***
Вечером, сидя в своей гостиной на мягком бежевом диване, я тщательно перебирал в голове события прошедшего дня. Такого раньше никогда не случалось, столь бурная реакция просто шокирующая. Конечно, немудрено было предположить, что слишком уж большой коктейль из отрицательных эмоций влился в эфемерную глотку этого бедняки, но ведь бывало и хуже. Три эмоции, даже если предположить, что они были резко отрицательными, без любых поблажек и возможностей отклонения к лучшему - это не предел того, что раньше доводилось испробовать на ком-то. Аккуратно внеся в блокнот записи обо всех «дозах» очередных человеческих чувств, щедро распыляемых всем нуждающимся и не очень, я просматривал прошлые заметки, пытаясь понять, что могло спровоцировать бурю сегодня днем. И приходил к выводу, что на нашу голову обрушились шатко скинутые в кучу обломки трагедии, разыгравшейся далеко за пределами сцены нашего театра. Я пытался влиять на людей, сколько себя помню. Обнаружить столь редкие способности мне удалось в очень раннем детстве. Могу поспорить на миллион, что, будь я старше, будь я больше подвержен влиянию этого взрослого мира цифр и рационализма, в жизни не поверил, что это не случайности. Но когда тебе шесть, и весь твой мир состоит из сказок и легенд – невозможные вещи принимаются как должное. Вот так и со мной было. Первый месяц в начальной школе. Все казалось невероятно чужим и пугающим. Ребенком у меня не очень хорошо получалось находить общий язык с другими детьми, так что третью неделю подряд я все свободное время проводил в гордом одиночестве. Что довольно сильно меня задевало. И вот, в один из дней, кажется, в среду, мама положила передо мной на стол шоколадку и сказала поделиться с ребятами в классе. Может, это поможет мне преодолеть неловкость перед ними, и тогда смогу найти хоть пару приятелей, не говоря уже о верных друзьях. Окрыленный новыми надеждами, я буквально летел в школу, устремляя все свои мысли к чудному шоколаду в моем портфеле, который непременно должен был принести долгожданный успех. На первой же перемене, после того, как самые шумные и подвижные из ребят высыпали во двор перед школой, я достал своё волшебное лакомство и предложил трем детям, оставшимся в классе. Это были зубрилка Лесли, которую никто особо не любил, потому что она все время смотрела на окружающих, как на полных дураков, даже на преподавателя. Майкл и Том, в которых я на тот момент еще не успел разобраться как следует. Но Майкл как-то поделился со мной ручкой, и можно сказать даже, что он мне определенно нравился. Предлагая им эту плитку, я так сильно хотел, что бы они со мной подружились, даже Лесли, ведь тогда я мог бы иногда списывать у неё домашнее задание, и вложил всю силу своего желания в этот шоколад. И сработало! Мы действительно все стали друзьями. Не знаю, можно ли внушить дружбу, не уверен, что это вообще чувство. Но некоторую симпатию и расположение я себе точно этим обеспечил. Все это можно было списать лишь на действие той самой многообещающей плитки шоколада, если бы не случаи, весьма своеобразные, последовавшие после. Всех деталей не упомнишь уже, столько лет прошло, и детство теперь вспоминается как что-то совершенно далекое, будто и не мое это было детство, а так, где-то я что-то прочел, что-то услышал или подсмотрел. Но вывод свой помню отлично. А был он до смешного прост. Я – особенный. И этой особенностью не грех было воспользоваться. Разумеется, кроме положительных эмоций, я мог внушать людям и совершенно противоположные, самые темные, грязные и низменные. Только особого удовольствия в этом не находилось, так что этой стороне моих способностей долгие годы приходилось таиться в тени. Иногда, правда, положительные эмоции могли использоваться и во вред. Когда мне было лет тринадцать, я очень заинтересовался девочкой из соседней школы, с которой мы познакомились на благотворительной ярмарке, где продавались самые разнообразные работы талантливых, и не очень, детей из трех или четырех школ. Понравилась она мне сильно, тогда я мог даже сказать, что влюбился. Вот только она моих чувств не разделяла. Насильно, как известно, мил не будешь. А что если будешь? И далеко не «насильно», а просто чуть-чуть нечестно. Разве можно устоять перед таким соблазном, когда тебе всего тринадцать, и ты по наивности действительно считаешь, что это – оно. Великое чувство, раз и навсегда. Через несколько месяцев мое «великое чувство» испарилось, а внушенное ей осталось. Чем старше я становился, тем больше понимал, что мой дар – не такой уж и большой подарок судьбы. Мне даже незачем было хотеть кому-то что-то внушить, достаточно было лишь тени мысли об этом. Становилось все сложнее и сложнее отличать истинные чувства людей по отношению к тебе от того, что ты получал потому, что ты хотел получить именно это. Не многие смогут меня понять. Ведь получить желаемое – разве это не сама цель? Разве это не делает жизнь лучше и проще? Нет, если все вокруг в один прекрасный момент оказывается ложью. Когда влияние пропадало, а ничего долговечного – нет, то пропадали и люди. Со временем я научился не чувствовать ничего сам. Яд, вырабатываемый в организме животного, на само животное не действует. Чувства стали для меня ингредиентами, а люди – сосудами, в которые эти чувства можно вложить, смешать и посмотреть, что будет. Хотя иногда результат оказывается крайне неожиданным. Например, как сегодня. Ранее мне еще не доводилось обращать к совести людей, к нам заглядывающих. Смогу ли я повытаскивать из шкафов их скелеты?Часть 2
3 мая 2015 г. в 15:46
Услышав звон бьющейся посуды, я повернулся спиной к автомату с кофе, на котором делал латте для клиентки, молодой девушки, с длинными светлыми волосами, которой явно бы не помешало немного скромности, и посмотрел в зал. Возле одного из столиков, в луже то ли кофе, то ли какао, лежали осколки разбитой белой чашки. Парень, которому и предназначался заказ, вскочил на ноги и со злостью стал выговаривать Дейзи за неаккуратность. На его одежде не было ни следа опрокинутого напитка, но он всё равно был явно очень взбешен сложившейся ситуацией.
