Осколки

Огромный мир сузился до небольшого помещения, сумев уместить в себя все богатство красок огромного неизмеримого пространства, закрутил в неудержимый вихрь, тянущий куда-то вниз. Постепенно пространство вокруг выцветало, пока не окуталось непроницаемой чернотой. Но легче не стало. Каждый вдох отдавался болью в груди, этот мир, казавшийся совершенно чужим, давил и удушал. Часто возникало желание прекратить эту пытку, просто перестать дышать, но тело неизменно, на простых рефлексах, делало очередной вдох, прогоняя кислород по венам, а вместе с ним жгучую разъедающую боль. Хотелось кричать, не от боли, а от нестерпимой, невыносимой ненависти ко всему окружающему миру. Откуда она появилась, женщина не помнила, да и не нужно было ей это знание, даже собственное, почти забытое имя не имело смысла. Все это должно было закончиться, но отчего-то продолжалось день ото дня. Лишь тихий размеренный голос где-то рядом помогал вынырнуть из затягивающей все глубже вязкой темноты. Что он говорил, не имело значения, это был тонкий хрупкий луч света, к которому неосознанно тянулись руки, пытаясь пробить себе путь наружу, вырваться из трясины собственного бессилия. День за днем света становилось все больше, а желания бороться все меньше. Будто сознание не хотело вырываться наружу, чувствуя, что там ждет еще больше страданий. Почему ей просто не позволят умереть? Ведь так будет лучше и проще для всех… Она хочет спросить, но не может произнести ни единого слова, будто тело совсем перестало подчиняться. Дни сменяют друг друга так скоро, сколько прошло времени? Неделя или, быть может, год? Она не знает ответа и не желает его искать. Мягкий тусклый свет призывает вернуться, и сознание тянется за ним, все ближе подходя к незримой границе, за которой ждет нечто необъятное, прекрасное и до невозможности болезненное. Когда ее глаза наконец-то обретают способность видеть реальность, перед ними предстает лишь белоснежный гладкий потолок. Эта реальность отчего-то кажется куда хуже незримых призраков, что преследовали женщину все это время, хочется закрыть глаза и вновь вернуться туда, в удушливую тьму, но голос теперь слышится слишком отчетливо, задает вопросы, на которые просто невозможно не ответить. Сухие потрескавшиеся губы размыкаются, чтобы дать ответ, звук собственного голоса режет уши и кажется чужим. Постепенно растерянный неуверенный взгляд выхватывает все больше деталей окружающей обстановки. Белый цвет уже не режет глаза, становясь неотъемлемой частью ее бытия. Дышать уже легче, больше на грудь не давит незримый неподъемный груз, а собственный разум делится воспоминаниями, яркими обрывочными картинками, что вспыхивают и угасают, быстро сменяя друг друга, так хаотично, что поначалу сложно понять и разобраться. Безмятежные равнины, усыпанные цветами, сменяются узкими безликими коридорами и скрежетом металла, а затем вновь невероятно прекрасная картина чистой природы, озера и водопады, чей шум стирает недавнее напряжение и страх, но стоит только поддаться безмятежности, как сознание стирает чудесную картину, выводя перед внутренним взором реки огня и голос… Ее собственный голос, умоляющий о чем-то важном, а в ответ лишь пышущее ненавистью презрение. Она слышит слова, но не может уловить их суть. Этих картин так много, но в итоге все приходит к одному – нестерпимой боли в сердце и лишь одному вопросу: «Почему? За что?». Но кого можно спросить? Дни проходят один за другим, и все чаще ей кажется, что лучше было остаться в вязкой удушающей тьме, чем выбраться к этому проклятому свету, разъедающему душу. Потому что память наконец-то вернулась, перестав быть всего лишь яркими чуждыми картинками. А вместе с памятью вернулось осознание всего, что произошло. Этот миг невозможно забыть. Будто лавина, сошедшая с гор, накрывает тебя и проходит дальше, оставляя после себя лишь пушистый снег на плечах - собственные воспоминания, что должны были вновь толкнуть в пучину безумия, но во второй раз пережить все это оказалось проще. Да, Падме желала бы остаться где-то в глубине