Happily Ever After

Драко шарахается от открытого окна, с подоконника которого свешивался за мгновение до этого. - Не дури, не дури, - шепчет себе под нос. – Все обойдется, обойдется, обойдется… Он опускается на пол и подтягивает колени к груди. Он больше не может упираться в них подбородком – его живот уже превратился в отдельное королевство, так что эта поза не приносит спокойствия. Он в привычном жесте сжимает ткань футболки на животе. Горячие капли расползаются по поверхности ткани. Он плачет сладко, рыдает в голос и бьется в конвульсиях. Не то, чтобы ему очень жаль отца… Люциус шлепает маленького Драко по рукам, после того, как застает того мучающим рояль. Люциус отчитывает домового эльфа, от которого Драко убежал в роще за поместьем. Люциус проходит вместе с Драко через барьер между платформами, потому что Драко боится. Драко крепко сжимает сухую ладонь и закрывает глаза. Первые несколько лет, проведенных в школе, он мог позволить себе быть злым, уверенным и высокомерным. Он мог вести себя как ублюдок, потому что знал: если у него будут проблемы, его отец сможет его защитить. Люциус был гарантом его уверенности. Люциус был его спокойствием, его безопасностью, его примером для подражания. Ладно, ему очень жаль отца. А еще ему чертовски страшно. Ему никогда еще не было так страшно. Ему не было так страшно, когда отец применял на нем Круциатус по велению Того-Кого-Нельзя-Называть. Ему не было так страшно, когда Долохов и Кэрроу спорили о том, кто возьмет его первым, а потом решили сделать это вдвоем. Ему не было так страшно в суде, когда ему выносили приговор. Все это время ему было нечего терять. Сейчас же, на кону стоит слишком много. Он кладет вторую ладонь на живот. Сова принесла газету ранним утром. Спросонок Драко не понял, о чем идет речь, не понял, о ком идет речь. Крики, доносящиеся с фотографии, заставили его прийти в себя, потому что голос был слишком знакомым. «… передан в руки народного правосудия». Люциус бьется о прутья решетки, лицо искривлено гримасой ярости. Неужели, Драко будет следующим? Возможно, ему стоит перестать читать газеты. Когда живот стал выпирать сильнее, Драко отказался от работы в кофейне вообще. Полностью перешел на переводы с французского, которые он высылал заказчикам онлайн. Прыщавый пухлый маггл, напомнивший Драко Невилла, научил его обращаться с техникой. Он пытался объяснить Драко природу интернета, но Драко сказал ему, что это бесполезно. Также бесполезно, как пытаться ухаживать за ним. Это было даже трогательно. Драко боялся смотреть в зеркало, потому что за несколько месяцев он стал гораздо более тощим и бледным, чем был раньше, глаза запали вместе со щеками, и он не помнит, когда в последний раз укладывал волосы. Тем не менее, этот парень всегда ошивался рядом в смену Драко и при виде него заполошно краснел. В последствие Драко сожалел о том, что так редко смотрел на себя в тот период времени. Ведь в один день, три месяца спустя его прощания с магическим миром, он проснулся другим человеком. Когда он принял тот факт, что внутри него растет маленькая жизнь, и стал черпать в нем силы, он решил, что надо рвать все контакты с миром волшебников. Так будет лучше для него, так будет безопаснее для ребенка. Его будет сложнее заметить, выследить, найти. Единственной ниточкой, связывавшей его с прошлой жизнью, была подписка на «Ежедневный Пророк». Свадьба героев войны состоялась в апреле. Светило солнце, цвели яблони и вишни, небо отливало такой голубизной, какую не увидишь в Лондоне, да и вообще в любом мегаполисе. Рон хотел устроить огромное торжество, сначала в маггловском ресторане, потом собрать однокурсников в поместье бабушек Флер в Бургундии. Хорошо, что Гермиона вовремя смогла его остановить. Нора выглядела свежей и умытой, даже листочки на деревьях светились золотом. Под открытым небом был установлен длинный стол, за которым должна была разместиться семья Уизли и родители Гермионы. Девушка, хмурясь, поправляла прическу перед зеркалом в комнате Джинни, когда в дверь постучали. - Я же тысячу раз говорила тебе, Рон, что в моей культуре ты не можешь видеть меня до свадьбы – это плохая примета, - она закрепила локоны еще одной заколкой, наложила фиксирующее заклинание для верности. Она обернулась на звук поворачивающейся дверной ручки и замерла. - Гарри! – наконец воскликнула она, просияв. Парень пересек комнатку в два шага и остановился, неуверенно глядя на подругу. - Я бы тебя обнял, но боюсь испортить такую красоту, - он переступил с ноги на ногу, явно чувствуя себя неловко. Гермиона, раздраженно вздохнув, заключила Гарри в объятия. - Я думала, ты уже не придешь, - произнесла она