Осколки

Поведение Императрицы изменилось резко, кардинально, и многие не сказали бы, что в лучшую сторону. Эти изменения заметили абсолютно все, не только самые близкие, но и те, кто знал ее достаточно поверхностно. С одной стороны, те самые близкие знали о ее положении и о том, что во время беременности женщины могут вести себя несколько странно, но чтобы настолько... Истерикам в ее исполнении никто бы не удивился, они были привычны и даже нормальны, как бы странно это ни звучало. Наверное, именно поэтому Падме впала в другую крайность. Женщина стала скупа на какие-либо эмоции. Холодная, отчужденная и жестокая, именно так можно было коротко охарактеризовать Императрицу, временно занявшую место своего мужа. Как будто совсем другой человек с тем же лицом. В первые дни никто особо этих изменений не заметил, слишком все были заняты собственными проблемами и размышлениями, чем бы в сложившейся суматохе поживиться. А Падме наблюдала и делала выводы. Несмотря на внешнюю холодность и безразличие, настроение у Падме менялось чуть ли не каждую минуту, просто ей удавалось его скрывать, пока что. Правда, иногда казалось, что вот еще немного, совсем чуть-чуть, и она сорвется, а значит раскроется, проявит слабость - и тогда непременно получит удар. Конечно, Энакин постарался тщательно подобрать свое ближайшее окружение, и, тем не менее, не стоило ждать от людей и представителей иных рас кристальной честности и всецелой преданности, к тому же никогда не знаешь, как и в какую сторону повернется твоя жизнь. Время идет, всё меняется, все меняются. Даже она сама. Казалось, что за последние годы она прожила целую жизнь, даже несколько, совершенно разных. Ее взгляд на мир, ее характер менялись. Сейчас, оглядываясь назад, казалось, что все это происходило слишком быстро, совершенно неуправляемо. Возможно, эти перемены могли свидетельствовать о явных проблемах с головой, которые женщина и без того у себя подозревала. С другой стороны, ни один сумасшедший себя таковым не считает, так что для нее, быть может, еще не все потеряно. В конце концов, все эти изменения имели очень вескую причину. Да, идиотов в правительстве было мало - нельзя было сказать, что их нет вообще, к сожалению, никто не идеален – и все тут же смекнули, что не стоит недооценивать Императрицу и ее умственные способности. Где что пряталось в последние годы - неясно, да и уже не важно, куда больше всех волновал вопрос как бы так извернуться, чтобы не дайте боги, предки и иные силы, к коим в тайне взывали страждущие, не навлечь на себя ее гнев, и при этом не упустить своего. Падме очень быстро выматывалась и уставала, из-за чего нервничал и сходил с ума не только доктор. Стоило только женщине переступить порог своих комнат, где находилось ее маленькое убежище от всего окружающего мира, как ее тут же практически в принудительном порядке укладывали в постель и заставляли пить какие-то витамины. Большую часть лекарств, которые она принимала раньше, пришлось оставить, что тоже улучшению самочувствия не способствовало. Возможно, они правы, ей действительно не хватает отдыха, но еще больше времени. Каждый день она ждет хоть каких-то новостей и старается не думать о том, что будет дальше. Тихо шепчет, что все будет хорошо, поглаживая живот. Но сама с каждым днем, кажется, верит в это все меньше. От Оби-Вана нет никаких новостей. Каждый раз ей хочется первой выйти с ним на связь, но усилием воли удается себя сдержать. Если бы что-то было известно, он бы ей сообщил, а дергать его каждый раз, как ей вдруг становится неспокойно, просто нет смысла. Падме старается занять каждую свободную минуту хоть чем-нибудь, лишь бы не думать. Правда, это вызывает некоторые трудности, так как все вокруг стремятся сделать так, чтобы у нее было как можно меньше дел. Все чаще ее раздирают противоречивые чувства. Зачем она вообще вернулась? В конце концов, ничего непоправимого не случилось бы и в ее отсутствие. Ну подумаешь, кто-нибудь