История Элизабет Блэк. Лёд.

Миновав Торжок, мы ступили на дорогу, ведущую в Гамору, толком не осознавая, что ждет нас впереди. Дождь мерзко барабанил по клеенки, служившей мне плащом и защитой от сырости. Многочисленными струями капли стекали на седло, сумки, вымокшее пузо Оракула, и шумно падали, исчезая в грязных лужах талого снега. Накидка частично спасала от сырости, но ужасно промозглая погода давала о себе знать, отдаваясь дрожью во всем теле. Моя очередь сидеть в коляске, отданной нам на пользование, прошла несколько часов назад, поэтому приходилось терпеть. Тяжелее всего пришлось Вольфгангу, выжимающему свою некогда пышную и непослушную копну волос каждые пять минут, удаваясь при этом разглядывать дорогу, скрывающуюся за сплошной стеной из сырого снега, то тающего до состояния капель, то вновь твердеющего до маленьких игл, хлещущих по лицу. Златоглазый единственный, кто в совершенстве знает дорогу к Гаморе. Вопреки нашим ожиданиям о непроходимых лесах, тысячах распутий и неожиданно оттаявших озерах, затопивших все вокруг, эта самая «дорога на Гамору» была до омерзения прилична и отремонтирована. Вымощенная кирпичом, как и все дороги за Стеной, бледно-желтый цвет дороги изредка попадался в лужах и мелькал меж талых снегов. Энтузиазм хорсов пропал, как и мысли о том, что поездка в Гамору — хорошая идея. А какая она, эта Гамора, место, отданное молодому и глупому Элвину, предпочитающему общество мужчин? Такая же мелкая территория, окруженная стеной, готовой разрушится от каждого чиха или дуновения ветра? Пустые высотки, смотрящий на погрязшие в снегу и мусоре улицы своими выбитыми глазами-окнами, стремящиеся куда-то вверх забросанными ненужным хламом крышами? Его величество Элвин, застрявший в глубине своей бездонной раковины угрюмости, недальновидности и скупости, живет стереотипами, довольствуясь верными людьми, готовыми перегрызть друг другу глотки, когда тот отвернется? Гамора для меня — копия Содома, находящая дальше от нас, с другим предводителем, прячущая свои серые стены за холмом. — Почему я выбрал Содом, так потому что там нет этой херовой горы! — орал каннибал, тяжело поднимаясь по застывающей слякоти, ведя за собой лошадь, упорно отказывающуюся ступать дальше. — Да шевелись ты, кляча! Снег прекратился, выглянуло солнце, вернувшийся морозец приятно пощипывал за щеки, хотя погоду смело можно назвать отвратительной. Шерсть Линарда стояла дыбом, он то и дело мотал головой, вздрагивал ушами и усами, помахивал хвостом, всем видом показывая свое недовольство. Роуз отказывается покидать коляску, заявляя, что выйдет из неё только тогда, когда мы вернемся в Содом. — Вы слишком угрюмо смотрите на всё вокруг, — пыталась разрядить обстановку Лили, её белоснежный мех приобрел грязно-серый цвет. — Ох, как мне важно услышать мнение собаки, прежде жившей в канализации среди крови и грязи, — огрызнулся Вольфганг. — Почему вы так злобно с нами говорите? — Вельвет держался где-то позади, поджав хвост, прижимаясь к Лили. — Мы же ничего такого не сделали… — Заткнись, пока я тебя не ударил! — взъелся златоглазый, вновь избегая ответа на этот вопрос, уже не раз возникавший в нашем обществе. Весь Содом пронизан слухами и шепотками, между стен бегают вопросы, лошади и овцы ржут и блеют, озадаченные поведением Вольфганга. Каннибал ни раз проявлял грубость и пренебрежение к женщинам и детям, не беря во внимание то, что они говорят. Даже Катарина, активно принимающая участие в жизни города, говорящая дельные советы, Лили, делающая уместные замечания, не могут вразумить мужчину. В баре Иуды и Ахдре какие-то умельцы уже поделились друг с другом карикатурами осла, жадно поедающего ослицу, лягающего всех, кто подходит к нему сзади. Верными лишь остаются те, кто всей душой и телом поддерживают культ и идеологию, созданную каннибалом, который, по всей видимости, уже забыл о ней, несмотря на отметку на шее. — Эй, Вольф, — пытаясь отвлечь каннибала, злобно хрустящего пальцами, окликнула я, — сколько ты не был в Гаморе? Знаешь вообще, что там происходит? — Нихрена, — с нескрываемым разочарованием пробурчал мужчина. — Мы