Где мой дом из песка недостроенный? Он, наверное, не выдержал ветра. Отчего так бессильны порою мы Перед целью своей в сантиметре? Где мой мир, безупречный и правильный? Он рассыпался облаком пыли… Мои ангелы небо оставили, А вернуться на землю забыли © Город 312 «Помоги мне»
Обхватив себя руками, Кристина поёжилась. Несмотря на то, что на дворе был март, зима пока не ушла и, казалось, вовсю старалась догнать упущенные возможности за декабрь, январь и февраль. С неба медленно сыпались снежинки, но небо всё сильнее и сильнее затягивало серыми тучами; скоро начнётся настоящий снегопад. Кристина всхлипнула. Она изо всех сил старалась придумать что ей делать, но в голову не лезло ничего, кроме мыслей о том, как Рауль мог её предать. Как он мог растоптать ее доверие? Выбросить на помойку все чувства, которые, как она считала, были между ними? Отказаться от своих слов? Мало того — попробовать получить желаемое силой? Девушку передернуло, когда она вспомнила его руки на талии и шее. Эти действия не вызвали ничего, кроме страха и жуткого отвращения. А она ведь всегда думала, что от поцелуев и объятий любимого должно быть хорошо и приятно. Кристина закрыла глаза и глубоко вздохнула. Маленькая слезинка сбежала из уголка глаза, оставив мокрый след на щеке. Дае быстрым движением стёрла её. Нечего плакать. Она не настолько беспомощна. Она попытается что-то придумать. Да, попытается. Сначала надо придумать, как выбраться из пригорода. Знакомых в этой части города у певицы не было, так что помощи ждать неоткуда. Нужно как-то попасть в Париж. Кристина радостно улыбнулась, а потом сразу нахмурилась. Но как добраться туда? Не пешком же. Нужна карета. Девушка огляделась вокруг, но не увидела никого. Окна близстоящих домов светились, но из зданий никто не выходил. Даже слуг не было видно. Кристина начала медленно идти по дороге. Если она будет просто так стоять, то совсем окоченеет. И хотя вроде бы сильного мороза не было, но изо рта при каждом выдохе клубами пара вырывалось горячее дыхание. Кристина потерла ладони друг о дружку. Ну, должна же здесь быть хоть одна карета, должна! — Ну, пожалуйста, — сдерживая рыдания, проговорила она. — Пожалуйста!.. Она подняла голову к небу и сглотнула горячие слезы, которые вновь потекли по щекам. Никто ей не поможет. Она одна, одна на всем белом свете! Даже если она и приедет в Париж, то куда пойдёт? Опера Популер сгорела — при мысли о событиях, произошедших всего несколько дней назад, у Кристины подкашивались ноги, — подруг у неё там почти не было. Кроме… — Мэг! — прошептала девушка. — Мэг сможет мне помочь. Разумеется, подруга не сможет оставить её. Они дружат с самого детства. Да, она поедет к Мэг. Если бы только карета была!.. Мысли девушки прервал топот копыт и грохот экипажа. Кристина отступила на край дороги, отчаянно надеясь, что это съемный экипаж, который только что привез кого-то домой или в гости, возвращается обратно, а не какой-нибудь почтенный месье или богатая мадам решили прокатиться под начинающимся снегопадом. И вправду, выехавший на дорогу экипаж не принадлежал никому, по крайней мере, так решила Кристина, поскольку на нем не было ни герба, ни знамен, а она знала, что на экипажах богатых господ всегда присутствует герб. Неуверенно вздохнув, Кристина ступила вперед и взмахнула рукой, останавливая экипаж и ощущая себя при этом полной дурой. Это было унизительно. Было принято, что молодая незамужняя девушка не может гулять в одиночестве или выезжать куда-то одна, без сопровождения наперсницы, а если девушку позвал на свидание какой-нибудь молодой человек, то экипаж должен останавливать только он. Однако кучер натянул вожжи, и экипаж остановился прямо возле Кристины. — Что случилось, дитя? — вопросил тот, приподнимая шляпу. Кристина хотела, было, сделать реверанс, но подумала, что это будет выглядеть неуместно. — П-простите, месье, — дрожащим от холода и недавно пережитого ужаса голосом произнесла Кристина. — Вы не могли бы отвезти меня… отвезти меня в Париж? Тот недоуменно нахмурил брови, окинул девушку внимательным взглядом, от которого не ускользнуло, что юная особа одета в лёгкое платье, причем порванное, волосы ее растрепаны, ни теплой одежды, ни шляпки. А что, если она сбежала из дома и отправилась на свидание к любовнику, но всё пошло не так? Или улизнула из-под бдительного глаза наперсницы? Эх, Пьер, ты ввязываешься в какую-то не очень приятную историю!.. Кучер не знал, что делать, но мольба и испуг в глазах девушки растопили его сердце. — Садись, дитя, — вздохнул кучер и, спрыгнув с козел, открыл двери девушке и протянул руку, чтобы помочь ей залезть внутрь. Видимо, незнакомка была отлично воспитана и имела хорошие манеры, так как грациозно подняла подол платья — и всё равно, что оно было порвано — и, кивком поблагодарив, забралась внутрь. Пьер отметил про себя, что она дрожала, а маленькие ручки были холодны как лёд. — Ты совсем замерзла. Возьми-ка, — проворчал он, и, поискав с минуту, нашел тёплое одеяло и набросил на колени Кристины. Та благодарно улыбнулась кучеру и сразу сунула руки под одеяло. — Спасибо, месье, — голос у нее был нежный и хрустальный, похожий на прозрачный и чистый родник. — Не за что, — проворчал он и, закрыв дверцу экипажа, стегнул лошадей кнутом. Экипаж тронулся, унося Кристину из того места, в котором разрушилась её прежняя жизнь.***