собственной тьмы и забвения, но ей просто не дали шанса. Боль и ненависть никуда не ушли, но желание расстаться с жизнью больше не поглощало разум. - Здравствуйте, Падме, - тот самый голос, что вывел ее из ловушки собственного разума, спокойный, отстраненный, чем-то напоминающий размеренную речь джедаев, но все же немного иной. Она знает, что нужно ответить, даже если сегодня не хочется никого слышать и видеть, это как игра, где призом будет собственная свобода. А сейчас Падме точно знает, что заперта, привязана к постели без возможности просто пройтись по своей камере заключения, которую все называют всего лишь больничной палатой. - Здравствуйте, - собственный голос больше не кажется чужим, хоть и слышится совершенно иначе, скорее хриплое карканье, чем голос. - Как вы себя сегодня чувствуете? – доктор говорит спокойно, обыденно, будто просто зачитывает готовый текст, в ее голосе нет подобострастия или участия и это радует, потому что участие и жалость вывели бы Падме из себя и заставили психовать, и доктор, похоже, отлично об этом знает. - Как обычно, - ей не удается скрыть свои эмоции, но бывший сенатор и не пытается это сделать, точно зная, что сидящая рядом женщина тут же почувствует малейшую фальшь, потому лучше даже не пытаться. После банальных приветствий и вопросов о самочувствии следует уже привычный разговор о погоде, о том, что происходит в мире, все как обычно. Падме уже знает, что и когда нужно ответить. Доктор сидит с ничего не выражающим лицом. Все как всегда, кажется, что это замкнутый круг, из которого нет выхода. День за днем лишь эти пустые разговоры, но нужно ли ей что-то еще? Иногда женщина задумывалась над этим вопросом, но ответа не было. Выходило так, что единственное, чего ей хотелось, это освободиться от пут, иных желаний просто не было. Но сегодняшняя беседа оказалась совершенно иной, выбивающейся из общей привычной схемы всего лишь одним вопросом. - Вы готовы его увидеть? – спрашивает доктор. И у Падме не возникает ни одного дополнительного вопроса, она отлично знает, о ком идет речь. Готова ли она? Женщина и сама не знает. Еще недавно она бы устроила истерику, потом было бы простое и холодное «нет», но сейчас нечто глубоко внутри, представлявшее из себя проснувшийся вулкан эмоций, готовых в любой момент вырваться наружу и обрушиться лавиной на виновника, успокоилось. Придя в пусть и хрупкое, но согласие с собственным внутренним миром, она могла дать однозначный ответ. - Да, - Падме хочет вырваться из этой белоснежной клетки, чтобы увидеть окружающий мир? Возможно, но скорее просто потому, что по сути своей не может спокойно находиться в прямом смысле привязанной к одному месту. И это решение, принятое, казалось бы, совершенно спонтанно, на самом деле было обдуманным. Доктор поднимается с места и выходит за дверь, но она рядом, готовая в любой момент вмешаться, если ситуация выйдет из-под контроля, а рядом с ней пара крепких мужчин, готовых успокоить буйную пациентку. Так уже было. Несмотря на то, что ее сознание гуляло где-то далеко, Падме помнит тот момент, когда он показался на пороге. Именно тогда ее сознание резко вырвалось из темного омута вместе с диким криком и желанием уничтожить это существо, что посмело показаться на глаза… Но то было тогда. Сейчас она осознанно приняла решение, хотя бурлящие в глубине чувства мало изменились. Дверь открывается и через порог шагает он, тот самый человек, ради которого она готова была пожертвовать всем, тот, кому она однажды отдала свое сердце, полюбила на всю жизнь, как казалось тогда… как выяснилось сейчас, действительно казалось. Он почти не изменился, разве что между бровей появилась непривычная напряженная складка. Но больше всего удивляют не те малые изменения, что произошли в нем, а собственные чувства к этому человеку. Она все еще его ненавидит, но уже не хочет растерзать на части, разве что банально плюнуть ему в лицо, но этот порыв можно сдержать, в остальном же… Даже удивительно, куда делась та недавняя поглощающая сознание ненависть? Энакин действительно был