Осколки

Громкая музыка бьет по ушам, отдаваясь низкой вибрацией где-то в районе горла. Яркие всполохи разноцветных огней в полутемном помещении то и дело вспыхивают и гаснут, слепя глаза, но возле барной стойки будто образовалась некая зона относительного спокойствия, и пусть музыка все так же режет слух, но хотя бы свет не мешает видеть. Впрочем, все это мало волнует невысокую женщину, сидящую на неудобном стуле. В ее ладонях высокий бокал с искрящейся в невообразимой пляске света жидкостью, а в глазах обреченная пустота. Возле бара обычно всегда сидят либо разочарованные и жаждущие относительного одиночества, либо те, кто желает привлечь внимание, и ее сложно было отнести ко второй группе. Мешковатый комбинезон с кучей карманов, некоторые из которых топорщились в стороны, растрепанные кудри, завязанные в хвост простым шнурком, плотно сжатые губы и пустые стеклянные глаза. Она выпила еще слишком мало, да и не хотела напиваться. И компания ей тоже была не нужна. -Эй, красотка, не грусти, - на соседний стул кто-то присел, положив руку ей на плечо. Брезгливо вздрогнув, она первым делом направила свой взгляд вдоль стойки, успев заметить не только парочку таких же как она, пришедших просто напиться в одиночестве среди толпы, но и несколько девушек в довольно откровенных нарядах, кои пришли сюда по другой причине, так почему бы этому доброжелателю не обратить свое внимание на вон ту твилечку или еще лучше зелтронку, что сидит на другом конце? Впрочем, у последней и без того слишком много кавалеров. - Отвали, - резко дернув плечом и сбрасывая руку незнакомца заявила женщина, возвращаясь к пустому созерцанию собственно выпивки, к которой так и не притронулась. Чужое внимание было не только лишним, но еще и до отвращения противным. - Слушай, не артачься, я же вижу, тебе одиноко, - он вновь тянет к ней руку и женщина ловит себя на мысли, что с удовольствием сломала бы ему эту конечность, и не только. - Здесь полно одиноких, жаждущих знакомства, - махнув левой рукой, она не позволяет ему вновь к себе прикоснуться. - А я хочу разбить тебе голову об эту самую стойку, не до смерти, просто чтобы было очень больно и как можно больше крови, - дуло бластера ненавязчиво уперлось ему в бок. - Ты не выстрелишь, - он явно хотел, чтобы голос звучал непринужденно, с насмешкой, но его выдавали напряжение и явная нервозность, очень хорошо скрытая, но ей все же заметная. - Поспорим? - впервые на ее губах появилась усмешка, не наигранная, а действительно предвкушающая. – И поспорим, что мне за это ничего не будет. Она была уверена в себе, возможно даже слишком. Но женщина совершенно не боялась ответных действий, даже если ее прямо сейчас пристрелят, если вдруг этот навязчивый тип может двигаться с невообразимой скоростью или у него рядом притаился приятель… Все это просто бессмысленная игра. - Серши, - к ним подошел родианец и тут же, повернув голову, посмотрел на незнакомца, - это кто? - Не знаю, Герх, - передернула плечами женщина. - Просто избавь меня от его присутствия, - она неопределенно махнула рукой, пряча бластер в одном из многочисленных карманов комбинезона. Герх махнул рукой. Серши не часто здесь появлялась, но ее редкая помощь была несравненно ценнее, чем присутствие этого индивидуума. - Реса, Дор и остальные скучали, где тебя носило? – он пристроился на освободившемся месте. - Много где. Они здесь? – женщина обвела помещение задумчивым взглядом. - Да вон, - родианец указал куда-то вправо. Сейчас она действительно могла разглядеть. Иктотчи красотой и соблазнительностью не отличались, но тем не менее Реса всегда собирала вокруг себя толпу заинтересованных воздыхателей, возможно, засчет своей харизмы. Деваронец Дор был неподалеку, следил. - Позвать их? - Не сейчас, дай мне минут десять, а лучше двадцать, - вздохнула женщина. Да, если ищешь уединения, то лучше оставаться дома, но для нее это было просто невыносимо, потому и пришла сюда: вроде бы и одна и в тоже время вокруг слишком много живых существ. Она была рада их видеть, но ей действительно нужно время, просто чтобы все переосмыслить. *** Падме не знала сколько прошло времени. Она вновь погрузилась в низменную жалость к себе, хотя на самом деле, если бы хоть кто-то ее об этом спросил, ответила бы, что единственный человек, которого Императрица ненавидит это она сама. Ее поведение, ее поступки... Она до сих пор словно обиженный ребенок, который замыкается в себе, не желая ни с кем делиться своими чувствами и мыслями, потому что просто боится раскрыться, ведь никто не поймет, никто не примет… И тем не менее рядом все еще есть доктор Рийхар, та, которая выслушает и наверняка придумает и припишет ее действиям не только какое-то объяснение, но еще и клинический диагноз, возможно, поэтому даже ей она не говорит всего. И пусть в мире уже очень давно существует врачебная тайна и сама Императрица знает, что все ее слова, сказанные при докторе, остаются лишь между ними, а до Императора доходят лишь выводы, и все же… все же она никому не может рассказать, даже не столько из гордости, сколько из страха. Она долго сидела в кресле, поджав ноги и глядя на бесконечный туннель гиперпространства, не говоря ни слова. Сколько мыслей блуждало в ее голове. О чем она думала? Неотступно находившаяся рядом с ней доктор могла бы рассказать, вот только не имела на это права, да и не хотела. Неожиданно даже для самой себя Падме просто прокручивала в памяти события многолетней давности: первую встречу с мальчишкой-рабом и то, что было после, вторую встречу много лет спустя и ее последствия. Казалось, если бы она его никогда не знала, все было бы иначе, не так плохо, но… все случилось так, как случилось. Многие часто оглядываются назад в тщетной попытке понять, что и когда они сделали не так, когда судьба повернулась к ним спиной, расстилая под ногами тонкую, усыпанную болезненными препятствиями тропу, по которой невозможно идти не поранившись. Но, если задуматься, дело вовсе не в многочисленных