On reste, Dieu merci, à la merci d'un abribus Ne reste pas ici, on entend sonner l'angélus Le soleil est jauni, plus triste que le cirque Grüss Quelle aventure, quelle aventure! On reste, Dieu merci, à la merci d'un engrenage D'un verre de Campari, du bon vouloir de l'équipage Paris est si petit quand on le regagne à la nage Quelle aventure, quelle aventure! On flâne, on flaire On flaire la flamme Familière On gagne, on perd On perd la gagne La superbe © Benjamin Biolay «La superbe»
— Мадемуазель Дае, рада наконец-то с вами познакомиться, — промолвила высокая статная женщина с белокурыми волосами, уложенными в изящную прическу. Кристина потрясенно уставилась на графиню де Шаньи, потеряв дар речи. — Вижу, Вы очень рады меня видеть, — женщина улыбнулась краешком губ и, не удосужившись спросить позволения, вошла в комнату и быстрым взором огляделась вокруг, потом сосредоточила свое внимание на Кристине. — Мило, — оценила она, с ног до головы оглядев незваную гостью. Кристина, спохватившись, сделала поспешный книксен. Мысли заметались, будто стая запертых в клетку птиц. Мать Рауля!.. Святая Мария, что ей делать? Как общаться? Как говорить? С Раулем все получалось само собой: быть милой, приветливой, улыбчивой. Он не требовал знания этикета или поведения. Но, судя по пристальному взору графини, для нее это было крайне важно. — Мадам, — пробормотала Дае. — Р-рада вас приветствовать… — она сбилась и замолчала, увидев скептически поднятую бровь графини. Ну да, это ведь она гостья, что за чушь она несет? Графиня хмыкнула. Ее глаза неспешно блуждали по комнате, но Кристине казалось, будто на самом деле эта женщина следит лишь за ней. Напрягшись, Дае выпрямила спину так, что ощутила боль между лопаток. — Итак, милая, давайте с вами познакомимся поближе, — предложила графиня, подходя к Кристине. До той донеслась смесь ароматов: ваниль и жасмин, сладкие и приторные. Кристине стало душно. — Знаете ли, я предпочла бы узнать о женитьбе сына немного раньше, — она улыбнулась, не показывая зубов, и эта скупая улыбка вовсе не пришлась по душе Кристине. — Вы немая? — Н-нет, простите, — поспешно извинилась Кристина, невольно отступая на шаг. Ей было дико некомфортно. — Очень приятно познакомиться, мадам де Шаньи. — Прошу, зовите меня Элизабет, — предложила та. — Я же буду называть вас Кристиной, вы ведь не против? — Не против, — пробормотала сбитая с толку Кристина. Мягкий тон не скрывал цепкого выражения глаз. Ее оценивали. Пока лишь исподтишка, скрытно, но… это пока. — Вот и чудно, — Кристине подарили еще одну улыбку, и она постаралась подарить ответную. — Итак, милая моя, вы поете? Рауль говорил, что у вас чудное сопрано. — Да, мадам… Спасибо. — Хм. Как интересно, — в голосе графини не чувствовалось ни интереса, ни оживления: она рассматривала Кристину так, будто та была чрезвычайно любопытным экспонатом, попавшимся исследователю. — И давно вы живете в театре? — С десяти лет, мадам. После смерти отца меня приняли в балетную труппу театра. — Кем был ваш отец? — Музыкантом, мадам. Гениальным скрипачом, — Кристина печально улыбнулась, вспоминая детство: отца с его скрипкой, сказки народов Севера, странствия по селам и деревушкам, свирепые волны в Перрос-Гирек, Рауля — очаровательного мальчишку… — Отчего же он не выступал на сцене? — графиня ухитрилась ударить прямо по больному, и Кристина смогла ответить лишь что-то вроде: — Он не желал славы… — Ах, понятно. От чего же скончался ваш отец? — От лихорадки, — сглотнула Кристина: разговор все больше начинал походить на допрос. — Значит, всю свою юность вы провели в оперном театре, — протянула графиня. — Сколько же вам сейчас лет? — Восемнадцать, мадам. — Получается, вы прожили там восемь лет… Знаете, об оперных актрисах рассказывают много интересного. — Сказала графиня, склонив голову чуть набок и с любопытством наблюдая за сменой эмоций на лице Кристины, почуявшей что-то неладное. Та невольно вспыхнула, опустила голову, в то же время недоумевая — почему она должна стыдиться своего прошлого и того, кем она была? — Не понимаю о чем, вы мадам, — пролепетала она, пытаясь укрыться от пристального взгляда. — Пускай, — улыбнулась графиня. — Но не думайте, что это избавит вас от других вопросов. Что вы скажете о Призраке Оперы? Кристина так резко подняла голову, что буквально услышала хруст в шее. — Простите? — убитым голосом переспросила она. Откуда это известно? Что за?.. — Я спросила, что вы скажете о Призраке Оперы — монстре, утащившем