***
— Почему вы дали им уйти?! Эггзи стоял в дверном проеме кабинета с искренним непониманием на светлом лице. Такой юный, но взрослый, с выступающими жилками на крепкой шее. — Они поднимут шум, сведут сюда всю округу. Все, они все ополчатся на вас! Харт поднялся. В окне за его спиной сверкнула молния. — Пусть. Раздался гром. — Святой отец, вы что, не понимаете? Они захотят разнести здесь все к черту! Парень и не заметил, как от отчаяния перешел на просторечные выражения. Гарри Харт молча приближался к нему, будто и не слушал. Опомнившись, Анвин стал отступать. Новый раскат грома огласил главный зал, и Эггзи на секунду показалось, что он оглох. Харт ускорил шаг и ухватил парня за плечо, удерживая на месте. На мгновение лицо настоятеля осветилось, и оно было страшным. Эггзи рванулся в сторону, но был опрокинут на ближайшую скамью. Он отпрянул от протянутой руки Гарри, которая легла на его горло у самого основания. Палец настоятеля скользнул по влажной коже к ключице. Эггзи замер, не смея дышать. Настоятель опустился на колени и сдвинул край его брюк. Гэри в панике забегал взглядом по залу, лишь бы не видеть, что тот сотворит потом, но мысли, как и ощущения, не могли быть так просто отброшены. Он не понимал, почему не решается вырваться и убежать. Его словно поглощал гигантский водоворот, безысходность и отчаяние лишили воли, вынуждая отдаться чужим рукам, осознать и принять, наконец, то, что происходит. Тот, кто с благодушием выслушивал каждую его повинность; тот, чьи проповеди Гэри слушал, впитывая в себя каждое слово; тот, в ком Анвин видел Господа Бога, стоял перед ним на коленях и брал у него в рот. Эггзи шалел, чувствуя, как губы настоятеля смыкались на его члене. Как Харт посасывал головку, выпускал, ласкал языком и снова брал его полностью, придерживая Гэри за бедра и не давая пошевелиться. Эггзи стонал, вцепившись ногтями в спинку длинной скамьи, на которой сидели другие истово верующие люди и молили Господа о прощении. Он откинул голову, беспомощный и разомлённый от умопомрачительных ощущений, и увидел распятие. Символ веры, мученик Иисус, висел высоко и, казалось, обратил на них свой утомленный взгляд. Это осознание не испугало Гэри, а наоборот, только распалило изнутри. — Святой отец... Гарри отстранился, и влажный, блестящий член обдало холодом. Эггзи застонал. Задрав его рубашку, Харт припал к животу юноши губами, постепенно поднимаясь. — С-с-с... отец, — сипло выдавил парень, ерзая на месте. Смесь дрожи и похоти овладела им, открывая неведомый ранее мир. Он хотел узнать его. — Пожалуйста... Настоятель нарочито неспешно поднимался к его груди поцелуями, окончательно стаскивая с Эггзи рубашку. Анвина затрясло, когда длинные пальцы Харта скользнули по его члену и меж расставленных ног, лаская плотно сжавшееся отверстие. — Расслабься. — Что? — Я сказал, — Гарри горячо дышал ему в шею, его голос был глухим и сиплым. — Расслабься. Анвин не без усилия выдохнул. Как только палец проник внутрь, Гарри впился зубами в его шею. Эггзи дрожал, дышал часто и с трудом, взгляд затуманился окончательно, возбужденный член распирало. Нависший над ним настоятель растягивал парня уже двумя пальцами. — Больше не могу, — он жалобно стонал, откинувшись назад. — Отец, о, отец... «Как будто могу я», — думал Гарри. Что-то, что было сильнее настоятеля, вынуждало его торопиться и завладеть мальчишкой как можно скорее. — Повернись. Поворачивайся! Давление в голосе проповедника стало едва ли не физическим. Испугавшись этого, Эггзи тут же перевернулся и оперся о многострадальную спинку. Гарри схватился за подставленный зад и поспешно развел края сутаны. Голая спина, покрытая бисеринками пота — давно забытое, но такое желанное зрелище... — Будет больно, Эггзи, — Харт склонился, грудью прижимаясь к выгнутой спине, и просипел ему в ухо. — Очень больно. — Пожалуйста, святой отец, — стонал Гэри, не понимая даже или боясь произнести, чего именно он просил. — Пожалуйста... Больше умолять не пришлось. Головка ткнулась в наскоро смоченный узкий проход. Гэри инстинктивно отстранился, но Гарри не позволил ему этого, удержав за плечо и заставляя двигаться навстречу. Озаренной вспышками грозы, Анвин постепенно насаживался на член проповедника, то и дело сжимая его пульсирующими мышцами. Гэри силился сдержать слезы