встречах, что пронизывают нашу жизнь, а в конкретных решениях в той или иной ситуации. Нельзя случайность назвать причиной итога. В конце концов, мы всегда пожинаем именно то, что посадили и никак иначе. Сколько угодно можно винить окружающих, их поступки и даже просто обстоятельства в том плачевном итоге, что она имеет сейчас. Но заблуждение - самая страшная вещь, что дарит нам множество иллюзий собственной правоты, а на деле… Если откинуть собственную гордость, забыть о высокомерии… Все, что происходит в жизни - итог наших решений и поступков и лишь нам за них отвечать, сколько бы мы ни стремились перекинуть вину и ответственность на других. Она поняла это уже давно, но понять и смириться вещи совершенно разные. Даже понимая и осознавая собственную вину и неправоту, многие пытаются перекинуть вину на кого-то другого, кто был рядом, но не смог ничего сделать. Падме долгое время просто тешила даже не самолюбие и гордость, а просто собственную боль, возведя ее на некий пьедестал почтения. Как будто она единственная кто пережил подобную боль, как будто никому в мире неведомы ее страхи. Самообман. Самая страшная ложь это когда мы лжем самим себе и старательно в нее верим. Чужие слова и доводы воспринимаются как ненужные советы, ведь им со стороны легко судить, но на самом деле стороннее суждение куда более объективное, чем личное. Она все это знает, но знать, понимать и принимать вещи разные. Сейчас Падме пытается именно принять, растворить в себе знания и боль, не ту, что она пестовала все это время, а совсем иную, новую, горячую, заставляющую сердце сжиматься, замирать и биться медленнее. Она не слышала когда доктор ушла и даже не помнила, лично ли ее отослала или женщина решила уйти сама. Впрочем, скорее всего, верен первый вариант, но в данный момент Императрицу заботит вовсе не это. Корабельное время всегда отличается от планетарного, особенно если учесть, что на планете время всегда охватывает суточный день, да еще и практически на каждой планете высчитывается по-своему, потому как только разумные существа любят все приводить в свой порядок, у природы же на это совсем иное мнение. Вот только на каждом корабле есть часы, по которым могут ориентироваться как персонал, так и пассажиры, даже если они случайные. Но Падме даже не подумала посмотреть, сколько сейчас время. Пока она готова говорить, пока может сказать и высказать все, что рвет душу и при этом не скатиться в пошлую истерику, она будет действовать. Похоже, по корабельному времени сейчас все же была ночь, хотя как она это определила женщина не знала, ведь персонал сменялся регулярно и вне зависимости от времени суток все находились на своих местах и выполняли присущую им работу. Возможно, причина была в том, что Энакин спал в своей каюте. Впрочем, учитывая его явно ненормированный распорядок дня ориентироваться на Императора было глупо. Но в данный момент расписание ее мало волновало. Возле его каюты стояло двое солдат, которые на нее даже не посмотрели. Она была одной из тех, кто может ворваться к нему в любое время… одной, но не единственной. Энакин стоял на пороге комнаты, растрепанный, заспанный, щурящий глаза от слишком яркого спросонья света. - Что тебе нужно? - в первую секунду он мог различить лишь очертания ее фигуры, но и этого было больше чем достаточно, чтобы понять кто именно потревожил его и без того столь редкий и недолгий сон. Впрочем, правом приходить к нему в любое время обладали лишь единицы, а поскольку сейчас они в гиперпространстве и никаких срочных новостей попросту быть не может, значит, это она. - Я хочу поговорить, - не дожидаясь приглашения, она идет вперед, делает пару неуверенных шагов, чуть покачивается, останавливается на какое-то время, обняв плечи руками, будто стараясь скрыться от холода, хотя в помещении тепло. – Точнее, сказать то, что не сказала тогда. Пусть поздно и неуместно, пусть… - она замолкает, делает глубокий вдох и тут же резко выдыхает, опуская руки и оборачиваясь. – Спасибо за все… за то, что пришел, хоть я в этом и не сомневалась, - она вдруг замолкает, как будто сказала то, чего говорить не хотела, снова делает глубокий вдох и на выдохе продолжает говорить, или скорее тараторить. – Ты спас меня, нас, и это действительно важно. Я ждала тебя, боялась, что не придешь и знала, что так быть не может. Не из-за меня… а… не знаю почему, просто боялась. Она тут же отворачивается, опасаясь встречаться с ним глазами, и вновь обнимает себя руками. Крепко, до боли сжав плечи пальцами. - Ты пьяна, - даже не вопрос - констатация факта, это заметно невооруженным глазом, по ее движениям, голосу, манере речи. За последние годы подобное состояние супруги стало уже привычным и ничего кроме досады не вызывало. На откровенные разговоры она была готова пойти только в таком состоянии, а потом обязательно закатывала очередную истерику, потому что в каждом его слове усматривала нечто лично ее глубоко оскорбляющее. Энакин пытался как-то все это сгладить, но не получилось, и молчать тоже не получалось, потому что это тоже служило поводом для обид. Ее руки заметно дрожат, не смотря на то, что она сжимает их в кулаки. Глаза лихорадочно блестят - Думаешь, раз я выпила, то все это не искренне? – Она тут же ощетинивается, хмуро сдвинув брови, исподлобья глядя на него. – Я, между прочим, пришла извиниться. - Тебе не за что извиняться, - он старается чтобы голос звучал ровно, протягивает руку вперед, как будто хочет коснуться. – Как всегда, – она делает шаг назад, увеличивая между ними расстояние. - Забудь, - она выходит за дверь и, не останавливаясь, уходит прочь. Он вновь пытается ее понять и как всегда безуспешно. Ее поведение и слова никак нельзя предугадать и то, что она сказала сейчас, действительно удивительно. Падме никогда не извинялась, не просила прощения, что бы ни совершила. Ошибается кто угодно, но только не она. А ведь и он никогда ни в чем ее не винил, с самого начала признав практически полную несостоятельность