договорились, что будем помогать друг другу, раньше мне помощь не нужна была, поэтому клал я на всю Гамору. — Насколько мне известно Гамора нуждалась в помощи какое-то время, — отозвалась где-то сзади Лили. — Вам не приходили подобные запросы, господин Вольфганг? Насколько мне известно из информации, содержащейся в Сумеречной полночи, проблемы у них были серьезны, им даже пришлось обратиться к Руди, — заметив, как судорожно вздрогнул кадык на жилистой шее каннибала, девушка позволила себе сделать соответствующие выводы. — Вы игнорировали их запросы о помощи, не так ли? «В точку», — пронеслось в моей голове. — Что же заставило вас, взрослого опытного мужчину, бросить союзников в сложный час? Не означает ли это то, что вы, господин Вольфганг, поступите таким же образом, если кто-либо из наших союзников попадет в западню? Хотя, насколько нам известно, — она продолжала давить, не сводя с него своих бледно-розовых глаз, — вы уже поступали подобным образом с господином Сальвадором и его людьми… — Хватит! — оборвал её мужчина. — Я не обязан выслушивать это! — он раздраженно махнул рукой. — Будь благодарна тому, что я не вышвырнул вас из города, — обернувшись ко мне, Вольф оскалился, — тебя это тоже касается. Все вы обязаны нам с Пир… — златоглазый замолк, уставившись куда-то вперед. Мы уже поднялись на гору и перед нами раскинулся величественный вид на Гамору, закрывающую солнце… Заходящее солнце отбрасывало яркие оранжевые волны, мягко обволакивающие город. Ветер сдувал огромное серое облако дыма куда-то влево, в сторону Стены. Это место шагнуло на несколько десятков лет вперед, нежели затопленный Содом. Невысокие охранные стены из красного кирпича окружали город, тянущийся куда-то вдаль. Высокие ворота, схожие с теми, что скрывают за собой «Белый лебедь», открыты и с распростертыми объятиями встречают новоприбывших. Спускаться по склону оказалось легче, чем подниматься, исключая тот факт, что всё «растаявшее дерьмо» застыло, вернув нас вновь на каток. Никогда не любила каток. Не понимала, как люди не боятся упасть посреди полчища людей, несущегося на отточенных лезвиях. Странное чувство: дрожат колени, горят щеки, сердце отбивает бешеный так в моей пустой голове, как же неприятно приливает кровь к макушке. Как под гипнозом, мы шли впереди, больше всех спешила Лили, чуть приоткрыв пасть, она рысью стремилась к воротам, время от времени переходя на бег. Недоволен лишь Вольфганг, плетущийся где-то сзади, по всей видимости напуганный видом Гамору. Прошло всего два года, начался Третий, а мы живем будто в начале Первого. — Добро пожаловать в Гамору, — автоматически улыбнувшись, поприветствовал нас охранник в камуфляже, поправляя на ходу красный берет с кокардой в виде шестеренки. На атласной ленте, тянущейся через плечо, поблескивала небольшая металлическая табличка, звонко бренча. — Офицер Ларсон, красная жандармерия, организация Протектор, имеются ли у вас документы? — мы покачали головой. - Нет, так нет, — совершенно спокойно пожал плечами офицер. — Продавать что-либо намерены на территории Гаморы? — Нет, — коротко бросил Вольфганг, наблюдая за таким же офицером, но уже в синем берете, разговаривающем с управляющим небольшого каравана. — Замечательно, вы облегчили жизнь синий жандармерии, — взявшись за пояс, он продолжил, — как представитель жандармерии, я обязан прак…прокон…проконстировать, да блин, — сплюнул юноша, слишком молодой для офицера, — кароче рассказать вам о правилах, установленных в городе. Первое правило, — Ларсон начал считать по пальцам, — вы защищаете себя собственными силами. Второе, — пошел второй палец, — вы имеете полное право покупать то, что вам хочется и делать то, что вам хочется в независимости от возраста, пола и расы, но вести себя в рамках приличия, хотя бы при присутствии красных жандармов, так как они могут пресечь ваше неприемлемое поведение. Проще говоря, захотите кого-нибудь грохнуть, делайте это в закоулках, где нет красных жандармов, — он жестикулировал забинтованной рукой, — тогда никто вам ничего не предъявит. И третье правило, — к двум первым прибавился