особо ловкий сумел нажиться на сложившейся ситуации, ничего непоправимого в этом нет. Энакин бы со всем разобрался, когда вернулся. Так зачем она вновь во все это влезла? Снова это зашкаливающее чувство ответственности, что не давало ей спокойно сидеть на месте с самого детства? Да еще и подкрепленное нестабильным гормональным фоном. В конце концов, особой пользы ее присутствие не принесло, и если Энакин все же не вернется… она не сможет и далее оставаться на этом месте, не только потому, что ее мало кто поддержит, просто у нее слишком мало времени. С наибольшей долей вероятности после рождения ребенка она умрет… это ее не пугает, а вот дальнейшая судьба малыша в сложившихся обстоятельствах представляется отнюдь не радужной. Падме ничего не хочет так сильно, как защитить своего ребенка, но в таком случае следовало оставаться на Набу, скрываясь ото всех, потому что очень скоро ее положение будет уже невозможно спрятать. И в очередной раз размышления о собственной глупости и недальновидности не дают покоя. И выбор, на первый взгляд, как всегда один и тот же: бороться или сбежать. Вот только с чем бороться и от чего бежать? Заглядывать так глубоко не хочется, да и времени нет, лучше отложить на потом. Не смотря на усилия, все эти безрадостные, наводящие ужас мысли то и дело тревожат ее разум. Она ни с кем ими не делится, даже с сестрой, потому что все еще хранит надежду на то, что все наладится, Энакин вернется и все будет в порядке. Только бы с ним ничего не случилось. Некоторые дни выдавались достаточно тихие и спокойные, а иногда все наваливалось разом, как например, тогда когда ей пришлось подняться рано утром, поскольку Верховный канцлер новой Республики желал личной беседы по голосвязи. И приспичило же ему поговорить именно сегодня и в такую рань. Конечно, Падме могла бы просто отмахнуться и продолжить свой и без того короткий сон, в конце концов, у них вроде как война, хотя полноценной битвой назвать короткие стычки у границы язык не поворачивался. Бейл ведь надеялся закончить все быстро, одним ударом, а вышло как-то совсем не по плану: и отступать теперь не к лицу, и продолжать все это смысла особого не имеет, но закончить гордость не позволяет. Падме все это прекрасно понимала, как и то, что война войной, а ни Республике, ни Империи одержать окончательную победу не удастся, не сейчас. И в последствии придется снова лицемерно улыбаться в лицо и делать вид, что все хорошо и они вновь друзья навек, и в такой ситуации каждая из сторон будет припоминать другой все мелкие просчеты и нарушения дипломатии, которую измученной дворцовыми интригами Императрице уже давно хотелось послать куда-нибудь подальше. И как она раньше все это терпела и даже иногда наслаждалась процессом? Мысленно костеря Органу, Падме сползла с постели и посмотрела на себя в зеркало. Представать перед правителем пока что вражеской стороны в подобном виде было, мягко говоря, неприлично, даже если очень уж хотелось выказать свое пренебрежительное отношение, то существует множество иных способов, при которых не придется ронять собственное лицо. К тому же следовало скрыть явно округлившийся животик. Под привычными пышными платьями его еще пару месяцев будет не видно, а потом… нет, лучше пока что не загадывать настолько далеко. Верховному канцлеру пришлось ждать, но сам виноват, мог бы предупредить. Или он хотел таким образом застать ее врасплох? Так того времени, что ей потребовалось, чтобы привести себя в относительный порядок, вполне хватило на обдумывание собственных слов, а уж что именно хотел сказать Органа, Падме и так себе примерно представляла. Императрица, возможно, удивилась бы и насторожилась не только потому, что Верховный канцлер пожелал говорить с ней столь рано и столь срочно, но и потому, что он смиренно ждал, когда же она ответит. Но последние пару дней Падме чувствовала себя откровенно отвратительно, в этом не было ничего необычного, но именно сейчас оказалось совсем не