Эрик проснулся внезапно. Просто открыл глаза и упёрся взглядом в потолок, покрытый мутными сероватыми пятнами. Было тихо. Настолько тихо, что казалось невозможным, будто это безмолвие может что-то нарушить. За окном чёрная темнота почти выцвела в серый цвет. Наступал рассвет. Наверное, ещё очень рано, ведь с улицы не слышно ни голосов прохожих, ни топота копыт по мостовой, ни сердитых криков извозчиков. Эрик взглянул на часы. Пять утра. Разумеется, в такую рань все ещё спят. В доме было прохладно. Вчера Антуанетта не зажигала камин, потому что ни он, ни она не боялись холода, но теперь, под утро, Эрика немного знобило. Он потер руки, пытаясь согреться. Впрочем, холод в доме не шел ни в какое сравнение с холодом в душе. Эрик уставился в окно, пытаясь отрешиться от мрачных воспоминаний, но не мог. У него всегда была слишком хорошая память, которой он втайне гордился, сейчас же это обстоятельство сыграло с ним в дурную шутку. Он помнил все. «Дон Жуана Торжествующего», их дуэт с Кристиной — дуэт, полный страсти, полный отчаяния и надежды… Крики толпы, когда любимая женщина сорвала с него маску… Побег в подземелья, Кристину в свадебном платье, похожую на ангела, сошедшего с небес… Жесткое условие и ее поцелуй. Эрик тихо застонал, зажмурившись. Как бы он хотел, чтобы все было по-другому. Чтобы поцелуй этот был подарен не из-за страха за виконта, а от любви к нему, Эрику. Но, увы. Чего он добивался, то и получил. Что ни говори, его пути с Кристиной разошлись и больше вряд ли пересекутся. Она выйдет замуж за своего виконта, храброго мальчишку, не побоявшегося бросить ему вызов. Эрик заскрипел зубами. Пусть он проиграл, пусть Кристина теперь не с ним, но, по крайней мере, мальчишка ее защитит. Вздохнув, Эрик приподнялся в кровати и уперся спиной в изголовье. Судьба Кристины была понятна, а его?.. Что теперь делать ему? Куда идти? Он может остаться здесь ненадолго, зализать раны, прийти в себя, но вечно так продолжаться не будет. Он должен стать человеком, хватит притворяться призраком. Чем же занимаются обычные, нормальные люди с нормальными, не обезображенными лицами? Они ходят на работу, влюбляются, женятся, рожают детей… Боль кольнула прямо в сердце, но Эрик мотнул головой. Пусть обычные людские радости вроде свадьбы и детей ему чужды и недосягаемы, но работу он найти может. Поселиться где-то на отшибе, писать музыку, создавать оперы… Возможно, рисовать. Или писать статьи для газет. Он всегда старался быть в курсе событий, хотя и редко отлучался из подвалов, разве что по ночам осмеливался бродить по Парижу, запоминая разветвления уличек и любуясь Нотр-Дамом. Он так и не решился войти туда. Такой дьявол, как он, не может позволить себе посещать храм. Ненужные мысли снова отвлекли, и Эрик глубоко вдохнул. Хватить предаваться воспоминаниям. В конце концов, у него есть голова на плечах, а не только ноющее сердце в груди. Он сможет переступить через себя, как бывало ни раз. Сможет снова создавать музыку, хоть это и будет живым напоминанием о том, что ему недоступно вовек. А, может, попробовать себя в инженерном деле? Придумывать ловушки он мастер… Или стать художником-затворником? Помнится, по его эскизам создавали декорации и задники для представлений в Опере. Эрик вздохнул. Возможностей много, вот только нужны деньги. А он без гроша в кармане. Впрочем… если наведаться в свое бывшее жилище… Помнится, он соорудил там неплохой тайник, вряд ли толпа добралась до него, для этого нужен ум размером не с грецкий орех, а среди рабочих и жандармов мало кто мог таким похвастаться. Нужно было все-таки забрать деньги сразу, но он был настолько раздавлен произошедшим, что мысль о деньгах даже не пришла ему в голову. Эрик машинально проверил свои карманы и застыл — на ладонь выкатилось изящное колечко. Ощутив тупой удар в живот, Призрак сжал кольцо в руке. Очередное воспоминание, очередная кровоточащая рана. Почему он не выбросил его сразу?! Не смог. Это единственное, что осталось у него от Кристины. Засунув кольцо обратно в карман, Эрик вылез из кровати. Поскольку спал он без рубашки и в брюках из костюма Дон Жуана, то надеть — кроме сценической рубашки — было нечего. Маска по-прежнему была на лице, он ощущал прикосновение гладкого фарфора. Даже во сне он не снял ее, свою защиту от окружающего мира. Для верности коснувшись правой части лица, он ощутил гладкую поверхность и успокоился. Набросив рубашку на плечи, бывший Призрак сгоревшей Оперы осторожно открыл дверь, чтобы не разбудить наверняка ещё спящую Антуанетту, и спустился вниз по лестнице на первый этаж. Он смутно помнил расположение комнат, поскольку был у мадам Жири дома несколько раз. Кажется, если память ему не изменяет, кухня находится на первом этаже. И вправду, он набрёл на среднего размера комнату, посреди которой стоял деревянный стол с четырьмя стульчиками. Возле стены находилась плита, раковина и сушка для посуды. На крючках в стене висели различные кухонные принадлежности: дуршлаг, огромная деревянная ложка, подставки для нарезки мяса и салатов, алюминиевый черпак, огромный тесак и всякая всячина. Возле них висели полотенца. Осторожно отодвинув выдвижной ящик стола, он обнаружил аккуратно сложенные ложки, вилки и ножи. В шкафу обнаружились глубокие и мелкие тарелки. Эрик, борясь с неуверенностью, поискал по шкафам какие-нибудь припасы, но не нашел ничего. Хотелось есть. Осознав это, он немного воспрянул духом. Даже если после столь жестокой трагедии он еще думает о пропитании, если физическое тело толкает его на поиски съестного, значит, еще не все потеряно. Он выживет, он справится. Затолкает боль поглубже. — Где-то должен быть погреб, — пробормотал он и, прихватив свечу, отправился на поиски. Минут через десять им была обнаружена лестница, ведущая вниз. Придерживая свечу, он открыл хлипкую дверь, в лицо пахнуло холодом и сыростью. Эрик поёжился и, держа свечу, принялся обследовать погреб, не особо надеясь что-то найти. Но, к своему удивлению, обнаружил небольшой кусок окорока, висящий на верёвке, десяток яиц и небольшой кусок сыра. Да уж, запасы небольшие, но на один день хватит. Раз уж он не может отблагодарить Антуанетту иным способом, то хотя бы сделает завтрак. Живя в одиночестве столько лет, Эрик давно научился вполне сносно готовить. Разумеется, сначала не всё получалось, и нередко он сердито выбрасывал свои впервые приготовленные блюда, но со временем стало получаться лучше и лучше. Теперь он мог с уверенностью сказать, что способен