вас в подземелья под оперным театром? Кажется, был большой скандал, все газеты гудели. Еще бы: прямо посреди представления ведущее сопрано похищают, падает люстра, а спустя полчаса здание уже полыхает, будто погребальный костер. Шокированная Кристина онемела, она не могла вымолвить ни слова и лишь потрясенно глядела на Элизабет, вежливо склонившую голову. — Что же, у вас не найдется никаких оправданий? — Оправданий? — Кристина чувствовала себя экзотическим попугаем, который некоторое время жил в Опере. Его привезли из Восточной Европы и научили повторять слова и выражения, не совсем подобающие приличному обществу. Однажды кто-то забыл закрыть клетку и он улетел, совершенно не имея какого-либо представления о том, что ему делать дальше. — Вы ведь должны понимать — невеста Рауля должна иметь безупречную репутацию, — в голосе Элизабет зазвучали стальные нотки. — А у вас, милая моя, уж простите за столь деревенскую поговорку: грешок на грешке сидит и грешком погоняет. — Но… — Никаких «но». Надеюсь, вы осознаете, что вам не удастся женить его на себе. Ни я, ни Филибер не допустим этого. Если вы считаете, что так легко смогли заманить его в свои сети… Охо-хо, милая, вы сильно заблуждаетесь. Внезапно, Кристина почувствовала прилив странной решительности. Может быть она и не из богатой семьи, никогда не была в высшем обществе и желтая пресса уже могла пустить о ней какие-то мерзкие слухи, но это не значит, что у неё нет чувства собственного достоинства. Она знает, что её совесть чиста, и это главное. Молодая певица никогда не позволяла себе опускаться до каких-либо низостей, как, например, её более вульгарные коллеги, что не брезговали вступать в сомнительные связи, совершенно позабыв о чести. Но Кристина не собирается забывать о своей чести, о своём достоинстве. И она готова постоять за них. Даже сейчас, когда перед ней стоит мать жениха, богатая и образованная женщина с высоким статусом в обществе. Девушка подняла полный решимости взгляд на Элизабет и, неожиданно, даже для себя самой, твёрдо проговорила: — Мадам де Шаньи, я понимаю, что Вы обо мне думаете. Нищая певичка соблазнила молодого виконта, чтобы завладеть его богатством. Конечно, такие мысли не могли появиться на ровном месте. Многие, будучи в моём положении, не постеснялись бы воспользоваться подобной связью в собственных целях. Но я не такая, верите мне или нет. Я люблю Рауля, влюбилась в него ещё с детства, как и он в меня. И я бы полюбила его, даже если бы у него не было ни гроша. Меня с юности приучили беречь честь смолоду. И я берегу её по сей день. Я не вступала ни в какие связи ни с работниками театра, ни со знатными гостями… и тем более с Призраком. — Кристина на секунду осеклась, почувствовав, как от мимолетного воспоминания об этом страшном человеке у неё похолодело в желудке. Но это не помешало ей продолжить. — Знаю, что никак не могу доказать то, что моя совесть чиста, и не надеюсь, что Вы поверите мне на слово. Однако буду настаивать на этой истине столько, сколько потребуется. И только сейчас, закончив монолог, Кристина вспомнила, с кем разговаривает. Ей стало немного совестно, всё-таки Элизабет была намного старше. А что если она воспримет эти слова как оскорбление и прикажет тут же выставить девушку за дверь? О, Святая Мария, не даром же говорят, что слишком длинный язык — твой самый злейший враг… — Мадам, простите, я не хотела… — пролепетала молодая певица, но графиня де Шаньи прервала её плавным, но не терпящим возражений жестом руки. Девушке показалось, что взгляд Элизабет немного смягчился. Это обнадежило, но Кристина всё равно очень сильно волновалась из-за того, что только что наговорила. Пускай даже и понимала, что права. Внутри всё сжалось в трепетном ожидании реакции Элизабет. «Девочка оказалась с характером», — подумала графиня, всё так же оценивающе осматривая претендентку на руку и сердце её сына. Внезапно появившаяся решимость во взгляде и слегка приподнятый в горделивом порыве аккуратный подбородок говорили о том, что у Кристины был внутренний стержень, чувство собственного достоинства. Это понравилось мадам де Шаньи, но показывать она это не спешила. Конечно, это не слишком сильно изменило её мнение, однако женщина всё-таки подумала о том, что, может быть, за ней стоит понаблюдать немного дольше. Так и не проронив ни слова, Элизабет направилась к выходу из комнаты, от размеренных движений тихо шелестели юбки дорогого платья. Кристина же только смотрела ей вслед, чувствуя, как от волнения и молчания графини её начинает одолевать мелкая дрожь. Наконец, остановившись возле двери, графиня де Шаньи спокойно произнесла: — Мы собираемся отужинать вечером. Надеюсь, Вы составите нам компанию. Было приятно с вами познакомиться, Кристина. До свидания. Только после того, как за Элизабет закрылась дверь, Кристина позволила себе облегченно выдохнуть.***
