История Элизабет Блэк. Лёд.

      Холод сырого камня обжигал поясницу, когда я очнулась в привычном для себя мире или, как называл его Винсент, Сознании. Немного пошатываясь, мне удалось встать и оглядеться, неужели что-то новое. Костяная пустыня сменилась бесконечной водой, тянущейся во все стороны. Серое море было затянуло беловатой дымкой, в воздухе стоял запах ледяной соленной воды. Каменный кусок платформы, на которой я стояла, был неровный, довольно причудливой формы с резкими острыми углами. Абсолютный штиль, небо затянуто дымчатой пеленой, какая бывает в пасмурное осенние утро.       Тишину нарушил мягкий, немного удивленный и, как всегда, напуганный голос Лесли: - Блэк? - Я обернулась на голос. - Неужели это ты?! - Лицо юноши озарила счастливая, немного печальная улыбка. - Я, я так скучаю по тебе! - Чуть ли не со слезами он бросился на меня, крепко обняв. - Лесли... - Я рыдала, уткнувшись в его плечо, несмотря на своих новых приятелей, мне не хватало того дурдома, творящегося, хах, дома. - Поверить не могу, что это ты, что ты в порядке... - Я прижимала его к себе все сильнее и сильнее. - Я рисовал, много рисовал, я не знаю, что это такое, но ты должна их увидеть, мы посчитали, что ты обязана их увидеть! Посмотришь их, посмотришь? - Топая на месте, как ребенок, требующий новую игрушку, спросил Лесли. - Конечно, - я кивнула, изредка всхлипывая, - покажи мне свои рисунки. - Вижу этот образ тебя растрогал, - прошептал около уха Винсент, - правда не думал, что он так сильно на тебя подействует. - Демон вытирал слезы с моих щек, приняв довольно неприятный для моего сердца образ, образ Блейка. - Я тебя ненавижу и презираю, Винсент, ненавижу и презираю. - Обойдя его, я подошла к Лесли, гордо вручившему мне пару листов с рисунками. - Что ты нарисовал на этот раз, м? - Мне было страшно, но в тоже время интересно посмотреть на рисунки. С одной стороны я хотела узнать правду, с другой — опасалась её, ведь его первое и последние предсказание, которое я видела...сбылось. - Если я сойду с ума, будешь за это в ответе, - погладив по голове юношу, я начала всматриваться в рисунки.       Как всегда великолепные художества, сотворенные простым карандашом. Не думала, что на столь небольшом альбомном листе может вместиться столько лиц и столько действий.       Лесли нарисовал то, что никогда не видел и вряд ли увидит в своей жизни - «Белый лебедь». Огромный зал, в котором и будет проводиться главное новогоднее мероприятие. В углу около винтажных окон, тянущихся чуть ли не до самого поля, заняла свое место огромная ветвистая голубая ель, украшенная гирляндами, игрушками и конфетами, как на обычный новый год. Множество столов с закусками, расставленными на белоснежных скатертях, складками падающих на пол. На потолке золотой канделябр неописуемых размеров, даже не понимаю, как я поняла, что он золотой. На стенах мелькают подсвечники, так же сделанные из золота, в углу красовался рояль. Наверное, я специально отвлекаюсь на интерьер, так как боюсь увидеть действие, происходящее в середине зала.       В самом конце растянулась импровизированная сцена. С одной из её сторон оборотень, одетый в роскошный фрак, и волчица в не менее роскошном платье охраняли маленького лопоухого мальчика, смеющегося над труппой актеров, скачущей перед ним. Среди актеров были и женщины, и мужчины, нацепившие на себя маски всевозможной зверья: медведей, лисиц, уток, не считая козла в цилиндре.       Девушку в маске лисицы за руки тянул в одну сторону юноша в маске зайца, когда в противоположную сторону за подол платья ее тащили две рыси со сцепленными крыльями. Как-то мне не по себе от этого.       С другой стороны сцены одиноко стоял мужчина. От его конечностей тянулись вверх тонкие нити, будто он марионетка, а его кукловод скрывается где-то во тьме.       С той же стороны, но уже около сцены собралась небольшая толпа: свинья в дублете, в окружении обнаженных женщин, пожирала собственного поросенка; перекаченный стероидами бык грустным взглядом осматривал все вокруг, почесывая копытом за ухом; осел с небольшой эспаньолкой отгонял от себя двух молодых бычков, которые протыкали его своими рогами; ухмыляющийся тигр с бородкой, усами и пенсне из черепашьего панциря держал за хвост мартышку в вульгарном платье, которая пыталась выскочить из его лап.       