безумной женщины и свою вину. Но одно-единственное произнесенное ей слово так и не оставляло в покое, ведь он отчетливо помнил тот сон и все еще не понимал, что он значит. И нужно ли прислушиваться к ее словам? Энакин все еще помнил слова доктора Рийхар, сказанные после того, как Падме было позволено покинуть клинику. - Она может казаться нормальной, но любое событие, не только возвращающее ее в прошлое, но и связанное с детьми будет вызывать у нее слишком бурную реакцию. Вы можете занять ее любой работой, или иными действиями, но она всегда будет думать об одном, о том, что ей недоступно и здесь именно вы должны оказать ей поддержку. Просто отвлечь. Я говорила с доктором Краотом, но вы и сами все знаете. Все зависит от того, готовы ли вы терпеть рядом женщину на грани безумия. Сейчас с ней все в порядке… относительно в порядке, но в любой момент может случиться нечто, рушащее все устои в ее сознании. На данный момент сложно сказать, что именно может послужить толчком. Она кажется нормальной и будто сможет терпеливо вынести многое, но настоятельно советую вам ограничивать ее от любых потрясений, потому что эта женщина в любой момент может потерять рассудок. И какие будут последствия представить сложно, ведь она может навредить не только себе, но и окружающим. Все это время Падме была относительно адекватной, хоть и вытворяла частенько такое, что заставляло задуматься о здравости ее рассудка. Он давно, с самого начала смирился с тем, что его супруга будет безумна и любое действие может привести к ее совершенно неадекватной реакции. Хотя, надо признать, очень часто она была совершенно нормальной, как будто даже прежней, особенно в последнее время. Им действительно нужно поговорить. Падме и сама знала о том, что в любой момент может сойти с ума и сотворить нечто такое, за что наверняка придется отвечать Энакину. Возможно, поэтому женщина чутко следила за собой и своим поведением, всегда все контролируя, всегда и везде, но только не рядом с ним. Но невозможно все время держать себя в жестких рамках, особенно когда с самоконтролем такие проблемы, потому она и срывалась периодически и именно на него, потому что знала, Энакин будет терпеть. Поначалу все это казалось само собой разумеющимся, но потом Падме осознала, насколько отвратительно себя ведет, вот только остановиться уже не могла. Ее супруг стал своеобразным громоотводом ее эмоций. Она помнила вчерашнюю выходку и понимала, что придется объясниться, вот только старательно тянула время. С той самой ночи ее преследовал безотчетный страх. До самого возвращения ей все же удавалось как-то укрыться, да и Энакин не настаивал, как будто давал ей время для… для чего? Но стоило им только оказаться во дворце в их комнатах, как Падме тут же решила вновь сбежать. - Падме, стой, - остановил ее холодный оклик. – Сядь. Императрица обернулась и смерила супруга хмурым подозрительным взглядом. - Сядь, - твердо повторил он. Поджав губы, но все же смолчав, она присела напротив. - Давай поговорим, серьезно и спокойно, без истерик. - Я слушаю,- она постаралась, чтобы голос ее действительно был спокойным, хотя на самом деле внутри все сжалось от предчувствия чего-то… - Падме, - сейчас его голос был спокойным, даже вкрадчивым, а взгляд любопытным и печальным. – Скажи мне, только честно, тебе самой все это не надоело? Вечные пьянки, истерики, нервные срывы, неадекватные поступки, которые могут иметь последствия? Энакин ждал ее ответа, а Падме молчала, просто глядя ему в глаза в ожидании продолжения и он, тяжело вздохнув, снова заговорил: - Ты ведь меня ненавидишь, презираешь и только себя больше мучаешь. Я старался, пытался сделать хоть что-то, на что-то надеялся, идиот. Я любил тебя, но ты… - резко выдохнул, осознав, что спокойного разговора не вышло, он сам повысил голос. Женщина медленно прикрыла глаза, считая каждый вдох. Раз, два, три… и почему сердце еще бьется? Она ведь чувствовала, понимала и действительно не хотела этого разговора, как будто ее вечный побег мог что-то изменить. Любил… раньше, а сейчас? Прошло лишь несколько секунд, а казалось целая жизнь, пустая, полная боли, никому не нужная. - Я устал и ты тоже, все это ведет в никуда, - его голос вновь нарушил тишину, а ведь ей казалось, что из мира просто исчезли все звуки. – Давай все закончим сейчас. Давай разведемся. К этому все шло, но… Падме поворачивает голову в сторону, ее лицо словно маска, не выражающая никаких эмоций. Все закономерно, и если бы это случилось раньше… но сейчас? - Знаешь, - ее голос дрогнул, и женщина остановилась, пытаясь сглотнуть колючий ком в горле. – Предложи ты это еще месяц назад, я бы подумала. Нет, не перебивай, прошу, я тебя выслушала, теперь ты выслушай меня. Признаю, я вела себя отвратительно, низко в первую очередь по отношению к тебе. Я все время пыталась тебя уколоть, сделать больно, потому что мне самой было больно и это казалось несправедливым. Для меня это стало смыслом жизни, неправильным, извращенным, но хоть каким-то, - женщина опустила голову, сжимая лежащие на коленях руки в замок, она не хотела смотреть ему в глаза. – Ты все это терпел и значит, я была тебе нужна, хоть кому-то нужна, кроме разве что… - она вдруг повернула голову в сторону, глядя куда-то в стену. - Так мне казалось, но это было не более чем одолжение из чувства вины, надо же, ты ее все же испытывал. Да, я считала себя несчастной, а тебя мне обязанным, глупо, знаю, но это было единственным смыслом моей жизни, - ее голос стал хриплым, надтреснутым. – Но то, что ты просишь сейчас, звучит низко и подло. – Падме наконец посмотрела ему в глаза, и Энакин увидел в них невообразимую бурю чувств. – Именно сейчас, когда я стала не нужна, когда стала помехой, хотя я и раньше была тебе не нужна. Но знаешь что, я не дам тебе развод. Это отвратительно - быть вещью, которой нашли замену. – Она поднялась на ноги. – Конечно, ты можешь сделать это в одностороннем порядке, не учитывая мое мнение, хорошо, что хоть сказать