не уверен, когда доктор Рийхар предложила ему встретиться с супругой, предыдущие встречи проходили, мягко говоря, неудачно. То рычащее и беснующееся существо совсем не походило на его мягкую и добрую жену. Да, он знал, что эта женщина, рано ставшая королевой, а затем и сенатором мягкостью характера не отличается, а с ним она всегда была иной. Но то, что он видел за порогом этой палаты, заставляло вздрогнуть. Безумные пустые глаза и низкий животный рык, срывающийся с губ. Его любимая была безумна и в том была лишь его вина. Но сейчас ситуация, похоже, была иной, да и взгляд любимых карих глаз больше не пылал жаждой крови. Сейчас все было нормально и она, кажется, наконец стала прежней. - Падме, - он делает резкий широкий шаг вперед и замирает, будто боится вновь налететь на ту стену безумия, что видел не так давно. Ведь в любой момент эта женщина может вытворить что угодно, но он искренне надеется, что ее кризис позади. - Приветствую, - надо же ей было хоть что-то сказать в ответ, хотя тон сказанного больше напоминал пожелание сгинуть где-нибудь и как можно быстрее. - Как ты себя чувствуешь? – осторожно спрашивает бывший джедай, скорее просто потому, что не знает, как и о чем начать разговор, все еще не уверенный в ее реакции на его слова и присутствие. - А как я могу себя чувствовать? – женщина произносит это с усмешкой. Неужели ему больше не о чем спросить и нечего сказать? Хотя, какая разница. С каждой секундой она все больше осознает, что ненавидит этого человека, или нет, скорее просто презирает. Да, так будет правильнее описать ее чувства. - Ты меня ненавидишь? – наверное, не стоило задавать этот вопрос или скорее нужно было подвести к нему как-то мягче, постепенно, во время беседы, но он сам сорвался с губ, возможно, потому, что правая рука Императора и сам знал ответ. - Нет, - за последнее время она привыкла давать короткие ответы на поставленные вопросы. Сейчас же сама удивилась собственным словам. Но в действительности, если подумать, Падме не испытывала к нему ненависти, это было иное чувство, которому она сама пока что не могла дать точного определения. Этот ответ был шоком для него. То, что Скайуокер видел в ней с момента нежданной встречи в кабинете, было именно ненавистью, сжигающей разум и толкающей на безумные поступки. И даже сейчас он ожидал увидеть именно это. Но ее голос, ее поведение и ее слова были совершенно иными, это на миг зажгло внутри него искру почти угасшей надежды. В белоснежном помещении повисло тягостное молчание. Энакин не знал, о чем еще может спросить или сказать, Падме же ждала его слов, потому что все еще плохо понимала свои чувства и состояние, да и ей попросту нечего было сказать этому человеку. Откуда-то повеяло зябким холодом. Просто пустота, повисшая между ними, медленно наполнялась ледяными снежинками. Им нечего сказать друг другу, нечего обсудить, хотя раньше всегда находились темы для разговора. Ему это казалось странным и чуждым, ей же чем-то естественным и незыблемым. Возможно, она и сама бы удивилась этому ответу, но придя в относительное согласие с собственным внутренним миром, женщина вдруг поняла, что ненависти действительно нет, отчего-то это яркое, испускающее необузданный жар чувство поглотил холод безразличия. Они еще долго сидели вот так, просто глядя друг на друга, он опасался сказать хоть слово, не зная, что оно может повлечь за собой, а ей просто нечего было сказать. Секунды слагаются в минуты, минуты в часы. Сколько проходит времени, прежде чем на пороге появляется доктор с просьбой покинуть помещение? Оба могут сказать, что прошли века. Энакин уходит, так и не сумев выразить все то, что все еще давит на него, а Падме остается одна среди девственной белизны, чувствуя, что ныне ее сводит с ума именно окружающая обстановка, а не переживаемые мысли, уже давно отошедшие на второй план. Не зря говорят: «то, что не убивает, делает нас сильнее». Бывший сенатор не чувствовала, что стала сильнее, скорее наоборот, но она выжила, и будет жить дальше. Для чего? Кто знает, почему мы вообще