третий, — территория и здание Консульства нейтральная территория, охраняемая законом аж из самого Облачного города, так что без скандалов там. На этом все, добро пожаловать в Гамору. — Отступив, офицер позволил нам войте в город. Только шагнув за золотистые ворота со спрятанными за огромными глыбами наблюдательных вышек шестеренками и механизмами, сразу же окунулись в суетную жизнь, не прекращающуюся здесь ни на миг. Об этом гласили разъедающие глаза неоновые вывески, так и кричащие ОРУЖИЕ, КУПИ И ДОЖИВИ ДО ЗАВТРА, или же БАР, и еще БАР, а здесь уже что-то новое — ТАВЕРНА, а чуть подальше, куда указывает огромная криво вырезанная из куста жести стрелка МОТЕЛЬ, причем указывает она явно куда-то вверх, в горящие оранжевым окна высоток. Неожиданно ко мне кто-то прикоснулся, не думала, что когда-нибудь рука Линарда заставит меня подскочить. Кот ошарашено смотрел вокруг, чуть вжимая шею, бережно держа в руках уже отдавленный хвост. Лучший вариант — взобраться на лошадь, но куда ехать, и куда уже делись лошади? Движущаяся толпа, как ручей, наткнувшейся на камень, обтекали нас с двух сторон. Я прожила за Стеной несколько месяцев, толкалась на улицах, как и все, но с подобным встретилась впервые за долгое время. Если в Купи-или-Продай или в том же Облачном можно было наткнуться на людей, изредка на котаменов и усмиренных, при этом прекрасно зная о наличии охранников чуть ли не на каждом шагу. Здесь же можно столкнуться с представителями всех мастей, не известных нам ранее: мелькали огромные рога, четырехрукие здоровяки тащили над собой какие-то вещи, стучали копыта и колеса, дергались хвосты, вытягивали шеи гиены, блуждали остроухие усмиренные и какие-то чертовски неприятные люди, с глазами-галактиками. — Куда идем, господа? — забившись в какой-то переулок, спрятавшись от нескончаемой толпы, спросил Линард, усаживаясь на какие-то коробки. — Слышь, Вольф, куда идти-то? — Я почем знаю, — взволнованно ответил каннибал, навалившись на стену. — Меня здесь не было с Первого года, кто ж знал, что этот сукин сын сможет так развиться, — в его руках чиркнула зажигался, от губ пошел едкий дым. — Я могу предположить, что ваш брат не является управителем этого города, — Лили залезла на коляску, внимательно наблюдая за Роуз, пробравшуюся сквозь толпу с круглыми, как блюдца, глазами, в которых читалось презрение, его сухие пальцы брезгливо обхватывали собственные руки. — Это ещё почему? — безразлично поинтересовался Вольф, напряженно разглядывая вдалеке указатели, попутно отыскивая карту города. — Протектор был разработан в Сумеречной полночи, но оказался нестабильным и слишком жестоким, что привело к его роспуску. Они запросто могли захватить город, расправившись с вашим братом, — девушка шумно вдыхала воздух, наполненный разнообразными запахами. — Думаю, следует двигаться вперед. Миновав людную широкую улицу, закоулки которой терялись между домов и уходили вверх, все ближе к неоновым табличкам и вывескам, ближе к нему, к шпилю, к огромному небу, затянутому рыхлыми грузными тучами, потопившими в своей черноте последние проблески уходящего апельсинового солнца. Удивительно, что только свет Шпиля, голубой с фиолетовыми шаровыми молниями, безумно носящимися вокруг, отчетливо виднелся сквозь эту темную небесную вату. Впереди ожидала ещё одна преграда — магистраль или что-то схожее, дорогая, вырытая поперек улицы, встретила нас серыми широкими кирпичами и слякотью. Вдоль неё носились лошади, повозки, хорсы, забрызгивая рабочих, тщетно пытавшихся положить сырые глыбы на песок, занимающий недостроенную часть дороги. — Лоси, чтоб их! — Бесновался Линард, вытирая грязь с лица. Миновать «магистраль» удалось, но не особо удачно. — Лоси там, лоси тут, — бросив недовольный взгляд на Рулета и Стрыгу, намерено прыгнувших в ближайшую лужу, — куда их девать теперь, а? — Спокойно, Катце, у меня проблемы по серьезнее, чем у тебя, — Вольф с горечью вышвырнул в переулок вымокшую пачку сигарет, — ну и на какие шиши я теперь их куплю, эх, — тяжело вздохнув, мужчина пришпорил лошадь. — Как ты меня назвал? — вызывающе бросил кот, прищурив глаз. — Катце? — в