, читающего чертового Гамлета наизусть. — Заваливайте мертвую с живым! На ровном месте взгромоздите гору, Которая превысит Пелион И голубой Олимп. Нейтан Фарелл выступает вперед: он немного выше Джастина, но точно не сильнее и не увереннее. Нейтан — фрик, груша для битья, маменькин сынок, ошибка природы. И все эти прозвища придумал ему Джастин. Я вспоминаю, как он говорит мне, что в моих глазах нет ничего, кроме зла. Я смотрю в глаза Джастина и не вижу ничего, кроме насмешки и ненависти. — Кто тут, горюя, — вопит Нейтан, и я могу видеть вены, вздувающиеся на его шее, — Кричит на целый мир, так что над ним Участливо толпятся в небе звезды, Как нищий сброд? К его услугам я, Принц Гамлет Датский. — Чтоб тебя, нечистый! — и Джастин толкает его в грудь. — Учись молиться! Горла не дави… — Завали ты уже, — фыркает Джастин, отступая на несколько шагов назад. Я так поражена всем, что происходит, что не могу двинуться. Кажется, каждый человек в этом зале замер в ожидании. Я знаю, что для Джастина все, что происходит — глупая потеха, игра, не более, но для Нейтана, сжимающего кулаки, раскрасневшегося, — это совсем не игра, это настоящий поединок. — Соперничество это, — продолжает он. — Согласен я оружьем разрешить… — Пацан, — хмурится Джастин. — Угомонись. — И не уймусь, пока мигают веки. Он подходит к Джастину почти вплотную, а по его лбу сбегают капли пота. — Я знать хочу, на что бы ты решился? Рыдал? Рвал платье? Дрался? Голодал? С задних рядов, как бушующие волны, до нас доносятся возгласы: — Фрик! Фрик! Фрик! — Ты думал глоткой взять? Могу и я. Они стоят так несколько секунд прежде, чем Джастин ударит Нейтана кулаком по лицу. Алисия шепчет: «вот, теперь еще и кровь оттирать», Эмма визжит, а я и не замечаю, как забираюсь на сцену и утаскиваю с нее Джастина. Я успеваю бросить на Нейтана взгляд, пока не скроюсь за кулисами, и в его глазах стоят слезы, а его футболка в крови, а в моей голове крутится следующая реплика, принадлежащая Королеве: «Не обращайте на него вниманья. Когда пройдет припадок, он опять придет в себя и станет тих, как голубь».vi
— Ты молодец, ничего не скажешь, — фыркаю я, сидя на лавочке в Треугольнике. Джастин нервно курит, перебирает пальцами свои волосы и меряет шагами пространство. — Он ведь и так перепуганный вами до смерти, зачем же его еще больше унижать? — Бедный Йорик… — издевается он. — Хватит! — Вы выкинули белье Кортни Соейр из окна на эти гребанные кусты, — усмехается Джастин. — А ты говоришь мне про унижение. — Это была Лори, — я обхватываю себя руками, чтобы защититься от обвинений. — Да, Лори, которой можно помешать сделать глупость, — останавливается он напротив меня, а затем садится на корточки. — Ладно, я признаю, что виноват. Он кладет ладонь на мою щеку. — Почему вы задираете его? — спрашиваю я. — Я не думаю, что когда-нибудь смогу дать ответ на этот вопрос, — вздыхает Джастин, опуская взгляд. — Не ты, так тебя, верно? — Просто…прекрати это делать. — А как же Кортни? — хмыкает он. — Я никогда над ней не издевалась! — я убираю его ладонь, но он сжимает мою руку. — Но ты и не противостояла. — Хватит… — Ханна, послушай, на них клеймо фриков, на нас — клеймо крутых тупоголовых подростков, так уж случилось. Мне некуда сбежать от его пристального взгляда, и я вдруг понимаю, что никуда не хочу сбегать. Джастин гладит мою ладонь, а затем вдруг поднимает рукав моей хлопковой рубашки и видит расцарапанные запястья. Он не дает мне убрать руку. Джастин касается моего левого запястья губами, и я не контролирую свои чувства, поэтому начинаю плакать. — Откуда это? — Это вышло