приходим в этот мир и проживаем свою жизнь. И если раньше эти вопросы могли затронуть ее разум, то сейчас их не было и в помине. Она просто будет жить, почему? Но разве чтобы жить, нужна какая-то причина? Множество существ в галактике даже не задаются этим вопросом, просто продолжая вести свою жизнь, какой бы она ни была. Так почему она, имеющая то, чего никогда не достигнут они, должна сдаваться? В этом мире так много существ, прошедших через то, что она даже представить не может, хотя, быть может, это лишь оправдание, но бывший сенатор больше не позволит себе замкнуться… Вот уже год как он является правой рукой Императора, человека, перевернувшего его мир с ног на голову, показавшего возможный путь к спасению, обернувшийся бездной отчаяния. Правда, последнее приходилось скрывать глубоко внутри, не позволяя даже тени сомнения вырваться наружу. Он покорно шагает рядом со стариком, стараясь выполнить все его желания, не из почтения или стремления угодить, а просто потому, что именно так должен поступать ученик. О том, что на самом деле творится в его душе не знает никто, наверное, даже он сам. Никакого доверия к новоиспеченному учителю молодой сит не испытывает, хотя усиленно это скрывает. И с каждым днем он замечает, что делать это не так уж сложно, да и обманывать учителя, притворяясь покорной игрушкой, куда проще, чем казалось поначалу. Сейчас Энакин понимает, что Палпатин ничего ему не обещал. Старик лишь давал смутную надежду на обретение неких возможностей, чтобы суметь спасти самое дорогое, для чего нужно следовать за ним. Но все это обратилось в пустые слова того, кто всего лишь жаждал заполучить себе сильного союзника. Сейчас Энакин это понимал. Ведь именно то, к чему его подталкивал Император, привело к печальному итогу. Да, виноват в первую очередь именно он сам, поддавшийся пустым обещаниям и мнимым иллюзиям. Следуя за собственным желанием сохранить жизнь любимой, он собственными руками вверг галактику в хаос и получил закономерный результат. Именно то, о чем все это время говорили джедаи. И кого же винить во всем этом? Самого себя, Императора, толкнувшего на скользкий путь, или джедаев, не сумевших вовремя объяснить суть? Не сумевший найти свои ответы, бывший джедай винил всех, но в первую очередь, конечно же, себя и собственную глупость и недальновидность. Как это на самом деле просто, возвращаясь назад, мысленно принимать действительно верные решения, но время невозможно повернуть вспять, как и принять то самое единственно верное решение. Палпатин дал ему не более чем иллюзию, красивую и притягательную, но от того не менее хрупкую, развалившуюся под давлением непоколебимой реальности. Все его обещания, как оказалось, не стоили ничего и Энакин, поддавшийся собственной слабости, оказался заперт в незримой клетке, из которой нет выхода. Он все еще был предан Императору, изображая из себя покорную марионетку, благо некоторые советы и уроки любимой женщины все же отложились в голове. Но ненависть к человеку, воспользовавшемуся его чувствами и толкнувшему на путь, ведущий в никуда, разгоралась все сильнее. Давний друг, человек, которому он безразмерно доверял, оказался не более чем манипулятором. Просто политиком, ничем не отличающимся от остальных, а когда-то так хотелось верить в обратное. Ныне склоняясь перед своим учителем он усмехается про себя. Сколько еще продолжится эта игра? И кто окажется победителем? - Приветствую, учитель, - всего лишь два слова, но как же они режут и сминают сознание. Все же бывший джедай сумел сыграть роль ученика, полностью покорного воле учителя. Ныне он не верил ни единому слову старика, успев убедиться в эфемерности его обещаний. - Как продвигается работа? – Император сидит в своем кресле, чувствуя себя хозяином жизни. Он добился того, к чему стремился столь долго, наконец сумев уничтожить джедаев. Уничтожение остатков ордена лишь вопрос времени, ученик должен с этим справиться. А политическая часть это уже его поле, слишком много тех, кто все еще грезит о былом. - Все идет по плану, - а уж по чьему