к месту. Войдя в небольшую комнату, где, собственно, и должен был состояться сеанс связи, Падме замерла, словно статуя, с гордо поднятой головой и идеальной осанкой. На самом деле она опасалась, что малейшее движение приведет к тому, что ее банально и совершенно некрасиво стошнит. И хотя данное неприятное событие никак с Органой не связано, но выглядеть будет очень красочно, да и демонстрировать слабость Падме не собиралась. Молчание давило и явно затягивалось. Она решила предоставить ему право первого слова, в конце концов, это он желал говорить, а она, кажется, сейчас просто не в состоянии. Бейл в свою очередь, похоже, ждал, что именно она начнет разговор, возможно, даже предполагал, будто женщина станет оправдываться, хотя не настолько же он глуп, в самом деле. - Что происходит? – он первым подал голос, правда, в ответ получил лишь вопросительный взгляд и приподнятую бровь. – У нас был договор. Конечно, Падме могла бы в свое удовольствие поиздеваться над ним. После того, как он явно намеревался ее просто использовать, сыграв на чувствах, это меньшее, что она могла сделать. Но в данный момент женщина чувствовала себя уставшей, не выспавшейся и явно больной. Следовательно, затягивать разговор не стоило, они и так потратили много времени на молчаливую игру в гляделки. - Нет, не было. Ты желал заполучить под свой контроль территорию, принадлежащую Империи, увеличить собственное влияние, не прилагая к этому особых усилий. Свобода, благо народа, все это чушь. Народу Империи живется не так уж плохо, уж точно не хуже, чем в Республике. И как бы я ни была зла на Энакина, я бы скорее собственными руками его пристрелила, чем стала мстить подобным низким способом, вовлекая во все это ни в чем не повинных жителей галактики. - И все же они вовлечены, а ты предала идеалы Республики и демократии, то, что всегда защищала. Кажется, он хотел ее устыдить, вот только ее совесть молчала. Пусть оставит эти патетические речи для кого-нибудь другого. Если он сам не понял очевидных вещей, это его проблема, а если все же понял, то зачем так распинается перед ней? - Республика напала первой. Республика – агрессор, Империя защищается, именно так на данный момент обстоят дела, хотя я более чем уверена, что вы представили эту ситуацию немного иначе. Народу можно сколько угодно вешать лапшу на уши, но между собой мы можем быть более чем честными в отношении данного вопроса. Вы бы в любом случае это сделали, пусть позже, и куда тщательнее подготовившись, и тогда Империи было бы сложнее. А сейчас, согласись, проигрываете именно вы. Было отчетливо видно, как мужчина с силой сжимает зубы, видимо, силясь не высказать все то, что так просится на язык. - И чего ты намеревалась этим добиться? – он достаточно быстро взял себя в руки, хотя взгляд не скрывал его истинных чувств. – Это никогда не закончится, Республика и Империя не смогут мирно сосуществовать, проще и безболезненнее было бы решить это сейчас, а не затягивать. - Решить, конечно, стоило в твою пользу, - ее голос так и сочился ядом, Падме больше не видела смысла скрывать свое истинное отношение к сложившейся ситуации. – Война нужна вам, точнее, все выглядит так, что именно тебе. Империя не претендует на ваши территории, нам вполне хватает того, что есть. В отличие от вас. - Ты не можешь говорить от имени Империи - ты не Император. Я ни за что не поверю, что этот самовлюбленный мальчишка не жаждет большего, те, кто приходят из низов, всегда жадны без меры, и он не исключение. Но и это не важно. Если он не вернется, а я в этом уверен, тебе не позволят остаться, а значит, решать опять будет кто-то другой. Республика отступит, на этот раз. Я лишь рассчитывал, что ты еще способна мыслить рационально. - С этого и стоило начинать и назначить официальную встречу, - говорить становилось все тяжелее, голова кружилась, и к горлу подступал тошнотворный комок желчи. - Назначу, но уже не с тобой, - он отключил связь. На последних словах в его