был затмить повара Оперы. Призрак пару раз пробовал стряпню оного — просто из любопытства, но всякий раз кривился и радовался, что его не кормят этой едой. Да и странно было бы, если бы Призрак Оперы пришел на оперную кухню и потребовал себя накормить. Представив себе подобную ситуацию, доходящую до абсурда, Эрик хмыкнул. Он прихватил с собой на кухню всё, что отыскал в погребе, и принялся нарезать окорок, когда стук на пороге заставил его обернуться. Там стояла мадам Жири и немного удивленно смотрела на него. Эрик сам не осознал, как вдруг покраснел. — Я тут вот… — несмело начал он, но Антуанетта покачала головой. Она была уже одета в строгое платье, — впрочем, казалось, что иных нарядов у неё не было — а волосы были уже скручены и закреплены шпильками. — Я так и думала, что ты уже проснулся, Эрик. — Она обвела взглядом то, что он притащил, и вздохнула. — Да, припасов почти нет. Впрочем, скоро здесь никого не будет, так что… — она развела руками. — Съедим то, что есть. Спустя полчаса они уже сидели за кухонным столом. Эрик чувствовал себя очень неловко, но благодарил вселенную, что маска с ним. Она не мешала, наоборот — придавала сил и уверенности. Он не собирается снимать свою защиту от мира, даже начни хозяйка дома высказывать ему: мол, хватит сидеть в маске, как бывало во времена их давних совместных обедов, он не пойдет у нее на поводу. Никогда больше он не снимет маску, никогда не окажется беззащитным перед окружающей действительностью. Впрочем, Антуанетта только мельком взглянула, но ничего не сказала, будто ей было все равно — в маске он или нет. Эрик скрипнул зубами, отвел взгляд в сторону. Кусок не лез в горло, но определенно нужно было поесть. Кто знает, что ждет его впереди и когда удастся поужинать? После завтрака Антуанетта собралась в контору, дабы решить все вопросы по поводу продажи дома, но сначала решила отдать бережно хранимые деньги Эрику. Она открыла свой тайник и… не нашла там ничего. Потрясённая Антуанетта устало опустилась на стул, перебирая в уме, куда же могли подеваться злосчастные деньги. Вывод был только один — их украли. В эту минуту в комнату постучался Эрик. — Входи, — тихо пробормотала она, и Призрак вошёл, дивясь внезапной бледности Антуанетты. Он неосознанно повернулся к ней левой стороной, на мгновение забыв, что на нем маска. Быть может, это из-за него она так разволновалась или… испугалась? Он не хотел её пугать. Он вообще не хотел пугать никого. Но всё время так получалось, что его боялись. И даже Кристина. Эрик сжал зубы. Он изо всех сил старался не вспоминать о ней, но попытки были неудачны. И когда в памяти начинали мелькать воспоминания о ней, о его любви, он чувствовал тупую ноющую боль. Эта боль уже не разрывала на части. С ней можно было жить. — Денег нет, — отозвалась Антуанетта, и Эрик непонимающе изогнул бровь. О каких деньгах она говорит? — Эрик, клянусь, я не брала их, — проговорила глухим голосом мадам Жири. — Они… они должны были быть здесь. Эрик нахмурился. Он всегда доверял Антуанетте Жири, поэтому даже на мгновение не смог усомниться в том, что она врала. Значит, здесь кто-то был. — Больше ничего не пропало? — спросил он, а женщина, закусив губу, обхватила голову ладонями. — Черт! Я ведь и не знаю, Эрик. — То есть как? — Я вчера велела Мэг собрать чемоданы и уехать. Не проверяла ни шкатулки с драгоценностями, ничего… Призрак сжал челюсти, из-за чего на его лице нервно заиграли желваки. — Не переживай, Антуанетта, — проговорил он. — Деньги будут. С этими словами он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Мадам Жири на мгновение замерла. Что он задумал? Откуда собирается их взять? Неужели пойдет на преступление? Антуанетта вскочила со стула и помчалась вслед за Эриком. Тот стоял в коридоре, поправляя маску и не обращая на нее никакого внимания. — Эрик! Эрик, что ты задумал? Один быстрый взгляд на неё — и Призрак Оперы уже на пороге дома. Глубоко вздохнув, он потянулся к ручке, но перед ним встала Антуанетта. — Объясни мне немедленно, Эрик! Куда ты собрался идти? Тот сердито зыркнул на неё, но потом сделал шаг назад и сложил руки на груди, по-прежнему не вынося, когда люди находились слишком близко возле него, и стараясь держать дистанцию. — У меня есть деньги, — неохотно пояснил он. — В Опере, — добавил он в ответ на её вопросительный взгляд. — Да ты с ума сошел! Ты хочешь вернуться туда? Там ведь жандармы. — Не думаю, что они до сих пор караулят меня. — Эрик, — начала мадам Жири, проникновенно глядя ему в глаза, — ты ведь должен понимать, что если там побывала полиция, то вряд ли… вряд ли ты найдёшь свое жилище таким, как его оставил. — Я понимаю, — он остановил мадам Жири, — и ни на что не надеюсь. К тому же, — с усмешкой продолжил Эрик, — надеюсь, ты не считаешь меня настолько глупым, что думаешь, будто я хранил деньги на видном месте? Пропусти меня. Антуанетта вздохнула. Он слишком упрям, слишком своеволен. Его не переспорит даже сам дьявол. Она ничего не сможет сделать, кроме как смириться или попытаться чем-то помочь. — Хорошо, Эрик, — скрепя сердце согласилась мадам Жири и отошла от двери. Тот бросил на неё недоверчивый взгляд, а потом положил руку на дверную ручку. — Постой! — Ну, что ещё? — раздраженно обернулся Призрак. — Ты не можешь идти так, — она обвела его широкоплечую фигуру внимательным взглядом, и Эрик смутился от того, как выразительно она посмотрела на его рубашку и сценические брюки. — У меня нет другой одежды, — прошипел он. — Зато у меня есть. Идем. С этими словами Антуанетта Жири махнула рукой Эрику, чтобы он следовал за ней. Они поднялись на второй этаж и снова оказались в её комнате. Там мадам Жири опустилась на корточки перед кроватью, а спустя мгновение вытащила из-под неё большой чемодан. Защелка открылась со звучным щелчком, и взгляду Эрика предстала аккуратно сложенная одежда, когда-то принадлежавшая мужчине. Антуанетта вынула из чемодана