именно плану уточнять не следует, главное, что говорит он чистую правду и от всего сердца. Они редко долго говорят о делах, их встречи отличаются лаконичностью и четкостью высказываемых мыслей и потребностей. - Как чувствует себя твоя супруга? – этот вопрос так же обычен и задается вовсе не потому, что Палпатин обеспокоен ее здоровьем. Сам Император не желает возвращения столь влиятельной в сенате фигуры, но, похоже, этого и не будет. Бедняжка сошла с ума, не совсем тот итог, которого он ждал, но тоже неплохо. Ему плевать, что станет с этой женщиной, но ученик слишком о ней беспокоится и если так продолжится дальше, от нее придется избавиться. - Ее состояние стабильно, - ответ ученика так же обычен, как и вопрос. Да, его любимая жена все еще была жива, но зато была готова зубами вырвать его сердце, что вовсе не вселяло оптимизма. Хотя Энакин позаботился о том, чтобы о данном факте знало как можно меньше народу. Доктор Рийхар была очень впечатлена тем фактом, что в любой момент может расстаться со своей жизнью благодаря лишь тому факту, что использует Силу, пусть и неумело. Хотя не следовало исключать факт нахождения рядом шпионов Императора. И пусть у него сейчас много куда более насущных дел, но за своим учеником все же нужно присматривать и за его ближайшим окружением тоже. Энакин знает, что учитель чувствует его ненависть, но вот на кого она направлена… Дарт Вейдер на самом деле не спешит отлавливать джедаев, хотя к бывшим товарищам так же не испытывает теплых чувств, но вовсе не считает это поводом для тотального уничтожения. Конечно, кого-то пришлось убить, но это касалось лишь тех, кто и не думал прятаться и даже осмелился открыто бросать вызов. Потворствовать джедаям просто не было ни возможности, слишком много людей его окружало, и среди них наверняка были те, кто докладывал Императору о каждом шаге его ученика, ни желания, они сами виновны в том, к чему все пришло, а ему откровенно надоело быть героем. Долго терпеть рядом присутствие «учителя» бывший джедай не собирался. То, что Император объявил его своим наследником, в будущем могло доставить множество проблем, но от этого никуда не деться. Дарт Вейдер лишь ждал подходящего момента и, несмотря на то, что на самом деле хотелось вырезать сердце этой твари на его же глазах, он не спешил совершать столь опрометчивый поступок. Открытое сражение с учителем могло закончиться как угодно, а ему был нужен один итог: уничтожение того, кто вверг его и без того беспокойную жизнь в полный хаос. Старый сит отнял у него единственный свет и потому ученик должен забрать его жизнь. Кто-то мог бы сказать, что он поступил бесчестно, но ситы на подобные мелочи никогда не разменивались. Да, кое-что полезное для себя Энакин определенно из их учения вынес, хотя знаний могло быть и больше, но ради них жертвовать временем не следовало. План по уничтожению своего учителя он вынашивал долго, тщательно прорабатывая каждый шаг, стараясь учесть в своих разработках любой экстренный случай. Речь не шла об открытой схватке, нынешний учитель сам рассказал почти идеальный план. Хотя сам Император тщательно защищал себя, но когда дело касалось взлома систем безопасности, Энакину не было равных. Что же касается живой охраны, с ними справиться было еще легче, никакого насилия, потому что это могло вызвать совершенно лишний всплеск силы, затронувший внимание Сидиуса. Просто в этот день охрана покоев Императора не заметила нежданного визитера, который успешно скрывал свое присутствие в Силе. Ученик умер так же, как и его учитель, во сне, сумев проснуться лишь в последний момент, но было уже поздно. Случись это несколькими годами позже, и возможно все бы закончилось совсем иначе и даже больше – просто не сумело начаться. Да, его внутренний зверь жаждал битвы и полного уничтожения врага, но разум все же имел преимущество над низменными инстинктами. Проблему следовало решить быстро, особенно в свете того, что Падме наконец пришла в себя. В какой момент и по какой причине ей все же позволили встать с постели? Сложно было сказать. Просто