За столом царила гнетущая тишина. Граф Филибер гневно зыркал из-под насупленных бровей, графиня Элизабет степенно восседала на своем стуле, будто на троне, а Кристина сжалась и пыталась смотреть куда угодно, лишь не в сторону четы де Шаньи. Ей было жутко неловко. Боясь что-то сказать, что-то сделать не так, Кристина замкнулась в себе и старалась дышать тихо и размеренно, но дрожащие пальцы выдавали нервозность. «И так будет всю жизнь?» — подумалось Дае. Всю жизнь стесняться, всю жизнь доказывать, что она достойна быть здесь, сидеть на этом стуле, за этим столом, быть равной этим важным господам? Где же Рауль? Он должен давно сидеть рядом, держа ее за руку… официально представить родителям. Кристина прикусила губу, но тотчас спохватилась. Не привыкшая к столь официальным приемам, она чувствовала себя лишней. В Опере все было иначе. Веселее, счастливее, радостнее. Они забегали в столовую всем скопом: все пятнадцать девочек из балетной труппы. Галдели, обменивались шутками, сплетничали о мальчиках, хохотали над вечно недовольной Карлоттой… Все было просто и ясно. Здесь же… здесь было холодно. Огромный обеденный стол показывал, как мало людей сидели за ним, но сколь много они значили для общества. Ее мысли прервали: дверь отворилась с небольшим скрипом — графиня де Шаньи на минуту нахмурилась, но почти сразу складочки на высоком белоснежном лбу разгладились, и она снова сидела, благочестиво сложив руки на коленях. Прислужники вносили блюда, закрытые огромными крышками, лакей расставил тарелки и приборы, от одного взгляда на которые Кристине стало плохо. Кроме вилки и ложки… она не знала других приспособлений. Бросив панический взгляд на де Шаньи, Кристина покраснела: оба родителя жениха поедали ее взглядами. Поспешно отведя глаза, она мысленно взмолилась: Святая Мария, сделай что-нибудь, не дай мне так опозориться!.. Наконец были поданы закуски: жюльен из белых грибов, улитки, запеченные с миндалем, и французский деревенский паштет. Из всех блюд Кристина узнала лишь паштет, они с отцом часто его пробовали, путешествуя по селам с котомкой за плечами. Он всегда был вкусным, пусть и слишком жирным: селяне добавляли туда слишком много мяса, чеснока и жирную грудинку. Но часто еда — единственное, чем благодарили талантливого скрипача, и он с радостью принимал то, что давали. Впрочем, отвлекаться и вспоминать прошлое не было времени: все за столом словно замерли в ожидании ее действий. Кристина несмело оглядела приборы — вилки с двумя и четырьмя зубцами, ложечки большого и маленького размера, справа, слева, перед тарелкой… Она запуталась. С чего начать? Лакей положил ей улиток, и Кристина отчаянно пыталась выбрать, какой прибор использовать. Но на ум ничего не приходило. О святая Богоматерь, она привыкла есть при помощи обычного ножа и вилки, использовать для всех супов лишь одну ложку! Наконец она несмело положила пальцы на вилку с четырьмя зубцами, но сразу отдернула их, услышав вздох Элизабет. Затравленно подняв голову, она покраснела: мадам де Шаньи холеным пальчиком указывала ей на вилку с двумя зубчиками и на миниатюрные щипцы. Затем Элизабет аккуратно зажала щипцами раковину улитки, вилочкой подцепила ее содержимое и отправила в рот. Кристина постаралась повторить все, но в процессе ей пришлось упереться локтем в стол, так как коварная улитка не собиралась покидать свое пристанище без боя. — Кхм, — кашлянул Филибер, и Кристину бросило в дрожь. — А девица-то мало того, что бесприданница, так еще и простейших правил этикета не знает. Краска отхлынула от щек Кристины, она судорожно сцепила пальцы на столовом приборе. От приложенной силы раковина многострадальной улитки выскользнула их щипцов, ударилась о стол и рикошетом отскочила в угол, просвистев возле уха лакея. Тот, впрочем, даже не дернулся. Кристина стиснула челюсти, пытаясь справиться со стыдом и нахлынувшей обидой на весь свет: на Рауля, его родителей, даже на треклятую улитку! С каждым мгновением хотелось расплакаться и выбежать отсюда. Такой чужой крошка Лотти никогда и нигде себя не чувствовала. Вдруг распахнулись двери, и