случайно. — Почему ты мне врешь? Ты ведь врешь? — Я не думаю, что когда-нибудь смогу дать ответ на этот вопрос, — повторяю я его слова и плачу, не в силах остановиться. Он обнимает меня за плечи, и я чувствую, как время останавливается. Спустя некоторое время я буду вспоминать этот момент с дрожью, спустя некоторое время я буду вспоминать весь этот день, как знамение, как день, с которого начался конец всей нашей жизни. Итак, у нас есть шестеро лучших друзей, не знающих друг о друге практически ничего, но хорошо претворяющихся, есть фрики и красавицы, есть простушки и потрясающе выглядящие спортсмены. У нас есть старшая школа, которую называют лучшей школой города. У нас есть несколько причин, по которым можно понять мотивы преступления, есть несколько человек, считающих, что эти мотивы — недостаточные доказательства. У нас есть предубеждения и стереотипы. У нас есть убийца и жертвы. Но у нас нет ничего, что могло бы предотвратить эту трагедию. У нас нет ничего, что могло бы нас спасти. Представьте нас шестерых, идущих по коридору, когда на нас смотрят, завидуя нашей дружбе, когда нас окликают по имени, когда нам улыбаются с натяжкой, то ли от неприязни, то ли от страха. Представьте Лори, без конца поправляющую светлые волосы, Эмму, красивую по всем жанрам, ярко красящую губы красной помадой. Представьте Джастина, самого популярного в нашей компании, с номером 21 на куртке футбольной команды, Кристиана, самого красивого старшекурсника с челкой, спадавшей на его глаза. Представьте всех девчонок томно вздыхающих, когда он ей взмахивал. Представьте кучерявого Джейдена с волшебной улыбкой и смешными шутками. Представьте меня, тихую Ханну, которую обошли издевательства стороной, потому что она однажды оказалась именно в том месте и в то самое время. Представьте, что через некоторое время именно из-за нас пол будет испачкан кровью, слезы никогда не высохнут на щеках, а кошмары станут явью. Представьте, что жизнь сможет закончиться, что юность не вечна, что мы больше никогда не вырастем. Представили? Вам нравится эта картина? Нами восхищались, нами гордились — двое лучших учеников, двое парней спортсменов, двое красивых девушек, претендующих на звание королев бала. Важно ли это? Было важно. Мы были готовы рвать глотки, чтобы заработать эти приятные ярлыки. Но на самом деле, мы просто боялись стать жертвами. И ведь стали. Спустя несколько дней после того самого прослушивания, на котором пол школы наблюдало за триумфом их кумира и падением того, чье падение они считали своим подарком судьбы. Лори Джонсон: Так что не так с Нейтаном? Эмма Пиколт: я слышала, что однажды на ночевке в пятом классе он описался во сне Эмма Пиколт: прямо в спальный мешок Эмма Пиколт: а ещё он тихий и странный Эмма Пиколт: и постоянно смотрит на меня Эмма Пиколт: Вы только представьте! Он попросил меня сыграть его Офелию! Лори Джонсон: Из тебя вышла ужасная Офелия, между прочим Лори Джонсон: Ханна! Ты уже распределила роли?Вы: мы с Алисией займёмся этим завтра
Эмма Пиколт: а это правда, что она спит с нашим математиком? Лори Джонсон: Они влюблены друг в друга, но точно не спят Эмма Пиколт: почему ты так уверена?Вы: такие же слухи, как про Лори и нашего физрука. Не верьте никому
Лори Джонсон: Алисия сама мне говорила. Эмма Пиколт: с каких пор ты с ней разговариваешь?Вы: а что насчёт Джейдена?
Эмма Пиколт: надо сходить к нему в больницу, пока Крис и Джастин не уехали на соревнованияВы: до какого числа их не будет?
Эмма Пиколт: до 15 марта!Вы: долго…
Лори Джонсон: Будешь скучать по Джастину, не так ли?Вы: так же, как и ты по Крису.