глазах отчетливо было видно скрытое торжество. Падме наверняка попыталась бы обдумать, что именно он имел в виду, но сдерживать тошноту дальше не представлялось возможным, голова закружилась еще сильнее и сосредоточиться хоть на чем-то не получалось. Кто-то тут же поддержал ее, не позволяя упасть. В последнее время пришлось вновь смириться с тем, что рядом всегда кто-то был, и вновь из-за опасений по поводу ее самочувствия. Правда, если раньше супруг опасался, что она что-нибудь сделает с собой или с кем-нибудь еще, мало ли что не совсем нормальному человеку может в голову придти, то сейчас все боялись примерно того же самого, но уже по иной причине. Казалось, что она, сама того не ведая, может себе навредить. Похоже, сегодня, после такого-то представления, ее из комнаты никто не выпустит. Доктор лично поперек порога ляжет и заявит, что лучше пусть его вот прямо сейчас на месте убьют, так хоть мучиться не придется. Впрочем, в таком состоянии она и сама никуда не пойдет. Кажется, так плохо Падме не было даже тогда, когда ее отравили. Эта вдруг пришедшая из ниоткуда мысль заставила женщину вздрогнуть. Это ведь не могло случиться вновь… Если кто-то вдруг пожелал избавиться от нее именно сейчас и именно таким способом, то в первую очередь удар придется вовсе не на нее. Падме вздрогнула, судорожно сжимая руку того, кто был рядом, она не видела лица, все расплывалось перед глазами. Все же ей не стоило возвращаться. Не сейчас, никогда. Если она из-за своей глупости, самоуверенности и никому ненужного желания справедливости вновь потеряет ребенка… Тогда и жить будет незачем, вне зависимости от того, вернется Император или нет. Лица, фигуры, все они мелькают вокруг, только усугубляя головокружение и тошноту, хочется закричать, остановить… Зачем все это, к чему? Почему она здесь, а не где-то еще? Где-то, где не нужно ни за что отвечать, где нет боли, страданий. Почему опять? Кажется, только сейчас Императрица, явно запоздав с осознанием, понимает, что все это пусто и тщетно, не для него и даже не для себя она сюда вернулась. Вновь эта маленькая, склонная к излишнему идеализму девочка хочет лучшего для всего мира, в ущерб самой себе. Вот только сейчас она несет ответственность не только за себя. Глупая недалекая дура, раз за разом ступающая в ту же топь, что утягивает с головой, не давая даже возможности вздохнуть. Как будто без нее мир рухнет… Быть может, в этом все дело, в ее ущемленном задавленном самолюбии. Но здесь и сейчас важно вовсе не это. Головокружение и тошнота сбивают с ног. И вновь она совершает ту же ошибку. И ради чего? Кому нужны эти глупые жертвы, которые никто и никогда не оценит? Сознание гаснет резко, отпуская боль, переживания и напряжение. Ей определенно нужен отдых, лишь бы он не был вечным… Падме открывает глаза и несколько раз моргает, чтобы сбросить с глаз мутную пелену и разглядеть давно знакомый и изученный потолок. Руки тянутся к животу, чтобы ощутить и понять, что эта маленькая хрупкая жизнь все еще рядом. Все остальное уже просто не имеет значения. - Что же ты творишь? – сестра сидит в кресле рядом с ее постелью и смотрит с укоризной. Именно сейчас Падме чувствует себя несмышленым глупым ребенком, который сотворил несусветную глупость. Впрочем, все обстоит именно так. И ведь не скажешь… ничего не скажешь, когда сама чувствуешь себя во всем виноватой и вообще круглой дурой. - Скажешь, что я сошла с ума, влезая туда, куда не следовало и будешь полностью права, - Падме все еще смотрела в потолок, даже не глядя на сестру. Едва ли от того, что ей было стыдно. Стыд и совесть - те качества, которые любой политик всегда оставляет позади. - Тогда зачем? – Сола наклоняется вперед и сжимает в ладонях тонкую, холодную руку сестры. - Не знаю… зачем? – Падме как будто уже не здесь, как будто только сейчас поняла, что вновь совершила ту же ошибку. Спрашивать, почему ее не остановили, глупо. В конце концов, она уже не ребенок, и если попытаться