рубашку, немного старомодную, но, кажется, совсем новую, чёрные брюки и такого же цвета фрак. — Это вещи моего покойного мужа, — вздохнула она, а Эрик бросил на неё внимательный взгляд, но промолчал. — Всё новое. Я купила этот костюм в подарок, когда он вернётся с войны, а он… не вернулся. Призрак проглотил ком, застрявший в горле, и внезапно осознал, что не он один потерял любимого человека. Не он один страдал от боли утраты. Не он один был одиноким на этом белом свете. Но зато у Антуанетты осталась горячо любимая дочь, а что осталось у него?.. Лишь одиночество. — Примерь, Эрик, — глухо предложила мадам Жири. — Размер, вроде, должен подойти. И вправду, костюм был ему впору. Фрак, правда, немного давил в плечах, но это ерунда по сравнению с состоянием сценической одежды. Через пару минут Эрик вышел из спальни мадам Жири, которая в это время поджидала его на кухне. — Очень хорошо, — похвалила она, окинув внимательным взглядом его фигуру. Эрик опять почувствовал смущение. Видимо, ему ещё долго придётся привыкать к оценивающим его взглядам. Если вообще привыкнет когда-нибудь. — И ещё — держи, — она протянула ему длинный плащ с капюшоном. — Спасибо, Антуанетта, — тихо проговорил Призрак, ненавидя себя за эти слова. За эти дни он столько раз благодарил, сколько ни разу в жизни. — Ты пойдёшь сейчас? — Да, — отозвался он. — К чему терять время? — и, приоткрыв дверь, быстро юркнул на улицу. Антуанетта подошла к окну и проводила его высокую фигуру взглядом. Что-то больно защемило внутри, будто она проводила на великую битву хорошего друга без уверенности, что тот выйдет с неё живым. Он действительно вступил на тропу войны. Войны с самим собой. Ну что же, если он не пересилит себя, то никто другой ему не поможет. — Удачи тебе, Эрик, — прошептала женщина и отошла от окна. Ей и самой пора собираться и отнести бумаги в контору, чтобы, наконец, успокоиться и уехать отсюда. И освободиться.***
Ещё минуту назад грохочущий по мостовой Парижа экипаж вдруг остановился. Кристина, ни на мгновение не сомкнувшая глаз, потянулась. Тело затекло от долгого сидения, а голова была полна навязчивых мыслей. Запястья, за которые хватал Рауль, начинали саднить, и Дае догадывалась, что на следующий день будет хуже. Она неуверенно выглянула в окно. Кучер остановился аккурат перед домом мадам Жири, как она и просила. Что же, вздохнула девушка, надо идти и просить Мэг о помощи. Еще мгновение — и дверца экипажа открылась, и кучер протянул девушке руку. И только оказавшись на земле, она вдруг с ужасом вспомнила — у неё же нет денег, чтобы заплатить! Какой ужас. Кристина похолодела. Что она скажет извозчику? Нужно побыстрее постучать в дом и попросить денег у Мэг или мадам Жири. Волна стыда накрыла Кристину, она порозовела. Мало того, что является без спросу и приглашения в чужой дом, так ещё и денег хочет у них просить. Какой позор! Что бы сказал отец?.. Однако расплатиться нужно. Взгляд Кристины упал на кольцо Рауля, поблескивающее в свете дня. Она так радовалась ему, а теперь… теперь содрогается от самой мысли о женихе. Но как она может отдать то, чем Рауль показал свою любовь к ней? «Глупая, — проворчал ей разум, — разве ты ещё веришь в его любовь? Он чуть не взял тебя силой!» «Он, должно быть, просто сильно огорчился, поэтому так себя вел, — робко шепнуло сердце. — Надо было вернуться к нему. Что, если я причинила ему вред?» Кристина мотнула головой. Не было времени раздумывать и выяснять, что же на самом деле она хочет. Она не может уйти, не заплатив. И, глубоко вздохнув, Кристина решилась. — Месье, — обратилась она к извозчику, который, кстати, и не требовал платы, а просто стоял возле экипажа и смотрел на то, как девушка нерешительно мнётся возле дома. — Месье, у меня нет денег, но я… я могу… — Успокойся, дитя, — покачал головой кучер. Он давно догадался об этом. — Не нужно ничего. Я просто подвёз тебя до дома. Ну, беги же, а то твои родные, наверное, волнуются. Договорив фразу, Пьер, качая головой, направился к экипажу, но Кристина не могла себе позволить просто так отпустить его. — Месье, постойте, — она подбежала к кучеру. Тот обернулся, снисходительно и с лёгким оттенком сочувствия глядя на нее. — Возьмите, — девушка быстро стянула с пальца колечко и вложила в большую ладонь Пьера. Тот остолбенело уставился на изящное и явно недешёвое кольцо, лежавшее на его ладони. Затем перевел взгляд на девушку, смотревшую на колечко с грустью и непонятным ему выражением. — Я не могу это взять, — покачал головой Пьер. Но девушка перебила его и взволнованно прошептала: — Это моя благодарность, — она вдруг сжала ладонь Пьера. — Мне оно принесло одни беды, так, быть может, вам оно принесет счастье. Она сделала шаг назад, улыбнулась, а потом подхватила юбки и побежала к дому. Проводив её развевающееся платье взглядом, Пьер сжал в ладони кольцо, а потом тихонько улыбнулся. Сегодня вечером мадам Дассен будет ждать сюрприз. Кристина, подойдя к дому, несмело оглянулась. Карета уехала, увозя с собой единственную вещь, напоминавшую о разбитом сердце и несбывшихся мечтах. Будущее, не ранее чем сегодня утром казавшееся таким счастливым и наполненным радостью, вдруг стало мрачным и пугающим своей неизвестностью. Рауль, милый Рауль!.. Как он мог поступить так? Она ведь ему доверяла, любила, готова была пойти за ним на край света. А он предал её любовь, растоптал доверие и уважение, которое она к нему испытывала. Кристина осторожно приблизилась к воротам и постучала. Один раз, второй. Третий. Никого не было. Никто не выбегал из дома с радостными или встревоженными криками, не обнимал её, не тараторил над ухом, как всегда это делала Мэг. Кристина оглядела дом. И поразилась, насколько он казался пустым и безлюдным. Словно там никого не осталось. Страшная мысль пришла в голову, и Кристина чуть не задохнулась от страшного осознания. Они уехали. Они уехали и больше не вернутся. Она пропала. Но Мэг! Её милая