Эмма Пиколт: мне очень страшно возвращаться в школу Лори Джонсон: Не переживай, мотылёк, скоро все наладится (: Впервые в своей жизни Лори глубоко ошибалась.vii
Следующий день после прослушивания оказался последней точкой в моменте, когда уже ничего нельзя изменить — точка, завершающая нашу жизнь и, возможно, если бы не этот день, мы бы были в порядке. Я раз за разом о нем вспоминаю. В этот день наша школьная команда по футболу вместе с Джастином и Кристианом уезжала в соседний город на соревнования, однако первые уроки ребята мужественно высидели, и, наверное, сделали это зря. После скучного английского у нас с Эммой и надоевшей алгебры у наших выпускников, мы сидели с ланчем во дворе школы. Шум вокруг стоял невероятный, так как все ученики вывалились на улицу, чтобы погреться в первых лучах мартовского солнца. Мы решили завтракать на улице по такому же случаю. Джастин и Кристиан радостно обсуждали поездку, когда телефон Эммы задребезжал на столе. Мы с Лори одновременно к нему потянулись, но она успела схватить первой. Ло пялилась в экран очень долго, и за это время Эмма успела разреветься, опустив голову вниз. Её слезы капали на её ровно порезанные фрукты в пластмассовой коробке для обедов. Кристиан, заметивший, что происходит, потянулся к ней через стол и потрепал за щеки, но Эмма тут же спрятала лицо в ладони. В итоге, Лори, красная, как помидор, вдруг вспыхнула ярким пламенем, которое могло разрушить все вокруг: — Уже несколько месяцев какой-то придурок следит за ней, пишет странные смс, отправляет ей фото, где она стоит в школе и в очереди в магазине, говорит о том, как сильно её любит и как сильно её хочет. — Хорошие ведь смс, — хмыкает Джастин, ковыряясь вилкой в своем салате. — Про любовь. Он получает от Лори подзатылок, а Эмма начинает плакать всё громче. — Ты можешь разобраться с этим? — обращается Джонсон к Кристиану. — Узнать, кто он, вычислить…я не могу смотреть на то, как он морально уничтожает Эмму. — Почему вы не сказали нам раньше? — Мы не думали, что это так далеко зайдет, — вздохнула Лори, обнимая за плечи Эмму. Кристиан потер переносицу, как делал, когда задумывался о чем-то, поправил свои очки в дорогой оправе и широко улыбнулся: — Для Эммы я сделаю все, что угодно. Она расцвела. И мы вместе с ней. Кристиан был лучшим в классе информатики, и хотя профессионально занимался футболом, его страстью всегда были компьютеры. Он, в конце концов, взял телефон Эммы и ушел в компьютерный класс. Мы с ребятами снова разделились. Мне нравилось проводить свободное время в актовом зале, потому что сюда редко кто заходил без надобности. Так что я в одиночестве бродила между рядов, лежала на сцене, подложив под голову рюкзак, смотрела на яркий свет или, наоборот, лежала практически в полной темноте, позволяя лишь свету из школьного коридора литься внутрь. Я поднялась на сцену, прошлась по ней несколько раз, представляя, как в следующем месяце моя постановка Гамлета станет успешной, как все будут хлопать актерам, а затем прозвучит мое имя, я поднимусь, и все будут свистеть и аплодировать, будут дарить мне цветы, а Джастин… Джастин в костюме Лаэрта, брата Офелии, будет держать меня за руку, чтобы все видели, что мы можем быть чем-то большим, чем друзья. Я часто думала об этом. Только теперь, когда все идет к тому, чтобы мои мысли превратились в реальность, я начинаю пугаться. Я думаю о том, как Джастин похож на Лаэрта: «беспечный и пустой гуляка», однако я не знаю никого лучше его. Я не знаю ни одного человека, который был бы так внимателен и нежен к своим близким, который мог смеяться так же громко и ярко, который мог читать Гамлета наизусть, который одновременно привлекал и отталкивал своей популярностью, своими иногда необдуманными действиями. Лучшее в Джастине — одновременно его худшее. Он может быть заносчивым, он может быть добрым, он может злиться и приходить в себя всего за одну секунду. Он может быть кем угодно, и больше всего я боялась того, что я так и не узнаю его настоящего. Кто он, этот Джастин? И почему он так ловко скрывается? Я думала о нем. Мне хотелось думать о нем, но мне хотелось забыть его широко распахнутые глаза, сжатые