вспомнить, мать что-то такое говорила, но, как обычно, дети редко слушают своих родителей. - Почему, Сола, почему я, зная, чем это закончилось в прошлый раз, снова делаю то же самое? - Императрица прижимает ладони к голове, впиваясь пальцами в волосы. Сестра молчит, не потому, что ей нечего ответить, Падме и сама все прекрасно знает. - Падме, - Сола сжимает ладонь сестры, заглядывая в почти безумные глаза. – Все будет хорошо. Пока ты спала, Оби-Ван вышел на связь, он его нашел. - И ты говоришь мне это только сейчас? – Падме порывается подскочить с места и вновь куда-то бежать, но у нее нет сил даже приподняться с постели. - Именно потому сразу и не сказала, - покачала головой сестра. – Успокойся, теперь все будет хорошо. Да, теперь все действительно будет хорошо. Наверное. Возможно… Оби-Ван смотрел на своего бывшего ученика молча, но очень красноречиво. Энакин чувствовал себя идиотом. Кажется, такого с ним не бывало даже когда он был зеленым падаваном, впрочем, тогда он хоть и влипал в неприятности, но хотя бы не настолько идиотские. От глупых, на грани абсурда, ситуаций не застрахован никто, будь ты хоть джедай, хоть Император, хоть обычный среднестатистический житель галактики. В самом деле, кто мог предположить, что во время прыжка вдруг откажет одна из систем. Он ведь сам лично все перед вылетом проверял, можно сказать каждую схему, каждый винтик прощупал, но случайность на то и случайность, что просчитать ее практически невозможно. В итоге он оказался посреди нигде, рядом ни одного обитаемого мира, гипердвигатель накрылся, связь тоже. Все это очень сильно походило на саботаж, но такое он бы не пропустил. И оттого сложившаяся ситуация казалась еще более идиотской. Все, что ему оставалось, это взять курс на ближайший обитаемый мир и надеяться, что ему хватит топлива и кислорода, поскольку более глупой смерти он на данный момент не мог себе представить. В любом случае он должен выжить, должен вернуться, потому что без него… нет, мир не рухнет и даже Империя никуда не денется, не настолько он был высокого о себе мнения, чтобы считать незаменимым. Но был один человек, даже два… Именно на середине пути его и выловил Оби-Ван. - Я действительно не хочу слышать, что ты по этому поводу думаешь, поскольку и так это знаю, - вздохнул мужчина, проводя ладонью по растрепанным волосам. - А я ничего и не говорил, - покачал головой джедай. Действительно, смысла комментировать сложившуюся ситуацию он не видел. Энакин уже давно не его падаван, к тому же злить и без того взвинченного человека с неустойчивым эмоциональным состоянием и склонностью впадать в ярость, глупо. - Надеюсь, у тебя со связью все в порядке? - Энакин, наконец, пришел в некое согласие с собственными эмоциями, сейчас не время и не место злиться, тем более, что кроме как на самого себя злиться-то и не на кого. Ну да, его все еще не нашли, и если бы не бывший учитель… И ведь не факт, что плохо искали, наверняка хорошо, но просто не там… опять же, просто очередная случайность. А выйти на связь было жизненно необходимо. Сколько его не было, неделю? Две? В состоянии глубокой медитации время не ощущается. И что случилось за это время представить страшно. Уж кому, как не ему, знать, что все развалить и устроить передел власти можно и за пару дней. - Не буду тебе мешать, - Оби-Ван удалился. Не то что бы ему было не любопытно, но он как джедай должен был сохранять нейтралитет, ну или хотя бы его видимость. Политика его не касается, не интересует и вообще противна, вот только он как погряз в ней много лет назад, так и не может выбраться, как бы ни старался. Какое-то время Энакин долгим вдумчивым взглядом гипнотизировал панель, но так и не нажал ту самую кнопку связи. Не сейчас. Лучше он явится лично и все увидит своими глазами. Не то чтобы он жаждал узреть нечто крамольное, но лучше не заявлять о своем присутствии слишком рано. Он отсутствовал хоть и долго, но не слишком, и если знакомый мир не рухнул за все