однажды путы вдруг исчезли. Ощущение свободы не принесло за собой ни капли радости, лишь осознание самого факта, что она наконец-то может встать на ноги, которые совершенно отказываются повиноваться, но это лишь вопрос времени и тренировок. Окружающий мир, холодный и беспристрастный, вновь принял свое искалеченное и несчастное дитя. Несмотря на мнимую свободу ничего не изменилось, все те же безликие дни в окружении белизны, мягкий и безразличный голос доктора… Казалось, все происходит слишком медленно, первый самостоятельный шаг, первый выход за пределы палаты, за последнее время ставшей целым миром. Он появляется редко, что несказанно радует. В какой-то момент ей предложили увидеть ребенка. В первый миг это вызвало дикое отторжение. С какой стати ей смотреть на совершенно чужое существо, которое она лишь пару раз держала на руках, на тот момент считая, что это ее ребенок… но нет, не ее, у нее нет и никогда не будет детей. Так на что ей чей-то чужой ребенок? Откуда бы он ни взялся, пусть его заберут, ей это не нужно, неужели она без того мало пережила? Но сейчас не время для собственной боли и слабости, нужно дать согласие, пусть эти слова приходится выталкивать через силу. Ведь доктор должна решить, что пациентка здорова, а чем они руководствуются, ей не ясно, потому и пришлось ответить положительно. Конечно же, в первый раз ей не дают не то что подойти близко, но даже просто войти в комнату. Но даже просто взгляда через стекло достаточно… Совсем крошечный светловолосый мальчик ползает по ковру и увлеченно грызет погремушку. В глазах няньки, следящей за ребенком, умиление, в ее же лишь полное безразличие. Падме отворачивается и хочет уйти, просто нет сил наблюдать за этим мальчиком и знать, что здесь, совсем рядом, могли быть ее мальчик и девочка, живые, счастливые… но судьба распорядилась иначе, и родной отец убил собственных детей. Ночью она не может уснуть, кусая губы и сдерживая слезы, слишком привыкла бывший сенатор скрывать свои эмоции. Хочется выть во весь голос и проклинать мир, но с губ срывается лишь стон. На следующий день Падме все же вновь соглашается придти сюда, понимая, что ей стоит быть нормальной, хотя не осознает, что даже если бы отказалась, ее бы никто не обвинил. Да доктор и без того чувствовала, что пациентка идет на поправку, а нежелание видеть чужого ребенка выглядело бы совершенно нормально. Все это время Падме полностью ограждали от окружающего мира, так что женщина не знала, что происходит в галактике. Да и мало ее это волновало. Незыблемыми оставались лишь два факта: ненавистный ныне супруг, что отчего-то решил принять участие в ее бесполезной жизни, и чужой ребенок, к которому она приходила день за днем, просто безразлично наблюдая за ним через стекло. Все это время ее голову раздирало множество мыслей, отрывочных, противоречащих друг другу, разъедающих и без того настрадавшуюся душу. Кто она ныне такая? Зачем и для чего живет? Кому она вообще нужна? Тому, кто растоптал ее мечты и ее жизнь? Или быть может тем, кто ничего не зная о ее плачевной судьбе, живет на родной планете? У нее есть семья, те, кому дорога ее жизнь, не смотря ни на что, те, кто примут ее, что бы она ни совершила. Но она не может туда вернуться и повесить на них свою ничтожную жизнь. День за днем она приходит сюда, просто так, по привычке, касается ладонью стекла и наблюдает за ребенком. И в какой-то момент что-то внутри вдруг дрогнуло, на глазах непроизвольно выступили слезы. И собственная жизнь, до недавнего момента казавшаяся совершенно бесполезной, вдруг обретает смысл. Этот ребенок, так же как и она, покинутый всеми, брошенный на произвол судьбы, никому не нужный. Кем бы ни были его родители, но они оставили его, ради денег или по иной причине, неважно. Он совершенно один в этом огромном мире, так же как и она, но мальчик еще ничего этого не понимает и может счастливо улыбаться и отчего-то хочется, чтобы эта беззаботная улыбка осталась на его губах как можно дольше. - Я могу зайти? – спрашивает Падме, полностью примирившаяся с