кулаки, рот, скривившийся в улыбке, когда он смотрел на бедного Нейтана под ярким светом нескольких ламп. Мне хотелось забыть, что существует такой Джастин — резкий и опасный. Я хожу по сцене и потираю носком ботинка засохшие пятнышки крови, который Алисия так и не оттерла. Мне было жалко Нейтана, действительно жалко, и это все, что я могла чувствовать к этому человеку. Я его не знала, несмотря на то, что довольно часто пересекалась с ним в коридоре и на школьных собраниях; для меня он все еще был незнакомцем со странной походкой, глупыми шутками, которые мне удавалось услышать, когда я проходила мимо него и мимо его лучшего друга. Нейтан Фарелл был одноклассником Джастина, а вместе с Кристианом они ходили на информатику. Нейтан Фарелл был тихим и скромным, он ни с кем не говорил, кроме Тимати Корнера. Я никогда не понимала дружбу этих совершенно разных людей: Тим был активистом и волонтером, участвовал в каждой школьной постановке и научной работе, Нейтан же всегда сидел в его тени. И когда я об этом думала, то понимала, что я и сама не слишком похожа на своих лучших друзей. Я не такая бойкая и пробивная, как Лори, я не такая умная, как Кристиан, я не такая веселая, как Джейден, я не такая популярная и красивая, как Эмма и Джастин. Я просто…просто Ханна Рой, погруженная в учебу, справляющаяся со своими навязчивыми мыслями и равнодушной матерью. Я просто Ханна Рой, и впервые сейчас мне показалось, что Нейтан тоже просто Нейтан Фарелл, придавленный обстоятельствами. Возможно, он в порядке. Возможно, ему просто меньше повезло, чем мне. Он не играет в футбол, даже никогда не претендовал на место в команде, он не участвует в городских олимпиадах, он не бьет рекорды по успеваемости. Он просто здесь, он просто есть. Ему просто не повезло. Я все думала и думала, и неизвестно куда могли завести меня эти мысли, если бы не внезапно открывшаяся дверь в зал, вернувшая меня обратно на землю. Я стояла одна на огромной сцене, а через ряды ко мне шел Джастин, все время поправляющий свою челку. Спортивная куртка была больше ему на размер и смешно висела на плечах. Я подумала о Майкле Ньютоне — у того всегда все было идеально. Наверное, еще и поэтому мне так нравился Джастин. Я никогда не считала его идеальным. Я никогда не думала, что человек может так привлекать своими изъянами. — Как дела, Ханна Рой? Я машу ему ладонью. Он становится напротив меня, упираясь руками о маленький бортик сцены, а мои колени касаются его бедер. И если Джастин приблизиться на несколько сантиметров, то мы сможем касаться лбами. Я неровно дышу, а он улыбается. — Я нашел твое тайное место? — По хорошему, я должна тебя отсюда выгнать. — Тогда почему еще не выгнала? — поднимает он одну бровь. — Жду, пока кто-нибудь тебя увидит, и ты получишь наказание. — О женщины, вам имя — вероломство! — хватается он за сердце. Я смеюсь: — Ты не хочешь получить роль? — К сожалению, нет. Тренер будет против. Джастин облизывает губы. А когда замечает, что я на них смотрю, то улыбается. Я поднимаю взгляд к потолку. — Интересный? — спрашивает он. — Потолок. Я снова смеюсь и ударяю его по плечу. Мне кажется, что я покраснела, но не страшно, у Джастина тоже горят уши. — Я хотел поговорить с тобой. Я молчу, жду, пока продолжит. — Я знаю, что с тобой что-то происходит, и мне кажется, ты сама не понимаешь, что именно. Я хочу помочь тебе, я хочу защитить тебя. Он берет мою ладонь в свою и гладит костяшки моих пальцев. — Давай будем честны друг с другом? Я всё сделаю, Ханна, чтобы ты была в порядке, слышишь? — его глаза, только его глаза. Прежде чем я произнесу хоть слово, он касается моих губ своими, и я думаю о том, какие мои губы сухие, я вспоминаю рассказ Лори о ее первом поцелуе, что он был слюнявый и горький. Но я чувствую на губах Джастина привкус невысказанных обещаний, которые он обязательно исполнит. Впервые за долгое время мне кажется, что я встаю на правильный путь, что я прекращаю быть наблюдателем в этой жизни, а становлюсь полноправным её участником. Теперь я тоже актер, ступающий на эту сцену. И Джастин держит меня за руку, немного отстраняется, чтобы посмотреть в мои глаза и найти там одобрение, согласие на