это время, еще пара дней вряд ли что-то решит. Зато у тех, кто действительно хочет от него избавиться не будет соблазна напасть на одинокий катер, пусть не безоружный, но все же явно уступающий в мощи более габаритным кораблям. Джедай появился через час, считая, что этого времени было более чем достаточно, чтобы решить все насущные вопросы. Спрашивать что-либо у бывшего ученика он не стал, просто, как и обещал, отправил коротенькое сообщение, пара ничего не значащих слов, хотя все и так наверняка знают, что Император вернулся… - Зачем все это? – Энакин смотрел на летящие мимо звезды, сливающиеся в белесые линии. - Тебе лучше знать, - вздохнул старый джедай. – Ты ведь сам этого хотел. - Не этого, - мужчина нервно дернул головой. Сейчас говорить, чего он в действительности хотел, было глупо, он и сам это понимал. Как часто наши желания не совпадают даже не с возможностями, а с итогами собственных действий. К чему все это, зачем? Власть, которую он когда-то хотел получить, чтобы сделать всех счастливым и свободными обернулась тяжким бременем, трудом хуже рабского: его нельзя бросить или перекинуть на кого-то еще, только самостоятельно тащить из последних сил. И когда-то идеалистические мысли мальчишки о мире, где все счастливы, разбиваются о реальность. Нет такого мира, где все счастливы и нет войн, нет и не будет, что бы ты ни делал, как бы ни пытался… Все, что нужно, это лишь поддерживать нынешний хрупкий баланс и продолжать идти вперед, как получается, как придется, сведя количество жертв к необходимому минимуму. Да, он хотел не этого. Джедай молчит. Они всегда молчат и укоризненно качают головой. И как в такой ситуации не сорваться? Но он сдержался. Именно он, а сколько будет и было тех, кто не сумел? Молодые, глупые, наивные, те, кто считают, что от их поступков и решений в этом мире хоть что-то зависит. Вот только мир не такой, как его описывают джедаи или преподносят ситы, он ничего не дает и ему ничего не нужно. Хорошие поступки или плохие - все это категории живущих, якобы разумных. А мир… он был и будет, и если бы мог, наверняка посмеялся бы над глупыми смертными. - Именно поэтому джедаи отошли в сторону, - вздохнул Оби-Ван, как будто прочитав мысли своего ученика. - После того как их ткнули носом в то дерьмо, которому они же позволили расплодиться, или это потому, что они не захотели решать собственноручно созданные проблемы? – хмыкнул Энакин. Вопрос, на который нет ответа, верного правильного ответа. - Ты хочешь, чтобы я попросил прощения? Глупый вопрос, который порождал столь же глупый ответ, потому оба они продолжали молчать. И джедаю, и его бывшему ученику было что сказать друг другу, что предъявить в качестве претензий, но оба понимали, что все это касается только их самих, а друг друга тихо и сами с собой они давно уже простили, пусть не высказав этого вслух. Энакин не стал продолжать, философские дискуссии ему никогда не нравились и казались глупыми. Его собственное мнение все равно всегда оставалось для него приоритетным, и если он и менял свое мнение, то тихо, если и признавал ошибки, то только перед самим собой. Полет был недолгим, старый джедай не собирался довозить Императора до столицы, да и самому Энакину там делать было нечего, или он так думал. Возвращение Импретора встретили радостно, но сдержанно, хотя сам он уловил это разве что краем сознания. Слишком много было неотложных дел и вопросов, требующих его внимания, хотя половину из них он с чистой совестью попросту скинул на подданных, потому что решить все просто физически не успевал, даже если не прерываться на сон и еду, а другая половина, по его мнению, была куда важнее. Император вернулся, и для кого-то это стало облегчением, а для кого-то принесло проблемы. Все как обычно, жизнь продолжается… Единственная, с кем он не связался, это Падме. В какой-то момент он о ней и вовсе как будто забыл или просто отодвинул на второй план, в конце концов, с ней все и так ясно… Падме вновь