реальностью. Доктор Рийхар дает добро, она уже достаточно долго наблюдает за своей пациенткой и пусть до сих пор видит некоторые отклонения, знает - ребенку женщина вреда не причинит. Хотя сама доктор все же стоит в дверях, готовая в любой момент вмешаться. Падме заходит в комнату, будто делает шаг в новый, неизведанный мир. Маленький мальчик отвлекается от игры и смотрит на незнакомку проникновенными голубыми глазами, это могло бы вызвать отторжение из-за тут же возникших в голове ассоциаций, но отчего-то хочется улыбаться. Женщина присаживается напротив ребенка и берет в руки игрушки… Больше дни не так безлики и беспросветны, как казалось раньше, теперь в них есть малыш, пусть чужой, теперь это не имеет никакого значения, главное, что он есть. Тот, для кого хочется улыбаться действительно искренне. Постепенно ей позволяют все больше и больше новых ныне открытий еще недавно знакомого до оскомины мира. Времени на самом деле прошло не так уж много, хотя до недавних пор казалось, что прошла целая вечность, жизнь пролетела незаметно, разбившись о стену непонимания, оставив после себя лишь осколки, которые так сложно собрать, да и нужно ли это кому-то? Он все еще рядом и следовало бы поблагодарить хотя бы за это, но на самом деле хочется вспомнить древние обряды родины и проклясть. Почему он все время приходит? Зачем? Что еще между ними осталось? И вот в какой-то момент в ее жизни больше не остается секретов. Реальность, какой бы она ни была, раскрыта, хотя все это так субъективно, впрочем, как всегда. Еще совсем недавно захвативший власть узурпатор убит и на его место приходит ученик, официальный наследник Империи, ее муж… Падме просматривает новости, но никак не реагирует на данное событие, в ее жизни это вряд ли что-то изменит… И вот вновь приходит он, уже пару месяцев как Император, но ее чувства от данного факта ни капли не изменились. - Ты останешься со мной? – после обычных приветствий и вопросов, ответ на которые не важен, спрашивает он. - А у меня есть выбор? – на ее лице чуждая, совсем незнакомая усмешка. Впрочем, уже не в первый раз она выглядит непривычно. - Выбор есть всегда, - отвечает бывший джедай, возможно просто не зная, что еще сказать. Но она действительно ему нужна, просто как человек, разбирающийся во всем том дерьме, в которое он вляпался. - И ты свой уже сделал, - ее голос сочится ядом, словно плевок в лицо. - Как и я свой… Да, она могла отказаться и уйти, вернуться на Набу, а дальше… пустота, так какая разница, где ее встречать? Дома или в императорском дворце? Или ей двигали совсем иные чувства и мотивы? Еще будучи правой рукой Палпатина Дарт Вейдер объявил о том, что у него есть законная супруга, проходящая длительное лечение по состоянию здоровья. О причинах болезни, конечно же, не говорилось. И вот пришел тот день, когда Император и его супруга показались вместе, и в лице нынешней Императрицы многие узнали недавнего сенатора, которая так и не вернулась к прежней работе, по состоянию здоровья. Прекрасная, чудесная, невероятно красивая идеальная пара… как их только не называли. Но в том, чтобы притвориться хорошей картинкой, нет особого труда. Сколько разговоров, обсуждений и предположений витало вокруг. И лишь немногие знали, какова реальность на самом деле. На первый взгляд скромная и тихая женщина оказалась сущим кошмаром. Она не желала и не находила нужным скрывать свои порывы, практически публично высказывая что и о ком думает, много выпивала, что тоже становилось поводом для скандалов. Падме словно нарочно, а может, так оно и было, устраивала все эти представления, не заботясь о том, что о ней скажут. Скорее даже наоборот, с каким-то издевательским удовольствием изучала всевозможные комментарии. Прошло каких-то пять лет, а она, казалось, навсегда застыла, остановившись на одном месте, не желая двигаться дальше. Переполненная скорбью и злостью женщина, что год за годом льет слезы по утраченному. И извечный ее спутник, виновник, мужчина, что покорно следует рядом, не имея возможности или скорее желания что-то изменить.