подруга Мэг! Она не могла вот так её бросить, не могла просто уехать и забыть о ней. Кристина спрятала лицо в ладонях и беззвучно заплакала. Одна. Во всем мире одна. Все её предали. И Рауль, и Мэг. Особенно Рауль. Она никак не могла привыкнуть к тому, что ему больше нет места в её жизни. Она никогда не сможет его простить. Господи, да за что ей это? За что?! Разве она заслужила? Разве хоть кому-нибудь она причинила такую боль, что она теперь вернулась к ней бумерангом? «Ты уже забыла? — отозвался в душе внутренний голос. — Ты причинила боль своему учителю и мастеру, человеку, который полюбил тебя больше жизни и отпустил, потому что желал счастья. Теперь ты расплачиваешься за это. На чужом несчастье счастья не построишь». Кристина зажала уши руками, пытаясь не слушать голос, но он шел изнутри, а не снаружи, поэтому каждое слово отдавалось громом в душе. Слова словно жгли её раскалённым железом. — Я не виновата, — прошептала она, роняя слезы, — не виновата… Это не я! — она почти закричала, обратив лицо к небу, застланному серыми тучами. Слёзы катились из глаз, оставляя мокрый след на щеках. — Я не хотела так, не хотела. Боже, прости меня!.. «Надо было у него просить прощения, а не у Бога». — Замолчи! Ради всего святого, замолчи! — сил плакать больше не было, и Кристина обессилено прислонилась спиной к запертым воротам. Что-то холодное коснулось разгорячённой кожи. Она подняла взгляд к небу. Начинался снегопад, причем всё указывало на то, что он будет сильным и долгим. Нигде не было ни души. Казалось, будто все вымерли, и она осталась одна на этой планете. Некуда идти. Не у кого просить помощи. Незачем жить. Кристина обняла себя руками и, низко опустив голову, молча пошла вперёд. Время от времени мимо проезжали кареты, проходили какие-то люди: то почтенный месье, не обративший на неё ровно никакого внимания, то парочка молодых людей — юноша и девушка, которые обернулись ей вслед, но ни слова не сказали, то почти седая старушка в кокетливой шляпке, смерившая Кристину явно неодобрительным взглядом. Снегопад не прекращался. Волосы Кристины давно были усыпаны снегом, ресницы заледенели, а пальцы на руках почти не сгибались. Она лишь тёрла их друг о дружку и медленно двигалась дальше. Ею овладела какая-то апатия, меланхолия. Она почти ничего не ощущала, только край затуманенного сознания вяло отмечал, что ей должно быть очень холодно, и что она должна найти какое-нибудь укрытие, чтобы спрятаться и пережить эту ночь. Но Кристина отбрасывала эти мысли. Ничего ей уже не поможет. И никто не спасёт. Будет даже лучше, если сегодня ночью её бессмысленная жизнь прекратится. Она всё равно никому не принесла счастья. А отец наверняка ждет её на небесах. «Отец, — мысленно обратилась к нему Кристина, — я скоро присоединюсь к тебе. Мы так долго были в разлуке…» «Глупое дитя, — покачал головой в её воображении Густав Дае, — что же ты делаешь? А ну немедленно очнись!» — отец вдруг превратился в ангела музыки, который выкрикнул эти слова во весь голос. Кристина вздрогнула и огляделась вокруг. Она не помнила, где находится. Когда она шла по улицам, то про себя отмечала их названия, просто так, чтобы не упасть по дороге. — Где же я? — хрипло проговорила Кристина и закашлялась. Она помнила, как прошла улицу Скриба до конца, минув почти сгоревшую Оперу Популер, помнила, как заплакала, стоя перед ней, как слёзы потекли по щекам, и как прохожие начали оглядываться на неё. Тогда она поспешно вытерла слёзы и пошла дальше. Помнила, как прошла площадь, как потом свернула на улицу Могадор. Пройдя её, она почему-то захотела свернуть вправо и так и сделала. Как же называлась та улица? Что-то связано с замком… Кристина задумалась, сжимая озябшие руки на груди. Мысли вращались очень медленно, и она никак не могла припомнить название. Ах да, Шатоден! Она часто бродила здесь, когда ещё танцевала в Опере. Осенью вся аллея расцветала буйными красками, а на тротуарах жарили каштаны. Последнюю вывеску с названием она запомнила, когда забрела на улицу Анри Морье. И всё. Где же она теперь? Кристина недоуменно осмотрелась. Она не помнила ни домов, ни вывесок, ни самой улицы. Видимо, ноги привели ее довольно далеко от Оперы. Да, Кристина всегда любила пешие прогулки и очень часто гуляла с Мэг, правда, та отпрашивалась у подруги, когда они ещё и пары миль не проходили, и они всегда возвращались. Кристину охватил страх. Лучше бы она осталась возле Оперы Популер. Зачем так далеко ушла?.. Только сейчас Кристина обратила внимание, как болят ноги, она еле смогла пошевелить пальцами. Если она так и останется на улице, то точно замерзнет. — Эй, красавица! — окликнул весёлый мужской голос, и Кристина испуганно обернулась. Где-то в пятнадцати шагах стояла тройка мужчин в явно подвыпившем состоянии. Они курили сигары, выпуская в тёмное небо клубы сизоватого дыма. Обладателем голоса оказался невысокий молодой человек приятной наружности. — А что сегодня так рано? Что-то я не вижу ваших. Или ты пораньше пришла, чтобы побольше заработать? — после этих слов все трое засмеялись, а потом начали приближаться к ней. Кристина сделала шаг назад, дрожа и оглядываясь по сторонам. Страх холодной отрезвляющей волной накинулся на неё, и Кристина побежала на почти что не сгибающихся ногах. Вслед за ней полетел грубый мужской смех. Но далеко убежать не удалось. Завернув за угол, она почти сразу остановилась, хватаясь за бок. Ей показалось, что в ноги вонзили бесчисленное множество иголок, и теперь девушка хватала ртом холодный воздух, пытаясь не закричать. Спустя минуту всё прошло, но ноги больше не держали, и она измученно оперлась о стену какого-то заведения. Кажется, это был то ли паб, то ли ресторан. В этот раз девушка молилась, чтобы это оказался простой паб, куда можно зайти, посидеть и, согревшись, продолжить свой путь. Ведь из ресторана её выгонят, как только она ступит на порог. Вздохнув, она, держась за стену