удосужился. Я могу заявить, что предам огласке тот факт, что ты бросаешь больную, причем в обоих смыслах жену, но это ничего не будет значить. Ты - Император, и твое слово закон, так что это будет лишь мелочной местью, и я не стану этого делать. Но я сказала, я не даю своего согласия. Это было просто упрямство, но на самом деле как же ей сейчас было больно. И ведь действительно, скажи он это месяц назад, все могло быть иначе, она бы отпустила его, просто потому что давно понимала, что является лишь обузой, а ему нужно двигаться вперед, но сейчас… - Куда ты? – он подскочил на ноги, что уж он мог подумать неизвестно никому, но вряд ли что-то хорошее. Он-то знал, что его супруга способна на что угодно. - Знаешь, я почему-то поняла это только сейчас, но, оказывается, здесь есть еще кто-то, кто меня ждет, кому я нужна, - она уловила его недоумевающий взгляд и усмехнулась, как обычно холодно и презрительно. – У нас, - второе слово она выделила особо, - есть ребенок, если ты об этом еще помнишь. Или его ты тоже вышвырнешь, когда в нем отпадет необходимость? Она снова говорит жестокие слова, но сейчас-то какое это имеет значение? Оказавшись в коридоре, Падме прислоняется лбом к холодной стене и закрывает глаза, пытаясь успокоиться, хотя хочется кричать, что-то ломать и, наконец, разрыдаться. Но она хотела увидеть Люка, а показываться ребенку в таком состоянии нельзя. Чтобы успокоиться и привести себя в удобоваримое состояние, требуется время. Как же хорошо, что рядом в этот момент никого нет, хотя ей очень не хватает одного человека, всегда не хватало, и если раньше, по глупости своей, она еще чего-то ждала, то сейчас нужно просто привыкнуть к тому, что она осталась одна, совсем… почти. Малыш вновь скучал на уроке, что-то рисуя вместо того, чтобы слушать учителя. Падме умиленно улыбнулась, на сердце вдруг стало тепло. - Мама! – радостно взвизгнул мальчик, заметив женщину, застывшую на пороге. Учитель, как и скучное занятие, тут же были забыты, он с разбегу обхватил ее колени, утыкаясь лицом в юбку, чувствуя такой знакомый сладко-горький аромат. - Мой принц скучал? – она присела, проводя ладонью по светлым кудряшкам и искренне улыбаясь его незамутненной детской радости. Нет, все не так, все было неправильно… О чем она только думала? У нее ведь есть ребенок, ее ребенок. И пусть не она его родила, какая разница? Именно ее он называет мамой, именно ее ждет. А она отвечает за него. Почему мы так поздно понимаем столь очевидные вещи? Время, проведенное рядом с ребенком, будто отрезало ее от реальности, заставило пусть не забыть, но задвинуть очень далеко все переживания. Она смеялась, дурачилась вместе с мальчиком, как будто снова вернулась в детство, и даже не заметила высокую фигуру, застывшую на пороге, они оба не заметили. А Император лишь махнул рукой, не позволяя их отвлекать, и ушел, напоследок сказав лишь, что его тут не было, прислуга поклонилась ему вслед. То, что происходило в этих комнатах, всегда было несколько странным, но они умели держать язык за зубами. А Энакина волновал лишь один вопрос, почему она может быть искренней и живой со всеми, но только не с ним? Как бы ни было прекрасно это время, но Люку нужно было отдыхать, да и ее ждали кое-какие дела. Попрощавшись с малышом и пообещав, что завтра обязательно придет, Падме покинула детскую. В коридоре ее уже ждал Теран, он все еще чуть прихрамывал, но делал вид, что с ним все в порядке. - Что-то случилось? – спросила Падме, ожидая уже чего угодно. - Вас ожидает леди Дорен. - Которая из них? – обреченно вздохнула женщина, понимая, что ни с той, ни с другой встречаться не хочет. - Леди Иргис. Падме на пару секунд прикрыла глаза и решительно двинулась вперед. Интересно, что ей скажет эта девчонка? Или они решили зайти с двух сторон? Крепко сжимая руки в кулаки, полная решимости она идет вперед. И пусть все уже решено и Падме знает, что все бесполезно, все равно будет упрямо стоять на своем. Она Наберри, да, именно так - Падме Амидала Наберри. В помещение она входит спокойная и как будто даже умиротворенная, лицо не выражает ничего кроме легкого любопытства по поводу неожиданного визита. - Ваше величество, - девушка тут же подскакивает на ноги, приветствуя ее поклоном. Падме останавливает ее взмахом руки, и так же молча, лишь движением предлагает вновь присесть и сама опускается напротив. - Пусть заварят травы из синей коробки, что у меня на столе, - отдала распоряжение Императрица. - Зачем ты хотела меня видеть? – голос ровный и спокойный, лишь с толикой положенного любопытства, хотя на самом деле ей хотелось сказать совсем иное и другим тоном. - Я хотела поговорить с вами, - она отчаянно хотела быть уверенной в себе или хотя бы просто таковой казаться, но скрыть нервозность у девушки получалось плохо, хотя она старалась, возможно, чересчур усердно. - О чем? - О том, что произошло во время нашего путешествия, точнее о том, что я вам рассказала, - девушка вновь замолкла, глубоко вздохнув. - Хочешь сказать, что солгала мне? – Императрица все еще говорила спокойно, даже ласково, но это была лишь искусная маска. - Нет! – достаточно эмоционально воскликнула Иргис и затем, явно убоявшись собственной эмоциональной реакции, продолжила куда тише: - Я не лгала вам. Падме даже не предполагала, что придется задавать наводящие вопросы, дабы вытянуть из собеседницы хотя бы причину ее появления. Девушка мялась, зажималась, была не уверена в себе, и это в ее-то положении. Падме точно знала, что уж она-то в ее положении… впрочем, она бы в такой ситуации никогда не оказалась. Пока они ходили вокруг да около, так и не сдвинувшись с изначальной точки, принесли отвар. Иргис взяла в руки маленькую аккуратную чашечку из синего фарфора с традиционным набуанским орнаментом и долго вертела ее в руках, так и не решившись поднести к губам. Падме уже сделала глоток, наслаждаясь знакомыми с детства ароматами трав, и внимательно следила за собеседницей. - Быть может, мне стоит отпить из твоей