едва слышно. - Как я мог пропустить такое важное событие? – ответил Гарри. Гермиона пожала плечами. - Ты же мог вести себя абсолютно по-свински последние три месяца. Гарри попытался высвободиться, но Гермиона только обхватила его крепче. - Я тебя не виню, - добавила она, и Гарри кивнул. – Хотя камин мог бы и не блокировать. И на приглашение мог бы ответить. Я не была уверена, получил ли ты его, поэтому… Гарри рассмеялся. - Я получил их. Все пять. Прости меня, Герм. Она погладила его по голове. - Ты такой дурак, Гарри. Разве я могу тебя не простить? Он заметно напрягся в ее руках. - То, что дурак, это верно. Он с усилием улыбнулся. - Гарри, ты же понимаешь, что в случившемся нет твоей вины, - Гермиона говорила, твердо нажимая на каждое слово. Гарри поморщился. - Я вряд ли смогу в это поверить, Гермиона. Но не стоит об этом, сегодня все-таки, твой день. И ты просто восхитительна. Гермиона открыла было рот, чтобы продолжить, но передумала. Она смущенно улыбнулась, а в следующую секунду принялась утирать слезы. - Герм, ты чего? – Гарри явно чувствовал себя не в своей тарелке. - Все плачут в день свадьбы. Так принято, - она улыбнулась сквозь слезы. Пусть известно, что Амортенция не вызывает привыкания, да и не имеет никаких побочных эффектов после выведения из организма, Гарри чувствовал себя плохо. Его голова кружилась, когда он думал о событиях прошедших месяцев. Мысль о том, что он верил этой психопатке, верил в свою к ней любовь, вызывала тошноту. Хуже всего было то, что, оглядываясь назад, он видел счастливые моменты. Он помнил, что был счастлив, и его разум отказывался понимать, что счастье было ненастоящим. Неужели он достоин только этого? Нездоровых иллюзий, жалкой замены настоящему счастью? Сознание услужливо подкинуло очередную сцену из прошлого. Он, лежащий на ковре перед камином, отвлекающий Драко от книги, в которую тот погружен с головой. Драко пытается не обращать внимания, на руки Гарри, что путешествуют по его спущенным с кресла ногам. Мягкие, дразнящие прикосновения. Выше, выше, еще чуть выше… пальцы проводят по сладкому месту в коленном сгибе, дыхание Драко чуть учащается, но тот все еще не подает вида. Пальцы Гарри опять двигаются ниже, к краю прямых мягких брюк, оглаживают маленькую косточку с внутренней стороны лодыжки, он поднимает штанину, примыкает губами к болезненно хрупкому своду стопы… Когда ладони Гарри с силой оглаживают бедра Драко поверх брюк и перемещаются к их внутренней части, Малфой стонет в голос. - Чтоб тебя, Поттер, - книга с глухим стуком опускается на пол. – Я уже решил, что разучился быть счастливым, как вдруг появился ты… Гарри замирает, сердце колотится где-то в горле. - Что? – он переспрашивает, поднимается на колени, чтобы их лица были на одном уровне. - Ни… че…го, - выдыхает Драко в самые губы Гарри, а потом облизывает свои, и Гарри больше не может ни о чем думать. Может, Гермиона права, и все, что произошло между ними – всего лишь недоразумение? Разве можно притворяться так искусно, играть так чутко, что каждое движение, каждое сказанное слово дополняют образ, что свел Гарри с ума? Если бы Драко притворялся, он бы старался понравиться Гарри, угодить ему, а не перечить, спорить и дразнить. Драко не был идеальным – он был капризным, злым и напуганным… и бесконечно трогательным в своем несовершенстве. Гарри метался по дому. Один разговор, еще один шанс… Его взгляд наткнулся на приглашение. «Рональд Уизли и Гермиона Грейнджер…» Нужно поговорить с Гермионой, она должна помочь, должна… Под карточкой лежала маленькая записка от Гермионы, о которой он совершенно забыл. И записка, и приглашение лежали на старом выпуске Пророка. Человек на фотографии, уловивший взгляд Гарри, начал метаться ожесточенней, открыл рот, и в комнате раздалось эхо чужого крика. Ледяные серые глаза смотрели на Гарри в упор. Драко его не простит. Гарри обещал, что с семьей Драко ничего не случится. Он должен был сдержать обещание несмотря ни на что. Гарри опустился на диван, чувствуя себя совершенно разбитым. Мельтешение в рамке на каминной полке неприятно резало глаз. Гарри медленно подошел ближе, страх заставлял мышцы каменеть. Вырезка из Пророка. Гарри с темноволосой девушкой сидят за столиком в забегаловке. Они держатся за руки, выглядят неприлично счастливыми и время от времени машут прямо в камеру – мельтешение, привлекшее взгляд. Драко его не простит. И Гермиона здесь точно не поможет. Приглашение так и осталось не отвеченным. Гора писем на журнальном столике медленно превращалась в Везувий. После того, как Рон и Гермиона попытались вытащить его из дома, Гарри отключил камин от сети. Ничего больше не имело смысла.