и вой. Харт целовал его, кусал, отвлекая от боли, и зацеловывал оставленные отметины. Анвин закусил собственный кулак. Толчки становились все чаще. Гарри вцепился в его бедра, входя как можно глубже. Весь жар, все то томление, что терзало его последние дни, сосредоточилось в его паху. Эггзи что-то шипел, и Гарри едва не замер, услышав: — Сильнее. Не может этого быть. Как долго он ждал! О, как далеко он зашел... Настоятель стал толкаться в него с новой силой, горячее нутро пульсировало вокруг него, ладонь скользила, надрачивая давно вставший член мальчишки. Снова и снова раздавался вой: — Еще, отец! Еще сильнее! Судорожно сглатывая сквозь бешеное дыхание, настоятель вжался в него до упора. Внутри разлилось обжигающее тепло. Оба опустились, Гэри — на скамью, а Гарри — на каменный пол. Настоятель целовал и оглаживал ноги своего падшего ангела, словно вымаливал у него прощение. Подрагивая, Эггзи склонился над ним, обхватил его шею и приник к узким губам.***
Удары рушились на него один за другим. Льняная рубашка была порвана у плеча, на руках алели многочисленные порезы разной глубины — удачные попытки отвести лезвие протеза от головы. Марко с трудом дышал, используя даже секундные паузы для отдыха, но с каждым разом сил оставалось все меньше. Он не успевал парировать все ее атаки. Перескочив через опрокинутую столешницу, Эсмеральда замерла и сдула растрепанную челку с глаз. Марко едва стоял на ногах. Пошатываясь, он уперся о барную стойку, дотронулся до влажного лба. Вокруг царил разгром. Нельзя было ступить, не задев осколки и щепки. Редкие брызги крови смешались с разлитыми по полу напитками. От столь безжалостного боя ныло все тело. Скрипач, аккомпанирующий их столкновению, тоже был не железным, и вновь перешел на вялотекущие и заунывные песни моряков. От них голова болела только сильнее. Марко ухватил за горло одну из уцелевших бутылок и замахнулся, когда Эсми, уставшая не меньше, выхватила из рук старика инструмент и разбила о его башку. Марко ответил ей понимающим взглядом. Она прошла в центр зала, битое стекло позвякивало под ее шагами. Эмрис видел, что движения даются ей труднее, отнюдь не мешая ей возобновить бой. Несколько секунд они слушали тишину. Как только ноги ее оторвались от пола, Марко рванулся к одной из четырех деревянных подпорок, удерживавших крышу. Каждая была затронута не то взмахом лезвия, не то отведенным ударом, но одна пострадала сильнее прочих. Эмрис, как мог, выдерживал расстояние, чтобы избежать тяжелых увечий, отбивался от бешеной калеки всем, что попадалось под руку, а когда цельной мебели уже не осталось — принялся водить ее вокруг многострадальных столбов. Утомление замедлило его. Эмрис вскрикнул, когда ее протез проткнул дорожный сапог выше носа и прошил его ступню насквозь. Сильный удар в солнечное сплетение лишил его дыхания и повалил на спину. Хрипя, он пытался отползти, но не мог сделать ничего. Инквизитор запрокинул голову — довольная Эсми направила второе лезвие на его выступивший кадык. С потолка начало сыпаться. Эсмеральда настороженно осмотрелась. Балка, удерживавшая крышу, надломилась, раскачав висевшую на ней люстру. Поняв, что надо торопиться, Эсми сделала выпад и загнала острие протеза между досками пола. Марко успел отвести голову. Он рванулся вперед и опрокинул ее, вырвав инородный предмет из своей ноги и, подволакивая ступню, устремился к выходу. Свечной огонь люстры подпалил соломенную крышу. Потолок угрожал вот-вот свалиться им на головы, многочисленные столы и крупные обломки преграждали путь. Зал стремительно наполнялся дымом, отчего начали слезиться глаза. Эсмеральда никак не могла высвободить лезвие. Наконец, она открепила протез и поползла за инквизитором на четвереньках. Марко перемахнул через очередную преграду и уже был близок к выходу, когда одна из балок переломилась окончательно и придавила девушку прямо у него за спиной. Огонь рассыпался по полу мириадами искр и тут же охватил деревянную мебель. Позабыв о боли и не мысля ни о чем, кроме спасения, Эмрис бросился к двери и рванул ручку — заперто. Обезумевшие крестьяне заперли их внутри. Не выдерживая тяжести, стены заскрипели и поддались давлению. Из последних сил Марко пытался вынести дверь плечом. Он слышал, как снаружи шелестит дождь. Пылающая крыша опустилась на него.