его предложение. Он достает из кармана джинс пластыри, открывает каждый по очереди и наклеивает их мне на руку. Я чувствую, как к моим глазам подкатывают слезы, но я не собираюсь давать им волю. С этого дня будет существовать новая Ханна Рой, которая ничего не боится. Ханна Рой, которая не боится трудностей и своих собственных мыслей. Ханна Рой, которая не боится умирать. Мы стоим так очень долго, обнимаясь, точнее, я все еще сижу на сцене, обхватив бедра Джастина ногами. Я вдыхаю его запах и мне мало, я сжимаю его в объятиях, и мне этого мало. Мы бы простояли так еще дольше, но у Джастина в кармане задребезжал телефон. Он нехотя отстранился и уставился в экран. Несколько секунд и его выражение лица меняется. Черты вдруг становятся грубыми, губы плотно сжаты. Он вертит телефон в пальцах, а затем говорит: — Это Нейтан преследовал Эмму.viii
— Подумай, прежде чем совершить необдуманный поступок. Я иду за Джастином быстрым шагом по пустому коридору. Оказывается, урок начался пятнадцать минут назад. — Хах? — оборачивается он. — К черту обдуманные поступки! — Хах?! — передразниваю я. — Ты же знаешь, что за малейший скандал тебя выгонят из команды. — Не посмеют, — кидает он через плечо. — Мой папаша обеспечивает всю школу. Несмотря ни на что, я почти бегу за ним. Давая согласие на то, чтобы он меня спасал, я пообещала самой себе спасти его в ответ. И, кажется, у меня совсем не получается. Я, Джастин и Крис ждали Эмму в Треугольнике. Время тянулось бесконечно. Я волновалась, Джастин разминал пальцы, Кристиан читал переписку Эммы и Нейтана, делая скрины самых сумасшедших смс. Он встрепенулся лишь один раз, а затем сразу передал телефон Джастину. Тот не стал молчать: — Эмма ему отвечала. — Что ты имеешь ввиду? — заламываю я пальцы. — Они общались некоторое время, пока он не начал её пугать. — Пугать? — я как будто отказывалась реагировать на его слова по-другому. Вдруг Джастин разразился смехом, отставив от себя телефон. Мы с Кристианом уставились на него, смеющегося уже охрипшим голосом. — Посмотрите, что он ей прислал. Мне смотреть не разрешили, поэтому стоило только догадываться. Такие фото обычно за несколько секунд могли облететь школу, попасть в телефон абсолютно каждого ученика и, возможно, по ошибке в телефоны учителей. Я представила, что бы было с Нейтаном, если бы его интимное фото принадлежало не Эмме, а кому-то другому. И эти другие сейчас смеялись во весь голос. Мне жаль, Нейтан, что я стала свидетелем той сцены, когда твоя жизнь начала рушиться. Но Джастин не пересылает скрин всей футбольной команде, и через несколько секунд оно не появится во входящих у каждого в этой проклятой школе, что меня настораживает. Однако случается что-то похуже каких-то фото. Нейтан и Эмма спускались к нам по лестнице, но парень ещё не знал, что это ловушка. Он все понял, увидев Джастина и Кристиана, это читалось в его глазах. Он остановился и, наверное, собирался бежать, только вот Джастин успел схватить его за руку и потянуть на себя, так что Нейтан кубарём скатился со ступеней прямо к ногам Бибера. Мы с Эммой поднялись наверх, держась за руки. Она плакала. Я сжимала железный поручень пальцами, боясь, что если сожму так же сильно руку Эммы, то могу её сломать. — Я и не думал, что ты такой извращенец, Фарелл, — усмехается Джастин, хватая парня за воротник поло. — С виду обычный пацан. — Сочувствую, Фарелл, — Кристиан поднимается со скамейки и кладёт ладонь на плечо Нейтана. — Сочувствую тому, что тебе приходится жить с таким маленьким членом. Но в их голосах ни капли сочувствия. Нейтан кривится. — Сочувствую, что ты такой тупой, — продолжает Джастин. — Потому что решил отправить фотки Эмме, зная, что мы её лучшие друзья. — Зная, что мы тебя ненавидим, — плюётся Кристиан. Нейтан не собирается сопротивляться, будто сам для себя уже предсказал свою участь. Будто он уже привык к такому отношению. — Ты преследовал её. Первый удар кулаком в живот. Нейтан сгибается пополам, а из его рта вырывается тихий стон. Второй удар локтем по спине, заставляющий Нейтана упасть на колени. Третий удар коленом по его лицу, и Нейтан хватается за нос. Четвёртым удар, как бьют футболисты по