страдала от тошноты и слабости, и связано это было не с беременностью, точнее, не совсем с ней. У нее все было не так, как должно, да и сама она… так мечтала об этом ребенке и даже не надеялась его получить, поскольку диагноз был однозначен и никакое лечение не могло ничего изменить… И вдруг появилось это маленькое чудо, долгожданное, безмерно любимое, и что она в итоге сотворила? Вместо того, чтобы заботиться о себе и ребенке, влезла туда, куда не следовало, где и без нее вполне благополучно разобрались. А сейчас доктор говорит, что все не то чтобы плохо, но могло быть и лучше, особенно если бы она в первую очередь следила за собой и своим здоровьем. И ведь это самое главное - ее малыш и его здоровье. Она вновь кладет ладони на живот, нежно гладит и тихо просит прощения. Падме на самом деле очень часто разговаривает с ребенком, в те минуты, когда никого нет рядом. Рассказывает детские сказки, которые вряд ли сможет когда-то ему поведать, все время повторяет, как сильно его любит и как его любит папа. Так зачем она вернулась? Зачем мучает себя? Падме может ответить на этот вопрос сестре и даже матери, логично, обоснованно, но вот ребенку не может, потому что сама понимает, что нет иной причины, кроме ее собственной дурости. Сейчас ей хочется сбежать, спрятаться как можно дальше, и почему сия мысль не посетила ее голову чуть раньше, до того, как она, вновь не послушав свою мать, ввязалась во все это. Родители плохого не посоветуют, ее так уж точно, так почему она их до сих пор не слушает, лишь постфактум понимая, осознавая и принимая правоту матери. - Простишь ли ты свою глупую никчемную мать? – шепчет Падме, обнимая свой живот. Но вопрос ведь вовсе не в этом. Главное, чтобы ее дитя выжило. И сейчас не имеют значения внутренние и внешние интриги, весь окружающий мир и его проблемы теряют всякий смысл. Вот только почему сейчас? Почему не месяцем раньше? Почему осознание собственной глупости приходит так поздно? Дверь в комнату распахивается неожиданно, и на пороге замирает сестра с широко раскрытыми глазами, в которых отражается паника, как будто мир вдруг рухнул. Ну или как минимум звезда, на орбите которой находится эта злополучная планета, взорвалась. Падме поднимается на ноги, отпуская живот и позволяя широким юбкам скрыть свое положение, она хочет задать вопрос, но не успевает. Вслед за Солой в помещение входят некоторые из политиков в сопровождении солдат. - Именем Императора, вы арестованы за предательство… Императрица не паникует, не боится, все происходит будто не с ней. Кто все эти люди? Зачем они сюда пришли? Слова, что ей зачитывают, остаются лишь словами, пустыми, бессмысленными, неважными. Это ведь все неправда, просто чушь. Потому она смеется, запрокидывая голову. Что за вздор, даже если вспомнить все ее действия, все было не так. Вот только это она видит эти обвинения смешными и в какой-то момент осознание реальности смывает любую спесь. Она смотрит на них, тех, кто еще вчера клялся в преданности, хотя скорее просто кланялся, видимо, тая стремление занять местечко повыше без особых потерь. - Что здесь происходит? – вопрос глупый, она с самого начала знала на него ответ, но продолжала держаться, старательно повторяя себе, что не нужно не только хвататься, но даже тянуться к животу. Даже сейчас, не смотря ни на что, никто не должен увидеть, никто не должен узнать… Быть может, она ждала некой оригинальности, хотя здесь и сейчас все это не имело никакого значения. С самого разговора с Бейлом Падме понимала, что все это ничем хорошим не закончится, но видеть в предводителях отца Иргис было несколько странно. Он ведь как никто должен знать и защищать… хотя, ныне каждый защищает лишь свой собственный зад, и Ранек, конечно, не исключение. Она не слышит слов, они сливаются в бессвязную, ничего не значащую какофонию. Все не так, все ложь. Она никогда не предавала ни своего супруга, ни Империю, но ее не слышат, не хотят слушать. Император отдал