рукой, медленно прошла вперед и остановилась перед зданием. И почти радостно выдохнула. Паб. Обычный паб. На деревянной вывеске красовалось название «Le plaisir», а возле него был нарисован огромный кувшин с вином. Но Кристина, не обратив внимания на название, толкнула дверь. И замерла на пороге. Яркая обстановка и теплый воздух, ворвавшийся в лицо, на мгновение ошеломили девушку. Она опустила голову, стараясь прикрыть лицо волосами, которые тут же начали оттаивать, и с них на пол падали капли воды, поэтому не заметила, как много мужских глаз обернулось на неё. Кристина не имела понятия, как она выглядит в сравнении с грязными шлюхами, которые продавали здесь своё тело за несколько монет. Она выглядела богиней, нежным, ещё не распустившимся цветком. Её стройное тело в красивом, хоть и немного потрепанном и влажном платье, манило к себе, прекрасные волосы, струящиеся по плечам, очаровывали. И у многих мелькнула мысль, что это вовсе не проститутка, а благородная леди, которая по ошибке перепутала простой кабак с богатым рестораном, сейчас выйдет отсюда, сморщив носик, и усядется в карету, ждущую возле входа. Но девушка упрямо двигалась к самому дальнему столику от дверей, который стоял почти возле камина, а когда села на стул и полным изящества жестом протянула к огню руки, мужчины не выдержали. Первым к ней приблизился невысокого роста толстяк, который, многозначительно поигрывая бровями, подсел за столик. Кристина сразу отодвинулась почти в самый угол, но ничего не сказала, а просто бросила на него испуганный взгляд. — Сколько? — грубый голос заставил Кристину вздрогнуть и непонимающе уставиться на него. — П-простите, месье, — неловко произнесла она, — что сколько? — Сколько берешь за час? — толстяк наклонился ближе, а Кристина обхватила себя руками. — Я не понимаю вас, месье, — всё так же растерянно произнесла она и непонимающе огляделась. Взоры мужчин, которых, как она теперь заметила, было гораздо больше, чем женщин в этом зале, вонзились в неё, словно кинжалы. А женщины… О Боже! Кристина сглотнула. В коротких вызывающих нарядах, с накрашенными лицами, стоящие в вызывающих позах и танцующие совсем уж откровенные танцы… Она, наконец, поняла, куда её занесло. Пляс Пигаль. Улица воров и проституток, убийц и бездомных. Ледяной ужас заполнил душу Кристины. Она снова посмотрела на толстяка и поняла, что именно тот хотел от неё. Он хотел её купить. Как падшую женщину. Кристина прижала онемевшие руки к губам, а затем быстро вскочила со стула и, по-прежнему сопровождаемая восхищенными и похотливыми мужскими взглядами, выбежала на улицу, чуть не сбив толстяка с ног. Он удивленно посмотрел ей вслед. — Что за девки пошли! — хмыкнул он. — Даже заработать прилично не хотят. А я бы уж точно не поскупился. — Просто ты не умеешь очаровывать, друг мой, — протянул один мужчина. Он был высок, хорошо сложен и широкоплеч. Ярко-белые зубы блеснули на фоне смуглой кожи. — А я вот уверен, что у меня всё получится. С этими словами он залпом допил кружку вина, которую до этого держал в руках, и, схватив свой плащ со спинки стула, двинулся к выходу. — Удачи, Жан! — прозвучало со всех сторон. Но он только поднял руку и вскоре исчез за порогом. Эта крошка, которая только что убежала так быстро, словно за ней по пятам шел сам дьявол, была безумно хороша. Чего только стоят её фигура и волосы. Но и личико тоже симпатичное. Сам Жан любил блондинок, но устоять перед такой красотой не мог. Он редко снимал проституток, разве в том случае, когда они соответствовали всем требованиям, но такое случалось слишком редко. Поэтому Жан ускорил шаг и прищурился. Уже стемнело. Снег начал падать ещё сильнее, но впереди себя, буквально в двадцати-тридцати шагах, он заметил стройный девичий силуэт. Ничего, она хочет, чтобы за ней побегали? Он побегает. Ну, а потом она даст ему всё, что он только пожелает получить.***
По длинной заснеженной улице Скриба шагал высокий плечистый мужчина в длинном плаще с наброшенным на голову капюшоном. Временами он немного неуверенно поправлял его, наверное, боясь, что тот слетит из-за холодного ветра, который время от времени прилетал как будто из ниоткуда и осторожно касался небритого лица мужчины ледяной лапой, а потом убегал, будто испугавшись сосредоточенного и сердитого взгляда человека. Прохожие, мимо которых он проходил, сразу оборачивались и глядели ему вслед, как бы пытаясь выяснить, кто же этот мужчина. Дамы провожали заинтересованными взглядами его высокую фигуру и скрытое капюшоном лицо, а их кавалеры приглядывались к ширине плеч незнакомца и невольно сравнивали себя и его, причём почти во всех случаях сравнение оказывалось в пользу первого. А Эрик просто шёл, стараясь идти не слишком быстро, пряча лицо в складках капюшона и поминутно проверяя, на месте ли он, поскольку обилие разнообразных взглядов сильно смущало и нервировало. Он давно отвык от того, чтобы один его вид не внушал либо испуг, либо дикий ужас, и теперь каждое мгновение ждал, что сейчас капюшон упадет, и его узнают все. И что же он тогда будет делать? Эрик так сильно томился в страшном ожидании неминуемого провала, что даже удивился, когда вдруг перед глазами выросло огромное здание Оперы Популер. На мгновение он замер, стараясь охватить глазами всю Оперу, а потом поник. Он не оборачивался назад, когда под покровом темноты покидал тоннель, ведущий к подвалу Оперы, и понятия не имел, как выглядит его когда-то величественное и прекрасное убежище. Оно выглядело таким, как он сейчас себя ощущал. Сломленное, растоптанное, сгоревшее на пике своего величия и красоты здание. И такое одинокое. Никто больше не бросал на него восхищённых взглядов, возле входа больше не томился ухажёр какой-нибудь хорошенькой балерины, и, казалось, что даже сама атмосфера возле неё, бывшая раньше яркой и захватывающей глаз, теперь поблекла. Прежней Оперы уже не существовало. Впрочем, как теперь не существует и