голос лакея произнес: — Виконт де Шаньи! Рауль! Неужели! Наконец-то он здесь! Кристина радостно вскочила, забыв об этикете, забыв о родителях жениха и обо всем на свете. Он должен забрать ее отсюда, должен спасти от презренных взглядов, колющих будто ножи. Но, вопреки ожиданиям, виконт не спешил приближаться к ней. Да и выглядел как-то странно: взлохмаченный, в криво застегнутом сюртуке, помятый… Кристина встревожилась, не заболел ли он. Но постеснялась спросить, бросив мимолетный взгляд на Элизабет, явно недовольную опозданием и внешним видом сына. — Ты опоздал, — буркнул граф, наливая себе очередной бокал вина. — Что за вид? Ты позоришь нашу семью… — Прошу прощения, — перебил Рауль, его голос звучал хрипло и растерянно. — Я узнал о вашем приходе всего полчаса назад. — Еще бы, — хмыкнул Филибер, — ты ведь спал как убитый. Веселая была ночка? — он со знанием дела смерил его взглядом и кивнул на Кристину: — Развлекались всю ночь, поди. Кристина побледнела. Стыд смешался с гневом, она так прикусила язык, что почувствовала во рту вкус собственной крови. Ногти больно впились в ладони. Да за кого ее принимают, в конце концов? Она не девица легкого поведения и не содержанка! Жгучие слезы выступили на глазах, но усилием воли она сумела загнать их обратно. «Неужели ты не вступишься за меня?» — Дае мысленно обратилась к Раулю. — Это не так, — виконт и правда вступился, но как-то вяло, без огонька, словно ему было плевать на гнусные домыслы родителей. — Неужели? — по тону графа было видно — сыну он ни капли не верит. — В любом случае, твои девицы меня не интересуют. — Отец! Кристина не «моя девица». Она — будущая виконтесса де Шаньи, — Рауль налил себе вина и с удовольствием отпил. Кажется, в себя он еще не полностью пришел. — Да чтоб меня черти взяли, если эта ничтожная сиротка, — Филибер ткнул пальцем в сторону Кристины, — станет будущей виконтессой! Твой дед перевернется в гробу! Кристина сидела молча. Она лишь старалась медленно вдыхать и выдыхать, хотя с каждой минутой это становилось все сложнее. Ее никогда так не оскорбляли. Ни разу в жизни. И где? В семье человека, с которым она собиралась связать свою жизнь… Собиралась? А разве она больше не планирует этого? Собственный отстраненный внутренний голос задался этим вопросом, но ответа так и не нашел. — Ты преувеличиваешь отец, — Рауль, ни разу не взглянувший в сторону Кристины, будто ее и вовсе не существовало на свете, отставил бокал и принялся за еду. — Она красива, талантлива, хорошо воспитана… — Уж в этом мы успели убедиться. Кристина сжала кулаки еще сильнее. Дыши, приказала она себе, просто дыши. Это скоро закончится, должно закончиться. Она пыталась не сосредотачиваться на словах графа, что получалось не всегда, и следующие слова прозвучали громом среди небес. — Я не дам тебе испортить свою жизнь, связавшись с актрисой, по слухам, уже принадлежавшей какому-то Призраку! Впрочем, она явно не дура, раз сумела увлечь тебя. Они все-таки сказали это в присутствии Рауля. Бросили отравленные слова так, будто она была ничтожной кокоткой, презренной женщиной легкого поведения, торгующей собою и пытавшейся заполучить в свои руки богатого графа. А Рауль… Рауль просто промолчал, а затем проговорил: — Я не отдам ее никому, отец. Она — моя. Я ничья, хотелось закричать Кристине, я принадлежу самой себе! Призрак тоже хотел сделать это, навеки утащить ее в подземелья, поработить, сделать своей игрушкой, куклой в подвенечном платье… Но почему Рауль, любимый Рауль ведет себя так же? Кристина не выдержала. Вскочила, прижав руки к груди. — П-прошу меня извинить, — пролепетала еле слышно и выбежала прочь из обеденного зала. Остановилась, оглянулась назад. «Пожалуйста, догони меня, Рауль, догони и докажи, что я — главнее для тебя!» Послышался шум отодвигаемого стула, и она улыбнулась, смахнув слезы. — Сядь на место, — грубый голос графа перекрыл другие звуки, и спустя мгновение Кристина услышала шум. Видимо, Рауль предпочел покориться воле отца. Вот, значит, как… Кристина не сумела сдержать слезы обиды, спрятала лицо в ладонях и зарыдала. Она могла понять поведение родителей, могла даже простить, но поведение Рауля… Дае не ожидала столь явного пренебрежения и в то же время какого-то навязчивого желания жениха подчинить ее себе, будто она — вещь. — Я не вещь, — прошептала Кристина, глотая слезы, — не вещь и не буду ею!.. — Мадемуазель, — горячая ладошка осторожно тронула Дае за плечо, и Кристина, в последний раз всхлипнув, подняла заплаканные глаза. Перед нею стояла Жаклин и растерянно всматривалась в расстроенное лицо певицы. — Мадемуазель, с вами все в порядке?.. — Д-да, — Кристина вытерла слезы и глубоко вздохнула. — Отведите меня в комнату, если вас не затруднит. — Разумеется, мадемуазель, пожалуйте сюда, — Жаклин пошла вперед, показывая направление, она явно не знала, о чем говорить. Впрочем, Кристина и не желала разговаривать — в душе поселилась странная пустота, как будто из жизни выдернули нечто очень важное.***