чаши. – Фраза была ритуальной и применялась обычно в несколько иных обстоятельствах, но ситуация была очень схожей. Девушка вздрогнула и оторвалась от созерцания прозрачно-красной жидкости в своей чашке, подняв на женщину испуганный взгляд. - Ты же понимаешь, что если бы я хотела от тебя избавиться, то сделала бы это еще там. Это было бы не только легко исполнить, но и подозрений никаких не вызвало бы, даже у Императора. - Он бы и не подумал, он, - девушка, наконец, сделала пару больших глотков, – не знает. - Что? - на долю секунды Императрица потеряла контроль, пальцы чуть дрогнули, так что любимый успокаивающий отвар чуть не пролился на колени. - Он не знает, я ему не сказала. В таком состоянии шока Падме не была, кажется, даже когда услышала эту новость, она-то думала… вот именно, что думала. Вот ведь дура. И она, и эта девица, обе хороши, и почему Иргис ничего не сказала? Ведь получается, Энакин не знает и предлагал развод действительно потому, что собственная супруга его окончательно доконала. А Падме наговорила столько всего… женщина прикрыла левой ладонью лицо, пряча глаза. Что же они наделали? Что она наделала? - Ты с ума сошла? – наконец выдохнула Императрица, убирая ладонь от лица. - Но я не знаю как. – Иргис и не заметила, как допила отвар и теперь вертела в руках пустую чашку. - Ты пришла ко мне совета просить или чтобы я это сделала за тебя? – Падме с трудом сдерживала подкатывающий к горлу истерический смех. – Мне ведь ты как-то рассказала. - Я… - она не договорила, сжимая в пальцах несчастную чашку с такой силой, что та в любой момент могла расколоться. - Хорошо, ты ему не сказала, но как он мог не заметить, хотя… - она вдруг задумалась, в ту встречу, что была давным-давно, когда она сама, трясясь от страха, не знала как ему сказать, он тоже ничего не заметил. В некоторых вопросах Энакин так и остался полным профаном. - Мы давно не виделись, мы… - Не продолжай, я знаю, - махнула рукой Императрица и, заметив ее растерянность, усмехнулась. – Милая моя, я знаю о каждой его… неважно, ты остаешься здесь, дожидаешься его и все рассказываешь, сегодня, сама, тебе предоставят все, что пожелаешь, - Падме поднялась на ноги. Она хотела уйти, исчезнуть, скрыться и именно потому отправилась туда, где жизнь была иной, где она сама была другой, почти настоящей. *** Очередной бокал в ее руках опустел, а голова была все еще наполнена множеством мыслей. Да, искать истину на дне стакана пустая трата времени, лучше не становится, и не станет. Чушь все это. Даже настроения нет. Быть может, она действительно, как говорила доктору Рийхар, хочет просто перестать думать, но и это не получается, никогда не получалось. - Еще немного и тебя придется отсюда выносить, - рядом присела Реса. – Проблемы с мужчиной? - С чего ты взяла? – женщина отставила в сторону уже давно и безнадежно опустевший бокал. - А по какой еще причине привлекательная женщина может напиваться в одиночестве? - Да по какой угодно, - засмеялась Серши, махнув рукой бармену, требуя повторить. – Проблемы могут быть разные, семейные и нет, не связанные с мужчиной, отсутствие денег… - Когда нет денег, то пить тоже не на что, если конечно за тебя кто-нибудь не заплатит, - иктотчи толкнула ее локтем под бок, - не твой вариант. - Ладно, забыли о проблемах, - отмахнулась женщина. – И что, я превысила свой лимит в двадцать минут? - Почти. Может, сыграешь, развеешься? Сегодня забавная компания подобралась. - Нет, сегодня я пас, - Серши подняла наполненный бокал. – Мой лимит превышен, а терять лицо я не собираюсь. Для азартных игр нужна трезвая, ну или относительно трезвая голова, к тому же сейчас она вряд ли сумеет сосредоточиться. - В таком случае может быть ставки? – не унималась Реса. - Ты определенно хочешь сегодня выкачать из меня деньги, - усмехнулась женщина. - Я хочу, чтобы ты перестала сидеть тут как на поминках и наконец развлеклась. - Что хоть за ставки? Серши спрашивала без особого интереса, просто знала, что если Реса прилипла, то так просто не отвяжется. В конце концов, можно просто спросить, а потом сказать, что это ее не интересует. - У нас сегодня гонки, - прищелкнула пальцами иктотчи. – Будет много новичков, так что можно рискнуть или поставить на тех, кто обычно катается, но тогда много не выиграешь, но и не потеряешь, знаю, ты риск не любишь. - Гонки? – с гонками она дел никогда не имела, да и почти никогда на них не попадала, даже тогда предпочитая только карты. Гонки это скорее по части ее мужа и то не ставки, а непосредственное участие. Впрочем, это было слишком давно. - Пойдем, покажу, - похоже, Реса решила, что клиент уже согласился, и потащила давнюю знакомую в сторону выхода. На улице уже образовалась солидная гудящая толпа, на широкой дороге в несколько рядов зависли кары. В технике она понимала мало, так что единственное, что могла оценить это внешний вид, а выбирать по данному критерию глупо. Возможно, если и делать ставки, то на тех, кто здесь уже более-менее известен. Все это ее мало впечатляло, хотя, надо признать, отвлекло. Все это время Реса не прекращала тараторить, сначала усиленно рекламируя нынешних фаворитов твилекка и трандошанина, потом перешла к парочке человек, тоже имеющих неплохие шансы на победу. Они медленно двигались вперед и постепенно все эти пилоты, что в ее глазах, что в разуме начали сливаться в единое целое, она уже не могла точно вспомнить, что и про кого говорила Реса. Все это из-за алкоголя, именно потому она и играть не хотела и видимо ставку все же сделать придется, небольшую, на кого попало, лишь бы иктотчи перестала так назойливо зудеть над ухом. Взгляд безразлично скользил по участникам гонки. Она решила выбрать наобум и вдруг замерла, чуть не споткнувшись, уже опустевший до половины бокал выскользнул из пальцев, разбившись о землю. Реса, проследив сначала за падением, а потом за ее взглядом, безошибочно выделила предмет внимания. - Он новенький, тут впервые. Некоторые поговаривают, что и раньше его