приказ буквально после своего возвращения. Но если он вернулся, то знает, должен знать… Тогда почему? Почему она со всех сторон слышит об обреченных предателях Империи, заключенных под стражу от имени Императора… - Стоп! – Падме поднимает руку, одновременно останавливая безумный поток лжи и привлекая к себе внимание. – Какое вы имеете право обвинять меня? У вас нет ни доказательств, ни свидетелей, потому что ничего не было, и никто кроме самого Императора не имеет права меня судить. Все это, конечно же, полнейшая чушь, здесь и сейчас прав тот, на чьей стороне сила и правда, а если не вникать в нюансы, то они все же правы. - Предлагая перемирие, Верховный канцлер лично предоставил информацию о предателях. Предоставив не просто голословные утверждения, но неоспоримые доказательства. - И вы, именно вы, считаете, что таким образом сумеете возвыситься? Избавиться от меня, чтобы ваша дочь заняла мое место? Вот только не рановато ли вы подняли голову? Иргис еще не родила, и чьего ребенка она носит - все еще вопрос открытый, так же, как родит ли она вообще. Так что не стоит задирать нос раньше времени. Сама Падме знала правду, а слова оставались просто словами, лишь бы посильнее задеть конкретного человека, возомнившего, будто он имеет какое-то значение просто потому, что его дочь носит ребенка Императора. Хотя, если задуматься, всегда и во все времена политика была именно такой. - Вы мне угрожаете? – голос мужчины поднялся высоко, почти до визга, что болезненно резануло по ушам. – Не только мне, но и моей семье! Император лично отдал приказ покарать всех предателей, вне зависимости от их статуса в Империи. И сейчас, прикрываясь своим статусом, вы угрожали моей семье, пытаясь избежать наказания. Сола, все это время молча выслушивавшая обвинения в адрес своей сестры, попыталась подняться на ноги, но тут же была остановлена взмахом руки Падме, которая не желала впутывать во все эти дрязги еще кого-то, тем более сестру. - Я просто констатирую факт, - Императрица поднялась на ноги. У нее не было выбора. Пытаться сбежать бесполезно. Узнай она обо всем хоть на минуту раньше, и тогда была возможность выбраться обычным путем, сейчас же у нее попросту нет возможности, хотя Теран, похоже, готов прикрыть ее отступление, но… нет, их слишком много, она не успеет. Гордо вздергивать подбородок и заявлять, хотя бы даже самой себе, поскольку никому более эта мысль будет не интересна, что убегать, не будучи виновной, она не собирается, было бы глупо. Как и ждать разбирательства, которого она рискует не дождаться вовсе. Падме глубоко вздохнула, подняв руки, и тут же, спохватившись, их опустила. Если бы она сейчас заявила, что носит ребенка, это, несомненно, отвлекло бы окружающих от сложившейся ситуации, правда, ненадолго. Мало того, что ей вряд ли поверят, а закатывать позорную сцену с убеждением в собственной правоте Падме уж точно не стала бы, так еще ведь сподобятся объявить, что этот ребенок, если он на самом деле есть, вовсе не от Императора. К тому же вместо того, чтобы выиграть для себя время, она, скорее всего, сократит и без того малый срок своей жизни до нескольких часов. Энакин, конечно, будет, мягко говоря, недоволен, но ему скормят историю о несчастном случае, и вообще сама виновата, вот сидела бы тихо у себя на Набу. Впрочем, и без ненужных никому подробностей своей личной жизни Падме подозревала, что ничем хорошим все это не закончится. Она подошла почти вплотную к Ранеку, протягивая руки вперед, ладонями вверх. - Падме… - Сола явно не собиралась оставаться в стороне. Императрица лишь бросила на нее очень выразительный, красноречивый взгляд. Сестра должна связаться с Энакином и все ему рассказать, а если из-за своего желания защитить ее та сама окажется в соседней камере, ничего хорошего из этого не выйдет. Сейчас сестра имеет возможность отпереться от всего, а уж зная Солу… Падме же остается только ждать. Главное - не слишком долго, иначе может быть слишком поздно.