ответ получив лишь коварное «хе-хе-хе». Блуждая меж грязных улиц Бесплиточной, скрывающихся за основными домами, нам удалось найти центральную рыночную площадь, увидев её через сквозной проход одного дряхлого домика. Здесь, на Бесплиточной, стоял истинный бродяжий дух, аналогично царивший в Содоме. На растянутых от самого низа до крыш десятиэтажных домов, веревках сушились горы замерзшего, оттаявшего и вновь замерзшего белья, от которого так сильно и так привычно несло хозяйственным мылом, запах стоял на всю улицу. В переулках, около бордюров, на картонках под куртками и клеенками, кашляли и харкались мужчины, женщины, котамэны, люди. Садисты и изверги трудолюбиво перетаскивали тяжелые ящики ближе к рыночной площади. Около ресторанчика, располагавшегося в деревянном домике, высокомерно смотрящим на грязь светом своих теплых желтых глаз, с звучным названием «Париж» терся мужчина, завывая поставленным оперным голосом на всю улицу, под звонкий аккомпанемент гитары. — Давайте уйдем отсюда, — прижавшись как можно ближе к Линарду, преодолевая отвращение, молила Роуз, презрительно глядя на окружение своим опущенным глазом. — Нахера мы сюда вообще приехали… — Прогресс на лицо, — победно произнесла Лили себе под нос, пристально следя за Роуз, — скоро ты избавишься от необоснованной ненависти. — Скоро у меня появится новая накидка на кресло, — злобно пробормотала женщина. Возраст, возрастом, а ведут себя хуже Вельвета. Бесплиточная улица не кончалась, змеей заводя нас в самые жуткие и пугающие переулки Гаморы: исписанные стены и заборы, выбитые окна, разбитые стены, следы колес уводящие всё ниже, и ниже, и ниже. Красные береты жандармов растворились с последними лучами света за нашими спинами, теперь перед нами темные беззаконные улицы, пропахшие мертвецкой тишиной, бетонной пылью и чем-то перченым. — В общем, — объяснял Вольфу мужчина-руководитель какой-то стройки, ведущейся у подножья города, — сейчас вы возвращаетесь назад, доходите до центральной площади, оттуда, — потирая кулаком глаза, залитые сплошным цветом: белый и синий цвета сворачивались в спираль в центре глаза, — оттуда, встав перед часами, поворачиваете налево и идете налево до упора. — Спасибо, — златоглазый облегченно выдохнул, потирая вспотевший лоб, — настроили ведь, сукины дети, тьфу. Казалось, что мы проходили вечность, блуждая по небольшой части города, интересно, в Содоме столько же мест, о которых мы так же ничего не знаем? Тем не менее, вновь миновав улицы, торгашей и жандармов, потеряв при этом немного денег, какой-то мелкий воришка вытащил их и скрылся на мостиках, растянутых через дома. Вокруг центральной площади плотным кольцом возвышались каменные здания с пестрыми цветными гобеленами с всевозможной символикой, а во главе всех этих домов гордо весела массивная деревянная вывеска, гласящая «ЧИСТИЛИЩЕ», по всей видимости какой-то бар. В серую растаявшую лужу упала первая капелька дождя. Стрелка огромных выпуклых, как рыбий глаз, часов, немного треснувших по середине, медленно перешла на цифру 7. Уставшие и сырые, мы заняли одну скамейку, напряженно вглядываясь в то самое «влево», о котором нам твердил представитель еще не известной мне расы. В этом «влево» не было ничего кроме домов и заброшенных трамвайных путей. Дождь. Зимой. Он мерзко попадал за воротник, будоража продрогшее тело. Роуз спряталась в повозке, подальше от всех. Вельвет, с присущим ему оптимизмом и любопытством, вглядывался в лица прохожих, лез к ним: люди и котамэны в приличных костюмах шарахались, угрожая жандармами, другие расы с удовольствие разговаривали, предлагали ему выпить, восхищаясь столь странным видом Ликан. Вольвганг и Линард, как родные братья, сгорбившись сидели на скамейке, подпирая головы левой рукой, держа в правой тлеющую сигарету. Картина маслом. Мда уж. — Господа! — раздался радостный голос Лили с этого ненавистного «влево», волчица вышагивала по лужам в компании какого-то не очень доброжелательного мужчины. — Собирайтесь, нас доведут до Консульства. Нужно только сесть на трамвай, — будто поставив точку, девушка резко поставила лапу в лужу.