видели, только в других местах, и он не проигрывал, правда, при этом все время называют разные имена, да и пьяны они все, так что верить не советую. - Слушай, откуда ты столько знаешь? – удивилась Серши. - Ладно те, кто постоянно участвуют, некоторые лица даже мне примелькались, но когда ты успела столько разузнать о новичках? - Работа такая, все про всех здесь знать, - развела руками Реса. - Хорошо, - резко выдохнула Серши, продолжая наблюдать за высоким растрепанным мужчиной в мешковатом грязном комбинезоне, который копался в своей игрушке, впрочем, как и его сегодняшние соперники. – Я ставлю на него, - она запустила руку в карман и не глядя протянула кредиты своей спутнице. - Все?! – Реса не просто не смогла сдержать удивление, она сказала это настолько громко, что к ним даже обернулись те, кто находился неподалеку, даже тот самый пилот, на которого была сделана немыслимая, по меркам иктотчи ставка. Хотя она была свидетелем выброса и не таких сумм, но не от этой женщины. - Ты что так орешь, - Серши повернулась к ней лицом. – Да, все, ты же сама хотела, чтобы я сделала ставку. - Слушай, даже если ты хотела от меня отвязаться, ставить все на него… - женщина подозрительно присмотрелась к приятельнице. - Ты что, его знаешь? - Возможно, - пожала плечами Серши. - И так в нем уверена? – иктотчи все еще излучала подозрение. - Скажем так, - она усмехнулась. – Если он проиграет, я буду очень удивлена и разочарована. - Дело твое, - пожала плечами Реса. - Эй, если хочешь заработать, прими это к сведению, - на ее губах все еще была усмешка. - Ладно, я отойду, твоя ставка принята. Серши лишь махнула ей вслед. И направилась внутрь, не оборачиваясь, опасаясь встретиться с ним глазами. Он не может проиграть, он никогда не проигрывает. Наблюдать за гонкой удобнее было из бара, на множество экранов транслировались изображения с взломанных камер дорожного наблюдения. Хотя было много тех, кто жаждал своими глазами увидеть старт и им явно потом не хватит места внутри, но это их проблемы. Серши уселась за стол, где собрались все знакомые лица. - Что, уговорила тебя Реса сделать ставку? – Дор протянул ей наполненный ярко-желтой жидкостью бокал. - Чтобы она и не уговорила? – Серши приподняла бокал и тут же сделала глоток. Она все еще чувствовала себя немного в прострации. Откуда он здесь взялся и что вообще забыл в таком месте? Не денег же заработать пришел, так глупо рискуя? Это идиотизм. Или он такой же дурной, как она? Да вроде бы нет. - И на кого поставила? - А? – вынырнув из своих мыслей, женщина встрепенулась. – На… вот ведь, Реса так и не сказала, как его зовут. - Ты поставила неизвестно на кого? – многоголосный хохот вызвал лишь легкую улыбку. - Выходит, что так, - развела руками женщина. - Да заливает она, - рядом присела явно чем-то довольная Реса. - Она его знает. И поставила она на него все свои деньги. Тут же на Серши обрушилось множество вопросов, кто он, откуда она его знает, почему так уверена и ни на один из них женщина не могла ответить. - Эй, уже началось, - она попыталась отвлечь всех от явно неудобных для себя вопросов. И действительно, кары только стартовали, некоторые тут же начали подрезать соперников, норовя вывести их из игры уже на старте, когда все еще движутся единой толпой. В этих гонках не было никаких правил, кроме одного – придти к финишу первым. Серши слышала все разговоры и иногда даже вставляла какие-то слова, наверняка невпопад, все ее внимание было приковано к экранам. Она знала, что он еще в детстве был лучшим, а сейчас вряд ли где-то найдется кто-то, кто сможет обойти лучшего пилота галактики, но все равно переживала. Конечно, он пришел первым, пусть и не с таким уж большим отрывом, хотя мог бы сделать и лучше, быть может не хотел выделяться, но разве можно не выделиться будучи неизвестным новичком и тут же получив безоговорочную победу? - Ты знала, - Реса от души толкнула ее в плечо. – Признавайся, откуда ты его знаешь. - Эй, - Серши подняла руки, сдаваясь. – Раз уж я сегодня хорошо заработала, хорошо ведь? – она подмигнула Ресе. – То выпивка за мой счет и никаких вопросов. Все однозначно согласились, что ни какие-то там знания, ни знакомства бесплатной выпивки не стоят, даже Реса вынуждена была отступить. Победитель появился в помещении под общие овации, точнее, его скорее просто втащили. Новичок, играючи обошедший всех противников, стал главной новостью на этот вечер. Он улыбался, смеялся, что-то кому-то говорил. Серши так и не двинулась с места, просто сидела и смотрела на него, будто завороженная. Она ждала, что он обернется и посмотрит на нее и одновременно с этим хотела, чтобы он и дальше не обращал внимания. В какой-то момент победитель вдруг резко обернулся и посмотрел ей прямо в глаза. Впервые узнав о том, что Падме спускается вниз, Энакин был удивлен. Вот уж от нее он подобного точно не ожидал. Это было совсем на нее непохоже и, конечно же, беспокоило, как и ее поведение в целом. Она в любой момент может сказать или сделать что угодно, и если здесь все это будет спущено ей с рук, то там… он беспокоился, но напрямую запретить не мог, потому что реакция с ее стороны могла быть совершенно непредсказуемой, да и не имел он на это права. Но за Падме неотступно следовал Теран. Бывший подчиненный Императора ныне будучи преданным его супруге подробные доклады не оставлял, ограничиваясь лишь парой сухих строчек, из которых можно было сделать не так уж много выводов. Опасность Падме не угрожает, да и ведет себя она там, похоже, совсем иначе. Но на всякий случай неподалеку всегда находилась пара соглядатаев, по возможности способных оградить и защитить его ненормальную супругу. Энакин и сам был не прочь получить свободу на пару часов. Но это он, выросший и воспитанный совсем иначе. Что во всем этом находила его жена, так и оставалось за завесой тайны, кою можно было раскрыть лишь одним способом, но он не спешил за ней следить. Лучше от этого никому не будет, а его любопытство подождет. Что