его. Эрик вздохнул и быстрым ходом обошёл Оперу. Нечего там больше стоять. Он уже начал привлекать внимание тем, что стоял и пялился. Оказавшись возле потайного хода, Эрик оглянулся вокруг и, не заметив ничего подозрительного, быстро нажал потайной рычаг, который был так удачно замаскирован, что его не нашёл бы никто. Таких рычагов было два. Один — внутри самого тоннеля, второй — на выходе из него. Эрик вошёл в тоннель и прислушался. Где-то вдалеке он услышал знакомый стук капель по камню и вдруг ощутил такое спокойствие, какое не ощущал с того момента, как покинул своё убежище. Всё-таки здесь был родной дом. Здесь он годами укрывался от любопытных взглядов, писал свои лучшие пьесы, здесь… здесь любовь всей жизни отреклась от него. Эрик вздохнул и, старательно пытаясь спрятать поглубже все свои мысли, медленно пошёл по тоннелю, при малейшем шорохе останавливаясь и вслушиваясь в и так оглушающую тишину. Похоже, там никого не было, но полностью поверить в то, что жандармы уже ушли и не поджидают его за углом, он не мог, поэтому продолжал двигаться очень медленно, готовый при любой опасности скрыться. Но никого так и не появилось, и вскоре он оказался в конце тоннеля — перед ним висело то самое покрывало, скрывающее зеркало. Эрик сглотнул и отодвинул его рукой. Сделав шаг, он замер. Его жилище было разрушено. Первым на глаза Призраку попался орган, и мужчина застонал, словно от боли, увидев инструмент поломанным и разбитым. В полуметре от органа валялись покорёженные чёрные и белые клавиши, будто вырванные с корнем. Эрик сжал кулаки. Он думал, что больше ничего не сможет причинить ему такую боль, какую причинила Кристина. Но оказалось, он ошибался, ведь была ещё одна вещь, которую он любил чуть больше, чем Кристину. Музыку. Сейчас Призрак ощущал, что у него словно вырвали частицу души, а открытую рану прижгли раскалённым железом, и она продолжает пульсировать от боли. Он закрыл глаза, а потом, стараясь справиться с болью и дикой обидой на человечество, попытался представить, что всё здесь по-прежнему. И не смог. Картина, представшая перед ним, казалось, навеки была выжжена в мозгу. Он открыл глаза, перевёл взгляд на озеро и, заметив, что там плавает что-то белое, недоуменно сделал шаг вперёд. И снова удар, отозвавшийся жестокой болью в желудке. Ноты. Его порванные в клочья ноты плавали по озеру, устилали пол его жилища, бывшего когда-то прекрасным и вдохновляющим. Кровать в форме лебедя тоже пострадала — на бывшем когда-то ярко-красном бархате виднелись следы подпалин, подушек вообще не было, а две ножки кровати были словно спилены. — Изверги, — скрипнул зубами Эрик. — И они ещё называют меня чудовищем. Он обошёл все комнаты, но везде царил такой же беспорядок и хаос. В бывшей когда-то кухне всё было вверх дном, большинство кухонных принадлежностей исчезли. Скорее всего, их прикарманили рабочие сцены после того, как здесь прошли жандармы. Не удержавшись, он заглянул и в погреб. И даже не удивился, когда обнаружил его дверцу распахнутой, а сам погреб отчаянно пустым. Да уж, Призрак Призраком, а поступили как с самым настоящим человеком. Попросту разнесли жилище в пух и прах и ограбили. Но и он не такой дурак. Эрик хмыкнул и вернулся в комнату с органом. Его радовало то, что он оказался не сдвинут, а стоял на прежнем месте. Впрочем, если бы его и сдвинули, то вряд ли догадались бы там что-то искать. Эрик подошёл и аккуратно начал оттаскивать его в сторону. Сердце сжималось от покореженного вида любимого музыкального инструмента, но он подавил эту боль. Будет время, когда он сможет полностью отдаться боли и тоске, царившей в сердце, но сейчас такого времени нет. Когда орган был отодвинут в сторону, Эрик присел на корточки и старательно поискал глазами маленький кусочек верёвки такого же цвета, как камни под ногами. Если не знать о том, что она там есть, то вряд ли можно заметить её. Где же она?.. Но ещё мгновение — и пальцы нащупали этот маленький обрезок, свалявшийся и влажный. Осторожно потянув его, Эрик не смог сдержать улыбку, видя, как кусочек камня под ногами вдруг отползает в сторону, а его взгляду является небольшой тайничок. Внутри него лежал пакет, перевязанный шёлковой ниткой. Эрик взял его и, вскрыв, торжествующе хмыкнул. Его деньги лежали на месте. Сто тысяч франков, как он и положил. То был запас на крайний случай, и теперь он очень даже пригодится. Тогда ещё деньги выплачивал Лефевр, а поскольку Эрик не слыл транжирой и покупал только необходимое, то смог сэкономить, хотя временами и разорялся на красивые вещи: будь то прекрасный орган или дорогой парчовый ковёр. Он вообще любил, когда вокруг него царила атмосфера красоты и великолепия. В общем, насобирав довольно внушительную сумму, Эрик решил сделать себе тайничок и, выдолбив в камне небольшое отверстие, сложил туда деньги, завёрнутые в пару слоёв непромокаемой бумаги, а потом в пакет. Хорошо, что до них не добралась влага. Эрик сейчас был рад им как никогда. Эти деньги помогут ему выбраться из Парижа, уехать и обо всем забыть, помогут найти себе жилище там, куда его занесёт судьба. Он вздохнул и обвёл взглядом комнату. Сюда он больше не вернётся. Незачем. Он жил здесь, тосковал здесь, радовался и грустил, надеялся и падал в бездну отчаяния, любил до смерти и так же ненавидел. Здесь останется его сердце и душа. Только любовь он унесёт отсюда. Глупую, надеющуюся, почти умершую, но всё ещё еле дышащую где-то в груди, там, где покоятся осколки разбитого сердца. И одинокая слеза вдруг скатилась из-под холодной поверхности маски. Эрик быстро приподнял маску и вытер её. Он не должен плакать. Напрасно он умолял Кристину, напрасно смотрел на неё глазами, полными слез — она всё равно ушла, ничего уже не вернуть и плакать незачем. да он и не собирается больше плакать, просто не позволит себе. С этими мыслями Эрик поднялся на ноги и, засунув пакет с деньгами во внутренний карман фрака, побрёл к