-Молодой человек! – начал я, выходя из-за прилавка. – Что же вы так переживаете? Ничего страшного не случилось, правда? Мы в мгновение ока сделаем вам новый кофе, а Вы пока можете пересесть за другой столик, чтобы это безобразие на полу, - я указал на растекавшуюся в разные стороны темную жидкость, - не мешало вам наслаждаться пребыванием у нас и не напоминало об этом недоразумении. Подходит? Вы даже не успеете прикоснуться к своему десерту, как все будет готово.
«Немного самообладания тебе не повредит, приятель. Уж поверь мне. Это чтобы сделать жизнь легче и тебе, и окружающим. А вот чтобы позабавить меня и рассчитаться за понесенный ущерб, как насчет еще стыда, раскаяния и… Что же еще?» - продолжая перебирать в голове все возможные состояние, которые могли бы хоть как-то развлечь меня и измучить нашего неудачливого гостя, потрепав парня по плечу, я проводил его к другому столику.
-Прошу! Посмотрите, какой прекрасный вид из окна! Это место в сто крат лучше прежнего!
Наша неуклюжая официантка к тому времени уже успела кое-как прибрать последствия аварии.
-Как это случилось?
-Я споткнулась обо что-то, не знаю, не видела, обо что точно.
-Вычту из твоей зарплаты.
-Да, знаю. Хорошо.
Когда только Дейзи устроилась к нам на работу, её веселость просто била через край, что немного раздражало. Даже пришлось вмешаться и подкорректировать этот невозможный запал. Вот только было это лишь раз, почти три месяца назад, а она с каждым днем все мрачнее и мрачнее. Вернуть краски в её жизнь не составляло особого труда, но и посмотреть, куда это приведет, тоже было бы не лишним. Не думал, что влияние может так долго сохраняться. Или это вовсе и не «влияние», просто что-то в её жизни пошло не так?
Мои размышления были прерваны новым, более необъяснимым происшествием. Парень, которого я буквально пару минут назад усадил за столик, вдруг вскочил на ноги. Лицо его исказило в гримасе иступленного ужаса и боли.
-Полиция! Позвоните в полицию! Пожалуйста, скорее! – закричал он, обводя бешеным взглядом зал. – Немедленно! Это я сделал, я в этом виноват! Но я не хотел, не хотел, не хотел… Правда… Вы мне верите? Верите?! - он бросился в нашу сторону, но замер на полпути, и тут же отступил назад, осматриваясь по сторонам. – Чего вы ждете? Я больше так не могу… Не могу… Не могу!
Мы с Дейзи удивленно переглянулись, не вполне уверенны, что нам следует делать. Дверь, ведущая на кухню, открылась, и из-за неё выглянул Гордон, на лице у которого был написан нескрываемый интерес.
-Что у вас тут происходит?
Я лишь пожал плечами и сделал несколько шагов в сторону парня, задавшись целью узнать ответ на вопрос, мучавший, наверняка, всех присутствующих.
-О чем вы говорите? Неужели вы так расстроились из-за какой-то чашки? Так это ерунда, Вы…
-Нет! Разве не знаете? Ничего не знаете? Это я сделал! Я сознаюсь! Только пожалуйста, прекратите это… Я не хотел, правда… Но у меня не было выбора… Ужасно… Это было так ужасно… - последние слова он произнес еле различимым шепотом и с трудом опустился на стул, прикрыв лицо руками.
Я ошарашенно переводил взгляд с парня на Дейзи, снова на парня, затем на Гордона и на людей, сбившихся в кучу возле кассы и никак не рассчитывавших застать подобную картину. Им будет, о чем рассказать вечером дома своим родным, или на работе коллегам. Но сейчас в зале стояла угнетающая тишина, которая лишь пару раз прерывалась неразличимыми стонами со стороны это странного человека.
-Ладно, вызывайте полицию, - произнес Гордон, ни к кому конкретно не обращаясь, - может, они смогут вынести хоть какой-то смысл из той чертовщины, что он тут городит.
Бравые служители закона не заставили себя долго ждать и, проведя в компании этого загадочного субъекта, который вплоть до их приезда не проронил больше ни звука, хотя сильных улучшений в его моральном состоянии замечено не было, от силы минут десять, заковали его в наручники и вывели из пекарни.
-Что сказать? Банальщина, – объяснял толпившейся вокруг него публике один из офицеров, фривольно опершись на прилавок, явно наслаждаясь тем, какой интерес вызывает его рассказ. - Парень этот задолжал крупную сумму, настолько крупную, что сам Дьявол бы не отдал. Так вот, задолжал он, значит, людям плохим, очень плохим, так бы просто с него не слезли. Ну, - он театрально развел руки в сторону, - вот красавец наш ничего лучше и не придумал, как подцепить какую-нибудь богатенькую дурочку, да денежек с неё вытянуть побольше. Напоследок решил заодно и блестяшками её, да всякими там другими штучками, сумки набить – да в кусты. Поминай потом, как звали. Вот только барышня наша возьми, да и вернись домой раньше срока. Он ее со страху и пырнул ножом. Раз семь пырнул, от всей души так. Хотя я думал, что нет у таких души… А нет, вот смотрите, как совесть заела. Не могу, говорит, больно мне. Бабе его тоже, небось, больно было, когда он ее ножичком чирикал. Ну, давайте. Хорошего дня вам, ребятки.