ж, он тоже, бывало, сбегал от всех обязанностей, дворца, титула Императора и своего имени. Получал такой желанный глоток свободы и осознание, что он никому ничего не должен и может спокойно делать то, что хочется. Непозволительная, но такая соблазнительная и притягательная роскошь. Не так уж и много времени он был Императором, но успел осознать, что все далеко не так просто, как казалось амбициозному мальчишке-джедаю. Иметь в руках своих власть и возможность решать чужие судьбы это далеко не все. Его титул ограничений накладывал как бы не больше, чем давал возможностей. Конечно, для существа беспринципного и совершенно не заботящегося ни о чем, кроме собственного блага на ближайшие пару дней, все эти ограничения ничего бы не значили, он, в конце концов, Император. Вот только кому как не ему знать, как легко и быстро может смениться власть, и как тяжело жить в вечной борьбе за свое слово и свою свободу. Возможно, у них все еще слишком много общего, даже больше чем раньше, но это ни капли не помогает. Энакин, как и Падме не раз спускался вниз, каждый раз выбирая себе новое место – благо планета большая и обойти каждый ее уголок не хватит жизни, даже если тратить на это каждый день – и новое имя. Словно призрак появлялся то тут, то там и тут же исчезал, благо подобных ему на этой планете было неисчислимое множество. Сегодня вновь было выбрано новое место. Он знал, что Падме обычно бывает именно где-то здесь, но Энакин не искал встречи с ней, более того, не знал, будет ли она здесь. После их разговора он постарался разрешить все самые срочные вопросы и, не возвращаясь, отправился сюда. Ему определенно нужно было развеяться. Ее реакция на его слова вновь была совершенно непредсказуемой и непонятной. Впрочем, он уже отчаялся понять эту женщину, и почему раньше все было гораздо проще? Глубоко внутри вновь зарождалось привычное раздражение, которое он умел сдерживать, но как же иногда хотелось выпустить наружу этого монстра... Но однажды он это уже сделал и результат был, мягко говоря, отвратительным. Сила многое дает тем, кто может ее чувствовать, но и много требует взамен. Он все еще пытается найти свой путь, балансируя на грани, позволяет эмоциям свободно охватывать сознание, но самые темные все же сдерживая или направляя их по тонкому определенному направлению. Он уже давно не джедай, но и ситом его наверное сложно назвать. Впрочем, а кто они, ситы? Их, в отличие от тех же джедаев в последние столетия было катастрофически мало, и все они мнили о себе слишком много, но ведь когда-то и их было много и среди последователей древнего, ушедшего в века, ордена наверняка были вполне адекватные существа. Но все это было слишком давно, и сейчас приходится искать ответы самостоятельно, методом проб и ошибок, но он не сдастся, хотя бы в этом вопросе. Все было стандартно, как обычно, толпа разномастного народа и множество соперников и никого нельзя сбрасывать со счетов. Да, у него есть преимущества, но лелеяние собственной гордости еще никого до добра не доводило, его так уж точно. Гордость и высокомерие отвратительные союзники, хотя именно они обычно стараются вырваться на первый план. Да, он еще ни разу не проиграл, если только это не было намеренно, что ж, и такие ситуации в его жизни бывали, иногда стоит отстать на финише, чтобы в итоге получить куда больше. Энакин привычно пропускал через себя целое море эмоций тех, кто его окружал, сосредоточившись лишь на своем каре. Он знал, что все в порядке, но лишняя проверка никогда не помешает. Вокруг и без того было шумно, но резкий громкий удивленный крик заставил отвлечься и обернуться. Две женщины, иктотчи и человек, что-то обсуждали. Он усмехнулся, узнав знакомый рисунок в Силе, она всегда выделялась – раньше сияла словно звезда, яркая, манящая, в последние годы став тусклой, мрачной, излучающей некий гнилостный душок, но все это было лишь тончайшей поверхностной пленкой на плотном, неповторимом рисунке. У всего в этом мире есть свой основной рисунок, то, как они отображаются в Силе, с рождения и до смерти он почти не меняется, что-то прибавляется, что-то теряется, но основа неизменна. И сейчас она снова сияла, пусть не так ярко как раньше, но маленькая искра все же лучше безбрежной пустоты. Он отвернулся, усмехнувшись. Она его узнала и не хотела это показывать. Похоже, даже ставку сделала. Может быть, проиграть? Игривая мысль скользнула и тут же исчезла. Нет, он не мог проиграть, не сегодня. До сих пор, словно глупый мальчишка, красующийся перед понравившейся ему девушкой. Впрочем, даже столько лет спустя Падме была единственной, любимой или нет, не важно, просто единственной. Он никогда не разбирал свои чувства на составляющие. И он не проиграл, как обычно в подобных ситуациях заполучив всеобщее внимание, в котором восхищение соседствовало с завистью и даже ненавистью. Все как обычно, все как всегда. Окунаться в эмоции окружающих не стоит, наоборот, стоит оградиться, слишком много всего намешано. Вокруг много народу и Сила почти пылает от их эмоций, но он ищет в этом многообразии узоров один-единственный знакомый рисунок, почти идеальный, выстроенный, будто по линейке с мельчайшими отклонениями. Приходится много улыбаться, что-то говорить, параллельно стараясь найти в этом многообразии узоров тот самый один-единственный. Неужели она ушла? Впрочем, с нее станется. Но нет. Он резко оборачивается назад. Она сидит за столиком, поставив на него локоть и подперев подбородок ладонью, и просто смотрит, в этом взгляде нет обычного высокомерия, отчужденности, неприятия, только любопытство. Будто совсем другой человек. Он движется в ее сторону, не обращая внимания на восхищенную толпу, что все еще его окружает, их слишком много, как и их эмоций, этот шлейф всегда сопровождает его, но именно сейчас кажется навязчивым, ненужным. Сейчас он хочет познакомиться с иной стороной, этаким альтер эго его жены. Хотя, вполне возможно, что даже встретившись сейчас они вновь станут теми, кем