Ночь прошла беспокойно. Кристина то и дело переворачивалась с боку на бок, но никак не могла улечься по-настоящему удобно. Одеяло казалось слишком тяжелым и жарким, но, откинув его, она сразу замерзала. Безмолвие, царящее в доме, давило на виски. Девушка не привыкла спать в такой тишине: в Опере с самого раннего утра уже суетились люди: разнорабочие спешили выполнить свою работу, пока не проснулись остальные обитатели театра; костюмеры торопили швей — сегодня генеральный прогон, а костюмов нет, то-то Карлотта закатит истерику; швеи бурчали, мол, пусть итальянка выходит на сцену хоть в неглиже, вот публика обрадуется, но все-таки засиживались над нарядами целыми сутками, забывая о сне и еде… Там царила жизнь. Пусть чуточку не настоящая, иллюзионная, бутафорская, но все-таки жизнь. А вот жизнь в особняке де Шаньи ей категорически не нравилась. Мало того: за прошедшие сутки у Кристины появилось ощущение, что она ненавидит это место. И это, впрочем, не удивляло. Здесь она была никем. Сиротой. Бесприданницей. Нищей певичкой, окрутившей богатого виконта. Даже слуги, и те смотрели на нее свысока, с презрением. А в Опере… в Опере она была своей. С нею здоровались, ей улыбались, с ней обсуждали секреты, желали хорошего дня… Что сказать, в последнее месяцы она даже приобрела новый статус — восходящей звезды. И несносная Карлотта уже не так сильно кривилась и фыркала, как вначале. Пусть она не добилась этого сама, — Кристина зажмурила глаза, внутри все сжалось, как бывало каждый раз, когда она вспоминала о Призраке, — но все же это было… И привел ее к этому человек, о котором она так боялась вспоминать. Человек ли? Кристина призадумалась и спустя мгновение ответила утвердительно. Человек. Она осознала это даже не тогда, когда, повинуясь случайному порыву, протянула руку и сняла маску, закрывающую лицо Ангела Музыки. И не тогда, когда он тащил ее в подземелья после премьеры «Дон Жуана Торжествующего» будучи похожим на озлобленного демона… Нет, она осознала, что Призрак — человек, когда, решив спасти пусть даже не себя, но хотя бы Рауля, коснулась его губ, оказавшихся на вкус солеными и нежными. Гораздо нежнее, чем казались. Она ожидала ярости, насилия, победного триумфа… Но получила полный горести взгляд, слезы, чертившие мокрые дорожки по красноватым рубцам, и благородный жест, поразивший до глубины души. У чудовища была душа. Кристина мотнула головой, в очередной раз перевернулась на спину и уставилась в потолок, терявшийся в темноте. Одной свечи недоставало, чтобы осветить всю комнату, и высокие потолки скрывались в полумраке. Да не чудовище он. Просто несчастный человек. «Почему, ты думаешь, я вынужден таиться в таком злачном месте? — вопрошал он, таща ее за собою в подвалы под Оперой. — Нет, не из-за смертного греха, виной всему лишь мое лицо!» Тогда Кристину мало волновали его слова, она почти не вслушивалась, не пыталась проанализировать, но сейчас, в тишине и спокойствии, отойдя от дневных потрясений, она задумалась. А что с ним случилось? Как он жил раньше? И жил ли вообще где-то, кроме оперного подвала? Эх, теперь все кончено, она никогда не узнает правды. Кристина на мгновение ощутила жалость, что не успела ничего выяснить, но сразу одернула себя. Не хватало еще об этом жалеть. С будущим ничего не понятно, а она жалеет о прошлом. И снова горькая обида нахлынула на Кристину, окатила волной разочарования и боли, а потом отступила, оставив в душе противный осадок. Что будет завтра? Как говорить с Раулем, как обнимать его, как строить совместную жизнь, если в душе живет печаль и обида? Почему-то Кристина не сомневалась, что совместная жизнь у них все-таки будет, не зря Рауль так беспокоится и не хочет ее оставлять. «Не хочет оставлять? Или не хочет отдавать, будто заполучил трофей всей жизни?» — шепнул внутренний голос, и Кристина сердито застонала. Ей хотелось заткнуть уши, но голос шел изнутри и нашептывал все более и более страшные, но вполне реальные