Какой-то странный тигр, удивительно, что среди этого скота и волков есть представитель кошачьих, нигде ранее я не встречала чего-то подобного. Мне показалось, что Лесли как-то выделил этого тигра, что-то в нем было не так. Спустя минуту я поняла, что его прищуренный коварный взгляд был направлен вовсе не в сторону мартышки, а в сторону белого волка. Какая-то смешинка была в его холодных и чересчур умных глазах.       По середине зала находился тот самый белый волк, на которого был устремлен взгляд тигра. Зверь с тоской и сожалением перекусывал горло трехлапой собаке, из пасти которой вытекало что-то черное и вязкое, по консистенции напоминающие нефть. Я по-прежнему удивляюсь, как Лесли удается так рисовать.       Около белого волка сидел черный волк, смотрящий куда-то в открытое окно, в котором мелькнула связка медальонов, врученных мне Джеромом. Медальоны! Точно! Надо будет проверить, не забыла ли я взять их с собой. Очевидно, что это был Блейк, а мелькающие медальоны означали только одно — сэр Грейсон принял мое приглашение, ну, я надеюсь, что это будет так.       Еще пять минут я рассматривала рисунок, чтобы окончательно убедиться, что не упустила ни одной мельчайшей детали, которая может нести в себе больший смысл, чем весь рисунок. Ничего подозрительного я больше не увидела, не считая этого зловещего смеющегося тигра. - Ну, допустим, я поняла смысл этого рисунка, но может расскажешь мне, что это за тигр и домашний скот, сидящий вот тут? - Я показала на рисунок, спрашивая демона, хах, думала, что он мне ответит. - Ты должна сама обо всем догадаться, я не имею права вмешиваться. - Последовал ответ. - Сука ты. - Я взяла второй рисунок.       Небольшая комнатка заставленная шкафчиками и бочками, по всей видимости это какой-то склад, но, в отличии от обычного склада, там было деревянное винтажное окно, выходящее на прекрасную каменную стену, и чайный столик с парой аккуратных кожаных кресел, почему-то они представлялись мне темно-бордовыми.       Приглушенный свет, на полу лежат две маски, пара пустых бокалов на столе, около окна слились в поцелуе два силуэта. Опять? Да кому это надо?! Я, конечно, привыкла, что Дэм считает меня шлюхой, но это уже ни в какие ворота. Если подобное считается предсказанием, то я против и всеми силами постараюсь избежать этого. Зачем мне это, тем более этот чертов демон опять начнет пилить меня и орать: «Это тело принадлежит мне! Никто не должен касаться его кроме меня!», а мне и без этого вполне хорошо живется.       Мне было противно, противно за себя, за свое поведение, это неприлично и мерзко. Поэтому, сгорая от стыда и подавляя желание разорвать рисунок в клочья, я взяла третий рисунок и сразу же уткнулась в него, не задавая лишних вопросов Винсенту, он все равно не ответит.       А вот это уже...интересно, наверное. Почти полностью закрашенный лист, что даже с обратной стороны видно абсолютно черный фон. Черный фон, на котором светятся клыкастые улыбки. Причем ни одна, ни две, а несколько сотен улыбок, уходящих куда-то в глубину рисунка. Очередная загадка, довольно пугающая загадка, ну что ж, что предначертано, то не избежать — все, что я могу сказать по этому поводу. Как говорится: «Дальше — интереснее!». - Мда уж, не скажу, что это мне что-то дало... - Протянула я, отдавая рисунки Винсенту. - Но раз ты пришел, то это важно. - Всему свое время, Блэк. Всему свое время... - Ответил мне Винсент.       Проснулась я в кромешной темноте, с силуэтом смеющегося тигра перед глазами и жуткой болью в шее и без того пострадавшем глазу.       Алекс любезно ударила меня локтем в слепой глаз, когда переворачивалась на другой бок, а не менее любезный Уильям, навалившись на меня своей тушей, пускал слюни около моей шеи, обжигая кожу своим горячим дыханием.       Да жу, тесно, как в бочке сардин. Одну из рук, скрывшуюся где-то под рыжим, я уже не чувствовала, ноги сплетены в узел и, о боже, придавлены Арчибальтом.       В таком положении мне пришлось проваляться с двух ночи до самого рассвета, наступившего только в восемь утра. У меня было предостаточно времени, чтобы обдумать приснившийся сон и избавиться от надоедливого изображения смеющегося тигра в моей голове.