мячу, так ударяют ногой Нейтану в живот. Он лежит, скрючиваясь на земле, только прикрывая голову. Кристиан хватает его за руки и вытягивает их вверх, в то время как Джастин садится на живот Нейтана и начинает бить его кулаками по лицу, при этом разъярённо крича: — Ты следил за ней, ублюдок! Удары сопровождаются глухими стонами Нейтана, булькающими звуками крови в его рту, которую он уже не старается выплюнуть, а просто давится. — Ты домогался до неё! Кристиан достаёт зажигалку из кармана, наступив на ладони Нейтана тяжёлой подошвой ботинок. — Ты ведь знаешь, что за это могут и в тюрьму посадить? — Джастин сильнее прижимает Нейтана к холодной бетонной земле, чтобы тот не дергался. — Так что мы тебе ещё оказываем услугу. Ты должен быть нам благодарен. Кристиан щёлкает зажигалкой и подносит её к руке Нейтана. Он проводит огнём по его ладоням, по запястьям. Все выше и выше. Если бы Джастин не сжимал рот Нейтана ладонью, тот бы выл от боли. Кристиан подносит зажигалку к лицу парня, извивающегося на земле, как змея, позволяющего литься слезам по щекам, давящегося собственной темно-красной кровью. Крис щёлкает зажигалкой, а Эмма вырывается из моих объятий. Она кричит: — Не смей! Она кричит: — Вы убьёте его! Она кричит: — Вы — чертовы животные! Я наблюдаю за всей этой сценой, сдерживая внутри себя страх, пытаясь не убежать, пытаясь не броситься, как Эмма, в это маленькое пространство, заляпанное пятнами крови. Я пытаюсь сделать вид, что все идёт так, как должно быть, будто если я выдам себя, то меня накажут. Я вдруг понимаю, как сильно боюсь своих друзей. Понимаю, как сильно боюсь им противостоять. Джастин слезает с рыдающего Нейтана, не упустив возможности ударить его ногой по рёбрам, Кристиан, встав на ноги, зажигает сигарету и вставляет её в зубы Нейтана, при этом говоря ему расслабиться. Сигарета падает на бетонный пол. Эмма падает рядом с Нейтаном. Она пытается поднять его, помочь ему, но ничего не выходит — он отбивается от её рук. — Прости меня, — говорит она. — Я не знала. Но она знала. Знала, куда она его ведёт и зачем. Она знала, насколько жестоки её лучшие друзья. Она тоже их испугалась. Однако Нейтан сейчас лежит в собственной крови и отбивается от Эммы, как может. В конце концов, она встает, плюет в ноги Джастину и бежит вверх по ступеням, а в воздухе зависает шлейф её духов, и мне вдруг хочется плакать. Кристиан жмет мое плечо, прежде чем скрыться за школой. А мы с Джастином стоим на ступеньках, молча, а когда я открываю рот, он резко произносит: — Ничего не хочу слышать. С того дня я не видела его до самого тринадцатого марта, как и Кристиана, как и Нейтана, который не ходил в школу. Мои друзья рассказали абсолютно всем о том, что Нейтан писал Эмме, скрины их переписки были у каждого человека в этой чертовой школе, так что для парня начался самый настоящий ад — его толкали, его унижали, на него орали и проклинали. Через пару дней он перестал ходить на занятия. Эмма со мной не общалась, Лори, зная всю ситуацию, не принимала ничью сторону, поэтому общалась с нами обеими в разное время, лишь бы мы с Эммой не пересекались. Джейден вернулся на учебу через два дня после уезда Джастина, Кристиана и школьной команды и очень жалел, что пропустил такую драму. Он чувствовал себя очень хорошо, смог придумать оправдание для Лори, почему скрывал, что болеет астмой, и она даже на него не злилась. Дни шли медленно. Мы с Алисией и Гарри готовились к пьесе, раздавали роли, наше молчание с Эммой меня не сильно напрягало, потому что я знала, что ей нужно время, чтобы прийти в себя, уроки давались легко, порезы под пластырями почти зажили. Мне казалось, что впереди еще целая жизнь, чтобы всё наладилось. Мне казалось, что я нахожусь в свободном полете, что я, расправив крылья, управляю всем, что происходит внизу, со своей высоты, что я недосягаема, что я в полной безопасности в своей зоне комфорта. Мне казалось, что ничего меня не сможет сломить, разве что Джастин, не попрощавшийся со мной. Мне казалось, что я, наконец, чему-то принадлежу. Но эти мысли быстро испарились. И я уже не лечу высоко через облака, я падаю. Я падаю так быстро, что никто меня не может поймать.