вещи. «Ты видишь, как он себя ведет. Как настроены его родители. Думаешь, он пойдет против семьи? Совершит подвиг?» — Но ведь Рауль пошел против Призрака, — прошептала Кристина, споря сама с собой. — Пустился вдогонку, пока не отыскал меня. Он меня спас. «Он? А разве не милосердие Призрака спасло вас?» Кристина сжала пылающие виски. Слишком много всего. Слишком много! Почему раньше все казалось таким простым?! Куда делся тот сказочный мир? Храбрый рыцарь в сияющих доспехах победил ужасного дракона и увез прекрасную пленницу из его логова… В сказках такие истории обычно заканчивались свадьбой. Отчего же все происходящее сейчас меньше всего напоминает сказку?.. Может потому, что давно пора научиться жить реальной жизнью. Она уже верила в сказку об Ангеле Музыки, и к чему это привело? Она, хоть и старалась не слушать внутренний голос разума, не могла отмахнуться от его слов. А что если Рауль не женится на ней?.. Эта страшная мысль не оставляла Кристину в покое. Она не могла не представлять что же будет, откажись Рауль от нее? Хотя пыталась, искренне пыталась успокоиться, вспоминала их поцелуй на крыше, заверения в любви… его жесткие пальцы на корсете. Стоп! Причем здесь это? Дае упрямо заскрежетала зубами. Это здесь ни при чем! Чистая случайность, не более! «Уверена?» Уверенности не было. Уверенность собрала свои чемоданы и покинула сердце. Вместо нее там поселилась тревога. Неудивительно, что Кристине так и не удалось уснуть в эту ночь, и наутро она была совершенно разбитой. От недосыпа в висках крутило, немного кружилась голова. Еле поднявшись и совершив утренний моцион, Кристина поплелась к зеркалу. Оттуда на нее смотрела бесконечно уставшая молодая особа с синяками под глазами, бледной кожей и страдальческим выражением лица. Никакого сравнения с позавчерашней девушкой, вертевшейся перед зеркалом в красивом платье и с сияющими глазами. Будто два разных человека, похожи снаружи и разные внутри. Родители Рауля уехали, и Кристина наблюдала за отъездом с потрясающим спокойствием, которого не ожидала от себя. Даже когда Элизабет, садясь в карету, бросила взгляд на окно и заметила там Дае, а после подняла руку в перчатке и прощально помахала ею, певица стояла возле окна и равнодушно наблюдала за этим. Краем сознания она понимала, что поступает нехорошо, что следовало бы проститься с четой де Шаньи, проглотив обиду и ненависть. Так сделали бы в высшем свете. Ни за что не показали, что оскорблены. Притворились бы. Но она не принадлежит к высшему свету и не собирается следовать их законам. Она продолжила стоять возле окна, даже когда карета исчезла за поворотом, и сердитые выкрики кучера вперемешку с лошадиным ржанием медленно растворились вдали. Вдруг дверь скрипнула, и Кристина медленно повернулась, уже зная, кого там увидит. Надежда вспыхнула в сердце, вытесняя отчаяние, и Кристина с натяжкой улыбнулась. — Рауль, — она склонила голову, но в реверансе не присела, оставшись стоять с выпрямленной спиной и сжатыми кулаками. Она смотрела на него во все глаза, в который раз удивляясь, какой же он красивый. Темно-синий камзол, черные ботинки, длинные светлые волосы и голубые глаза. Сказочный принц. Вот только, кажется, не из ее сказки. Крошка Лотти не принцесса. И никогда ею не была. — Кристина, — виконт произнес ее имя с полувздохом, и сердце забилось вдвое быстрее. Она не осознавала, как соскучилась. Тем временем Рауль подошел близко-близко и заглянул ей в глаза. — Ты сердишься на меня? — Кристина невольно отвела взгляд, позволив ему блуждать по комнате. В этот момент ей совершенно не хотелось смотреть на него. — Крошка Лотти… — на этот раз он ее обнял, и Кристина просто не смогла не обнять его в ответ. От Рауля пахло дорогим парфюмом, и этот запах напомнил о первом их объятии после премьеры «Ганнибала». Сколько же событий произошло с тех пор!.. Между тем, Рауль продолжил говорить: — Ты должна понять, Кристина, мои родители… Одно только воспоминание о них заставило Кристину возмущенно подпрыгнуть и буквально высвободиться из рук Рауля. Она отступила на шаг и посмотрела тому в лицо: Рауль казался виноватым, да, но не слишком. В его глазах она не читала раскаяния. — Понять? — переспросила она каким-то странным голосом. — Рауль, они же… они оскорбляли меня. В твоем присутствии!.. А ты молчал! — голос сорвался на высокой ноте, и Кристина подавила всхлип, готовый сорваться с губ. — Извини, милая моя, но я не могу рисковать их любовью и уважением. — А как же моя любовь, Рауль? Ты