являются… У него нет желания вновь выслушивать необоснованные упреки, коих она высказывала много, даже чересчур, а он был слишком терпелив. Его предложение было в первую очередь направлено на ее благо, чтобы освободить ее и позволить жить так, как она хочет, но что-то пошло не так. Кто бы еще сказал, что творится в ее голове и почему она реагировала столь категорично? Быть может, сейчас все будет иначе, во всяком случае, никакого отторжения с ее стороны нет. А ведь он до сих пор думает именно о ней. Так уж сложилось, за все эти годы он не встретил ни одной женщины, которая значила бы для него больше, чем она. Взбалмошная, эгоистичная, сумасшедшая, себе на уме, раньше она была иной... Толпа отступает в стороны словно море, разбивающееся о скалы, а он идет вперед. - Ну вот, что я говорила? – возмущенный вопль иктотчи, кажется, перекрывает гомон толпы. – Вы знакомы, но откуда ты знала? - Какая жена станет сомневаться в своем муже? – хмыкнул он, осматривая эту уже знакомую по досье компанию, но не пропуская мимо ни малейшей ее реакции. - Эй, ты ведь не замужем, или… - все та же иктотчи по имени Реса очень выразительно смотрит на него, потом на нее. - Вот ведь, - Падме хлопает ладошкой по столу. – И кто тебя просил? – но это ее возмущение наигранное, настолько, что это чувствует не только он. - Серши, ты замужем? – кажется, этот вопрос задали почти в унисон все присутствующие за столом. И ему действительно интересно, что она ответит. - Да, замужем, - она вздыхает так тяжело, будто для нее это непосильное бремя. Так почему бы не освободиться от него? Что может быть проще… Но ее реакция непредсказуема и неадекватна, с чем он смирился уже давно. Она уже почти жалеет, что так откровенно на него смотрела и тем самым привлекла внимание, впрочем, заметить ее он мог еще раньше, должен был заметить. И почему она не ушла? А сейчас сидит здесь и, старательно выдавливая фальшивую улыбку, пытается отшутиться, а он встал напротив и улыбается почти искренне. Почти, потому что она не верит в его искренность, никогда не верила. И вновь множество вопросов, на которые совсем не хочется отвечать. Почему она скрывала свое замужество? Да просто потому, что здесь такие подробности личной жизни никому не нужны, ей так уж точно. Почему даже сейчас они не похожи на мужа и жену? А как в понимании окружающих оные выглядят? И услышав ответ, остается только послать их всех подальше. Падме не знает, что в данный момент Энакин обо всем этом думает, но почему-то кажется, что их мысли схожи. Сборище придурков, которым нечем заняться кроме как лезть в чужую семью и чужие отношения. Впрочем, их и семьей-то нельзя назвать. Реса смотрит на него и на нее, а потом очень настойчиво выталкивает в одну из скрытых комнат, хотя оба усиленно сопротивляются. - Это ведь из-за него ты напивалась весь вечер,- Реса, наклонившись, шепчет ей на ухо и Падме–Серши передергивает плечами, ей не нравится, когда лезут к ней в душу, тем более, когда понимают, что происходит. - Эй, вам надо просто поговорить, - иктотчи подталкивает ее в спину. И стоит ли ей объяснять, что они говорили, много говорили и все не о том, да и сейчас все это не нужно ни ей, ни ему, наверное. Но их уже вталкивают в комнату, и если она не может вполне ясно изъясняться и сопротивляться, то почему он молчит? Поначалу хочется возмутиться, закричать, но потом вдруг приходит осознание – поздно, некому предъявлять претензии, да и незачем. - Я смотрю, ты здесь почетный гость, – он смотрит с усмешкой и это не вызывает раздражения, не сейчас. Возможно, не следовало столько пить… - Не совсем, но меня здесь многие знают, - Падме огляделась по сторонам, после чего взяла в руки один из множества кувшинов, стоявших по периметру комнаты. Принюхалась, попробовала на язык и тут же налила в высокий стеклянный бокал, протянув его Энакину. Мужчина принюхался и нахмурился. - Ты за кого меня держишь? Я знаю, что тебе пить нельзя, точнее не рекомендуется, притупляет чувствительность. - От тебя можно ожидать чего угодно, - хмыкнул он, отпивая глоток. - Вот, значит, какого ты обо мне мнения, - она обиженно надулась, правда, обида эта была чересчур наигранной. - Так что ты здесь делаешь? - Отдыхаю, как и ты. Ой, только не делай вид, что не знал. Вот для меня это действительно стало бы неожиданностью. - Сдаюсь, - он поднял руки. - Если ты знал, что я здесь, то зачем пришел именно сюда? - Я не слежу за каждым твоим шагом и в отличие от тебя стараюсь менять место своего «отдыха». - Ну, тебя и узнать проще, - хмыкнула она. - Но никто так и не догадался. Так сколько ты выиграла? Я слышал, ты поставила много. - Что, имперская казна опустела настолько, что Императрице приходится делать ставки, а Императору участвовать в незаконных соревнованиях? – неожиданно расхохоталась женщина. – Представь, а мы ведь с тобой можем неплохо на этом заработать. - Это называется преступный сговор и за это положен срок. - Как и за участие в незаконных гонках и ставках на них, так кто же кого арестует, ты меня или я тебя? Или устроим очередной сговор и сделаем вид, что ничего не было? - Ты так и не ответила на вопрос. - Они, - взмах руки в сторону стены, - сейчас пропивают мой выигрыш, которым я откупилась от лишних вопросов, так что за все платит победитель, то есть ты. Совершенно безумная и детская беседа двух взрослых людей, но в ней куда больше искренности, чем во всех их предыдущих диалогах, да и напряжения нет вовсе. - За что? – он в притворном ужасе отшатнулся. – Ты ведь уже за все заплатила. - А кто заплатит за меня? – она вытянула губы и несколько раз наигранно кокетливо хлопнула ресницами. Просто игра. Но почему именно сейчас они говорят совсем не то и не о том, да и зачем? Здесь и сейчас они просто Падме и Энакин, без прошлого, без будущего, и это пьянит куда сильнее любого алкоголя. - Если мы останемся здесь дольше, о нас подумают что-то не то. - Тебя это волнует? - Нет, но они все еще хотят видеть нежданного победителя. - Подождут.