тоннелю. Сейчас ему больше всего в жизни хотелось выпить чего-нибудь покрепче и забыться. Эрик однажды, интереса ради, попробовал, было, напиться, опустошив шкаф в кабинете Лефевра, но после бутылки виски, запитой бутылкой вина, он отключился, зато наутро голова болела так, словно целый день и целую ночь он слушал завывания Карлотты. Больше Эрик не проводил таких экспериментов, зарёкшись когда-нибудь брать спиртное в рот, но сейчас ему этого хотелось. Хотелось забыть обо всём, а очнуться только на следующий день. И пусть будет боль, пусть она затмит всю горечь и тоску по его утраченной любви и по рухнувшим надеждам. Эрик жаждал забытья. Но где достать хотя бы виски? У него в запасах спиртного не было — да если бы и было, то после того, как здесь дикой сворой промчались жандармы и рабочие сцены, оно бы точно исчезло, — а в кабинет Лефевра он уже не залезет, ведь кабинета-то тоже нет. Да и Эрик был уверен, что в доме Антуанетты спиртного тоже не будет. Надо идти в какой-нибудь паб или ресторан. Вся сущность Эрика разом взбунтовалась против такой перспективы, против того, чтобы снова показаться на глаза людям, но он подавил дикое желание спрятаться. Нет, сегодня он не будет прятаться. Но и в ресторан не пойдёт. Там сидит слишком много особ богатых кровей, и его легко смогут узнать по маске, ведь управляющий вряд ли пустит его за стол в плаще. Надо идти в паб. Эрик нахмурил брови. Он не очень-то разбирался в такого рода заведениях, но однажды заглядывал в один из них. Как же он назывался?.. Ах, да. «Le plaisir». Удовольствие. Как раз то, что ему нужно. В этот момент в конце тайного хода забрезжил свет, и Эрик вскоре оказался на улице Скриба. Там опять никого не было, и мужчина спокойно набросил капюшон на голову, а затем двинулся к пабу.***
Кристиной овладевала паника. Выбежав из паба, она бросилась, куда глаза глядят, но ей всё время казалось, будто следом кто-то идет. Она вглядывалась в темноту позади себя и упрямо шла вперёд, почти не обращая внимания на уже довольно густо падающий снег и лютый холод, пробирающийся под юбки платья. Однако тень позади не исчезала, и Кристина, спотыкаясь, почти бежала вперёд. Страх затмил ей разум. Никогда ещё девушка не испытывала такого леденящего душу ужаса. И даже тогда, когда Призрак тащил её в свои подземелья, чтобы сделать своей женой, она не боялась так. Может, потому что в душе чувствовала, что он не причинит ей вреда?.. И к чему ей Призрак вспомнился? Кристина подобрала юбки и хотела побежать быстрее, но рука, схватившая её за плечо, пригвоздила девушку к месту. Оглянувшись, она увидела высокого смуглолицего мужчину. Он усмехался. Да, именно усмешка, а не улыбка освещала его лицо. Ужас обуял Кристину. Сердце, казалось, билось где-то глубоко в горле, она не ощущала ног, только и могла, что беспомощно глядеть на него округлившимися от страха глазами. А Жан в этот момент подумал, что ни разу ещё не видел девушки красивее, чем эта проститутка. Хотя… может, она и не проститутка вовсе? Скорее похожа на знатную и образованную девушку. Но зачем тогда по ночам кабаки посещает? Жан снова ухмыльнулся. Богачка или нет, но удовольствие сегодня она ему доставит. По своей воле ли, по его — Жана это не беспокоило. Он притянул её ближе и нагло обнял за талию. Испуг в глазах сменился ужасом, но Жана это только позабавило и сильнее раззадорило. Теперь он почти до боли хотел эту девку. Она разожгла в нём такую страсть, какую не могла ни одна шлюха из тех, что танцевали в «Le plaisir». «О, она бы имела там успех», — подумалось Жану. — Ч-что вы делаете, месье? — почти шёпотом проговорила Кристина. — Отпустите, пожалуйста, — взмолилась она, но осеклась, увидев, как незнакомец сощурился. — Нет, крошка, — покачал он головой, и Кристина вздрогнула от того, как мерзко он проговорил это слово, — на эту ночь ты моя. Сколько хочешь за два часа? Кристина побледнела. Снег сыпался прямо в лицо, залетая за ворот и обжигая кожу, ноги безумно болели, а сама она оказалась прижатой к стене руками какого-то незнакомца, явно принимавшего её за продажную женщину. И что же делать? Слезы сами брызнули из глаз. — Не надо, месье, пожалуйста, — всхлипнула она, пытаясь оторвать его руки от своей талии. — Я не… я не такая, я клянусь вам. Я просто заблудилась. Отпустите меня, прошу вас!.. Одна горячая слеза капнула Жану на руку, и это почему-то взбесило его. — Заблудилась? — презрительно протянул он. — Да неужели? А по-моему, ты отлично знала, куда идёшь. Набиваешь себе цену, да?.. Ну что же, ты нашла своего клиента, так давай займёмся делом. Неподалёку есть чудный маленький отель. А? Или мы можем вернуться в паб, там тоже есть свободные комнаты. Ну что, не хочешь? Кристина, мотавшая головой, когда он говорил, уже в голос плакала. Она беспомощно оглядывалась по сторонам, но никого не было. Вокруг царила тишина, которую время от времени разбавляли весёлые крики и смех из паба. Ей не сбежать. И никто не поможет. Отчаяние заполнило душу Кристины. — Пожалуйста!.. — почти простонала она. Но мужчина вдруг сердито рыкнул и дёрнул её на себя. Он впился в губы девушки своим ртом, а мгновение спустя Кристину чуть не вырвало, поскольку она ощутила его руки у себя на ягодицах. Отчаявшись, девушка изо всех сил укусила Жана. Тот отскочил от неё и чертыхнулся, аккуратно пробуя пальцем укушенную губу. Из мелкой раны от укуса начала сочиться кровь, из-за чего во рту появился соленый металлический привкус. — Ах, ты, дрянь! — завопил он и, бросившись на Кристину, повалил её на холодную заснеженную землю, а потом начал быстро задирать ей юбки, силясь одновременно расстегнуть брюки. — Помогите! — закричала Кристина — Помогите, умоляю! Помогите! В этот момент Эрик, который шёл по снегу приблизительно в ста шагах от происходящих событий, поднял голову, и ужас отразился на левой половине его лица, не прикрытой маской. Он услышал голос. Голос, который узнал бы из тысячи голосов.