можешь рисковать ею? — потрясенно произнесла Кристина. Рауль улыбнулся, и эта странная улыбка породила в душе странное подозрение, будто ему и дела не было до ее любви. — Кристина, давай обойдемся без сцен. Мы же взрослые люди. — Что это значит? — еле выговорила она помертвевшими губами. О чем он? Причем здесь это? Виконт прошелся по комнате, потом присел на диван и похлопал рядом с собой. — Присядь, пожалуйста. Кристина отрицательно покачала головой. Нет. Нет-нет-нет. Здесь что-то происходит, что-то страшное, то, чего она так боялась. Тучи сгущались над головой, готовясь пролиться дождем, и она почти физически чувствовала приближающуюся грозу. — Присядь, — на этот раз он встал, подошел к Кристине и протянул руку. Покачиваясь на нетвердых ногах, Дае послушно последовала за Раулем и присела на край софы. Перед глазами потемнело, давались в знаки последствия бессонной ночи. — Ты ведь любишь меня, крошка Лотти? — неожиданный вопрос ворвался в ее мысли, раскидывая их по углам. Кристина прикусила губу. Собственный голос не желал подчиняться, и она лишь кивнула, уставившись взглядом в персидский ковер. Впрочем, Рауль понял ответ и удовлетворенно улыбнулся. — Родители… — Рауль поморщился, будто сама мысль о них вызывала раздражение, неспешно продолжил: — Они отреагировали иначе, чем я думал. Кристина громко выдохнула. «Иначе» — мягко сказано. Они ее растоптали. Растоптали все, что лишь можно было, навесили на нее свои собственные ярлыки… не дали даже слова сказать в свою защиту. Слезинка выкатилась из уголка глаза и поползла по щеке, но Кристина задушила готовый вырваться из груди всхлип. Сейчас ее волновало лишь одно — его решение. — Скажем так, — вел свое Рауль, не осознавая, с какой напряженностью девушка ловит каждое слово, — они очень недовольны. Отец грозится лишить меня наследства, если я женюсь на тебе. — Ожидавший бурной реакции Кристины Рауль удивился, как спокойно та приняла его слова, и воодушевленно продолжил: — Впрочем, кажется, я нашел выход. Еще мгновение, подумалось Кристине, одно мгновение — и моя судьба решится. — Пока мы можем пожить вместе неофициально. Свершилось. Грянул гром. Небеса упали на землю. Нет, не небеса — это Кристина наконец свалилась с вершин своей наивности и теперь отчаянно барахталась внизу, на грешной земле, пытаясь прийти в себя. Он все-таки это сказал. Кристина сидела, словно пришибленная, безмолвно шевеля губами, как выброшенная на берег рыба. Нет, разум давно все осознал, еще вчера, вслушиваясь в разговоры родителей Рауля, отделяя различные слова, приводя доводы. Но сердце!.. Сердце тревожно билось о грудную клетку, словно пытаясь проломить себе ход наружу, чтобы больше не чувствовать обжигающей боли. — Нет, — наконец прокаркала она, сглатывая слюну, чтобы смочить пересохшее горло. — Прости? — виконт не расслышал, наклонился к ней, но в следующий миг крошка Лотти подняла голову и вперила в него отчаянный взгляд. — Нет! — на этот раз она вскрикнула. Соскочила с софы и отошла к окну, качая головой. Её разум отказывался понимать и принимать это. Рауль все-таки сделал это. Он выбрал свою семью, отказавшись от нее. Оставил своей крошке Лотти лишь роль содержанки. — Кристина, — виконт вздохнул, видимо, поняв, что Кристина вряд ли так легко согласится, как он думал. — Кристина, разве это так важно? Ты ведь сама сказала, что мы любим друг друга… Но Кристина больше не могла слушать эти ужасные слова. — Как ты можешь так говорить? Это важно! Это очень важно! Т-ты… Как ты можешь? — повторила она, всхлипывая. — Я не собираюсь быть твоей любовницей! — выпалила Кристина и сама испугалась, что произнесла это слово. Она часто слышала сплетни балерин о разных вещах, но это слово возмущало её больше всего. Любовница. Не жена и не подруга. Женщина делит постель с мужчиной, с которым не состоит в законном браке. Содержанка. Кокотка. Рауль скривился. — Не надо так говорить, Кристина! Это не то, чем кажется… — А что это тогда? — Кристина не помнила, когда ощущала себя такой злой. Момент растерянности прошел, и сейчас она ощущала лишь ярость. — Ты ведь обещал, Рауль! Обещал, что мы поженимся! У нас даже была помолвка. — Тайная, — уточнил виконт. — Ах вот оно что, — Кристина опустила руки, безвольно упавшие вдоль туловища. — Тайная… — Ты ведь сама настаивала на сохранении тайны, Кристина, — напомнил Рауль. Кристина знала это. Помолвка была тайной, дабы Призрак не узнал обо всем и не разрушил их счастье. Кто же знал, что счастье может разрушиться само, без чьего-либо вмешательства? — Ты хотела все скрыть, хотела, чтобы Призрак ничего не узнал. Кристина молчала, дышать становилось все тяжелее и тяжелее, внутри рождалась некая волна, и не сумев противостоять ей, Дае воскликнула: — Да лучше я бы вышла замуж за Призрака! Он сделал бы меня честной женщиной! Несколько секунд молодой человек стоял в немом исступлении. Эти слова повторялись эхом в его голове, снова и снова… «Значит, всё было зря?» — промелькнуло в сознании. — «Клятвы, весь этот риск? Всё было зря?!» Глаза виконта потемнели, он уставился на нее. Ну уж нет… он не рисковал своей жизнью ради того, чтобы в итоге, после всего того, что они прошли рука об руку, услышать это. Поднявшаяся в душе ярость исказила благородные черты Рауля и он зашипел не хуже змеи: — Ах, так, значит? За Призрака? К нему захотела? Нет уж, крошка Лотти, ты теперь моя. Я тебя никуда не отпущу, — с этими словами он медленно двинулся к Кристине, гордо вскинувшей кудрявую головку. Грудь её бурно вздымалась, глаза горели от ярости. — Я не твоя. Я не могу и не буду принадлежать человеку, который настолько боится пойти против гнева родителей, что предлагает любимой девушке стать любовницей. Лучше буду жить в бедности, чем играть роль чьей-либо содержанки ради сохранения статуса! Но Рауль уже не слышал Кристину, он схватил её за талию, притянул к себе и грубо поцеловал. Кристина вскрикнула от боли, когда сильные пальцы сжали её, а жадные губы накрыли рот. — Рауль! — она попыталась оттолкнуть его, но виконт не слушал. — Рауль, отпусти. Пожалуйста! Рауль, что ты делаешь?! Но охваченный страстью, злостью и обидой, виконт не обращал внимания на крики и слабое сопротивление. «Нет, всё это было не зря, не зря!» — кричало его взбешенное нутро. По крайней мере, за его старания ему прилагается утешительный приз, если не полноценный трофей… Он подхватил её на руки и бросил на кровать, а сам сорвал с себя рубашку. Страх железными щупальцами сковал Кристину с ног до головы. Она поняла его намерения. Увернувшись от виконта, она попыталась подняться с кровати, но упала на живот, а Рауль быстрым движением стащил с неё один чулок, а другой разорвал. Закричав от страха и боли, Кристина отчаянно вывернулась в его руках. Её взгляд упал на графин, стоящий на трюмо возле кровати. Она попыталась податься вперед, но Рауль потянул её вниз. — Ты будешь моей! Рауль пытался повыше подтянуть её платье, но запутался в длинных юбках. В конце концов, он рванул подол платья Кристины на себя. Девушка оказалась лежащей перед ним на животе, отчаянно вырывающейся и брыкающей ногами. Она плакала и просила остановиться, но все было напрасно. Виконт наконец-то смог поднять юбки платья Кристины повыше, и когда её красивые длинные ноги оказались на виду, прикрытые только тонкой нижней юбкой, Кристина отчаянно завизжала. Рауль же одним резким движением разорвал нижнюю юбку почти до середины бедра и замер, жадно осматривая стройное девичье тело. В этот момент Кристине удалось приподняться. Она, почти не веря в свои силы, протянула руку за графином и — о чудо! — он оказался в её руках. Развернувшись, она со всей возможной силой ударила Рауля по голове. Тот застыл на мгновение, а потом повалился лицом вниз на кровать. Вскочив на ноги и даже не взглянув на Рауля, Кристина подхватила юбки порванного платья и выбежала из комнаты. Слезы страха и унижения струились по щекам, она всхлипывала и почти не видела, куда бежит. Да ей было всё равно куда, только бы подальше. Расталкивая немногочисленных слуг, попадавшихся ей на пути и с недоумением смотревших вслед, Кристина выбежала на крыльцо. Захлёбываясь слезами, подбежала к воротам, к счастью, открытым, поскольку в поместье как раз въезжала карета. Выскользнув за ворота и не обратив внимания на изумлённый взгляд людей, сидящих в повозке, она побежала дальше. Спустя минут десять она ощутила холод, который пробрался за шиворот и заполз под юбки порванного платья. Дае выбежала из особняка, не взяв ничего из одежды. Кристина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но слёзы сами лились из глаз. Она оказалась на безлюдной дороге, причем даже не помнила, в какую сторону бежала, и где теперь находится особняк Рауля. Обхватив себя руками, она подняла глаза к небу. Свинцово-серые тучи заволокли небо, и с их тёмных глубин время от времени падало несколько снежинок. Отчаяние заполнило душу Кристины. Теперь только один вопрос бился в её воспалённом мозгу. Куда идти?